Василий Шукшин: Рассказы - Василий Шукшин 28 стр.


"Как живые", подумал старик. С трудом поднялся, взял бутылку и пошел к шалашу. А там, у шалашика, сидят на пеньке старик в шляпе и с палочкой. Покуривает,

 Доброго здоровья, приветствовал старик в шляпе. Увиделчеловек, присел отдохнуть. Возражений нет?

 Чево ж?  сказал Анисим. Давай сюда, тут все же маленько не так жарит.

 Жарко, да. Старик в шляпе вошел тоже в шалашик, сел на траву.Жарковато.

"В добрых штанах-то зеленые будут",  подумал Анисим.

 Хошь, садись со мной?  пригласил он.

 Спасибо, я поел недавно. Старик в шляпе внимательно смотрел на Анисима, так что тому даже не по себе стало. Косишь?

 Надо. Нездешний, видно?

 Здешний.

Анисим глянул на гостя и ничего не сказал.

 Не похож?

 Пошто? Теперь всякие бывают. Анисим захрумкал огурцом И уловил взгляд гостя: тот смотрел на нехитрую крестьянскую снедь на тряпочке. "Хочет, наверно".

 Подсаживайся, еще раз сказал он,

 Ешь, тебе еще полдня работать. Робить.

 Да хватит тут!

Городской старик снял шляпу, обнаружив блестящую лысину, придвинулся, взял огурец, отломил хлеба.

 У тебя газеты нету?  спросил Анисим.

 Зачем?  удивился гость.

 Иззеленишь штаны-то. Штаны-то добрые.

 А-а Да шут с ними. Ах, огурцы!..

 Што?

 Объеденье!

 Здешний, говоришь Откуда?

 Тут, близко

Не верилось Анисиму, что гость из этих местне похоже действительно.

 Сейчас-то я не здесь живу. Родом отсюда.

 А-а, Погостить?

 Побывать надо на родине Помирать скоро. Ты из какой деревни-то?

 Лебяжье. Вот по этой дороге

 Один со старухой живешь?

 Ага.

 Дети-то есть?

 Есть. Трое. Да двоих на войне убило.

 Где эти трое-то? В городе?

 Один в городе, Колька. А девахи замужем Одна в Чебурлаке, за бригадиром колхозным, другаята подальше. Не сказал, что другая замужем не за русским. Была Нинка-то по весне Ребятишки большие уж.

 А Колька-то в каком городе?

 Да они в городе, и не в городе: работа у ево какая-то непутевая, вечно ездит: железо ищут,

 А какой город-то?

 В Ленинграде. Пишет нам, деньги присылает Так-то хорошо живет. Хочет тоже приехать, да все не выберется. Может, приедет.

Городской старик отпил немного молока, вытер платком губы.

 Спасибо. Хорошо поел.

 Не за што.

 Косить пойдешь?

 Нет, обожду маленько. Пусть свалится маленько.

 Колька-то с какого года?  спросил еще гость.

 С двадцатого. Тут только Анисим подумал: "А чего это он выспрашивает-то все?" Посмотрел на гостя.

Тот невесело как-то, но и не так чтобы уж совсем печально усмехнулся.

 Вот так, земляк, сказал.

"Чудной какой-то, подумал Анисим. Старыйчудить-то".

 Здоровьем-то как?  все пытал городской.

 Бог милует пока Голова болит. У нас полдеревни головами маются, молодые даже.

 Из родных-то есть кто-нибудь? Братья, сестры

 Нет, давно уж

 Умерли?

 Сестры умерли, брат ишо с той войны не пришел.

 Погиб?

 Знамо, Пошто с войны не приходят?

Городской закурил. Синяя слоистая струйка дыма потянулась к выходу. Здесь, в шалаше, в зеленоватой тени, она была отчетливо видна, а на светлой воле сразу куда-то девалась, хоть ветеркани малого дуновенияне было. Звенели кузнечики; посвистывали, шныряя в кустах, птахи; роняли на теплую грудь земли свои нескончаемые трели хохлатые умельцы.

По высокой травинке у входа в шалаш взбиралась вверх божья коровка. Лезла упорно, бесстрашно Старики загляделись на нее. Коровка долезла до самого верха, покачалась на макушке, расправила крылышки и полетела как-то боком над травами,

 Вот и прожили мы свою жизнь, негромко сказал городской старик. Анисим вздрогнул: до странного показалась знакомой эта фраза. Не фраза сама, а то, как она была сказана: так говорил отец, когда задумывался,с еле уловимой усмешкой, с легким удивлением. Дальше он еще сказал бы: "Мать твою так-то", Ласково.

 Не грустно, земляк?

 Грусти не грустишто толку?

 Што-то должно помогать человеку в такое время?

 У тебя болит, што ль, чего?

 Душа. Немного. Жалко не нажился, не устал. Не готов, так сказать.

 Хэх!.. Да разве ж когда наживесся? Кому охота в ее, матушку, ложиться.

 Есть же самоубийцы

 Это хворые. Бывает: надорвется человек, с виду вроде ничего ишо, а снутри не жилец. Пристал.

 И не додумал чего-то А сам понимаю, глупо: что отпущено было, давно все додумал.  Городской помолчал.  Жалко покоя вот этого Суетился много. Но место надо уступать. А?

 Надо. Хэх!.. Надо.

 А так бы и пристроился где-нибудь, чтоб и забыли про тебя, и так бы лет двести! А?  Старик засмеялся весело. Что-то опять до беспокойства знакомое проскользнуло в немв смехе. Чтоб так и осталось все. А?

 Надоест, поди.

 Да вот все никак не надоест!

 А ты зараньше не думай про еене будешь страшиться. А придетну придет Сколько там похвораешь! В неделю люди сворачиваются,

 Да.

 Ты вот вперед загадываешь, а я беспречь назад оглядываюсьтоже плохо. Расстройство одно.

 Вспоминаешь?

 Но.

 Это хорошо.

 Хорошо, а все душу тревожишь. Зачем?

 Нет, это хорошо. Что же вспоминается? Детство?

 Большедетство.

 Расскажи чего-нибудь! Хулиганили?

 Брат у меня был, Гринька, тот прокуда был. Анисим улыбнулся, вспомнив. Откуда чево бралось!.. И на войне-то, наверно, вперед других выскочил

 Что же он вытворял?  живо заинтересовался городской старик.Расскажи-ка.., Пожалуйста, пока отдыхаешь.

 Хэх!..  Анисим покачал головой, долго молчал.  Шельма был Один раз поймал нас у себя в огороде сосед наш, Егор Чалышев, ну, выпорол. За дело, конечно: не пакости. Арбузишки-то зеленые ишо, мы их больше портили, чем ели. Ночью-то не видно: об коленку евокуснешь, зеленыйв сторону. Да. Выпорол с сердцем. Потом ишо отец добавил. Гриньку злость взяла. И чево придумал: взял пузырь свинячийсвинью тогда как раз резали,  растер ево в золе Знаешь, как пузыри-то делают?

 Знаю.

 Вот. Высушил, надул, нарисовал на ем морду страшеннуюАнисим засмеялся.  Где он такую харю видал?.. Ну, дождались мы ночи, подкрались тихонько к Егору на крыльцо, привязали за веревочку к верхнему косяку пузырь тот Утром Егор открыл дверь-тои на улицу выходит, а ему прям в лицо харя-то эта глянула.,, Мужик чуть в штаны не наворотил. Захлопнул дверь, да в избу. Да давай в трубу орать: "Караул! У меня черт на крыльце!"

Городской старик громко захохотал. До слез досмеялся

 Трухнул мужичок. А? Ха-ха!..

 Да, так Егора потом и звали: "Егорка, черт на крыльце".

А раз-мы уж побольше были-на покосе тоже Миколай Рогодин-хитрый был мужик, охотник до чужогои говорит вечером: "Гринька,  говорит,  подседлай какого-нибудь коня, хошь моева, дуй в деревню, насшибай кур у кого-нибудь. Курятинки охота". Гринька недолго думая подседлал коняи в деревню. Через недолго время привозит пяток кур с открученными головами. Мы все радешеньки. Заварили их туг же Ну и умели в охотку. А Миколай ел да прихваливал: молодец, мол, Гринька! А Гринька ему: "Ешь, дядя Миколай! Ешь, как своих".

Оба старика от души посмеялись. Городской закурил.

 Поматерился же он потом!.. А што сделаешьсам послал.

 Да Городской старик вытер глаза. Задумался.

Долго молчали, думая каждый свое, А жизнь за шалашом все звенела, накалялась, все отрешеннее и непостижимее обнажала свою красу под солнцем.

 Ну, пойду с богом сказал Анисим. Маленько вроде схлынуло.

 Жарко еще

 Ничево.

 Корову-то обязательно надо держать?

 Как же?

Анисим взял литовку, подернул ее бруском Поглядел на ряды кошенины-неплохо с утра помахал. А городской старик смотрел на него Внимательно. Грустно.

 Ну, пойду, еще раз сказал Анисим.

 Ну, давай,  сказал городской.  Ну и прощай,  Посмотрел еще раз в самые глаза Анисиму, ничего больше не сказал, пожал крепко руку и скоро пошел в гору, к дороге. Вышел к дороге, оглянулся, постоял и пошел. И опять пропал за поворотом.

Старик косил допоздна.

Потом пошел домой.

Дома старуха с нетерпениемвидно былождала его.

 К нам какой-то человек приезжал!.. сказала она, едва старик показался в воротчиках. На длинной автонобиле. Тебя спрашивал. Где, говорит, старик твой? Анисим сел на порожек, опустил на землю узелок свой

 В шляпе? Старый такой

 В шляпе. В кустюме такой Как учитель.

Старик долго молчал, глядя в землю, себе под ноги. Теперь-то вот и вспомнилась та странная схожесть, что удивила давеча днем. Теперь-то она и вспомнилась! Только Неужели же?!

 Не Гринька ли был-то? Ты ничево не заметила?

 Господь с тобой!.. С ума спятил. С тово света, што ли?

С бабой лучше не говорить про всякие догадки душине поймет. Ей, дуре, пока она молодая, неси не стыдись самые дурацкие словаверит; старойскажи попробуй про самую свою нечаянную думусам моментально дураком станешь.

 Уехал он?

 Уехал. Этто после обеда пошла

"Неужто Гринька? Неужто он был?"

Всю ночь старик не сомкнул глаз. Думал. К утру решил: нет, похожий. Мало ли похожих! Да и что бы ему не признаться? Может, душу не хотел зазря бередить? Он смолоду чудной был

"Неужто Гринька?"

Через неделю старикам пришла телеграмма:

"Квасову Анисиму Степановичу.

Ваш брат Григорий Степанович скончался двенадцатого. Просил передать. Семья Квасова".

Брат был. Гринька.

Жена мужа в Париж провожала

Каждую неделю, в субботу вечером, Колька Паратов дает во дворе концерт. Выносит трехрядку с малиновым мехом, разворачивает ее, и:

А жена мужа в Париж провожала,

Насушила ему сухарей

При игре Колька, смешно отклячив зад, пританцовывает.

Тара-рам, тара-рам, тара та-та-ра рам,

Тари-рам, тари-рам, та-та-та

Старушки, что во множестве выползают вечером во двор, смеются. Ребятишки, которых еще не загнали по домам, тоже смеются.

А сама потихоньку шептала:

«Унеси тебя черт поскорей!»

Тара-рам, тара-рам, та-та-ра-ра

Колькаобаятельный парень, сероглазый, чуть скуластый, с льняным чубариком-чубчиком. Хоть невысок ростом, но какой-то очень надежный, крепкий сибирячок, каких запомнила Москва 1941 года, когда такие вот, ясноглазые, в белых полушубках, день и ночь шли и шли по улицам, одним своим видом успокаивая большой город.

 Коль, цыганочку!

Колька в хорошем субботнем подпитии, улыбчив.

 Валю-ша, зовет он, подняв голову. Брось-ка мне штиблетыцыганочку товарищи просят.

Валюша не думает откликаться, она зла на Кольку, ненавидит его за эти концерты, стыдится. Колька знает, что Валюша едва ли выглянет, но нарочно зовет, ломая голос"по-тирольски", чем потешает публику.

 Валю-ша! Отреагируй, лапочка!.. Хоть одним глазком, хоть левой ноженькой!.. Ау-у!..

Смеются, поглядывают тоже вверх Валюша не выдерживает: с треском распахивается окно на третьем этаже, и Валюша, навалившись могучей грудью на подоконник, свирепо говорит:

 Я те счас отреагируюкастрюлей по башке, кретин!

Внизу взрыв хохота; Колька тоже смеется, хотя Странно это: глаза Кольки не смеются, и смотрит он на Валюшу трезво и, кажется, доволен, что заставил-таки сорваться жену, довел, что она выказала себя злой и неумной, просто дурой. Колька как будто за что-то жестоко мстит жене, и это очень на него непохоже, и никто так не думаетпросто дурачится парень, думают.

К этому времени вокруг Кольки собирается изрядно людей, есть и мужики и парни.

 Какой размер, Коля?

 Фиер цванцихьсорок два.

Кольке дают туфли (он в тапочках), и Колька пляшет Пляшет он красиво, с остервенением. Враз становится серьезным, несколько даже торжественным Трехрядка прикипает к рукам, в меру помогает цыганочке, где надо молчит, работают ноги. Работают четко, точно, сухо пощелкивают об асфальт носочкикаблучки, каблучкиносочки

Опять взвякивает гармонь, и треплется по вспотевшему лбу Кольки льняной мягкий чубарик. Молчат вокруг, будто догадываются: парень выплясывает какую-то свою затаенную горькую боль. В окне на третьем этаже отодвигается край дорогой шторыВаля смотрит на своего "шута". Она тоже серьезна. Она тоже в плену исступленной, злой цыганочки. Три года назад этой самой цыганочкой Колька "обаял" гордую Валю, больше гордую, чем Словом, в такие минуты она любит мужа.

Познакомился сибиряк Колька с Валюшей самым идиотским способомзаочно. Служил вместе с ее братом в армии, тот показал фотографию сестры Сразу несколько солдатских сердец взволновалосьВаля была красивая. Запросили адрес, но брат Валин дал адрес только лучшему своему корешуКольке. Колька отправил в Москву свою фотографию и с фотографиеймного "разных слов". Валя ответила Завязалась переписка. Коля был старше Валиного брата на год, демобилизовался раньше, поехал в Москву один. Собралась вся Валина роднясмотреть Кольку. И всем Колька понравился, и Вале тоже. Смущало, что у солдатика пока что одна душа да чубчик, больше ничего нет, а главное, никакой специальности. Но решили, что это дело наживное. Так Коля стал москвичом, даже домой не доехал, к матери,

Стали они с Валюшей жить-поживать, и потихоньку до них стало доходить, что они напрочь чужие друг другу люди. Но было поздно: через год у них народилась дочка Нина, хорошенькая, круглолицая, беленькая Колька понял, что он тут сел намертво. Им сообщароднейкупили двухкомнатную кооперативную квартиру (родные Вали все потомственные портные, и Валя тоже классная портниха). Колька много раз менял место работы, но вездесто, от силы сто двадцать рублей. А Валя имела до трехсот чистыми. Она работала телеграфисткой: сутки работает, двое домашьет.

Горе началось с того, что Колька скоро обнаружил у жены огромную, удивительную жадность к деньгам. Он попытался было воздействовать на нее, что нельзя же так-то уж, но получил железный отпор.

 У нас в деревне и то бабы не такие жадные

 Заткнись со своей деревней, посоветовала Валя. Ехай туда, кому ты здесь нужен!

"Ну и влиптерзался изумленный Колька.  Как влип!"

Он был парень не промах, хоть и "деревня", сроду не чаял и не гадал, что судьба изобразит ему такую колоссальную фигу. В армии он много думал о том, как он будет жить после демобилизации: во-первых, закончит десятилетку в вечерней школе (у него было девять классов), во-вторых И в-третьих, и в-четвертыхвсе накрылось. Первый год он мыкался в поисках подходящей работысам того не сознавая, он, оказывается, искал работу, которая бы подходила не ему самому, а жене Вале, таковой не подыскал, махнул рукой, остался грузчиком в торговой сети. Потом родилась дочка, и все свободное время он должен был отдавать ей, так как скупая Валя не наняла старушку, которая бы хоть гуляла с девочкой. Сама же шила, шила, шила. Десятилетка Колькина лопнула. Колька вечером сажал дочку на скамеечку во дворе и играл ей на гармошке и пел кривляясь:

Моя мечта не струйка дыма,

Что тает вдруг в сиянье дня;

Но вы прошли с улыбкой мимо

И не заметили меня.

Дочка смеялась, а Кильке впору было заплакать злыми, бессильными слезами. Он бы и уехал в деревню, но как подумает, что тогда он лишится дочери, так Нет, это было выше сил, будь они хоть трижды сибирские -" крепкие, способные вынести много. Все что угодно, только не это.

Полгода назад приезжала к ним мать Колькина, Валя приняла ее вежливо, но мать все равно боялась ее, лишний раз боялась ступить по квартире, боялась внучку на руки взять Колька исказнился, глядя на мать. Когда они остались одни, он упрекнул ее:

 Мам, ты че это?

 Че?

 Да какая-то внучку на руки даже не взяла.

 Да боюсь я, сынок, че-нибудь не так сделаю.

 Ну, ты уж какая-то

 Да ниче, че ты? Посмотрела воти слава богу. Хорошо живешь-то, сынок, хорошо. Куда с добром!.. Слава те, господи! И живи. Она бабочка-то ниче, с карахтером, правда, но такая-то лучше, чем размазня кака-нибудь. Хозяйка. Живите с богом, Так и уехала мать с мыслью, что сын живет хорошо.

Когда супруги после ее отъезда поругались из-за чего-то, Валя куснула мужа в больное:

 Что же мамочка-то твоя?.. Приехала и сиди-ит, как это Ни обед ни разу не сготовила, ни с внучкой не погуляла Барыня кособокая.

Колька впервые тогда шваркнул жену по загривку. Она, ни слова не говоря, умотала к своим. Колька взял Нину, пошел в магазин, выпил, пришел домой и стал ждать. И когда явились тесть с тещей, вроде не так тяжко было толковать с ними.

Назад Дальше