- Не брошу, - пообещала Анфиса и пожала ему руку.
- Ох, деточки, - сказал он, глядя на Васю, стоящего у окна, - если б мы знали, что вы нам такой опорой будете, ни минуты бы не сомневались. Спасибо вам, Вася, Анфиса
Это были его последние слова.
Первое, что сделал Вася после его похороноплатил Алисе очередной год в университете. После он поставил памятники на их могилы, и теперь они старались не поминать Заваркиных-старших без повода: чувствительная Алиса тут же принималась плакать.
- Я слышала у тебя сегодня большой день, - Алиса многозначительно приподняла брови, - точнее, большая ночь.
- О да, - саркастично ответила Анфиса, - буду доказывать, что я не хлам.
- Ты не хлам, - Алиса кивнула для пущей убедительности.
Анфиса улыбнулась и уселась по-турецки на барной стойке.
- Почему тебя все время тянет на верхотуру забраться?спросила ее Алиса, - ты кошка?
- Почему ты все время бегаешь и хохочешь?парировала Анфиса, - ты ведьма?
Алиса улыбнулась. Улыбка у нее была чудесная: жемчужные зубки, ямочки на щеках, алая помада, которая действительно ей очень шла.
- Тебе с эпиляцией помочь?спросила Алиса, подавая ей тонкую фарфоровую чашку.
- Нет, выдирание волос не вписывается в мой хитрый план, - улыбнулась Заваркина и отхлебнула глоток кофе, крепкого и черного как смоль, - потому что как раз этого он от меня и ждет.
- Действительно, делать то, чего от тебя ждутэто отвратительно. И это не сарказм
- Деньги, кстати, у Васьки, - вспомнила Анфиса. После смерти Алисиных родителей, они «подкармливали» ее, как и обещали. А она придумала им шутку про франшизу и называла свою маленькую семью «Заваркины Инкорпорейтед».
- А сам Васька где?
- Внизу. Делает вид, что работает.
- Ладно, - улыбнулась Алиса, - удачи тебе!
Анфиса, не отрываясь от кофе, подняла вверх крепко сжатый кулак, на что Алиса засмеялась и выпорхнула из квартиры.
Заваркина знала, что ее брат появится лишь тогда, когда ночь над городом станет плотной и чернильно-синей. Так оно и случилось: Вася робко замаячил в дверном проеме, когда на улице зажглись фонари.
Анфиса не включала свет. Она не сменила свой халат на что-то более сексуальное и даже не подумала нанести макияж.
- Мне, между прочим, страшно, - сказал Вася. По голосу было слышно, что он улыбается.
- Иди сюда, - шепнула ему Анфиса.
- Что мы будем делать?
Анфиса с некоторой долей удивления разглядывала его: он медленно присел на краешек кровати и очень осторожно погладил ее по голой коленке.
- Мы будем заниматься сексом, - заговорщицки прошептала Анфиса, - я думала, что предупредила тебя
- Прекрати издеваться, - вспылил Вася, - к чему мне быть готовым? Огромные змеи? Мясные крюки? Жидкий латекс с трубочками для дыхания?
- Никаких фокусов, только чувства, - прошептала Анфиса, - ты же этого хотел?
Она потянула его за руку и он, все еще нерешительный, позволил себя увлечь. Упав на спину посреди их широкой кровати, она обвила его ногами и принялась гладить руками его мускулистую спину под футболкой, задирая ее все выше и выше, пока та, вывернутая наизнанку, не упала на пол. Ее рука легко справилась с молнией ширинки, скользнула в джинсы и, нащупав его набухающий член, пробежалась по нему кончиками пальцев. Он аккуратно стянул с себя стесняющие движения штаны и легко скользнул в нее. Анфиса изогнулась, тихонько застонала и прижала свою шею к его губам.
- Ты такая нежная... - шепотом удивился он.
- Тебе все равно никто не поверит, - улыбнулась Анфиса и провела кончиком языка по его верхней губе.
Когда им было лет по десять, Вася часто засматривался на ее рот. Ему казалось, что однажды, когда он коснется его своими губами, земля под ними разверзнется и их проглотит землетрясение. Почти так всё и произошло.
Тем летом Анфисе должно было исполниться шестнадцать. Вася принес своим девчонкам свежую малину, купленную у какой-то бабульки и Алиска, никогда не отличавшаяся аккуратностью, немедленно перепачкала лицо, руки, платье и даже коленки. Но у Анфисы только губы были тронуты малиновым соком и выглядели будто покусанные. Вася тогда, повинуясь неведомому порыву, провел пальцем по ее верхней губе, притворяясь, будто хочет стереть эти ягодные следы. Анфиса робко посмотрела на него, испугавшись столь неожиданной близости, и Вася вдруг понял, что не сможет скрыть от нее свою эрекцию. И они, два смущенных подростка, стояли и смотрели друг на друга, не зная, что предпринять. Первой решилась Анфиса: она сделала крохотный шажок ему навстречу и, привстав на цыпочки, осторожно провела кончиком языка по его верхней губе.
Точь-в-точь как сейчас. В его голове будто взорвалась плотина, сдерживающая воспоминания: и вкус ее губ, и малиновый аромат, мельком пощекотавший ноздри, и хитрый взгляд маленькой женщины, впервые попробовавшей свои чары на мужчине. Воспоминания затопили ночную комнату, закрутили-завертели их тела в водовороте бесстыжих образов, которые возникли в их маленьких мозгах во время первого взрослого поцелуя.
- Ты помнишь? - спросил Вася. Он был и смущен, и растроган, и хотел ее так, как будто им снова было шестнадцать.
- Конечно, - выдохнула она.
В косой полоске искусственного света, упавшей из окна на ее лицо, он разглядел ту, которую любил больше жизни и ту, что так же любила его: шестнадцатилетнюю девчонку, запертую в теле взрослой женщины, прячущуюся за масками из страха быть пойманной на слабости. Ее глаза впервые за долгое время не смотрели на него равнодушно. В них не было ни похоти, ни дьявольского огонька, ни желания доминировать. Только чистое и незамутненное «я тебя люблю».
- Ты победила, - прошептал он и, не имея больше сил для отсрочки блаженства, задвигался быстрее, и быстрее, и быстрее. Анфиса хрипло закричала и впилась короткими ноготками в его упругие ягодицы. В момент, когда Васе начало казаться, что их тела вошли в резонанс, он, повинуюсь порыву, подхватил ее на руки и встал на колени на кровати. Она издала протяжный стон и, расслабленная, стекла с его рук к его ногам. Его сперма оставила на ее теле блестящую полоску, которую никто из них не заметил.
- Господи, как хорошо... - прошептала Анфиса.
- Почему мы раньше такого не делали? - поинтересовался Вася, обессилено падая рядом с ней.
Она улыбалась.
- Ладно, сдаюсь, - притворно вздохнул Вася, - ты меня любишь. Довольна?
- Ага, - рассмеялась Анфиса и забралась на него сверху.
- Ты теперь всегда такая будешь? - поинтересовался Заваркин, пытаясь скрыть жалкую мольбу, которая слышалась в этой фразе.
- Нет. Завтра приму свой обычный угрюмый вид, так что спеши воспользоваться моментом.
Неловко кувыркнувшись, он опрокинул ее на спину и принялся целовать куда попало. Она смеялась и гладила его по лысой голове, мощной спине и даже, расшалившись, шлепнула по попе. Вдруг Вася затих и прижал Анфису к себе что было сил. Обычно в таких ситуациях, уткнувшись ему в грудь и оставшись без доступа кислорода, она демонстративно крякала, как Дональд Дак, или принималась лупить по нему, как утопающий по воде. Но сейчас, этой волшебной ночью, она точно так же прижалась к нему всем телом.
Этот рассвет они встретили, не выпуская друг друга из объятий.
Глава шестая
На этот раз секретарша разговаривала с ней вежливо и уважительно. В ее голосе не слышалось ни намека на требование «явиться», «предстать немедленно пред начальственными очами» или на «явка обязательна». Она назвала ее по имени-отчеству и ласково спросила, не найдется ли у нее, Зульфии, минутка, чтобы заскочить проведать вице-губернатора Барашкина, заведующего информационной политикой в регионе.
Зуля не знала, к чему готовиться. Скандальная статья давно отшумела свое, в Дубном дали воду, мир был восстановлен. Чего еще хотел от нее Барашкин?
Зульфия зашла в его прохладный кабинет, прошлась по ковру, укравшему звук ее шагов, выдвинула из-под приставного стола тот же стул, на котором сидела в прошлый раз, осторожно уселась и посмотрела на Барашкина. Тот сосредоточенно подписывал чернильным «Монбланом» какие-то документы.
- Добрый день, - поздоровалась Зульфия. Вице-губернатор поднял на нее насмешливый взгляд. Он изучал ее с минуту, после чего коротко кивнул.
- Вы, наверно, не догадываетесь, почему я вас позвал?спросил он, зачем-то взмахнув своей дорогой ручкой.
- Нет, - призналась Зульфия, - но вы же мне объясните, правда?
- Правда, - сказал он бодро, снова взмахнув ручкой. С ее пера сорвалась чернильная капля и, пролетев довольно приличное расстояние, шмякнулась на стол перед Зульфией. И она, и Барашкин проводили ее взглядом.
- Стол испорчен, - сказала Зульфия равнодушно. Внутри он была напряжена, сжата, как пружина в руках у часовщика.
- Это вы верно подметили, - вдруг развязно подмигнул ей вице-губернатор.
Он встал со своего кресла и, обойдя приставной стол с другой стороны, остановился напротив Зульфии.
- Представьте, что этот предмет меблировки, сделанный из редких пород дерева и отполированный приходящей уборщицейэто город Б. А вы Вычернила, - Барашкин ткнул пальцем в каплю и размазал ее. Зульфия прерывисто вздохнула: не зря он начал с метафоричного размазывания ее по столешнице.
- Так вот, - продолжал он, - если вам позволить летать там, где вам вздумается, вы испортите весь стол и сведете на нет труд множества людей.
«Ах, вот оно что!», - подумала Зульфия. Метафора показалась ей неправдоподобной, и, если честно, довольно глупой, но она благоразумно промолчала.
- Вычернила, - снова повторил он, - если перефразировать, то вы«чернилы». Вы и ваш якобы фотограф Анфиса Заваркина. Вы очерняете и пачкаете наш город добра и благополучия для собственной потехи
Ехидные слова рвались у Зульфии с языка. Ей хотелось напомнить, что не она потехи ради «обезводила» в самую жару целый поселок с живыми людьми. Не она давала идиотские комментарии и не она присылала ничего не значащие отписки в ответ на вполне вменяемые запросы. И не она сейчас врет и выкручивается, пытаясь представить все случившееся нелепостью, недоразумением, не стоящим внимания.
Но Зульфия не решилась озвучить свои мысли. Она лишь повела бровью, давая знать всматривающемуся в ее лицо Барашкину, что ожидает продолжения.
- Я хочу, чтобы вы работали на меня, - наконец выпалил он и замолчал. Зульфия поняла, что время реагировать.
- Мне нужны подробности, - сказала она, пытаясь сгладить модуляции своего голоса и не дать пробиться негодованию. Она догадывалась, что если отказаться тут же, «не отходя от кассы», да еще и присовокупить несколько крепких словечек, то вице-губернатор, как выражается Заваркина, сотрет ее в порошочек.
Барашкин, будто поняв, что компромисс возможен, вернулся в свое кресло и расслабился.
- Город выпускает газету под названием «Благая весть», - начал он, - ничего особенного, очередной листок с городскими новостями. Я хочу, чтобы вы взяли ее под свое крыло и, как исключительно чуткий руководитель, превратили ее в нечто стоящее. Не буду скрывать: задача сложная. В штате предусмотрено всего две ставки: вас, редактора и начальника, и одного журналиста. Временами к вам на практику будет направляться интерн, выпускник журфака, которого вы сможете обучить всем премудростям профессии. Я считаю, что для вас «Благая весть» - это шанс раскрыть все свои таланты: и как руководителя, и как педагога, и как журналиста.
Вице-губернатор сделал паузу и Зульфия поняла: Барашкин пытался играть на ее тщеславии и желании блеснуть и выделиться из местной серой журналисткой братии, скучной как подложка под замороженной курицей. И она с удивлением обнаружила, что не прочь принять этот вызов. К тому же, владелец «Причудливых новостей», который поимел немало проблем из-за ее самодеятельности, дал ей понять, что рано или поздно укажет ей на дверь. Причем, скорее, рано, чем поздно.
- Но у меня есть условие, - голос Барашкина стал вкрадчивым, - вы возьмете на ставку журналиста определенного человека.
«Ага!» - возликовала та часть Зульфии, что была помешана на конспирологии, - «соглядатай!».
- Это не то, о чем вы подумали, - Барашкин будто прочитал ее мысли, - я хочу, чтобы вы взяли на работу вашего фотографа Анфису Заваркину. Нельзя дать пропасть такому таланту.
Барашкин улыбался, а Зульфия опешила. Не потому, что не хотела работать с Анфисой, а потому что не ожидала такого поворота. Да, фотографии были замечательные, но это не повод делать из Заваркиной журналиста.
- Мне нужно время, - сказала она. Барашкин встал и застегнул пуговицу на пиджаке, давая понять, что не против окончания аудиенции. Он подошел к поднявшейся со стула Зульфие и протянул ей руку.
- Не тяните с ответом, - он снова развязно подмигнул ей. Зульфия, пожала протянутую влажную кисть, и, борясь с желанием немедленно вытереть руку об джинсы, вышла из кабинета, коротко кивнув на прощание.
В голове у нее в залихватском танце кружились вопросы. Зачем ему понадобилась Заваркина? Сколько ей будут платить? Ждут ли от нее каких-то особенных материалов? Или от нее требуется только сидеть, клепать дурацкие статейки и помалкивать? Стоит ли ей согласиться на непыльную и легкую работенку, презрев свои стремления вырастить на плодородной почве города Б настоящую журналистику?
Она не могла посоветоваться с Анфисой или Васей. Зульфие казалось, что лучше всего будет оставить ее будущее соглашение с вице-губернатором втайне от обоих. И, не найдя другого выхода, подавив стеснение, она набрала «эсэмэску» Зузичу, попросив о встрече. Она написала, что хочет попросить у него совета в одном важном вопросе, и тот с радостью согласился, написав, что заедет за ней после работы.
Зульфия отметила про себя, что ответная «эсэмэска» пришла почти сразу же. Он ждал ее звонка? Или чатился с другими женщинами, когда пришло ее сообщение? В ее голове снова завертелись вопросы, но она решительно отставила их в сторону: на этот раз она не будет ничего портить беспочвенными подозрениями и прочими женскими слабостями. Все ведь так хорошо
Зульфия снова вернулась к решению, которое ей предстояло принять, и почувствовала какое-то странное веселье. Несмотря на кучу вопросов без ответа, глухое презрение к Барашкину, негодование за попытку свалить на нее вину за случившееся в Дубном и прочие вещи, которые портили ей жизнь, она, Зульфия, все-таки блеснула.
Так или иначе, она заявила о себе.
***
- Очевидно, она, как редактор, умеет управлять Заваркиной, - предположил Барашкин.
Федор Гаврилович Кравченко зашел к нему в кабинет под конец рабочего дня. Вице-губернатор понял, что если начальник отложил все дела и погнал свою английскую машину в такую жару из пригорода, то разговор предстоит серьезный.
Но губернатор был настроен благожелательно. Ему уже успели доложить, что история с Дубным больше не повториться, что «чернилы» обезврежены (Барашкину очень понравилось играть словами) и что никто больше не вторгнется в его частные владения без особого на то разрешения и не заговорит с его дочерью. Последнее Кравченко подчеркнул особо.
- Я понимаю желание этих падальщиков нарыть как можно больше свежих трупов - говорил он задумчиво.
- Хуже всего, что они и старыми не побрезгуют, - позволил себе вклиниться Барашкин. От властного гласа, которым он разговаривал с Зульфией, не осталось и следа: сейчас он был сущий мед.
- Поэтому нельзя допустить, чтобы эти хм люди считали, что они могут просто так посидеть на моем заборе и поболтать с моей дочерью.
Барашкин понимающе кивнул.
- Ты знаешь, у меня охрана, - вдруг сказал он по-свойски, - и новейшая система видеонаблюдения. В мой дом нельзя попасть просто так. А если уж попал, то из него не выйдешь. Как эта девка пролезла внутрь? Где нашла брешь? Ее провели нанятые официанты? Или ведущий? Она подделала приглашение? Как? И как она, черт ее подери, убедила моих гостей весь вечер ей позировать?
В голове у губернатора Кравченко, похоже, тоже безостановочно крутилась карусель из вопросов.
- Я не думаю, что вам следует беспокоиться, - Барашкин предпринял попытку успокоить начальника, - как она просочилась, мы обязательно выясним. И я уверен, что ваша Соняумная девочка, которая знает, что общаться с людьми за забором небезопасно. Я думаю, она понимает, что вы действуете в ее интересах.
- Ей всего десять, - губернатор встал и прошелся по кабинету, разглядывая книжные полки. Барашкин понял, что переборщил с похвальбой.
Кравченко обернулся к нему.
- Ты знаешь, мой Боливар выдохся и больше не выдержит не то, что двоих Он уже себя не видит. Опух от сладкой жизни. Похоже, подсел на героин.
Барашкин не сразу понял, кого именно имеет в виду начальник. Через тридцать секунд напряженных раздумий до него дошло: губернаторский негласный «придворный» хроникер, немного пишущий фотограф Спотыкайло, публикующий под псевдонимом выгодные для Кравченко разоблачения. Похоже, его работа начала сбоить.