На мой путь? Рик, позволь мне напомнить, что у тебя самого нет вообще никакого пути. Если бы я последовал за тобой, то куда бы ты меня привел? Он повернулся к Рейчел. А у нас с ней хотя бы есть путь, правда?
Путь?
Рейчел не понимает метафор, сказала Карен.
Ясно. То есть я не могу ей сказать, что теперь у нее новая пара глаз, способных видеть непреходящие чудеса мира.
Сказать-то ты можешь, но она не поймет. К тому же в обеденный перерыв я часто читаю медицинские журналы, и, помнится, я прочитала, что если человек родился слепым, а потом ему сделали операцию и он прозрел, то ему это вовсе не в радость. И так бывает почти всегда, исключений практически нет.
Правда?
Да. Эти люди не могут понять сущность и смысл своего новообретенного зрения. Цвета, изменения во времени, перемещения предметов в пространствеих это пугает. Даже такая простая вещь, как обыкновенный кочан капусты, может их напугать до полусмерти.
Все равно ты мне нравишься, хотя ты и впала в уныние, сказал Берт.
Ты уже столько раз повторил, что я тебе нравлюсь. Зачем ты мне это говоришь?
Старый трюк, сказал Люк. Называется «грубая лесть». Он видит в тебе потенциального кандидата на обращение, вот и гладит по шерстке.
Гладит по шерстке? озадаченно переспросила Рейчел.
Это метафора, отозвались в один голос Карен и Люк.
Что-то ударилось в дверь, и все испуганно обернулись в ту сторону.
Рик сказал:
Всем оставаться на местах.
С дробовиком наперевес он осторожно направился к двери, держась по стенке.
Снова раздался удар, и Рейчел поняла, что кто-то бьется о генератор льда с той стороны разбитой стеклянной двери.
Может, полиция, сказала Карен.
Тсс, шикнул Рик и приблизился к двери еще на пару шагов.
Берт прошептал, повернувшись к Рейчел:
Рейчел, ты можешь меня развязать?
Нет.
Рейчел, мне больно сидеть. Очень больно. Мне надо лечь на спину, чтобы сбить кровяное давление в ногах. Люди одной веры должны помогать друг другу.
Могу развязать тебе ноги и положить стул на пол. И ты вроде как ляжешь.
Хорошо. Сделай так. Только тихо.
Ты что-нибудь видишь? спросила Карен у Рика.
Рик покачал головой.
Люк увидел, что Рейчел разрезает скотч, которым были прикручены к стулу ноги Берта.
Какого хре Рейчел, что ты делаешь?!
Люк, я ему ноги освобождаю. У него что-то не то с кровообращением.
Берт сказал:
Только ноги. Мне надо лечь. Чтобы палец не так болел. Тот, который ты мне отстрелил.
Люк свирепо смотрел на Берта.
Ладно, Рейчел, уложи его на спину. Или как он там хочет лечь. Но не развязывай ему руки.
Укладывая Берта на пол вместе со стулом, Рейчел обратила внимание на его руки. Они покраснели от химического ожога. Кое-где кожа уже начала облезать. Обручального кольца нет. На запястьемедицинский идентификационный браслет. Мозоли на кончиках пальцев.
Рик осторожно приподнял краешек скатерти, закрывающей баррикаду.
Боже правый да это ребенок! Подросток. Помогите мне разобрать этот завал! Быстрее!
Люк показал жестом, что останется приглядывать за Бертом, а Карен и Рейчел бросились на помощь Люку. Когда баррикаду более-менее разобрали, Рейчел увидела совсем молоденького парнишку, покрытого розовой пылью. Глаза у него были красные и воспаленные. Губы тоже горели.
Рик протянул руку и втащил мальчика внутрь.
Господи, проговорила Карен. Это же мальчик из самолета.
Какой мальчик из самолета? не поняла Рейчел.
Мальчик с айфоном.
Игрок 1
Дальше произойдет много всего, и все будет происходить быстро, потому что время мчится бурлящим потоком, и еще время горит, и, попав в этот горящий поток, Карен поймет, что мир изменился уже навсегда. Она будет сидеть рядом с мальчиком из самолета и Люком и думать о Кейси, о своей семье. Она поймет: все, что сейчас происходит, это намного серьезнее теракта 11 сентября. Весь мир превратился в башни-близнецы и уже никогда не вернется в нормальное состояниеи это само по себе станет новой нормальностью. Карен, как ни странно, это успокоит. Но не сейчас, а чуть позже. Потому что не все еще произошло. Не все из того, что должно произойти в ближайшее время. Время ускоряется, время замедляетсяоно не дает нам покоя, дразнит, тянет за рукав, не позволяет забыть о своем бесконечном присутствии. И наше единственное оружие против времениэто свободная воля, и вера, что жизнь священна, и надежда, что у нас все-таки есть душа.
И вот тут-то Рик вспомнит, что он сегодня сорвался и пил спиртное, хотя до этого стойко держался четырнадцать месяцев. А потом ему вдруг придет в голову, что все, что сейчас происходит, это просто бредовый сон. Да, это бы все объяснило! И он ударит себя кулаком по лбу, чтобы проснуться. Но он не проснется и поймет, что это не сон.
И тогда он воскликнет:
Я проклят! Мы все прокляты!
Люк скажет ему: «Успокойся». Но Рик не успокоится. Кровь на полу напомнит ему об уроках биологии в старшей школе. Он вспомнит, что все эмбрионы млекопитающих поначалу выглядят одинаково, а потом развиваются каждый по-своему, и на каком-то этапе человеческие существа настигает проклятие. А остальные млекопитающие? Они тоже прокляты? Наверное, нет. Тогда чем же так уникальны люди? Своей способностью осознавать время? Способностью выстраивать жизнь как последовательность событий? Свободой воли? Какое случайное соединение генов обрекло нас на проклятие? Мы так близки к остальным животным и в то же время так бесконечно от них далеки. Мы совершенно другие.
Рик подумает:«Вселенная безгранична, и мир так прекрасен, а я такой жалкий, такой несчастный, и кровь стынет в жилах, как будто это не кровь, а холодная нефть, и я себя ощущаю самым убогим и скверным существом на Земле».
Мы все рождаемся пропащими, скажет Рик, а Люк ответит:
Даже не знаю, что на это сказать.
Люк растерянно оглядит бар и вдруг поймет, что совершенно не представляет, что делать дальше.Может быть, помолиться? Но я больше не верю в то, что у меня есть душа.
А потом у Люка случится приступ паранойи. Ему вдруг придет в голову, что, может быть, Бог его просто использует, словно пешку в игре. И тогда он подумает:«Не важно, верим мы или нет, в конечном итоге нас всех будут судить по делам нашим, а не по намерениям. Что есть человек, как не сумма принятых им решений? И эти решения так часто приводят к печалям и бедам».
Карен возьмет его за руку, и Люк примет ее с благодарностьюэту руку, которая дарит заботу и ласку, руку, способную вылепить из его внутренней жизни что-то действительно стоящее, руку, которая прикоснется к его лицу и поможет ему узреть истину. С ней он поймет, что все люди без исключенияэто, по сути, бракованные товары. Но это не так уж и страшно.
И вот тут Рейчел будет видение. Не сон, не галлюцинациянастоящее видение, которое будет реальнее реальной жизни. Такое же яркое и четкое, как вторая реальность, как мир в компьютерной игре. Видение будет такое: Рейчел окажется на своей улице, дома. Только на улице никого нет. Весь район словно вымер. Все это будет происходить днем, однако небо вдруг станет черным, но не так, как бывает во время солнечного затмения. Скорее по зрительным ощущениям свет просто погаснет, как это было, когда в коктейль-баре вырубилось электричество. Солнце останется на небе, оно просто не будет светить даже совсем слабым светом, как полная лунаогромное черное солнце в черной полуденной ночи. И под этим ночным мертвым солнцем Рейчел увидит пустые машины, брошенные прямо на проезжей части. Двери домов будут распахнуты настежь, и Рейчел знает: если она войдет внутрь, то увидит еду на столах, может быть, еще теплую. Вот только людей там не будет. Никто не вернется, чтобы все это съесть. Телевизоры будут работать, но, если Рейчел попробует переключить каналы, ни в одной передаче не будет людей: только пустые комнатыдекорации сериалов, опустевшие стадионы, вымершие студии новостей. Людей нет нигде.
Рейчел останется совершенно одна посреди этого темного города, посреди этого мира с выключенным солнцем. И она побежит, задыхаясь, по этим пустынным улицам, и кровь будет гулко стучать в висках, а сама Рейчел будет кричать во весь голос, обращаясь ко всем, кто может ее услышать. Ко всем, кто станет слушать: «Просыпайтесь! Пора просыпаться! У меня есть для вас новости. Очень хорошие новости. Все, кто слышит меня, просыпайтесь! Вставайте! Наше время пришло. Вы томитесь от жажды! Вас мучает голод! Вы хотите стряхнуть с ног своих прах настоящего и отстроить мир заново. И вот моя новость: радуйтесь, люди! Начинается эра Третьего Завета. Наше время пришло. Мы двинемся дальше, вперед. Вымысел и реальность слились воедино. Все еще можно исправить. Пришло время вычистить наши души, которые мы испортили сами, пока пробирались по пластиковым лабиринтам двадцатого века. Слушайте меня, люди! Скоро мы возродимся. Слушайте и внимайте. Пожалуйста. Потому что это видение сейчас закончится. Просыпайтесь! Пожалуйста, просыпайтесь! Это я, Рейчел. И я с вами прощаюсь».
Час пятыйВид из дыры Даффи Дака
Карен
Мальчик входит в бар, залитый дрожащим светом свечей, и кричит:
Мои глаза! Надо промыть мне глаза! Господи, моиглаза!
Карен хватает его за плечи и ведет к барной стойке, где Рик выливает ему на лицо воду из кувшина, где раньше был лед.
Мальчик кричит:
Я ничего не вижу Ничего не вижу.
Держись, говорит Карен. Рик, тут есть что-нибудь типа шланга?
Нет. Только вот эта штука. Рик наклоняет голову мальчика к автомату с содовой и направляет ему в лицо струю газировки, чтобы смыть с кожи ядовитую пыль.
Люк продолжает следить за Бертом.
Карен видит, как Рейчел возвращает на место скатерти, закрывающие разбитую стеклянную дверь. Рейчел даже и не попыталась восстановить разрушенную баррикаду, и Карен понимает почему. Она тоже об этом подумала:«А вдруг еще кто-то придет? Вдруг кому-то еще понадобится помощь? Надо, чтобы люди могли войти внутрь как можно быстрее».Помощь ближнемуэто важнее самозащиты. Баррикада уже не нужна. Теперь им нужно только одно: закрыться от химикатов снаружи.
Карен спрашивает у мальчика:
Тебя как зовут?
Макс. Мои губы губы жжет.
О Господи. Макс, ты держись, ладно?
Карен как будто вернулась на пять лет назад, когда у Кейси была какая-то очень серьезная кишечная инфекция, устойчивая к антибиотикам. Тревога, безумие, больница, растерянность и абсолютная беспомощность.
Рейчел заходит за барную стойку и открывает кран над мойкой, но вода не течет.
Водопровод не работает, говорит Рейчел своим ровным, безо всяких интонаций голосом. Макс, сними с себя всю одежду. Сейчас же. Брось ее на пол, но осторожно, чтобы не поднимать пыль. А потом мы пойдем в подсобку и попробуем промыть тебе кожу. Там должны быть запасы воды. Одежду Макса не трогать. Потом мы ее уберем в пакеты. Карен, Рик, вымойте руки.
Пока Рик льет газировку на руки Карен, Берт ворчит, лежа на полу:
А мне вот никто не оказывал такого королевского приема, как этому парню.
На что Карен отвечает:
Нет, тебенет.
Рейчел берет свою сумочку, достает упаковку таблеток, вынимает несколько штук и вкладывает в руку Максу.
Вот, примешь это.
Это что?
Пропанолол. Бета-блокатор. Блокирует выработку адреналина, что, в свою очередь, сокращает выработку воспоминаний и, таким образом, уменьшает посттравматический стресс.
Что? Рик смотрит на Рейчел, как на медведя-гризли, едущего на одноколесном велосипеде.
Рейчел продолжает:
Зубчатая извилина теряет способность удерживать воспоминания в мозгу. Солдаты, воюющие в Ираке, принимают его постоянно. Я ношу с собой упаковку на случай, если вдруг у меня случится какой-нибудь срыв на публике.
А он безопасный? спрашивает Рик.
Да, безопасный.
Макс глотает таблетки, запивая остатками газировки, которые Рик сцедил из автомата в стакан. Макс продолжает раздеваться, но его движения получаются резкими и неуклюжимииз-за притока адреналина и страха. Карен видит у него на руках и ногах пятна химических ожогов, похожих на воспаленные язвы. Когда его шорты падают на пол, слышится глухой стук. Наверное, в одном из карманов шортов лежит айфон, в котором есть парочка фотографий Карен, сделанных в самолетесудя по ощущениям, сто лет назад, но на самом деле сегодня утром. Для Карен этот стук знаменует официальное окончание ее прежней жизни и начало новойв мире, существующем в состоянии перманентного отключения электроэнергии. Вечный Лагос, бесконечный Дарфур. Мир, в котором люди едят «печенья-гадания», но не заморачиваются на чтении предсказаний. Мир, в котором индивидуальность не значит почти ничего. Мир, где людине более чем фишки от «Скрабла», только пустые, без букв. Упаковочная пенопластовая крошка. Салфетки в «Макдоналдсе».
Карен решает, что, как только выдастся случай, она попросит у Рейчел парочку этих волшебных таблеток. Буквально в прошлом месяце, в разговоре с доктором Ямато, Карен пошутила, что вот было бы здорово, если бы кто-нибудь изобрел таблетки под названием «10 сентября»: принимаешь такую таблетку, и тебе начинает казаться, что 11 сентября никогда не случалось. А теперь Карен нужна таблетка, которая заставила бы исчезнуть весь двадцать первый веквсе это неотвратимое будущее. Доктор Ямато сказал, что Земля не предназначена для шести миллиардов людей, которые носятся туда-сюда как угорелые, радуясь жизни. Земля предназначена для двух миллионов людей, которые в поте лица добывают ростки и коренья.
Какой вы добрый, заметила Карен.
А доктор Ямато, раздражительный после трехдневного симпозиума по биполярным расстройствам, сказал:
Карен, не исключено, что в конечном итоге вся история человечества окажется просто розыгрышем. Может быть, человеческий индивидуализмэто жестокая шутка, сыгранная над людьми. Просто дурацкая мысль, попавшая в голову Господа Бога на восьмой день творения.
Карен тогда рассмеялась. Она рассмеялась!
Рик забирает у Люка дробовик и остается следить за Бертом, а Люк и Карен ведут хромающего Макса в подсобку.
Где ты был, когда начались взрывы? спрашивает Карен. Как ты добрался сюда? Ты был с семьей? Где они все? Почему ты один?
Макс, стоящий в одних трусах, говорит:
Мы взяли в прокате машину и ехали в город.
Люк говорит:
Здесь нет воды. Ни простой питьевой, ни газировки. Вообще никакой. Только растаявший лед из генератора.
Давай, что есть.
Карен возобновляет беседу с Максом:
Вы ехали в город во взятой в прокате машине.
Да. Ехали в город. С папой. И с сестрой.
А где твоя мама?
Она нас бросила. В прошлом году. Сбежала со своим тренером. Я не знаю.
Прости.
Да мне все равно. Наша машина была последней. После нас машины уже никому не давали. У этих ребят из проката вдруг сделались такие странные лица. Я глянул на их монитор, и там было написано большими буквами: АВТОЗАПРАВКИ ЗАКРЫТЬ. БЕНЗИН НЕ ПРОДАВАТЬ. А потом: АВТОПРОКАТЫ ЗАКРЫТЬ. АВТОМОБИЛИ НЕ ВЫДАВАТЬ. Ой! кричит Макс, когда Люк выливает ему на голову талую воду. Вода пахнет тефлоном и медью. Ощущение, как будто меня всего покусали осы. В уголке его правого глаза дрожит слеза.
Люк хватает бутылку водки, наливает немного в пластиковый стаканчик, разбавляет кока-колой и сует стаканчик в руку Макса.
На, выпей.
И что было потом? спрашивает Карен.
Ну, далеко мы не уехали. Полиция перегородила все автострады, ведущие в аэропорт. Люди словно с ума посходили. Десять тысяч человек пытались вернуться в аэропорт, чтобы улететь домой. Только я не понимаю, какой в этом смысл. О чем они думали?! Все равно ведь все рейсы были отменены. Топлива больше нет. А потом к нам подошел один дядька и наставил на нас пистолет, а его друг начал откачивать бензин из нашей машины. Там рядом был полицейский. Два полицейских. Но они вообще ничего не сделали. Тот дядька стоял, целился в нас из пистолета, второй дядька сливал бензин, а потом этот первый заставил папу бросить ключи от машины в топливный бак, чтобы мы не смогли никуда уехать на том бензине, который еще оставался.