Мать еще не спала и начала с крика:
По бабам шляешься, а по тебе тюрьма плачет!
И заплакала. Она плакала и выкрикивала, что выходила меня, вырастила, а я избиваю людей. Вчера, узнав о случившемся, она молчала, надеясь, что Жорж поможет найти выход. Мать всегда на кого-нибудь надеялась. Я хорошо знал ее характер. Она плакала, когда надо было разжалобить или когда надо было расслабиться. Значит, до нее уже дошли слухи, что Воротников-старший простил меня. Мать разряжалась.
Ты ошибаешься, сказал я.
Мать насторожилась и перестала всхлипывать.
В чем же я так ошибаюсь?
Воротников-старший приезжал в школу. Но он меня не простил. Он меня назвал скотиной. Он отложил расправу со мной. Но при первом же случае мне припомнят все, а случай, как ты знаешь, всегда можно найти. Так что успокойся и не их жалей, а меня.
Но все говорят, что он тебя простил, сказала мать.
Все ничего не видели и ничего не слышали. Мы с ним разговаривали один на один.
Ну за что же? тут же возмутилась мать. Ты же еще дите, ребенок.
Для детей есть колонии. Дадут пять лет, два года отсижу в колонии, остальные три буду досиживать в лагере.
А может, тебе уехать? Мать уже искала решение. Чтобы их не раздражать. К Жоржу можно. Или к моей двоюродной сестре в Псков. Закончишь школу там. Поступишь куда-нибудь или где отработаешь, а там армия. За два года забудут все. А его, может, переведут куда.
Ладно, сказал я. Там будет видно. Я пошел спать.
Одну просьбу матери можешь выполнить? В голосе матери была не просьба, а скорее ультиматум.
Выполню, пообещал я.
Пока не кончишь школу, не ходи к Лидке больше. Посмотри на себя в зеркало. Круги под глазами. Совсем заебся ведь. Тебе об учебе думать надо. А если не бросишь, я ей такой скандал устрою! И на работу напишу, что совращает малолетних. Мне говорили, что в законе такая статья есть, что если с малолеткой, то могут и в тюрьму посадить.
Я молчал. Это уже стало привычкой. Я выслушивал, молча уходил и делал, как считаю нужным. Мать пыталась со мною тоже не разговаривать, но больше суток не выдерживала, ей хотелось рассказать, кто и что посылает в посылках, об интригах в отделении связи.
Это мое окончательное условие, заявила мать. Я на это имею право, потому что кормлю и содержу тебя. И теперь будет по-моему.
Ну что же, ответил я. Тогда поговорим. Помнишь, четыре года назад, когда мне было двенадцать лет, ты схватила ремень, чтобы выпороть меня? Что из этого получилось? Я отобрал у тебя ремень и надавал тебе по заднице.
Нашел чем гордиться. Мать поджала губы.
Я просто констатирую.
Выучился. Слова даже иностранные употребляешь.
Перевод: констатироватьзначит обозначать. Я достал амбарную книгу, в которую мы с матерью записывали наши расходы и доходы. Посмотрим. Вот твоя зарплата, вот наши доходы. Все хозяйство практически на мне. Сбор клюквы, грибов.
Но продаю их я, возразила мать.
Посредник получает обычно десятую часть. Так что и кормлю, и содержу я себя сам. И проблемы свои решаю сам. И не жалуюсь, когда бьют меня, а если бью я, так это опять же мое дело. И ты здесь мне ни помочь, ни помешать не можешь.
Я намеревался провести обстоятельный разговор, но понял его бессмысленность. Я никогда не смогу переубедить мать и вряд ли уже когда-нибудь соглашусь с ней, поэтому я закончил жестко и четко:
Никаких скандалов устраивать ты не будешь. Устроишьуйду из дома.
К кому? спросила мать.
Когда буду уходить, решу. К Жоржу, к Лидке, на завод учеником. Уйду и никогда не вернусь. А ты меня знаешь. Если я что-то решаю, я всегда выполняю. Все.
И я, взяв ватное одеялопод тонким шерстяным уже стало спать холодноушел на веранду. Уснул сразу: таких, набитых эмоциями, дней у меня, пожалуй, еще не было. Еще вчера в это время я слушал рассуждения Жоржа, потом разборка с Воротниковым-младшим, разговор с Воротниковым-старшим, вечер с Верой, из которого еще придется делать выводы, бессмысленный разговор с матерью можно было и не вести, потому что легко просчитывался, с чего он начнется и чем закончится.
Мне приснился сон, что я стою возле райкома с ружьем Жоржа, выходит Воротников-старший, и я, почти не целясь, стреляю, потому что с такого расстояния при разлете дроби попадать необязательно. И Воротников падает. Несколько лет в детстве меня мучили кошмары. На меня нападали, я нажимал курок ружья, но ружье не стреляло. Но после того как я с Жоржем несколько раз сходил на охоту и подбитые мною куропатки, взлетая, падали в снег, а выскочившего из норы барсука я уложил с первого патрона, ружье во сне у меня стало стрелять.
Воротников остался лежать на крыльце, а я бежал по улицам Красногородска, бежал быстро, чтобы успеть свернуть в лес, который начинался на холме.
Утром на первой перемене я увидел Веру. Она прошла мимо, не замечая меня, у нее под глазами тоже были темные крути. Теперь, когда в Москве автомобильные пробки еще больше, чем в Афинах или в Нью-Йорке, я часто езжу на метро. Меня узнают, здороваются, и я здороваюсь с совершенно незнакомыми мне людьми, возможно будущими моими избирателями. Когда они будут голосовать, они вспомнят об этих встречах в метро, я такой же, как они, так же езжу в метро и стою в переполненном вагоне, держась за поручень. И, вспомнив это, они проголосуют за меня. Иногда есть свободные места, я сижу и рассматриваю пассажиров, сидящих напротив, и, когда я вижу вот такие темные полукружья под глазами молодых и совсем немолодых женщин, я всегда вспоминаю Веру и знаю, что им этой ночью было хорошо. Я завидовал их мужьям и любовникам. Оказаться бы ночью рядом с этими женщинами! Но эта мечта никогда не осуществится, в Москве очень много молодых и красивых женщин.
Но в то утро я взбесился. Вчера почти вытолкнула, сегодня даже не замечает, и я решил, что больше никогда к ней не пойду, я ее тоже не буду замечать, я тогда был максималистом и думал только о себе.
Вечером я зашел в магазин за хлебом.
Привет, Маша, которая не наша, поздоровался я.
Привет. Маша улыбнулась. Опять «Ливадию»?
Я не испытывал никакой робости.
Опять, сказал я, решив, что принесу вино матери, она любила портвейн, вообще всякое сладкое вино. Мать радовалась подаркам, как маленькая девочка, кроме меня, ей почти никто ничего не дарил. Только Жорж, но он приезжал к нам редко.
Маша приставила подставку-стремянку и полезла доставать «Ливадию». Она протянула руку к верхней полке, платье у нее задралось, и моя рука мгновенно оказалась у нее под платьем, я почувствовал прохладу шелка трусиков. Трусики легко скользнули вниз, теперь я чувствовал гладкую прохладную кожу ее ягодиц. Она посмотрела на меня сверху и почему-то шепотом спросила:
Ты что? Сейчас кто-нибудь зайдет
Я задвинул щеколду и выключил свет.
Я ничего не вижу, сказала она сверху.
Я зашел за прилавок, протянул руки, обхватил ее и снял со стремянки. В темноте я нашел ее губы, открытые и нежные. В магазине было тесно. Всюду стояли ящики. Я повернул ее, привалил к прилавку в «позиции львицы», по известному учебнику сексологии для школьников. У нее была замечательная фигура. Уже имея хоть и небольшой, но опыт, я входил в нее осторожно, она прижалась ко мне и уже через несколько секунд заспешила, но в этой позиции она была почти беспомощна, управлял я. Она вскрикнула, попыталась освободиться, но я не спешил и, только когда почувствовал, что она кончила еще раз, в несколько толчков кончил сам.
Она взяла меня за руку, провела в подсобку магазина, включила свет, поправила прическу и села на мешок с сахаром, успокаивая дыхание.
Я думала, ты щенок, а ты уже кобель. И она погладила меня. Чего хочешь? Шампанского? Шоколада?
Ничего, ответил я. Только тебя.
Сегодня все, заявила она. Я больше не выдержу. Жаль, что тебе так мало лет.
Это скоро пройдет, пообещал я.
Я выхожу замуж, сообщила Маша.
А чего так торопишься? спросил я.
Ничего себе «торопишься», ответила она. Мне двадцать четыре. Переспать все готовы, а замуж только он предложил.
А кто он?
Мишка из «Заготзерна».
Знаю. Толстый такой.
Ничего, со мною похудеет, пообещала Маша. Так что будем считать это последней гастролью. На той неделе в пятницу у меня регистрация, а в воскресенье свадьба.
До свадьбы еще есть время, сказал я.
До свадьбы нет, а после свадьбы, наверное, будет. Она вздохнула.
Ты чем-то недовольна? спросил я.
Может, еще и распогодится, неопределенно ответила она.
Не понял.
Да я с Мишкой уже полгода живу. И за полгода у меня было только один раз. А с тобою за один раз два раза.
Ты скажи ему, чтобы он не торопился, посоветовал я.
Смотри какой ученый, удивилась она. Давай все-таки выпьем шампанского. За мою свадьбу.
Она достала бутылку шампанского. Я снял фольгу, раскрутил проволоку и, придерживая пробку, которая начала выдавливаться, открыл шампанское без шума, разлил шампанское в банки из-под кабачковой икры. Мы чокнулись, выпили, закусили шоколадом.
Ты куда собираешься поступать? спросила Маша.
Еще не знаю.
Иди в офицеры, сказала Маша. Из тебя хороший офицер получится.
Как определяешь?
Из тебя вообще хваткий мужик должен получиться. И дерешься ты с первого класса. Говорят, никому не уступаешь. А сейчас весь Красногородск гудит, что ты наподдал сыну самого секретаря райкома. И молодец. Их бить надо. Вообще, тебя уважают.
Кто? спросил я.
Да бабы. Все хозяйство ведешь. Тебя в пример ставят. Правда, говорят, заносчивый очень. Не всегда здороваешься.
Буду здороваться, пообещал я.
Мне пора домой, сказала Маша. Жених уже ждет.
Я помог закрыть магазин, сумка ее оказалась тяжелой.
Ты ее не дотащишь, сказал я. Что в ней, кирпичи?
Консервные банки. Лосось, шпроты. Готовлюсь к свадьбе.
Я донесу до твоего дома.
Не надо, чтобы нас видели вместе.
Да ладно, никто ничего не подумает. Я же еще школьник.
Ну, спасибо.
Я донес ей сумку. Она поцеловала меня на прощание. Это был первый благодарный поцелуй женщины.
Теперь я знаю, что первый сексуальный опыт запоминается на всю жизнь. Еще долго с каждой новой женщиной я буду вспоминать трех своих первых женщин. Мне, наверное, повезло. Первые мои женщины приняли меня с такой страстью и раскованностью, что я еще долгие годы сравнивал их с другими женщинами. В те годы скованность и даже каменность женщины в сексе считались чуть ли не хорошим тоном, и самые страстные обязательно демонстрировали неопытность и пассивность. Мне повезло, я начинал с нестандартными женщинами. Теперь, когда я взрослый и очень опытный, могу посоветовать всем женщинам: будьте раскованными. Позволяйте себе все, чего хочется вам и вашим мужчинам. Мужчины запоминают и любят только таких.
ПОСЛЕДНИЙ ДЕТСКИЙ ПЕРИОД
Мне не очень запомнились последние месяцы перед окончанием средней школы. Вера приходила ко мне, и к весне мы с ней освоили еще восемь позиций, некоторые очень неудобные, и после прохождения этого курса я никогда ими не пользовался. Остальные Вера осваивала без меня, вернее, с кем-то другим. Если она ставила цель, то всегда добивалась ее.
«Не моя» Маша вышла замуж. Я долго не ходил в магазин, а когда пришел, увидел, что она беременна.
Может быть, это твой, сказала она, поглаживая живот.
Некоторое время я в это верил, но когда она родила, понял, что ребенок все-таки не мой. Она родила в апреле девочку, а от меня должна была бы родить в июне. Я не уверен, что девочкадочь заготовителя, но девочка, потом, естественно, девушка оказалась красивой, рыжеволосой. Заготовителя перевели в Псков с повышением. Через много лет, зайдя в Пскове в универсам, я увидел юную рыжеволосую Машу за кассовым аппаратом, за соседним аппаратом сидела тоже Маша, тоже рыжеволосая. Мать и дочь работали в одной смене. Они, конечно, меня узнали. Маша попросила ее подменить. Мы обнялись и расцеловались. Маша явно затянула свой поцелуйпусть увидит как можно больше народа, что она знакома и целуется с известным артистом. Она заставила меня пройти в служебные помещения, познакомила с директрисой универсама, молодой, четкой и суховатой женщиной в хорошем костюме, красивой и спортивной. Маша суетилась, куда-то побежала. Я попросил разрешения закурить.
Вы с Машей знакомы еще по Красногородску?
Да, подтвердил я, увидев, что директриса делает подсчеты, я это всегда определял по почти незаметному торможению взгляда и еще менее заметному шевелению губ, это остается с детства, когда учатся считать.
Но ее дочьне моя дочь.
Вы умеете читать мысли?
Нет, только выражения лиц.
Я всегда считала, что актеры в основном не очень умны, теперь я переменю свою точку зрения.
Не меняйте. Если есть талант, ума надо немного. Когда я учился в Институте кино, то очень умных актеров переводили на режиссерское или киноведческое отделение. Актеры умны своей наблюдательностью. Они желицедеи.
Маша очень гордится знакомством с вами. Не впрямую, скорее намеками дает понять, что ее дочь от вас. Я-то знаю, что этого не могло быть. Она родила, когда вам было шестнадцать лет.
Вы хорошо знаете мою биографию.
Я же голосовала за вас, читала вашу биографию, а у меня, как у экономиста, хорошая память на цифры.
В принципе ее дочь могла быть и моей дочерью. Я был ее любовником. Но всего один раз. Через неделю она выходила замуж.
Мне директриса нравилась, и я ей хотел понравиться своей откровенностью.
А как ее дочь? спросил я.
Подворовывает по-мелкому. Обсчитывает покупателей. Маша тоже обсчитывает. Но она хороший психолог, она обсчитывает богатых и интеллигентов, а Настяхалда. Она обсчитывает каждого третьего. Я ее уволю.
Переведите на другое место, где нельзя никого обсчитать.
В торговле такого места нет. К тому же она с детства усвоила, что каждый вечер надо что-то принести домой. Я своим продавцам никак не могу внушить, что воровать невыгодно. Мы продаем дорого. А если человек платит дорого, он должен быть уверен, что товар качественный и здесь не обманывают.
Она еще в обучаемом возрасте
Нет, усмехнулась директриса. Это поколение всегда будет воровать, следующее будет более разумным.
Наш разговор прерывался телефонными звонками, директриса отвечала коротко. Ее ответы сводились к «да» или «нет», которые обрамлялись отработанным до автоматизма «Извините», «Простите», «Не обижайтесь, в следующий раз обязательно». Я подумал, что она могла бы переключить телефон на одного из своих заместителей, но она, вероятно, тоже читала по лицам.
Извините, сказала она, я жду звонка от одного из главных наших поставщиков по опту. Он не решает вопросы с заместителями. Через десять минут в универсаме обеденный перерыв, девочки собирают стол, они хотели бы вас угостить.
Вы будете? спросил я.
Конечно, ответила она и улыбнулась. Я ей нравился, она мне тоже, но я уже абсолютно точно знал, что у нас никогда не будет романа. Некогда, она, наверное, занята не меньше, чем я; судя по обручальному кольцу, она замужем, и роман с киноартистом ей совсем ни к чему, об этом почти наверняка узнают. Как преступник почти всегда оставляет следы, так и известный артист редко остается неузнанным, и даже если не узнают, то запомнят, есть такая особенность человеческого подсознанияесли кто-то видел актера несколько раз, может и не вспомнить, но будет мучиться: где я его видел?
Продавцы собрались в комнате психологической разгрузки. Цветы, аквариумы с разноцветными рыбками, тренажеры, чтобы снять напряжение с мышц ног.
Я запомнил этот стол. На нем было все лучшее, что я видел в витринах универсама. Не обошлось без шампанского. Поднимали тосты за меня, я поднимал за них. Спрашивали об актерах и актрисах, кто с кем живет, кто развелся, кто на ком женился. Обычно на своих выступлениях я отделывался отработанной формулировкой:
В кино все так часто меняется, а я в Москве уже не был неделю (две недели, три недели), что я не хочу вас вводить в заблуждение. Может быть, это так, как говорите вы, а может быть, и не так, потому что желаемое очень часто выдают за уже осуществленное.
И обычно переходил на себя и рассказывал, на ком, по последним слухам, я был женат, называя разные именаот Аллы Пугачевой до библиотекаря Насти из Киноцентра. Это всегда вызывало смех.