Когда разговор совсем себя исчерпал, Мишка достал с полки и положил на стол коробку с сотовым телефоном.
Они потребовали уплатить за будущие переговоры. Квитанция в коробке.
Кирилл достал деньги.
Спасибо. Отслужу. Подбросил в руке коробку и спросил, не глядя на Мишку:Как думаешь, она дома?
Мишка уставился маленькими белесыми глазками на Кирилла. Ответил с усмешкой, даже не поинтересовавшись, о ком идет речь:
Дома, где ж еще-то. Мишка откинулся на спинку стула, огляделся, развел руками, приглашая и Кирилла посмотреть кругом себя:У нас ходить некуда, кроме магазина. А у продавщицы сейчас обеденный перерыв. Значит, все бабы в поселке дома.
Кирилл допил пиво. Переодеваясь в гараже, поинтересовался из-за открытой двери:
Так, может, к подруге в гости зашла?
Мишка с досадой мотнул головой. Он-то думал, что разбередил душу богатому москвичу местными проблемами, а того, оказывается, вон что интересует. Отрезал грубовато:
В деревне днем по гостям не ходят. Помолчал, подумал и добавил не совсем к месту:Хорошая она баба, а я дурак. И, не прощаясь, опять полез под машину.
Вера таскала воду из колодца. Это было уже десятое ведро, а железная двухсотлитровая бочка была еще наполовину пуста. Вера вздохнула и вспомнила покойницу мать. Та бы сейчас сказала не «наполовину пуста», а «наполовину полна». Вера посмотрела на Илюшку, который возился между грядками со своим трансформером. Он, точно почувствовав взгляд матери, поднял голову и улыбнулся от уха до уха. И Вера тоже улыбнулась, решив, что, если тебе так улыбаются, бочка все же наполовину полна. Она потерла поясницу и снова забросила ведро. Вдруг на рукоять ворота рядом с ее рукой легла мужская рука, и Кирилл осторожно оттеснил Веру от колодца.
Через несколько минут бочка была заполнена до краев. Кирилл подмигнул Илье, а Веру спросил, кивнув на разобранный насос:
Почему уродуемся, а не пользуемся насосом?
Мишка разобрал, а собрать все не соберется. Днем ко мне заходить побаивается, а ночью он мне сам не нужен. Вера покосилась на Илью, который вился возле них, точно хвостик. Кирилл тоже посмотрел на Илью, опять подмигнул:
А мы не боязливые, правда? Давай помогай.
Илюшка счастливо выдохнул и кинулся собирать разбросанные части насоса.
Вера, сунув руки в кармашки пестрого сарафана, разглядывала сидящих на земле Кирилла и Илью. Потом спохватилась:
Есть будешь?
С удовольствием.
Ну, тогда заканчивайте и поднимайтесь.
Вера взлетела на пятый этаж. Сдернула со стула и убрала в шкаф кофточку, собрала с пола Илюшкины игрушки. Огляделась. Увидела свое жилище глазами красивого, привыкшего к роскоши мужчины, который должен был подняться сюда с минуты на минуту. Собственная бедность поразила ее. То, о чем она приучила себя не думать, воспринимать как данность, просто не замечать, стало вдруг особенно очевидным. Шкаф и две кровати из ДСП, тахта, на которой умирала мать, материн же еще трельяж, таких давно не делают, «мой антиквариат», говорила про него Вера, книжная полка, возле окнамаленький письменный стол, для Илюшки, ведь в школу в этом году А ели они за угловым столиком в шестиметровой кухне.
Вера стояла посреди комнаты и растерянно озиралась. Но тут увидела свое отражение в дверце шкафа: стройная, молодая, с нежным овалом лица, светящимися глазами Вера пригладила волосы, улыбнулась подбадривающе своему отражению, опять подумала: «А все же бочка наполовину полна»и пошла накрывать на стол.
Когда через полчаса Кирилл с Ильей позвонили в дверь, на плите уже стоял разогретый борщ, в сковородке шкворчали котлеты, а на столе сверкали капельками воды вымытые огурцы, редиска, помидоры и листья салата.
Ну, мальчики, мыть руки и за стол!
Кирилл достал из сумки телефон.
Я с подарком. На второй кнопке мой номер, можешь звонить всегда. Остальные нужные телефоны Илья запрограммирует.
На Верины хоромы Кирилл и не глянул. А в кухню ее вписался так, точно всю жизнь здесь сидел. Вера вытирала полотенцем мокрые руки и смотрела на Кирилла. Тот подхватил с тарелки огурец, поинтересовался:
Выпить не найдется?
Вера точно из ступора вышла, заговорила быстро:
Конечно, найдется. У меня всегда есть неприкосновенный запас в виде бутылки. Мало ли надо что-то по хозяйству, за бутылку всё делают.
Кирилл рассмеялся:
Ну так доставай свой энзе. Я как раз тот, кто за бутылку всё делает. Он улыбнулся Илье, который давно уже все смолотил, а теперь сидел и, открыв рот, смотрел на Кирилла. А ты, дружище, раз поел, хватай ролики ина улицу. Мне с твоей мамой поговорить надо.
Кирилл разлил по рюмкам водку. Он выпил, а Вера только пригубила. Теперь она сидела на Илюшкином месте и ладонью собирала хлебные крошки со стола.
После таких подарков я не знаю, как себя вести. Я сразу оказалась в неравном положении. Я же отдарить не смогу.
Мне приятно, что ты радуешься, мне этого вполне достаточно.
Кирилл снова наполнил свою рюмку. Перехватил взгляд Веры.
Обычно я пью немного, так, для расслабления. У меня весь день в напряжении. А сейчас я почти на отдыхе, могу себе позволить. Он быстро опрокинул рюмку, закусил огурцом. Почувствовал, как голова его сделалась легкой, даже тупая боль, которая то и дело беспокоила его после аварии, теперь отпустила. А знаешь, что я решил? глаза у Кирилла загорелись. Надо тебя ставить старшей медсестрой санатория. Надо разрушать этот стереотип: как главная, так хамка. Ты умная, в меру интеллигентная и способная к компромиссам, потому что руководитьэто значит находить компромиссы между желаниями одних и нежеланиями других.
Вера удивленно подняла брови. Ясно было, что к такому повороту разговора она совсем не готова. А комплимент про интеллигентность и компромисс вообще показался ей довольно сомнительным.
Объясни-ка более популярно про мой компромисс.
И Кирилл принялся объяснять. Ему вдруг ужасно захотелось сделать что-то хорошее и для Веры, и для Марины с Любой. Сделать что-то такое, чего эти девушки были достойны, но по какой-то несправедливости не имели.
Понимаешь, когда меня привезли к вам, первое, что я увидел, это склоненное надо мной прелестное лицо. Перевожу взгляд ниже, заглядываю под халат, вижу замечательную грудь и высказываю естественное мужское желание: хочу потрогать. Девяносто процентов женщин сказали бы «Еще чего!», или «Хам!», или «Пошел вон, идиот!». А ты ответила: «Потрогай». И сразу купила меня на всю жизнь. И я тогда подумал, что такие женщины, как ты, склонные к компромиссам, могут быть и хорошими женами, и успешными руководительницами.
Ясно было, что за Веру он все уже решил. Но Вера не привыкла, чтобы кто-то, пусть это даже московский олигарх, вот так распоряжался ее судьбой. Взгляд ее сделался отчужденным.
Поняла. Ты меня делаешь старшей сестрой санатория. Вера поставила на стол локти, подперла кулачками подбородок. А как насчет женитьбы? Я ведь женщина свободная. Она вызывающе смотрела на Кирилла.
Кирилл не стушевался.
Этот вопрос у меня в стадии обдумывания. Но если я ставлю цель, я ее добиваюсь.
Вера скептически подняла брови:
Ну да. Это мы знаем. Через показ. А я решила, что тебе рыжие нравятся.
Насчет рыжих ты хорошо подметила. Только это уже в прошлой жизни. А кстати, зря я с тобой не поспорил. Девочки пришли, и показ был. Лицо у Веры вспыхнуло. Но Кирилл этого не заметил, потому что сидел против солнца и видел в основном не саму Веру, а теплое сияние вокруг нее. Маруся пришла за деньги. Люба за так. А может, это я замешкалсяона сразу после показа выскочила. Но я деньги ей отдам.
Вера встала из-за стола. Повернулась спиной к Кириллу. Сказала с обидой:
Это все от нищеты.
А про себя подумала: «И еще от униженности».
За девочек ей было обидно. А может, еще больше за то, что Кириллумный вроде, а таких очевидных вещей не понимает.
Но, насколько я знаю, у Маруси отец богатый, да и жених не бедный, стоматологи ведь хорошо зарабатывают. Почему они пошли на показ? Это же моя дурость. Могу купить, показывайте! Нет, ну ты ответь, зачем они это сделали?
Вера повернулась к Кириллу. Теперь он видел ее темный силуэт на фоне солнца.
Слушай, Шнек, ты Гоголя в школе учил? Про птицу-тройку читал? «Куда же несешься ты, птица-тройка? Дай ответ! Не дает ответа». Великий писатель ответа не дал, а ты хочешь, чтобы дала ответ сельская медсестра?
По Вериному тону ясно было, что она рассердилась не на шутку. Кирилл поднял руки в знак капитуляции. Сказал примирительно, но как о деле уже решенном:
Ты уже не просто медсестра, ты уже почти старшая медсестра!
* * *
Торговля, как всегда, закончилась быстро. Приехали к восьми утра, заняли свое место на рынке, Марина повязала белоснежную косынку, надела такой же фартук поверх открытой блузки и шортиков (кипятила и крахмалила вместе со своим сестринским халатом), и первые покупатели потянулись именно к ней: молодой, красивой, сияющей чистотой. И вот в начале одиннадцатого Егор уже складывал ящики из-под помидоров, огурцов, редиски и картошки в прицеп старой «волги». Пенсионерки, торгующие по соседству, вздохнули с облегчением: наконец-то удачливые конкуренты собираются восвояси.
В машине Егор пересчитал выручку. Мельком взглянув на руки отца, Марина с внезапной досадой представила, как вечером тот понесет эти деньги в сберкассу. Резко нажала на сцепление. Машину дернуло. Егор удивленно поднял глаза, но Марина уже выруливала на главную улицу райцентра.
Ехали молча. Егору не хотелось портить такой славный денек: ясный, нежаркий, полный сверкающей листвы за окнами машины.
Потом не выдержал, спросил:
Заезжать будем?
Марина смотрела на дорогу, и выражения ее глаз Егор не видел.
Почему не заехать
Голос Марины звучал равнодушно, но это равнодушие как раз и не нравилось Егору. Он сердито засопел и, увидев нужный поворот, рявкнул:
Ну тогда сворачивай, что ли!
Новая стоматологическая поликлиника стояла на самой окраине райцентра. Марина припарковалась. Хлопнула дверцей. Даже в зеркало заднего обзора не посмотрела, поправляя прическу и макияж, как делала обычно, выходя из машины. Это Егору тоже не понравилось. Он нахмурился и вслед за дочерью зашел внутрь поликлиники.
Марина шла мимо сидящих в очередях пенсионеров. Остановилась возле двери с надписью «Протезирование». Под недовольный ропот очереди заглянула в кабинет. Егор, опустив голову, топтался рядом, точно собравшийся боднуть старый бык.
Через несколько минут из кабинета вышел мужчина, в чьей наружности, кроме высокого роста, примечательными были разве что тонкие губы, настороженные серые глаза и уши, как-то по особенному торчащие из-под врачебной шапочки. Рядом с яркой цветущей Мариной он выглядел совсем бледно. «Под пятую копирку его сделали», в сердцах сказал однажды про жениха дочери Егор.
И голос у стоматолога был тоже бесцветный, ровный. И когда он здоровался, то смотрел не в глаза, а куда-то поверх плеча. С Мариной жених тоже поздоровался за руку. При этом его уши слегка порозовели.
Под любопытствующими взглядами очереди и перешептывания пожилых теток они прошли на лестничную площадку. Мужчины стояли и молча курили. Марина тоже стояла, облокотившись о лестничные перила, и тоже молча смотрела на них.
Мимо то и дело шныряли симпатичные молоденькие медсестры в коротких халатиках, таких же, какой носила на своей работе Марина. Девушки здоровались с Марининым женихом, бросали придирчивый взгляд на саму Марину и вопросительный на Егора. «А старый хрыч что здесь делает?»читалось в этих мимолетных взглядах.
Первым не выдержал Егор.
Ты хотя бы тысячу сбросить можешь?
В грубоватом голосе Егора звучали просительные нотки. Марина с сочувствием посмотрела на отца. Перевела помрачневший взгляд на жениха. Но тот ровным голосом, точно объясняя незадачливому ученику задачку, проговорил:
Не могу. Я хочу купить списанное оборудование, подремонтировать и поставить на «газель». До этого еще никто не додумался: передвижной кабинет протезирования. Приезжаю в деревню, снимаю слепки, в следующий раз подгоняю. Эта идея окупится в дальнейшем.
Егор вздохнул:
То-то и оно, что в дальнейшем. А деньги я тебе должен выложить сейчас. Когда я женился, мы над приданым смеялись. Не только в долларах, в рублях ничего не брали. Кроватноеодеяла, подушки, простыниза невестой, конечно, причиталось.
Жених улыбнулся тонким ртом. Изрек назидательно:
Такова участь отцов дочерей. Они всегда вкладывались в приданое.
Глаза Егора потемнели. Но он сдержался.
Пока вкладываюсь только я. А что твои родители?
Жених опять улыбнулся тонким ртом. Ответил невозмутимо:
Они вложились в мое образование.
Марина вздохнула и закатила глаза. Эта история про белого бычка ей давно уже надоела.
Егор крякнул и, не прощаясь, пошел вниз по лестнице.
Марина улыбнулась жениху. Взяла его за руку. Но в этот момент как раз мимо пробегала медсестричка, и жених руку свою из Марининой руки осторожно вынул.
Марина сделала вид, что ничего не заметила.
В субботу приедешь?
Жених опять улыбнулся тонким ртом.
Не получится. Мне сдают под стоматологический кабинет в аренду подвальное помещение. Надо начинать ремонт.
Марина понимающе кивнула. Надо было прощаться. На площадку выскочила очередная молоденькая медсестричка. Под ее насмешливым взглядом Марина демонстративно поцеловала жениха. Тот лишь бледно улыбнулся в ответ.
Ехали молча. Только завидев первые дома поселка, Егор сказал:
Придется соглашаться на его условия. Других женихов у нас нет.
Голос у Марины зазвенел:
Не скажи. В санатории сейчас олигарх московский лечится. Я ему очень приглянулась. Он даже мне за показ пятьдесят долларов предложил.
Егор с беспокойством посмотрел на дочь.
Не дури, Маринка. Что еще за показ?
Марина прибавила газу.
А чтобы как манекенщица пройтись, показаться!
Егор удивленно охнул:
За пройтисьпятьдесят долларов? Он что, дурачок?
Больше Егор до самого дома вопросов не задавал, только косился на дочь. Переваривал информацию, наверное.
* * *
Люба услышала шум подъезжающего грузовика, грохнула утюг на подставку, метнулась к окошку. Серафима неодобрительно посмотрела на нее, но смолчала. Ругаться с Любой ей сегодня не хотелось: голова и без того была тяжелая. Утром по телевизору пообещали и бурю магнитную и дождь одновременно.
Люба с досадой отошла от окна. Тимур опять остановил машину за два дома от них. И теперь шел по улице, украдкой оглядываясь, не видит ли кто. Возле калитки остановился, согнулся, будто бы зашнуровывал развязавшийся шнурок. Потом скользнул в их палисадник.
Тимур еще и стукнуть не успел, а Люба уже открыла дверь.
Здравствуйте, девочки!
Здравствуй, мальчонка! Серафима даже не повернулась от телевизора. А что, разве три дня назад она Тимура не видела? Он что, подрос за эти три дня или волос на его башке прибавилось? Нет. Всё такой же мелкий, шустрый, с залысинами. И смотрит быстрыми глазками, чуть склонив вбок голову, точно воробей, который норовит клюнуть. Разве он пара ее Любаньке? Дура девка, и что она в нем нашла? Ухватилась, как утопающий за соломинку. Это при ее-то красоте.
Люба стояла беленькая, ладная, теребила пуговки на халатике. Тимур жадно на нее глянул, потер руки. Повернулся к Серафиме.
Чего это вы в помещениях сидите, бабушка? На воздух пора.
Подхватил Серафиму, перекинул через плечо, точно свернутый ковер, и понес во двор.
Не хочу на воздух, не хочу! Серафима молотила сухими кулачками в спину Тимура. Дождь сегодня обещали! Скрюченным пальцем Серафима успела подцепить со спинки стула свой любимый платок. Не хочу я на воздух!
Тимур бабкины вопли не слушал, усадил ее и саду на скамейку. Серафима ловко схватила его за майку.
Чего я, как идиотка, буду зря сидеть. Принеси вязанье.
Тимур забежал в дом, вынес вязанье и бросился назад, не услышав или сделав вид, что не услышал, как Серафима пробурчала ему в след:
У-у-у! Басурманин!
Через окно Люба бросила виноватый взгляд на Серафиму и задернула занавески. Тимур влетел, быстрый, суетливый, принялся нетерпеливыми пальцами расстегивать на ней халатик, горячо дышал в шею. Люба улыбалась его нетерпению, и быстрому лопотанию, которого она, впрочем, не понимала. Главным был для нее был тот факт, что Тимур ее любит, что она ему нужна, пусть даже так, наспех. Хотя и эта радость давно уже была отравлена.