Тимур привычно опрокинул Любу на кровать, тоже радуясь, что именно ему принадлежат эти рассыпавшиеся по подушке белокурые локоны, подрагивающие при каждом его резком движении, это податливое молодое тело, усыпанное по плечам и груди мелкими нежными веснушками.
Тимур откинулся, радостно и бессмысленно улыбнулся в потолок. Люба отвернулась от него, загородилась полудетским плечиком, вздохнула. Тимур понял это по-своему: ловко прижался к белой Любиной спине своим сухим вертким телом, опять залопотал что-то в шею. Но Люба Тимура плечом от себя отодвинула и сама от него отстранилась.
Не приходи больше, я в Москву уезжаю.
Тимуру вникать в суть сказанного было сейчас совершенно ни к чему. Другое было у него на уме. Поэтому ответил он быстро и легко:
Я и в Москву к тебе буду приезжать. И снова к Любе придвинулся.
Но Люба снова отодвинулась и произнесла тихо, по-детски обиженно:
Ты лучше сюда приехал бы не в белый день. На ночь остался бы.
Наконец Тимур смекнул, к чему эти вздохи и обиженный тон. Но сделал вид, что не понял. Сработал под дурачка:
Так ты же в ночь дежуришь!
Люба повернулась к нему, зашептала, сглатывая горячие слезы обиды:
Не каждую же ночь, а в ночь через ночь. А ты, а ты И слезы покатились по ее щекам. А ты своей мамаши боишься. Тимур присвистнул, вон ты, мол, куда опять гнешь. Выпустил Любу из своих жилистых рук. Лицо у него сделалось скучным. Тогда Люба обхватила Тимура руками за шею, опять зашептала горячо:Ну ладно. Боишься регистрироватьсяне надо. Давай поживем так. Но чтоб не прятаться.
Тимур быстро шарил глазами по потолку, подбирал веские аргументы для ответа. Нашел, вздохнул облегченно:
Да ведь ты все собираешься уйти учиться на доктора, а выучишься и бросишь меня, простого работягу.
Теперь получалось вроде так, что это Люба Тимура обидеть норовит, что в ней вся проблема. Но Люба приподнялась на локте, заглянула Тимуру в лицо и с готовностью выпалила:
А тогда я не пойду учиться!
Тимур такого поворота событий не ожидал. И жертвы такие ему тоже не требовались. Теперь он от Любы отодвинулся, молчал вроде как расстроенно, а сам думал, чем крыть. Крыть было нечем. Поэтому спросил с деланным равнодушием:
А в Москву собираешься, есть предложения, что ли?
Теперь Люба не спешила с ответом. Смотрела в потолок, нанизывала на пальчик и отпускала упругий белокурый локон.
Да так Один отдыхающий из Москвы предлагает. Люба покосилась на Тимура. Увидела, как настороженно сузились у того глаза. Продолжила, сама все больше уверяясь в том, что говорит. Обещает даже оплачивать учебу на коммерческом отделении, если я завалюсь на бюджетное в медицинский институт.
А взамен чего просит? Голос у Тимура звучал равнодушно, но плечо одеревенело. Это Люба ясно почувствовала.
Чего просит-то? Она опять покосилась на Тимура. Ответила спокойно, как само собой разумеющееся:А то же, что вы, мужики, всегда просите.
Тимур хохотнул, цикнул зубом:
Если только это, то этих радостей у него в Москве даже больше, чем у нас. В Москве женщин больше, чем мужчин.
По голосу Тимура ясно было, что он злится. И это Любе сейчас нравилось. Она опять накрутила на пальчик локон, потом, скосив глаза, следила, как он пружинит перед ее носом.
Так, может, влюбился.
Тимур посмотрел на Любу, на ее такое желанное, ладное, едва прикрытое простыней тело: как же в это да не влюбиться? Тимур сглотнул слюну, отвел с деланным равнодушием глаза:
Может быть, конечно, все. Но сколько москвичей к нам ни приезжало, и дачи снимали, и в командировку, и что-то никого из наших девок в Москву не увезли.
Значит, я первой буду, упрямо ответила Люба, села в кровати и тут только заметила, что в комнате потемнело, а в окошко стучит мелкий дождик. Ой, дождь пошел! Она схватила халатик. Скорей Серафиму заноси!
Серафима, нахохлившись, сидела на скамейке и куталась в свой платок. Сейчас она была похожа на старую мокрую ворону с обвисшими крыльями. Тимур подхватил ее на руки, как ребенка. Понес в дом. Серафима ни слова не сказала. Только лицо отвернула. Люба тут же засуетилась, стала переодевать Серафиму в сухое.
Тимур помялся на пороге. Почувствовал, что он здесь совершенно лишний. Сказал неуверенно:
Ну, я тогда поехал.
Ни Люба, ни Серафима ему не ответили, точно его тут уже и не было.
* * *
В советские времена главный врач санатория Грачев Вячеслав Германович никакими особыми врачебными достижениями не блистал, а двигался в основном по комсомольско-партийной линии. Сначала в институте в качестве секретаря комсомольской организации факультета, потом в районной больнице в качестве не столько кардиолога, сколько секретаря парторганизации.
В начале девяностых, когда наступили совсем уж лихие времена, его старый друг еще по институтским временам, а тогда крупный чиновник районного масштаба, отвечающий за местное здравоохранение, устроил Вячеславу Германовичу место зама главного врача заштатного санатория «Красные сосны». Место было, в сущности, дрянь. Но пришлось оно как нельзя кстати, потому что оказалось первым и последним хоть сколь-нибудь стоящим в карьере Вячеслава Германовича, который лечить хорошо не умел, а вот руководить людьми с грехом пополам научился.
Дело в том, что вскоре после его нового назначения компартию отменили, и друг Вячеслава Германовича из начальства сделался какой-то совсем уж мелкой и никому не нужной сошкой. Санаторий из «Красных сосен» переименовали в «Удельное». Впрочем, старожилы говорили, что именно так называлось имение местных графов, еще в гражданскую национализированное и отданное под военный госпиталь.
А Вячеслав Германович на новом месте укрепился. И через несколько лет, с почетом отправив на пенсию главного врача, своего шефа, занял его место. По прежним своим мелкоаппаратным играм он знал, что менять надо всю команду. В результате нескольких нехитрых ходов с инвентаризацией он сменил прежнюю старшую медсестру на новую, с литыми икрами и тугой грудью громкоголосую ухватистую Полину. Полина стала исправно выполнять обязанности старшей медсестры. А заодно очень кстати дала Вячеславу Германовичу, не слишком счастливому в браке, утвердиться в его мужской состоятельности. И потом неоднократно эту уверенность в нем укрепила.
Уже более десяти лет Вячеслав Германович был полновластным хозяином в своей маленькой вотчине. Даже чехарда «наверху», бесконечные перестановки в районном руководстве не касались Вячеслава Германовича. Представители районной власти редко вспоминали о санатории «Удельное». А на случай, когда вспомнят, Вячеслав Германович оборудовал специальную палату повышенной комфортности и построил два VIP-коттеджа. Поэтому власть уезжала из «Удельного» в самом приятном расположении духа, обычно даже не заглядывая в основной корпус.
И вот теперь, с появлением в санатории неопознанного московского потерпевшего, Вячеслав Германович потерял покой. Потерпевший, конечно, здорово приложился головой и нес временами полную, с точки зрения Вячеслава Германовича, околесицу. Но и помимо последствий ушиба головы чувствовалось в его манере общаться что-то безбашенное, настораживающее, внушающее мелкому функционеру Вячеславу Германовичу безотчетное чувство тревоги.
Именно новому пациенту и было посвящено очередное утреннее совещание в кабинете главного врача. Он даже вызвал из отгула Ларису, поскольку именно в ее дежурство поступил к ним этот московский не то олигарх, не то чиновник.
И сейчас, на совещании, он обращался в основном к ней. А на остальных врачей, все больше плотных теток предпенсионного возраста, он если и поглядывал строго, так для того только, чтобы они понимали: тема этого совещания важна и касается решительно всех.
Вячеслав Германович значительно поднял брови:
Что в милиции выяснили про этого сумасшедшего?
Лариса злилась. Что за срочность такая? Зачем потребовалось отрывать ее от почти состоявшегося жениха, который и приехал-то всего на несколько дней. А сколько на эти несколько дней было возложено ожиданий!
Она молча рассматривала бугристую, в пегих заплешинах голову Вячеслава Германовича. Наслаждалась его нетерпением. Когда главврач уже начал нервно ерзать на стуле, спокойно отчиталась:
Владельцем машины является он сам, наш пациент Шнек. В аварии никто не пострадал. Ничего противозаконного не произошло, и милиция отказывается делать запросы о личности пострадавшего. Наша милиция вообще не любит связываться с москвичами, мало ли какие у них там родственники или знакомые. Лариса полюбовалась бледностью, залившей щеки главного, вбила последний гвоздь:По документам он помощник советника Президента РФ.
А что такое помощник советника Президента РФ? Вячеслав Германович вытер вспотевший лоб ладонью.
Это помощник советника президента.
Вячеслав Германович нахмурился. Он не понял, что значит этот ответ, шутит Лариса Петровна или говорит серьезно. Но ругаться с ней было ему сейчас совсем не с руки. Из всех присутствующих у нее одной был уже налажен контакт с этим непонятным Шнеком.
Вячеслав Германович достал из стола лист бумаги, заполненный размашистым уверенным почерком.
Этот Шнек написал мне предложение, чтобы я увеличил зарплату бухгалтеру. Как я на это предложение должен реагировать?
Он обвел присутствующих вопросительно-удивленным взглядом, приглашая вместе подивиться таким чудесам. Красивое, чуть надменное лицо Ларисы Петровны было, как назло, совершенно непроницаемым.
Разумное предложение. Она хороший бухгалтер.
Вячеслав Германович пропустил, казалось, это соображение мимо ушей. Помялся немного, спросил:
Шнекеврейская фамилия?
А это что-то меняет? невозмутимо поинтересовалась Лариса.
В правительстве опять много евреев, доверительно понизив голос, сообщил коллективу Вячеслав Германович. И они опять оказывают влияние. Вячеслав Германович значительно поднял брови.
Лариса перестала сдерживаться. Сказала раздраженно:
Фамилия Шнек может быть и немецкой. Сейчас в паспортах национальность не пишут. Честно говоря, национальность пострадавшего меня мало волнует. Меня волнует, что без томографа и консультаций с опытным невропатологом мы не можем поставить диагноз.
Ларисин тон подействовал на главврача отрезвляюще. Он сразу же вспомнил о своих прямых обязанностях, но и тут не упустил случая брызнуть ядом в пациента Шнека, который никак не хотел поддаваться идентификации.
Я звонил. Этого Шнека в областном центре поставили в очередь на томограф. Но это не меньше недели. Если он такой влиятельный, пусть насчет него из Москвы позвонят. Нонна Викторовна, Вячеслав Германович обратился к врачихе, с которой в первый день так неудачно зашел в палату к потерпевшему, вам вопрос как к невропатологу, заслуженному врачу и, в конце концов, моему заместителю: в вашей практике было, чтобы больной не отличал, о чем он думает и что говорит?
Нонна Викторовна колыхнулась своим большим телом и пошла красными пятнами. Бремя ответственности давило на нее. В такой ситуации нужно было взвешивать каждое слово.
В моей практике такого не было, но в медицинской литературе подобные случаи описаны. Нонна Викторовна обвела коллег беспокойным взглядом. В народе про таких говорят: заговаривается! В кабинете повисла тишина. Нонна Викторовна и сама чувствовала, что такая формулировка диагноза, мягко говоря, далека от научной. Но я же не невропатолог, я физиотерапевт и только исполняю обязанности невропатолога. Она оправдывалась, и теперь пятнами пошло не только ее испуганное лицо, но и шея.
Старые врачихи обменивались многозначительными взглядами и криво улыбались. Каждая из них считала, что именно она достойна занимать место зама главного врача, а не более молодая, но, как выяснилось, менее компетентная Нонка.
Вячеслав Германович чутко уловил настроение коллектива. Сдвинул строго брови. Только междоусобиц ему сейчас и не хватало.
Спасибо. Все свободны.
Лариса с облегчением вздохнула. Но тут главврач придержал ее за рукав.
А вы, Лариса Петровна, останьтесь.
Вячеслав Германович подождал, пока все покинут кабинет. Указал Ларисе на стул возле своего стола. Лариса села так, чтобы главврач видел ее целиком. Положила ногу на ногу. Короткий халатик поднялся еще выше. Лариса знала, что к женской красоте Вячеслав Германович весьма неравнодушен, и сейчас ее точеные ноги в изящных туфельках будут сбивать его с толку. Это была ее маленькая женская месть главврачу за испорченный отгул.
Вячеслав Германович несколько раз чиркнул глазами по ее гладким коленкам. Попытался собраться с мыслями. Лариса глумливо покачала носком туфельки. Перехватила взгляд главврача. Невинно улыбнулась.
Вячеслав Германович вытер пот со лба и заговорил:
Пребывание этого Шнека в санатории сказывается разлагающе на персонале. Мне сообщили, что он устроил вечеринку с ночными сестрами. Он выжидательно смотрел на Ларису. Но та молчала. И вообще с ним много непонятного. Откуда он знает про вице-губернатора Кислюка, который стал куратором здравоохранения только три дня назад? Значит, его проинформировали еще в Москве. Теперь в голосе главврача звучали просительные нотки:Лариса, вы же в Москве жили, он тоже москвич. Поговорите с ним, как с земляком.
Лариса смотрела на Вячеслава Германовича без всякого сочувствия.
У меня не получится. Он утверждает, что я кого-то убила.
Только этого нам не хватало. Сообщение Ларисы подтверждало его подозрения относительно психического состояния потерпевшего. Я опасаюсь его видеть, потому что он хамит мне прямо в лицо. Ему же вполне может показаться, что и я кого-нибудь убил!
А вы поручите его старшей медсестре. Она его так обхамит, что все остальные ему покажутся ангелами.
Вячеслав Германович строго сдвинул брови. Он понял, куда клонит Лариса. Раньше бы она себе такого не позволила. А вот теперь, с появлением этого Шнека, пожалуйста.
Не надо наговаривать на Полину. Она хороший работник. Да, хамовата немного, но и такая категория работников нужна. Кого-то должны бояться. Меня вот что беспокоит. Мне докладывают, что он разговаривает с нашими пациентами и сотрудниками и многое узнает от них. А что, если работникам администрации президента РФ поручено, когда они выезжают в регионы, собирать материал о том, что происходит на местах?
Вячеслав Германович выжидательно смотрел на Ларису. Но та совсем не собиралась облегчать главврачу жизнь.
Значит, в Москве будут знать, чем народ живет.
Да что им народ! Народ ведь не уволишь. А руководство можно уволить. Вячеслав Германович страдальчески закатил глаза, но в ответном прямом взгляде Ларисы взаимопонимания он не встретил. Я доложил в администрацию района о появлении на моей территории этого Шнека. Мне рекомендовали максимально изолировать его от пациентов.
Не можем же мы его закрыть в палате.
Закрывать не надо. Его надо переселить в один из коттеджей. И уважение окажем, и выполним указание районной администрации об изоляции. И хорошо бы его перевести на постельный режим. Главврач понял, что хватил лишку. И тут же к месту вспомнил про желание московского гостя иметь всех сестер санатория, а ночных особенно. Так что этот постельный режим мог выйти главному врачу совсем уж боком. Вячеслав Германович целомудренно потупил глаза. Но это, конечно, вам решать, Лариса Петровна. Лариса поняла главврача. Опять качнула носком туфельки, но промолчала. Ждала, что еще скажет шеф. А что же мне делать с повышением зарплаты бухгалтеру? Повышать или не повышать?
Лучше всегда повышать.
Не этой подсказки ждал Вячеслав Германович от Ларисы. Стал рассуждать вслух:
Может начаться цепная реакция. И в других службах начнут требовать, ссылаясь на данный прецедент. А может, мне с ним переговорить и понять, чего от него еще ждать? Лариса, вы могли бы присутствовать при этом разговоре?
Я в отгуле. Ко мне жених приехал.
Вячеслав Германович поморщился. Этот Ларисин жених был сейчас совсем некстати.
Да-да. Я помню. Это тот моряк, который у нас в прошлом году отдыхал. Капитан-лейтенант, кажется?
Он теперь капитан третьего ранга.
Поздравляю. Вячеслав Германович отреагировал совсем вяло. Перспектива общения с московским пациентом его совсем не радовала. Придется мне говорить с этим Шнеком один на один. Может, это и лучше: если хамить будет, никто не услышит хоть. Вячеслав Германович даже повеселел немного, приняв наконец-то решение. А в коттедж мы его все-таки переселим. Сегодня же!