«Как и следовало ожидать, Максим опять уехал со своей подружкой. Если мои сведения верны, в настоящий момент он находится в Жерарме»
Он обещал сообщать новые сведения, а Кристиана сдержанно комментировала уже полученные.
Напрасно вы так беспокоитесь о нем, Ришар. Мальчику нужна постоянная перемена мест, он привык к беспорядочному образу жизни
Эрмантье согласно кивал головой, затем выпивал одну за другой две рюмки коньяка. Потом вытягивался в шезлонге и бормотал:
Мне думается, я немного сосну, Кристиана. Ступайте на воздух, подышите.
Оставшись один, он мучился тем, что упустил момент. Часами корил себя за несвойственное ему малодушие. И в конце концов твердо обещал себе начать разговор ближе к вечеру, за ужином или перед тем как пойти спать. Но потом откладывал это на завтра. И вот сама Кристиана предоставила ему удобный случай. Они пили кофе на веранде. Клеман с Марселиной только что уехали за рыбой. Погода стояла тихая. Слышно было жужжание мух вокруг цветов.
У вас пуговица отрывается, заметила Кристиана. Сейчас пришью и заодно скажу Марселине, чтобы она погладила ваш пиджак. Давно пора.
Эрмантье не готовился заранее. Он просто сказал в ответ самым естественным тоном:
Пришейте тогда уж и черный креп к лацкану пиджака.
Вот и все. Звон чайной ложки Кристианы смолк. Эрмантье лениво вытянулся в шезлонге. Он сбросил с себя груз. Если бы знать, что это так просто, он не стал бы тянуть. Кристиана осторожно поставила чашку; он почувствовал, что она склонилась над ним.
Не беспокойтесь, прошептал он. Я справился и с этим ударом. Как видите я жив. Теперь мы можем поговорить.
Ришар!.. О Ришар!.. Я в отчаянии Если бы вы знали, как мне тяжело.
Она с волнением взяла его за руку, и ему показалось, что она плачет.
Спасибо, Кристиана, сказал он.
Откуда же вы узнали?
Ваша шляпка Вы слишком поздно убрали ее из шкафа. Я успел потрогать вашу вуаль.
Да, но
Вы забыли о колоколе. Это был не набатный звон, Кристиана. Отличить набат от похоронного звона я еще в состоянии.
Мне так хотелось, чтобы
Я знаю, Кристиана Не плачьте. Вы вели себя безукоризненно Юбер тоже. Я очень виноват.
Тревога, страх, неуверенность, все опасности, все призраки разом отступили. Оставалась только неизбывная тихая печаль.
Ваши недомолвки нельзя было объяснить иначе, продолжал он. Многие вещи я понимаю гораздо лучше с тех пор, как перестал видеть.
Кристиана крепче сжала его руку.
Прости мне мою ложь, прошептала она. Я предупреждала Лотье, что это отвратительно. Бывают дни, когда я просто с ума схожу.
Вы солгали лишь умолчанием, Кристиана. Это не так страшно. А насчет ссоры с Клеманом в буфетнойэто правда?
Да. Максим внезапно стал задыхаться. Мы сразу поняли, что дело серьезное, гораздо серьезнее, чем обычно Я послала Юбера за Меруди Клеман совсем потерял голову и не сумел бы справиться. Бедный парень считал себя виноватым. Он был в полной растерянности Меруди только что лег в постель. Он сразу оделся. Все это заняло не так много времени, и все-таки, когда они пришли, Максим уже хрипел.
Если бы телефон работал
Это ничего не изменило бы, Ришар. Меруди установил острый отек легкого. Он попробовал сделать кровопускание, но помочь уже ничем было нельзя. Ваш брат так или иначе был обречен. Ему следовало беречь себя, лечиться, а вам известно, какую жизнь он вел! День ото дня он менялся у нас на глазах.
Стало быть, он не понимал всей серьезности своего состояния?
Он? Да он строил бесконечные планы! Знали бы вы, с каким трудом мне удалось отговорить его принять это приглашение в Ла-Боль и заставить приехать сюда отдохнуть с нами! Отдохнуть! Думаю, он не понимал грозившей ему опасности.
Это я во всем виноват.
Да нет же, мой бедный друг. Не могли же вы вечно нянчиться с ним.
Он очень страдал? Он понял, что
Нет. Он почти сразу потерял сознание.
Кристиана, ваши старания достойны всяческого уважения, и все-таки вам следовало сказать мне.
Я так и хотела сделать. Но Меруди был решительно против Он знает, насколько вы слабы сейчас. Он посоветовал нам не торопиться, подготовить вас постепенно Он помог Юберу перенести тело в библиотеку: это единственная комната, куда вы не стали бы заходить Пейте кофе, Ришар. Он совсем остынет.
Нет, спасибо Когда Юбер выезжал первый раз, он толкал машину руками, не так ли?
Да И после того как отвез Меруди домойтоже. Мы не хотели шуметь. Я готова была на что угодно, лишь бы не дать вам спуститься.
«Вот почему я слышал вначале, как машина приехала, подумал Эрмантье. Вот почему Клеман приходил наблюдать за мной. А я еще попросил его проверить, закрыто ли окно! Значит, я не ошибся. И возможно даже, вопреки всякой видимости, я вообще не ошибался!»
Эрмантье хранил молчание. Он был настолько подавлен, что не мог ни о чем думать. И все-таки знал, что скоро ему предстоит заново обдумать и случай с персиковым деревом, и эту историю с запахом соснысловом, все, что мало-помалу заставило его утратить вкус к борьбе и любовь к жизни. Кристиана высморкалась.
Я предпочитаю, чтобы вы знали всё, сказала она. Боже, какой кошмар! Эти письма Юбера, которые мне приходилось читать вам! Да и куда бы нас завели все эти хитрости? Когда-нибудь все равно пришлось бы сказать вам правду. Врачи понятия ни о чем не имеют, когда дают советы. Я каждую минуту дрожала.
Когда утром я попросил вас поехать с Юбером в Ла-Рошель, чтобы попытаться вернуть Максима вы ездили по похоронным делам?
Да.
А этот визит Беллемов после обеда?
У нас не было выхода, Ришар. Поймите меня За телом Максима должны были приехать. Не могли же мы держать его здесь Рядом с вами!
Понимаю, сказал Эрмантье.
Но к его горю примешивалось глухое раздражение из-за этого обмана, потому что в Беллемов он поверил. Кристиана вела себя так естественно! Конечно, у нее были все основания лгать, раз она получила указание врача, но как ей удалось так искусно притворяться? Разве сам он сумел бы лгать с такой уверенностью? А Юбер! Юбер, которого он считал ограниченным и чересчур робким Юбер сыграл свою роль с не менее поразительным мастерством. Даже Клеман, и тот им подыгрывал. Эрмантье вспомнились интонации его голоса. Разве можно было уловить в нем мучительные угрызения совести или, скажем, простое сожаление? Одна лишь Марселина сплоховала. Она заплакала, но не из любви к покойному, а из-за пережитого волнения, а может, и от страха. Он не испытывал к ним ни малейшей благодарности. Они проявили большое умение. А такого рода ловкость всегда таит в себе чуточку презрения.
Похороны прошли хорошо, продолжала Кристиана. Пришли все.
Отпевал аббат Мишалон?
Конечно.
Люди, должно быть, удивлялись, что меня нет.
Нисколько. Все сразу поняли Вы представить себе не можете, как трогательно нам выражали соболезнования. Я и не думала, что к нам здесь относятся с таким уважением.
Подобное замечание было вполне в духе Кристианы. Теперь-то он ее узнавал.
В Лион вы сообщили?
Подумав, я решила, что лучше воздержаться. Прежде всего, у Максима там были только случайные знакомые. Да и потом, вообразите себе эту девицу, которая появилась бы здесь в трауре и принимала соболезнования вместе с нами у ворот кладбища! Я даже Жильберте не стала писать Были только местные. Я уверена, что Максим одобрил бы такое решение.
А насчет могилы с кем вы договорились?
С Лобре, разумеется. Он хоть не так глуп Могиласправа от распятия, рядом со склепом Дюран-Брюже Простая гранитная плита с крестом, но очень красивая.
А Юбер? Он опоздал на поезд?
А вы предпочли бы, чтобы он не присутствовал на похоронах? Он уехал в полдень автобусом, а затем пересел на ночной поезд, вот и все.
Кто оплачивал расходы?
Юбер Вы подпишете ему чек, когда пожелаете, это не к спеху Как вы себя чувствуете?
Немного разбитым, но это естественно.
А я совсем не в себе. Вы на меня не очень сердитесь?
Нет, Кристиана. Это мне следует просить вас забыть о многих вещах. В частности, о моем дурном расположении духа. Я не слишком приятный спутник жизни.
Бедный мой Ришар!
Она погладила его по волосам, и он позабыл свои обиды.
Вам больно? спросила она.
Нет. Мне бывает плохо по вечерам. Лето в этом году слишком жаркое.
Напрасно вы пили так много спиртного. Я не хотела раздражать вас, но Лотье был бы недоволен, если бы узнал
Ба! Лотье Вам следовало бы отдохнуть, Кристиана. Теперь я вполне могу остаться один. Мне будет приятно думать о Максиме, вспоминать прошлое.
Правда? Вам ничего не надо?
Она встала, подошла к нему сзади, поцеловала в волосы.
Пока, Ришар.
Она поцеловала его. Без отвращения. В искреннем порыве. Эрмантье остался сидеть неподвижно, чувствуя себя измученным, пытаясь продлить эту сладостную минуту. Он потерял Максима. Но быть может, обретет Кристиану. И возможно, жизнь теперь пойдет как прежде. Они плохо знали друг друга, вот и все. Теперь их никому больше не разлучить.
«Ты забыл, что, возможно, скоро умрешь, подумал он. Забыл, что тебя щадят только потому, что ты обречен».
Он встал, чтобы прогнать эти нелепые мысли. Ему и без того тошно! Максим умер, и теперь он действительно превратился в старика. Боль и горечь снова навалились на него, плечи его поникли. Он обошел вокруг стола, волоча ногу и с шумом втягивая в себя воздух, не зная толком, на чем сосредоточить мысли. Он услыхал, как возвращается «бьюик», как Марселина огибает дом, чтобы отнести в холодильник то ли рыбу, то ли ракушки, и внезапно принял решение. Он должен поехать туда. Наступил самый жаркий час дня; там никого не будет. Он взял шляпу, в которой гулял по саду. Его ведь никто не увидит! Впрочем, какое ему дело до того, что скажут деревенские жители.
Вытянув вперед левую руку наподобие антенны и перебирая в пустоте пальцами, он добрался до гаража, где Клеман орудовал с ведрами воды.
Чем вы занимаетесь, Клеман?
Машину мою, месье. После рыбы в багажнике дурно пахнет.
Закончите потом. Мне нужна машина.
Хорошо, месье.
Эрмантье сел на переднее сиденье, дождался, пока Клеман сядет рядом с ним и положит руку на стартер.
Отвезите меня на кладбище.
Последовало молчание, как только что на веранде.
Хорошо, месье, сказал наконец Клеман безучастным голосом.
Он не дурак. И наверняка понял, что Кристиана, не выдержав, все ему рассказала. Теперь он опасается упреков со стороны хозяина. Но он, как всегда, с привычной легкостью тронулся с места. Вот уже несколько дней Эрмантье знал, что Максим умер, но по сути это ничего не значило, сердцем он этого не прочувствовал. В его памяти Максим все еще оставался живым. Ведь для слепого жизнь другихвсего лишь воспоминание. Ему слышались звуки саксофона, он видел лицо Максима таким, каким оно было в прошлом году, уже сильно осунувшимся, но по-прежнему насмешливым, видел, как он щелкает пальцами через плечо, давая понять, что чувство ответственностине его стихия. Максим так и остался мальчишкой. И Эрмантье вынужден был признаться себе, что ничего не сделал для того, чтобы брат изменился к лучшему. Как человек, лишенный фантазии, весьма далекий от искусства, жесткий в делах промышленник, с презрением относившийся к прекрасному, он эгоистично радовался тому, что с такой полнотой воплощал в себе Максим: его беззаботности, страсти к наслаждению, его безрассудному расточительству! Максим был его прихотью, его роскошью. Другие держат яхты или скаковых лошадей, а у него был Максим, расходы которого он оплачивал. Ему следовало проявлять больше твердости. Иногда, правда крайне редко, он пытался обуздать эту полную обаяния ветреную натуру. Но Максим был непобедим, и стоило ему почувствовать, что его приперли к стенке, как он тут же пускался в нежнейшие излияния и всякий раз ухитрялся сломить непреклонность старшего брата, тронуть его душу. И конечно, приходилось забывать и прощать ему все. А Максим снова предавался всякого рода излишествам. Сколько раз Эрмантье силой хотел затащить его к врачу! Всем было ясно, что Максим долго не протянет: эта бледность, впалые щеки, прерывистое дыханиекуда уж больше. А эта безудержная чувственность, приводившая Эрмантье в ужас! В двадцать два года Максим с огромным трудом оправился от пневмонии. Врачи предупреждали его, что он дорого поплатится, если допустит малейшую неосторожность. Однако не прошло и недели, как он уже стал любовником какой-то певицы и отправился с ней на гастроли в Австрию. Можно до бесконечности продолжать перечень его увлечений, его путешествий и покаянных возвращений, за которыми следовали все те же клятвы, хотя ни одной из них он так и не сдержал. Максиму было наплевать на свое здоровье. Его уделом было не жалеть ни своих сил, ни денег брата, ни чувств своих возлюбленных. Эрмантье всегда опасался внезапного конца. И вот теперь он обнаружил, что остался безутешен. Клеман тронул его за руку.
Месье.
Да?
Мы приехали. Месье хочет выйти из машины?
Весь во власти своего горя, Эрмантье и думать забыл о кладбище. А Клеман уже обходил машину, открывал дверцу.
Месье придется дать мне руку. Тут начали мостить аллею. Камни уходили из-под ног. И, преодолев досаду, Эрмантье согласился, чтобы Клеман поддерживал и вел его. Он понял, что дорожка свернула вправо, потом влево. Он без труда ориентировался на этом маленьком, похожем на сад кладбище, пронизанном светом и наполненном шелестом кипарисов.
Вот здесь, месье, сказал Клеман.
Эрмантье поднял ногу и наткнулся на край плиты. И только тут впервые почувствовал нестерпимую муку разлуки и, несмотря на присутствие Клемана, не мог удержаться от стона, разрывавшего ему грудь. Потом в молчании мысленно стал звать: «Максим, Максим». Все двадцать лет ему казалось, что это он оберегает брата, а теперь вдруг стало ясно, что из них двоих слабее, беззащитнее, беспомощнее был скорее он сам. Он плакал без слез, всем своим искаженным мукой лицом. Эрмантье помахал рукой, как бы устраняя Клемана, но так как шофер, видимо, не понимал, он нашел в себе силы прошептать:
Клеман домой за букетом.
Но здесь и так уже много цветов, заметил Клеман.
Я хочу сам положить несколько цветков.
Клеман заколебался. Он помнил наказ никогда не оставлять хозяина одного.
Поезжайте! сказал Эрмантье.
Хорошо, месье.
Шаги Клемана стихли, слышно было, как машина развернулась. Эрмантье подождал еще немного, затем опустился и осторожно провел рукой по камню. Камень был шероховатый, ровный на ощупь, словно шкурка, и теплый, будто живое существо. Сам не зная почему, Эрмантье почувствовал некоторое облегчение. Максиму, который так любил красивые костюмы, тонкое белье, мягкую кожу, Максиму будет хорошо здесь, в этом затерянном уголке вандейской земли, где не слышно ничего, кроме шума ветра, пения птиц и глухого морского прибоя.
«Прости! Прости, Максим», мысленно обратился к нему Эрмантье.
Ему хотелось вознести молитву, но он позабыл все молитвы, которые знал в далеком детстве. Он настолько был поглощен работой и борьбой, что у него никогда не было времени подумать о смерти. А уж тем более о жизни в ином мире. Хотя, вопреки обещаниям священников, никакой иной жизни, возможно, и нет. А между тем он всей душой надеялся, что для Максима не все еще кончено. Из-за Максима он даже готов был веровать и неловко перекрестился. И снова рыдания подступили к горлу. Может ли он теперь вернуться в Лион? Снова покинуть брата, которого не сумел уберечь? Не лучше ли уступить Кристиане и отложить возвращение? Каждый день он будет приносить сюда цветы. И говорить тихонько: «Я здесь, Максим. Я здесь».
Впрочем, намного ли он переживет его? Быть может, и самого его еще до конца года положат здесь под соседней плитой? Он так и не собрался купить место на лионском кладбище. Эрмантье не из тех людей, что возводят для себя пышные мраморные склепы, охраняемые ангелочками, куда из поколения в поколение штабелями складывают трупы. Эрмантье разбросаны по всей земле Морвана, и могилы их зарастают сорной травой. А он с миром почиет здесь, рядом с Максимом. И Кристиана поймет его
Он протянул руку к цветам, уже увядшим, судя по терпкому запаху. Цветы спалило солнце, стебли стали ломкими, словно хворост в вязанках. Кристиана, конечно, очень занята Но она могла бы послать Марселину. Он потрогал венки, казавшиеся огромными. Что же написано на лентах? «Моему брату»? «Моему безвременно ушедшему брату»? «Максиму»? Надо будет убрать эти венки, они не понравились бы покойному. Пускай будет голая плита, в которой отражаются облака. Он нащупал ногой окружавший могилу гравий, сделал три шага. Пальцы его наткнулись на крест. Лобре хорошо поработал. Крест вырублен из того же гранита, что и плита. Высокий, с широко раскинутыми крыльями. А вот и надпись; он без труда разобрал окончание одного слова: