С этими словами девочка расстегнула куртку и две пуговицы на вязанной кофте. Оттянула ворот зеленого платья.
Мартину показалось, что ему на голову вылили ведро ледяной воды. От ключицы, к плечу и груди тянулись знакомые бордовые полоски. Только эти были тонкими и частыми.
Он молча подошел к ней, убрал ее пальцы от ворота. Застегнул кофту и куртку.
Простудишься, Риш. Мне очень жаль
Да ладно, большое дело. Пройдет скоро, главное ничем его не злить, пока старое не заживет. Эй, да ты сам замерзсмотри, белый весь. Иди, оденься, я подожду. Я тебе показать хочу кое-что.
«Ну доброе утро, Мартин, почему ты стоишь тут полуодетый и скрипишь зубами от злости?»
«Я хотел успокоить собак».
Да, я быстро, ответил он вслух.
Он зашел в дом, подавив желание что-нибудь разбить, и начал одеваться.
Прости, я думаю нам нужно сходить с ней куда она хочет. Я не смог ей отказать. Мы скоро вернемся, я приготовлю завтрак, идет?
«Конечно. Я помню, ты боишься чужой боли. Но я не собирался тебя просить отказываться».
Отлично. Поменяемся?
Вик, подумав, кивнул.
Мартин приветствовал взмахом руки Ореста, встречающего его в проеме. Огонь в камине горел ярко, и комнату заливал уютный полумрак, отражающийся в золотых стеклах. Ему вдруг показалось, что там, за окнами, стало чуть светлее. Впрочем, времени приглядываться не былоВик вышел из дома. И даже надел шарф.
Риша, перегнувшись через забор, гладила Боцмана, вставшего на задние лапы. Тень лежала, положив голову на передние лапы и тихо ворчала.
У тебя хорошие собаки! Наши цепные совсем злые, хоть папа их и кормит каждый день.
Моему лень каждый день, проворчал Вик, вспомнив, как с непониманием смотрел, как отец бьет собак.
У него тогда еще были вопросы, как это бывает.
Риша улыбнулась и взяла его за руку. Несмотря на то, что девочки ее возраста обычно были гораздо выше, она была с Виком почти одного роста. Прикасаться у нее получалось так естественно, будто они выросли вместе, тогда как Вик испытывал безотчетное смущение.
Она вела его куда-то вдоль опушки, в сторону деревни.
Расскажи про себя! Ты давно приехал?
Летом
А почему я тебя не видела до сих пор? Вик, ну Новый год скоро, ты что, серьезно?! в ее голосе слышалась обида, будто они условились встретиться, а он обманул.
Я сидел дома. Я не очень люблю гулять.
А что ты делаешь дома?
«Мартин, как ей не говорить, что дома ты мне читаешь и картинки показываешь?»
«Ну скажи ей, что ты читаешь, это даже не будет неправдой».
Я читаю книги.
Ивсе? удивилась она.
А что не так? Вик тоже был удивлен.
В книгах оживало то, что отвергал настоящий мир. Там как раз все было правильно. Как можно менять иллюзии с книжных страниц, на сомнительное удовольствие носиться и орать дурным голосом, как это делали другие дети?
Но это же скучно
Вик остановился и отпустил руку Риши. Внимательно на нее посмотрел, отошел к краю дороги и зачерпнул ладонями снег. Она сделала движение, чтобы отбежать, думая, что он бросит в нее снежком. Но он подбросил снег над головой, позволив ему падать, кружась и сверкая в лучах чистого зимнего солнца.
Что видишь?
Снег
Да нет же! Иди сюда, он потянул ее за рукав и подбросил еще одну горсть снега.
Это пыльца. Она волшебная, видишь, как она искриться? Если волшебство подействует, мы с тобой сможем летать! Как Питер Пен и Венди, никогда не повзрослеем! Никогда не умрем! Ну, ты чувствуешь? А хочешь
Он снова подбросил снег так высоко, как только смог.
А хочешь, это будут лепестки яблонь?! Забудь, что это маленькие снежинки, посмотри, как они опускаются на землю! Они розовые, мягкие, сквозь них светит солнце! Ну же, ты видишь?..
Он остановился, с легкой тревогой заглядывая в ее лицо. Вик прекрасно понял, что, если Риша не проникнется настроениемон будет выглядеть дураком.
Я вижу, с восторгом прошептала Риша, ловя на руку в красной перчатке одну, запоздавшую снежинку. И ты всегда так? Ты так видишь, да? Будто все время играешь?..
Я не играю. Я правда так вижу.
Он отряхнул перчатки от снега и засунул руки в кармане. Мартин пришил-таки воротник к свитеру, на улице было тепло, но все равно его пробирал странный, зябкий озноб.
У тебя есть братья или сестры? сменила между тем тему Риша.
У меня есть две младшие сестры. И и старший брат, подумав ответил Вик.
И подумал, что он бы стучал во все двери, каждого дома в их деревне, а потом поехал бы в город, и стучал бы в двери там, повторяя раз за разом эти слова. Только бы его каждый раз обжигало таким чувством благодарности.
Вик, ты опять задумался?
Прости, что ты говорила?
Я спрашиваю, где они? Почему вы не вместе?
Мои сестры остались на Севере Младшая, Оксана, совсем маленькая. А Лера Лера на два года меня младше. Я очень ее люблю. И очень скучаю, грустно закончил он и подумал, что непременно напишет Лере письмо.
Даже мелькнула мысль написать про Мартина. Но он побоялся. Письмо могли найти взрослые, несправедливые взрослые, ничего понимающие. И не прощающие.
А брат?..
Брат он всегда со мной, неопределенно прошептал Вик, вкладывая как можно больше двусмысленности в свои слова.
Вы хорошо ладили? Дрались, наверное? сочувственно спросила Риша.
Она или не заметила намека, или предпочла не заметить. А может, просто относилась к смерти с детским цинизмом.
Нет, ты что, он хороший. И сестру я никогда не стал бы обижать. Она девочка, младшая, я ее люблю, и она меня тожезачем мне делать ей больно? перевел он тему.
У тебя, кажется, правда хорошая семья, вздохнула Риша. Вот, погляди. Мы пришли.
Ель была огромной. Темно-зеленая, высеребренная снегом, словно нарисованная поверх лесного пейзажа. Снизу, как оборки широкую юбку, ее охватывали разноцветные искорки.
Что это? спросил Вик, подходя ближе.
Это игрушки, улыбнулась Риша, приподнимая ветку.
Игрушки были простые. Какие-то деревянные фигурки, обклеенные фольгой орехи и замерзшие фрукты, дешевые бусы. Кое-где виднелись мутные флаконы из-под духов, плотно прикрученные проволокой к ветвям.
Нижние ветки были украшены целиком. Но чем выше, тем меньше становилось игрушек.
Вот, смотри, видишь там Риша, задыхаясь от восторга, показывала ему на фигурку птички, оклеенную чем-то вроде осколков елочных шаров.
Птичка была прикручена к ветке почти посередине дерева. Она победно сияла на солнце, будто бросая вызов всем остальным игрушкам и заодно искрящемуся снегу вокруг.
Это Рас. Он залез туда, посадил птичку и спустился обратно!
Надо же, вежливо удивился Вик, нисколько не впечатленный самоубийственным подвигом какого-то мальчишки.
Риша, впрочем, не заметила его равнодушия.
Хочешь, я тебе еще что-то покажу? Это тайна. Детей с деревни, всех. Иди сюда.
Она нырнула под ветки и начала расчищать снег под елью. Вик подошел к ней, опустился рядом на колени и заглянул ей через плечо. Риша держала в руках что-то большое, красное, завернутое в плотную пленку.
Смотри
Под пленкой оказалась большая, фанерная звезда. Ярко-красная, оклеенная маленькими золотыми звездами из фольги. Позади не было звезд, зато лучи соединяла белая веревка.
Зачем она?
Когда-нибудь кто-то повесит ее на самую верхушку! И это будет настоящая, новогодняя ель!
Зачем? настойчиво повторил Вик.
Идея лезть на дерево с фанерной звездой на спине, рискуя упасть и покалечится ради того, чтобы дерево стало новогодним, казалась ему невероятной глупостью.
Он может представить себе ель украшенной целиком. И любую звезду на ее макушке. Для этого не нужно рисковать собой.
Этот человек станет героем!
«Мартин, а хочешь быть героем? Представь, что это мачта».
«Если бы я не знал, что ты шутишьтебя ждала бы самая нудная лекция о самосохранении, какую только способен вынести детский разум», проворчал Мартин, с легкой тревогой разглядывая восторженную девочку, завороженно разглядывающую звезду.
«Может ей прочитаешь?»
«Ей не поможет. Но, если ты не против, я правда хотел бы с ней поговорить».
А кто-то уже пытался? с деланым интересом спросил Мартин, проводя рукой по шершавой поверхности звезды.
Пытался. Его зовут Крот.
Почему «Крот»? поинтересовался Мартин, надеясь, что не услышит подтверждения своей догадки.
Потому что он слепой, Риша посмотрела на него так, будто очень удивлена его недогадливостью.
И слепой мальчик полез на елку, высотой в пятиэтажный дом?..
Ага. Его все в деревне дразнили, и он полез, чтобы доказать, что он тоже может. И он добрался до вершины!
Значит, мечта исполнилась и можно больше не геройствовать? осторожно спросил Мартин, заворачивая звезду в пленку.
Неа, он сорвался, когда крепил звезду и чего-то себе сломал. Он теперь редко выходит из дома. Я иногда прихожу к нему, книжки ему читаю. Мама у него добрая.
«Мартин, если ты еще раз спросишь меня, почему я не хочу гулять и с кем-то общатьсяя тебе вот это припомню».
Риша, мне показалосьтолько показалось, что ты тоже хочешь закрепить эту звезду.
Конечно, удивленно вскинула она глаза. А ты не захотел?
Героями делаются не от самоубийственной смелости.
Если бы ты не пришел вечером в лес хоронить Власа, я бы решила, что ты трус.
Мартин почувствовал, как нехорошо кольнула тревога. Вот только бы Вик не решил что-то доказывать!
Но Вик, к его большому удивлению, рассмеялся.
«Пусть трус, зато живой. И стесняться этого не стану, не бойся».
А зачем становиться героем? О чем ты на самом деле думаешь, когда представляешь, как повесила бы эту звезду на макушку?
Ну ты и глупый. Меня бы тогда любили. Может быть даже родителизнаешь, это ведь очень старая елка. И этозвезда нашего поколения. А у наших родителей, говорят, была другая. И они тоже когда-то мечтали
Риша стояла и смотрела на то место, где они спрятали звезду тоскливым взглядом, нервно теребя рукава.
Меня не любят, Вик. У меня в деревне нет друзей, зовут шлюхиным отродьем. Мама моя им не нравится, она в городе жила, потом дом купила Ты просто не знаешь. Такое не прощают. Ты тоже не простишь. Просто ты не общаешься с деревенскими, не знаешь, как у нас принято.
Плевать мне, как у вас принято, Риш. Я хочу быть твоим другом, и мне все равно, как твоя мать купила дом. Людей любят не за готовность залезть на елку и не за то, сколько их родители работали в огороде. Например мой папа алкаш, думаешь, мне стыдно?
А за что любят?
За то, какие эти люди есть. За то, что отличает их от других людей. А еще просто так. Я очень хочу быть твоим другом, но вряд ли эта дружба тебя порадует, если ты расшибешься, упав с елки.
Вик, а ты правда хочешь
Правда, Риш. Только ради всего святого, пусть эта звезда лежит себе на земле, хорошо?
Хорошо, неожиданно светло улыбнулась Риша.
И подала руку, впервые будто застеснявшись.
Мартин, как и обещал, жарил на кухне блины, тревожно прислушиваясь к звукам сверху. Впрочем, отец спал, и судя по пустой бутылке на столе, спать он будет еще долго. В бутылку вмещалось полтора литра, и вчера она была полной.
«А знаешь, Мартин, кажется, у тебя судьба такаяс какими-то несчастными детьми дружить», отметил Вик, глядя, как растет стопка блинов на тарелке.
Не худшая судьба. А вот то, что твой отец сожрал весь медплохо, ответил Мартин, задумчиво вертя в руках пустую банку, покрытую жирными отпечатками.
«Что ты вообще о ней думаешь? Ну, о Рише?»
Думаю это несчастная девочка, и она может найти себе серьезных неприятностей. Но она хорошая. И, наверное, будет тебе верным другом.
«Нам. Мы решиливместе», напомнил ему Вик.
Да, ты прав. Нам отличным другом.
«Как думаешь, может, выберемся ночью из дома, да сожжем эту несчастную звезду?»предложил Вик.
Нет. Во-первых, плохая идея идти ночью в лес зимой. Во-вторых, ты же слышалэто местная легенда. Они себе сделают другую, и будут лезть на эту елку, пока не родится какое-то странное поколение не авантюрных детей.
«Авантюрных»
Безрассудных.
«Слушай, как думаешь, а если кто-то залезет и звезду туда прикрутитони же перестанут об этом мечтать? Им незачем станет».
Вик, мы с тобой не станем думать за всю деревню детей. В лесу достаточно деревьев, с которых можно упасть, рек, в которых можно утонуть и диких зверей, которых можно встретить. Не то что бы я призывал тебя к равнодушию, но лезть на елку не нужно Слушай, а к блинам у нас ничего и нет, но я тебе чаю заварил.
«Да мне и не нужно ничего. Хотя меда жалко Слушай, Мартин, а, Мартин. Я знаю, о чем ты подумал, когда Риша рассказала про Крота».
Мартин молча домыл сковороду, вытер руки полотенцем и уступил Вику место. Он забрал чайник и тарелку и тихо прошел в комнату.
Он тогда подумал, что ему очень повезло, что Вик не занимается такой чушью.
Все-таки хорошо, что я не стал дружить с другими детьми. Доказывать им еще что-то, а потом одному сидеть
Мартин только вздохнул и покачал головой.
Он не мог требовать от Вика не делать выводы, к которым пришел сам.
Действие 10Тени деревьев
Людей погибельв похвальбе,
В уверенности их в себе.
На следующее утро произошло именно то, чего так боялся Мартин с самого летаВик проснулся больным.
Мартин тревожился не просто так. Во-первых, он помнил, что Вик болеет тяжело, может бредить при температуре и страдает от сильных головных болей. Во-вторых, Мартин припрятал банку меда и лекарства на такой случай. Еще летом ему удалось достать парацетамол и анальгин, что было нетривиальной задачей, ведь все лекарства покупались в городе. Отец запаса не имел, предпочитая лечиться алкоголем.
Но Мартин прекрасно понимал, что Вику нужна забота и нормальное лечение, а не дешевые таблетки, мед и его утешения.
Проем словно заволокло туманом. Мартин впервые не смог сам шагнуть в него, словно встретив непреодолимое препятствие.
«Вик, ты меня слышишь?..»
Будто через вату, просипел он в ответ.
«Не говори вслух, ладно? Береги горло. Помоги мне занять твое место. Судя по тому, что я чувствую себя сносно, ты в своей комнате не будешь болеть».
«Нет, не надо Не хочу, чтобы тебе было плохо».
«Так этот туман здесь, потому что ты меня не выпускаешь?»прошептал Мартин.
Снова безотчетный страх и липкая тревога сдавили горло. Он сделал шаг назад от порога и упал, запнувшись о кресло.
«Ты в порядке?»раздался встревоженный голос.
«Да, прости», пробормотал Мартин, вставая с пола.
Он сам не понял, что его так напугало. Впрочем, со своими чувствами он все равно предпочитал разбираться в свободное время.
«Дай мне хоть чай тебе сделать, согреешься», предложил он, прислушиваясь к надсадному кашлю.
Вик, подумав, все-таки кивнул. В этом момент туман в проеме рассеялся.
Мартину не требовалось искать градусник, чтобы понять, что температура очень высокая и ее нужно сбивать. Мир качался и плыл перед глазами, с каждым движением у него возникало чувство, что он возвращается в проеммир словно опрокидывался, он не чувствовал опоры и никак не мог заставить себя думать. Мысли расплывались раскаленным маревом.
Он подполз к краю кровати. Очень медленно встал, опираясь ладонями на кровать. Каждое движение требовало невероятных усилий и полуминутных передышек.
«Мне кажется, или тебе не стоит ходить на кухню за чаем?»
«Я сейчас выпью таблетки, подождем, пока они подействуют, хорошо?»
Он дошел до шкафа и достал со дна нижнего ящика завернутые в платок лекарства. Две таблетки парацетамола ему пришлось разгрызть и проглотить, потому что запить было нечем. После этого он лег обратно в кровать. Его била частая дрожь, одеяло казалось ледяным. Стоило закрыть глаза пришли разноцветные круги, лопающиеся, как мыльные пузыри и возникающие снова. В висках пульсировала тупая боль.
И вместе с болью все сильнее нарастал страх.
Что-то приближалось к нему. Черное, вязкое и холодное. Что-то страшное. Чужое. Опасное и неумолимое. Тянулось, заставляя горло сжиматься спазмом, и обжигая глаза. Оно тянется не из темноты, нет. Его страх живет в метели.
В белоснежном, воющем пространстве, кружащем крошку битого стекла. И оттуда