Бить будут! еле слышно сказал Валерка-Арифметик!
Ленька с дружками тихонько, улыбаясь, подходили к нам!
Они все были в майках и бутсах, надетых на толстые гетры.
Вот они! сказал Ленька, подойдя к нам. Вот они, два гада из четырех
Двое Ленькиных дружков стали обходить нас с Валеркой сзади, и я подтянул живот, чтобы не было так страшно, выставил вперед оба кулака, а сам стал пятиться к забору, чтобы меня было трудно обойти сзади.
Бей их! закричал Ленька Пискунов.
Дальше я не помню, что было. Кто-то ударил меня, кого-то ударил я; кто-то пнул меня бутсой, кого-то я пнул ботинком; кто-то здорово зарычал, я тоже здорово закричал. Помню только, что в самом конце драки я все кричал: «Бей их в хвост и в гриву!», но очнулся я на земле и у меня кружилась голова, хотя никакой боли я не чувствовал.
Бей их в хвост и в гриву! еще раз почему-то закричал я.
Тут я захотел подняться с земли, но не смог, а когда все-таки поднялся, то услышал милицейский свисток и увидел милиционера, который бежал к нам. Валерка все еще лежал на земле, и из носа у него текла черная кровь.
Кто? Где? Почему? закричал милиционер, выплевывая изо рта свисток. Кто? Куда ушли?
Никто! сказал я. Не знаю их
Хулиганы с хулиганами! заорал милиционер. Обоюдная драка! Уведу в отделение
Не надо нас вести в отделение! жалобно попросил с земли Валерка-Арифметик. Несправедливо! Побили, да еще вести в отделение!
Милиционер давай ощупывать Валерку, смотреть его раны и ссадины, потом подошел ко мне, а у меня все уже было ясно: левый глаз начал так быстро пухнуть, что я им уже ничего не видел.
Потрясно! сказал милиционер, разглядывая мой глаз. Кулаком Орудия не применялись
Не применялись! чуть не плача, подтвердил я.
Оказывается, Ленька Пискунов не дремал
Я проснулся от того, что мама и папа кричали:
Так вот он почему рано лег спать!
Так вот он почему забрался с вечера с головой под одеяло!
Мне захотелось спрятаться от них, но было уже поздно, и я попытался посмотреть на папу и маму. Я их, конечно, увидал, но очень плохо: левый глаз у меня совсем не открывался, а правый от сна, наверное, тоже был какой-то узкий. Но я все-таки увидал папу и маму и даже то, какие у них были испуганные и бледные лица. Мама держалась обеими руками за щеки, а папина голова выглядывала из-за маминой головы, так как папа здорово выше мамы.
Боренька! прошептала мама. Что это у тебя с глазами, Боренька!
Во-первых, не с глазами, а с одним глазом, сказал я. У меня левый глаз подбит
И правый! сказал папа. Только немножко меньше
Боренька, скажи правду! опять прошептала мама. Мне ее стало очень жалко, да и у папы было такое лицо, что только держись.
Это Ленька Пискунов с компанией, сказал я. Это они нас побили без применения орудий
Каких еще орудий! опять, хватаясь руками за щеки, закричала мама. Господи, каких еще орудий
Тут я сразу решил, что про нож, который будто бы есть у Леньки Пискунова, я им не скажу, а про остальное скажу.
Ладно! сказал я. Слушайте!
Я им все рассказал. И про то, как Илюшка Матафонов расхотел играть по-старому, и как мы не захотели объявлять войну Леньке Пискунову, и как пошли в кино, и как нас побили.
Вот какая ситуация! закончил я. Сложная ситуация!
Пока я рассказывал, папа сел на стул, мама опустилась к моим ногам на кровать. Они оба молчали, глядели друг на друга, а когда я кончил, то даже друг на друга глядеть не стали, а просто сидели и молчали. Потом папа сказал:
Вот так!
Да, вот так! сказала мама.
И как вдруг заговорят на английском.
Пудель-мудель Вери велл!
Пудель-мудель Вери велл!
Взрослеют наши дети, взрослеют! по-русски сказал папа. Процесс взросления идет по пути нащупывания реальности. Начинается настоящая жизнь, когда каждый человек представляет свое собственное я
Гелий Борисович! закричала мама на папу. Гелий Борисович!
Виноват! сказал папа. Больше не буду!
Они опять немного помолчали и начали так вздыхать, словно я получил в четверти сразу две двойки и меня хотят оставить на второй год. Они вздыхали, вздыхали, а потом папа сказал:
Мне хочется, Борис, чтобы ты серьезно подумал о своем поведении. Хорошо ли ты сделал, что бросил товарища?
Гелий! сказала мама с ужасом. Гелий!
Я Валерку-Арифметика не бросал! сказал я.
Речь идет не о Валерке, носящем прозвище Арифметик, сказал папа, а об Илье Матафонове, которого вы бросили в тот момент, когда он ощутил свое собственное я Вы поступили не по-товарищески, Борис!
Гелий! застонала мама. Гелий!
Я попрошу не перебивать! сердито ответил папа. Речь идет, если хочешь знать, о мировоззрении Я полностью разделяю и поддерживаю позицию уважаемого Ильи Матафонова!
Но ведь наш Борис не трус! воскликнула мама.
В этом я как раз не уверен! очень сердито сказал папа и встал. Он был такой высокий, чуть не до потолка. Если мой сын бросает товарища в тот момент, когда товарищ собирается разоблачать вора, то я уже ни в чем не уверен!
Гелий Борисович, сказала мама. Гелий Борисович!..
Они начали очень громко и сердито разговаривать по-английски, и, наверное, долго разговаривали бы, если бы не раздался телефонный звонок. Папа взял телефонную трубку и сказал в нее:
Пудель-мудель Простите, квартира слушает! Так! Хорошо! Очень хорошо! Это тебя, Борис! сказал папа. Звонит Валерий, носящий прозвище Арифметик
Я взял телефонную трубку.
Американец, то есть Борька, сказал Валерка-Арифметик. У меня Генка Вдовин сидит Его тоже побили! Нос расквасили и весь новый пиджак изорвали
Кто побил? заорал я в трубку.
Ленька Пискунов с дружками! ответил Арифметик.
Ну вот! сказал я маме и папе. Генку Вдовина тоже побили.
Этот Ленька Пискунов, оказывается, не дремлет! сказал папа. Он был красный и очень злой. Этот Ленька Пискунов сам начал наступление на вас Ох, как я недоволен собственным сыном! Ох, как я недоволен им!
Нечего разлеживаться в постели! вдруг закричала на меня мама. Иди, умывайся да будь человеком Безобразие какое! Подумаешь, глаз ему подбили! Так он в кровати разлеживается, неженка несчастный!
Ситуация становится очень сложной
Генка Вдовин действительно сидел у Валерки-Арифметика и его действительно побили: нос у него распух. Генка сидел на диване злой, как черт, и зашивал свой новый пиджак.
Вчера я этот пиджак спрятал, чтобы отцуха не видал, сказал он, а сегодня уже не спрячешь! Ты, может, умеешь штопать, Американец?
Не умею, в хвост его и в гриву! сказал я. Они где тебя поймали, Вдовушка?
В скверике Там же, где вас! Я теперь убью Леньку, Пискунова! Генка перестал зашивать свой пиджак, весь побледнел и даже заскрипел зубами. Я теперь убью этого Леньку Пискунова! повторил он. Палкой или чем попадет
Мы с Валеркой-Арифметиком переглянулись, и я подумал, что Генка и на самом деле может убить Леньку Пискунова. Генка вообще всегда любит дать кому-нибудь в ухо, а уж если его заделито берегись! Он точно такой, как собака-бульдог, этот Генка Вдовин. У нашего соседа-пенсионера есть бульдог по имени Принц. Так вот этот бульдог однажды так вцепился в палку, которой его через щелку в двери дразнил Валерка-Арифметик, что эту палку сам сосед-пенсионер еле вытащил.
Я убью этого Леньку Пискунова! в третий раз сказал Генка Вдовин. Насмерть!
И стал дальше зашивать свой пиджак, который был здорово порван. Во-первых, почти оторвали рукав; во-вторых, образовалась здоровенная прореха на спине; в-третьих, оторвались с мясом две пуговицы, так что дырки надо было штопать, а уж потом пришивать пуговицы. Дело было сложное, и Генка поковырялся, поковырялся, да как заорет:
Я спалю дом Леньки Пискунова!
У меня есть два рубля, сказал Валерка-Арифметик. Копил на конденсаторы для транзистора Давай, Генка отнесем твой пиджак в мастерскую. Там живо с ним расправятся!
Плевал я на твои два рубля! еще сильнее закричал Генка. Я лучше изобью Леньку Пискунова! Это он нарочно мне пиджак рвал. У него, говорит, отец работяга, мало зарабатывает, рви, корешки, на нем пиджак
Я послушал, как ругается Генка, потом посмотрел на жалобное лицо Валерки-Арифметика, и мне стало нехорошо. В том месте груди, которое называется ложечка, у меня засосало, почувствовалось, что подбитый глаз болит и что я плохо вижу, хотя на дворе яркое солнце. «Вот что делается, в хвост его и в гриву!»подумал я, и тут мне вдруг вспомнилось, как вчера в киношке я сказал полковнику авиации, что полез бы в трубу, если бы понадобилось.
«Ни черта бы ты не полез в трубу, Американец! сердито подумал я о самом себе. Струсил бы ты, Американец, в трубу лезть!» Потом мне вспомнилось, что папа и мама ругали меня за измену Илюшке Матафонову. Тут мне стало совсем плохои глаз разболелся, и под ложечкой заныло, и в животе стало холодно. «Вот какой ты трус, Американец! сердито сказал я самому себе. Трус и хвастун! Эх, как расхвастался перед полковником авиации! Вот какой трепач и хвастун!»
Чего ты там бормочешь, Американец? зло спросил Генка. Чего ты там руками размахиваешь?
Ничего! сказал я и покраснел. Это я сам с собой разговариваю
Ну и дурак!
Нет, не дурак! ответил я. Знаете что, ребята, давайте сходим к Илюшке Матафонову. Узнаем, как у него дела, пятое-десятое
Давайте сходим! быстро сказал Валерка-Арифметик.
Генка сначала ничего не ответил. Он посмотрел на свой растерзанный пиджак, потом зачем-то на меня, потом на Валерку-Арифметика, у которого была шибко распухшая губа и только тогда сказал:
Чего же такогодавайте сходим! Пиджак я потом починю Только вы меня удерживайте, ладно?
От чего удерживайте? в два голоса спросили мы.
Чтобы я Илюшке в ухо не заехал Это из-за него мне пиджак изодрали! Сволочь такая!
Кто?
Илюшка Матафонов, кто же еще!
Но мы уже не обращали внимания на Генку Вдовина. Пусть себе ругается, раз он такой. Мы бегом бросились на лестничную клетку, чтобы спуститься на второй этаж и узнать, что делается у Илюшки Матафонова, как вдруг вышел из своей квартиры пенсионер Александр Матвеевич.
Так, интересно! сказал он, оглядев нас. Вы это нарочно или нет? А Илюшка Матафонов тоже раскрашен? Валерка, отвечай за всех!
Мы это не нарочно начал Арифметик и замолк.
Давай-давай! подбодрил его Александр Матвеевич.
Про Илюшку не знаю! Он, наверное, не раскрашен.
Так, интересно! прищуривая левый глаз, улыбнулся Александр Матвеевич. Больше вопросов не имею! И загнул один палец на руке. Почему вы пробираетесь на цыпочках по лестницепонимаю сам Он загнул второй палец. Почему Генка несет пиджак в рукетоже понимаю сам Прошу вечером доложить обо всех обстоятельствах дела. Он посмотрел на свои часы и приказал:Ровно в двадцать ноль-ноль
Это, значит, в восемь вечера! быстро сосчитал Арифметик.
Молодца! сказал Александр Матвеевич и похлопал его по плечу. Засимдо свиданья!
До свидания! словно солдаты, сказали мы.
Александр Матвеевич пошел себе дальше. Он был высокий, прямой и очень красивый Он был такой красивый, что ни в одном кино мы не видели таких красивых стариков. У Александра Матвеевича белые-белые волосы, огромный лоб, а глаза блестят и смеются, когда он видит нас.
Про Александра Матвеевича рассказывают интересноебудто он еще раньше, лет двадцать назад, был в нашем городе самый большой начальник, но потом его сняли с начальников и он уехал куда-то, а через много лет вернулся в город и ему дали большую пенсию. Мой папа однажды сказал про него: «Завидую! Такая энергия, сила, мужество. Завидую! Преклоняюсь!»
Мы постояли на лестнице до тех пор, пока Александр Матвеевич не скрылся, и Валерка-Арифметик сказал:
Вот и хорошо! Вечером все расскажем ему
Так вы удерживайте меня, чтобы я не дал в ухо Илюшке! попросил Генка Вдовин. Дверь открыла Илюшкина мама, увидела нас и медленно-медленно всплеснула руками:
Гена, Валера, Борябоже мой!
Удивительно смешно, что все матери говорят: «Боже мой!» И моя, и Илюшкина, и Валеркина, и Генкина. Вот страннопочему это?
Илюша дома? спросил я. Или гуляет?
Дома, дома! Боже мой Ну, теперь-то я все узнаю!
Мы живо проскользнули в ту комнату, где жил Илюшка.
Он стоял к нам спиной и не сразу обернулся, хотя услышал, что мы пришли. Но потом все-таки обернулся.
Боже мой! закричали мы.
У Илюшки Матафонова под глазом был такой же синяк, как у меня, нос распух, как у Генки Вдовина, а на шее была здоровенная царапина, как у Валерки-Арифметика. У него была еще губа разбитаэтого у нас ни у кого не было.
А пиджак, сердито спросил Генка Вдовин. Пиджак изорвали?
Я в одной бобочке был! ответил Илюшка.
Тут вошла в комнату его мать, села напротив нас, оглядела с ног до головы каждого и спросила:
Кто же это вас так разукрасил? А ну, отвечайте!
Мы не знаем! быстро сказал Илюшка.
Кто их знает! сказал Валерка-Арифметик. Хулиганы какие-то
Бандитствующий элемент! сказал я.
Илюшкина мать вздохнула, потом засмеялась, потом опять вздохнула.
Чертовы конспираторы! сказала она. Круговая порука!
Когда она вышла из комнаты, Илюшка подмигнул ей вслед и пригласил:
Садись, робя!
Мы сели и замолчали. Я теперь был не шибко чтобы грустный, но и не шибко чтобы веселыйтак себе, средний. Генка Вдовин, конечно, перестал злиться на Илюшку, потому что того тоже побили, а Валерка-Арифметик отчего-то сделался веселый. Он улыбнулся на наши шишки и синякисвоих-то не видать!
Ну вот! сказал Илюшка. Нас всех побили Поодиночке-то легче! Трусы вы, робя, вот что я вам скажу!
Я убью Леньку Пискунова! закричал Генка Вдовин. Все пиджаки ему порву в клочья!
Совсем другое дело! заулыбался Илюшка. Так надо было с самого начала Ну, командиром, конечно, буду я! Ты не возражаешь, Генка?
Черт с тобой! сказал Генка. Лишь бы Американец с Арифметиком не струсили
Мы не струсим, сказал я. Мы тоже будем воевать с Ленькой Пискуновым!
Справедливо! сказал Валерка-Арифметик. Очень даже справедливо!
Александр Матвеевич дает слово не вмешиваться
Когда Илюшка Матафонов узнал, что Александр Матвеевич приказал нам явиться в восемь и доложить обо всем, то испугался.
Дураки! закричал он. Александр Матвеевич узнает про ларек, сообщит милиции, и нам ничего не достанется! Какие вы дураки!
Мы с него возьмем честное слово, что он не будет вмешиваться! предложил я. Александр Матвеевич знаешь, как держит честное слово Его хоть пытай огнем, честному слову не изменит!
Вдруг он не даст честное слово, засомневался Илюшка.
Даст! сказал Валерка.
Не даст! сказал Генка Вдовин.
Мы начали спорить, даст Александр Матвеевич честное слово или не даст, а пока спорили, пришло уже время идти к Александру Матвеевичу. Мы вылезли из-за поленницы дров, где сидели в тайном одиночестве, и стали осторожно пробираться к дому. Нам не очень хотелось, чтобы другие пацаны видели ваши подбитые глаза.
Александра Матвеевича еще нет! сказала его жена Ольга Алексеевна. А когда он вам назначил встречу? В восемь? О, так еще целых семь минут!
Пять! сказал Валерка-Арифметик, доставая из кармана большие черные часы. Ровно пять минут!
Это те самые часы, что выбросили на помойку, а ты поднял и отремонтировал! засмеялась Ольга Алексеевна. Может быть, они врут, Валерка?
Часы идут абсолютно точно! рассердился Арифметик. Вы хоть бы знали, как часы вообще устроены
Проходите, ребята! весело сказала Ольга Алексеевна.
В комнате у них было просто, как в общежитии у студентов. Стояли две железные кровати, покрытые серыми одеялами, большой стол с клеенкой. На стены прибиты некрашеные полки, уставленные книгами, а возле окнасправа и слевависели портреты Ленина и Дзержинского. Ленин был на портрете веселый, хитрый и добрый, а Дзержинскийтакой серьезный и печальный, словно чем-то болел.
Больше ничего у них в комнате не было. От этого было свободно, светло и нечего было нечаянно задеть и уронить на пол, но мы все равно застеснялись. Это потому, что в комнате Александра Матвеевича и Ольги Алексеевны была очень даже сильная чистота. Ну просто как в больнице. Поэтому мы остановились в дверях и не проходили.