Я убегаю в ванную, где умываюсь холодной водой. Дышу поглубже, смахиваю слезы, глядя на свое зареванное отражение и чувствуя себя самой несчастной женщиной в мире.
Он умеет влюблять. Даже Адель, крестная мать мафии, не устояла. Не с ним разборки учинила, а меня заказала. Что уж тогда обо мне говорить!
Камиль стучит в дверь с коротким вопросом:
Ты в норме?
Я наспех вытираюсь и выхожу из ванной. Он держит в руке стакан с мутной жидкостью.
Выпей. Полегчает.
Даже не спрашиваю, что это за хрень. Пахнет травами. По вкусу напоминает огненную смесь валерьянки, пиона, боярышника, пустырника и корвалола. Выпиваю несколькими глотками и морщусь в махровый рукав халата.
Тебе надо поесть. Уже синяки под глазами.
Это от слез, отмахиваюсь я.
Камиль опять хватает меня за локоть, тащит к барной стойке и толкает на стул. Ставит передо мной макароны с сыром и сосиской и наливает стакан яблочного сока.
Может, ты любишь апельсиновый. У меня такого нет. Аллергия на цитрусовые, объясняет он, подавая мне вилку и подвигая стакан. Жуй. Потом перетрем ситуевину.
Ему легко говорить. Стреляет в людей и спит спокойно. А я впервые в жизни поверила, что нашла достойного мужчину, прыгала от счастья, летала в облаках, хвасталась перед подругами Уже даже подпись под новую фамилию придумала. А все оказалось обманом. Он использовал меня. Развлекался с наивной дурочкой, пока его влиятельная жена зарабатывала бешеные деньги. Знал, что Адель ничего ему не сделает, если узнает. Меня подставил.
Я кое-как прожевываю и проглатываю немного еды. Вкуса не чувствую. Словно трава во рту. Только сок немного вяжет, напоминая мне, что я пока еще жива.
Камиль сидит в кресле, уткнувшись в телефон. Фотографии так и лежат перед ним, но только одна перевернута. Я набираю побольше воздуха в легкие и смело говорю:
Я согласна.
Камиль поднимает лицо и, сощурившись, едва заметно улыбается.
Он за все заплатит, добавляю я.
Учти, медсестричка, путь, на который ты ступишь, опасен.
Я уже стою на нем. Не буду останавливаться.
Тогда имей в виду, ты официально в розыске с подозрением на самоубийство. А для Адель ты мертва. Ты должна стать максимально неузнаваемой для нее. Я рисковал, везя тебя в особняк. Зато проверил. Не узнала. Хотя ты лишь волосы перекрасила. Но чтобы войти в тесный контакт с нашей семьей, тебе придется еще несколько штрихов изменить.
Ну подружусь я с Адель, стану одной из вас, а дальше-то что? Она простила Олегу Глебу, поправляюсь я, по привычке называя этого подонка именем, к которому привыкла, одну интрижку. Простит еще десять.
Ты даже не представляешь, насколько сложные и запутанные отношения в нашей семье, кажется, Камиль произносит это с каким-то нездоровым наслаждением. Если Адель не одумается, мы заставим Глеба добровольно ее бросить. У него полно скелетов в шкафу. Обязательно найдется ниточка, за которую можно потянуть.
А чем именно он тебя не устраивает?
Камиль откладывает телефон и закуривает, ничуть не смущаясь, что я могу не переносить сигаретный дым в квартире.
Во-первых, он сидит на нашей шее. Во-вторых, вечно ввязывается в какие-то мутные дела, а мы потом расхлебываем. В-третьих, крысятничает. За руку не ловили, но знаем, что бабки отмывает и на свой оффшорный счет складывает. И в-четвертых, Адель рядом с ним теряет голову. Она заключает сумасбродные сделки, расторгает договоры с влиятельными партнерами, наживает ненужных врагов, но заводит связи в совершенно непонятных кругах. Он пустит под откос все, что мы нажили. Оставит нас ни с чем.
А как же сын?
Думаешь, ему есть дело до Артура? усмехается Камиль. Лучиану фактически вырастили ее итальянские родственники по отцу, а Артур к Роману ближе, чем к Глебу. Тот его с пеленок вынянчил. Не пытайся найти в этом чудовище что-то святое. Его единственное достоинствоон ловкий приспособленец. Есть чему поучиться. В остальном же онраковая опухоль нашей семьи и мразь, которая предала тебя.
Камиль намеренно делает акцент на последних словах, ковыряя мою свежую рану. Знает, как побольнее задеть, чтобы получить желаемое. Только если в его случае наша сделка носит корыстный характер из примитивной жадности, то в моемжелание отомстить за пренебрежение обычными человеческими ценностями.
Он поднимается с кресла и походкой важного кота приближается ко мне. Последний раз затянувшись сигаретой, заносит руку за мое плечо и тушит окурок в тарелке, выпуская струю дыма. Взгляд его черных глаз внимательно скользит по моему лицу, задерживается на губах и переползает на щеку. Он легонько гладит ее пальцами той руки, что еще днем ударил меня и скалится:
Ты действительно хороша. Глеба можно понять. Адель хоть и красива, но холодна. А от тебя жаром несет, страстью.
Отойди, прошу я, внутренне напрягаясь от его плотоядного тона.
Не ссы, медсестричка. Я не насильник. Посуду не забудь помыть. Он разворачивается и, по пути стянув со своего мощного смуглого тела майку, заваливается в постель. Кстати, кресло раскладывается. Постельное в шкафу.
Я выдыхаю, прикрыв глаза:
А вчера не мог сказать?
Ты не спрашивала.
Я и сегодня не спрашивала.
Но ты спала на нем. Я просто решил, что на разложенном будет удобнее.
Тебе говорили, что ты очень галантен? Я собираю посуду и несу ее в мойку.
Глеб галантен. И что? фыркает Камиль, шурша одеялом. Кончай там возиться и вырубай свет. Утром рано вставать.
Психанув на его вернувшуюся на место грубость, я оставляю посуду немытой, выключаю свет и усаживаюсь в кресло. Принципиально раскладывать не стану. Заставлю его совесть проснуться и научу его быть мужчиной!
Не замечаю, как засыпаю, снова тихо наплакавшись и пожалев себя. А подскакиваю от неожиданности, когда на меня заваливается тяжелая туша, от которой несет алкоголем.
Загоревшийся свет на секунду ослепляет меня, но моргнув пару раз, я замечаю, что лежу на полу под придавившим меня пьяным типом со знакомыми серо-голубыми глазами, а стоящий над нами Камиль в одном трико тычет в нас пистолетом.
Вот т-так встреч-ча, заплетающимся языком бормочет ночной гость, улыбаясь мне во всю свою идеально отшлифованную челюсть, и даже не пошевелившись, чтобы подняться с меня, представляется: Роман
Глава 7. Одна маленькая смерть
Камиль
А вот и брат пожаловал!
Убрав пушку за резинку штанов, поднимаю это пьяное тело с перепуганной медсестрички и усаживаю в кресло. Вот только брат зеленеет на глазах, и приходится тащить его в туалет, чтобы не заблевал мне полквартиры.
Какого хрена?! Я помогаю ему сориентироваться над унитазом, не надеясь получить даже бессвязный ответ. Тут и так все ясно: с Адель разосрался и наклюкался со злости.
Умыв полудохлого его, волоком тащу к кровати и укладываю под одеяло.
Окно открой! бросаю медсестричке, стягивая ботинки с брата.
Стоит как вкопанная.
Оглохла? Окно, говорю, открой!
Не нравится, что я голос повышаю. По лицу видно. Так нечего тупить!
Свежий воздух колышет занавеску, наполняя квартиру запахом осени. Медсестричка ежится, туже запахивая на себе мой халат и растерянно глядя на нас. Окидываю ее взглядом, припоминая, как оголилось ее бедро, когда брат свалил ее на пол, и улыбаюсь. Ножки у нее что надо.
Ложись. Он теперь до утра не встанет.
Она плетется к креслу и корячится разложить его. Минуту наблюдаю за ее манипуляциями и не понимаю, что сложного в том, чтобы попросить меня помочь? Я же вроде не тиран, не кидаюсь. Или кидаюсь?
Отойди! Отодвигаю ее и одним движением раскладываю кресло. Достаю из шкафа простыню и плед и швыряю ей. Сама расстелешь?
Молчит. Обиделась. Или перепугалась сильно спросонок. Так кто ж знал-то, что брат среди ночи решит тут отлежаться?
Я запираю дверь, которую он, естественно, оставил распахнутой и с воткнутыми в замок ключами, и ложусь на край кровати, где уже похрапывает мое горе. Вроде самый младший в семье, а чувствую себя нянькой.
Медсестричка возится с простыней, запутываясь в моем халате и шмыгая носом. Или снова плакала, или простыла. Наконец гасит свет и ложится, но не спит. Как и я, слушает падающие в раковину капли в ванной и о чем-то думает.
Камиль? тихо произносит она, когда я уже засыпаю.
М-м-м?
Если я откажусь от сделки, ты убьешь меня?
Что за дурацкий вопрос?! Хотел быпришиб бы еще вчера утром!
Ты пожалела Глеба? уточняю я.
Не знаю. Я думаю Я плохая актриса, Камиль. Я эмоциональная. Со мной у тебя ничего не получится. Подставишь себя.
Хочешь вернуться к прежней жизни? Ее больше нет. Спалишьсяи Адель до тебя доберется. Я выкручусь. Тынет.
Она протяжно вздыхает. Ей явно не хватает человека, которому можно выплакаться. Собеседник из меня хреновый, а советчик и того хуже. Я действую по обстоятельствам, доверяю интуиции. У меня нет планов, есть только цели, а средства по ходу подыскиваются. Например, как эта медсестричка.
Она засыпает, так ничего и не ответив, а я еще долго таращусь на занавеску с проклятым пониманием, что создал себе проблему.
Утром меня будит брат, со всей дури припечатавший мне рукой по лицу. Подскакиваю, целясь в него стволом и пугая Маркизу.
Млямычит брат, морщась от света. Как я тут очутился?
Это у тебя надо спросить.
Медсестричка выглядывает из-за спинки кресла, привлекая его внимание.
Я вам все испортил, да? Брат вылезает из постели и взглядом ищет свою обувь. Машу ж вать Вашу ж мать Вот это я вчера быканул. Сначала с Адель перегавкался, потом с Паолой. Черт знает, где накидался.
Иди душ прими. Я пока тебе крепкого чаю заварю.
Он сваливает в ванную, постанывая от головной боли и все еще пошатываясь, а медсестричка натягивает плед до самого подбородка.
Расслабься. Ему нет до тебя дела.
Пока я вожусь на кухне, она встает и залезает в свою сумочку за зеркальцем. Долго и тщательно всматривается в отражение, разглядывая щеку.
Ты ударил меня. Ничего не хочешь сказать?
Иначе ты не перестала бы истерить, отвечаю я.
На меня никто никогда в жизни руку не поднимал.
Да, я не Глеб. Цветочками тебя осыпать не собираюсь и лапшу на уши вешать тоже. Зато затрещину дам, которая, быть может, тебе жизнь спасет.
Ты отвратителен, ты знаешь? С тобой невозможно разговаривать. Ты груб, невоспитан, жесток!
Она как будто специально нарывается. Забывает, с кем имеет дело. Я хватаю ее за шею, которую переломить легче, чем соломинку, и поднимаю с кресла.
Ну-ка повтори, шиплю ей в лицо, злясь из-за отсутствия страха в ее глазах. Она словно умерла сегодня ночью и переродилась. Совсем опустошена. До дна. У тебя слишком длинный язык. Я ведь отрезать его могу. Нам и немой доктор сойдет. Главноемозги и руки. Хотя, судя по тому, как вчера откинулся Череп, они у тебя не из того места растут.
Не запугаешь, отвечает она хрипло из-за сдавленного горла, кладет ладони на мою руку, но не пытается вырваться из хватки. Я тебе живая нужна.
Вот сучка! Скалюсь, высмеивая ее смелость, но тут же обламывая мечты:
У нас была горничная. Та еще сплетница. Три предупреждения. Ровно три. А потом один точный короткий порез. В реке выловили через два месяца. В закрытом гробу хоронили. Я склоняюсь к этой крошке, которая мне в грудь дышит, и шепчу на ухо: Я не посмотрел на ее трех малолетних детей. Чистильщикам не ведомо сострадание. Всегда вспоминай это, когда язык чешется.
Она задерживает дыхание, и я на расстоянии слышу, как колотится ее сердце. Вот так-то лучше, детка. Бойся меня и не зли.
Взглядом скольжу по пульсирующей венке на ее шее и вдыхаю сладкий запах, слегка разбавленный запахом краски для волос. Надо купить ей шампунь и гель для душа. Пусть смоет с себя любые следы прошлого и новых изменений.
Красивая
Что? пищит она.
Шея у тебя красивая. Не хочется портить.
Я разжимаю руку, заметив синяк на ее челюсти. Все-таки крепко вчера приложил.
Ты больной
Опять начинаешь? рычу сквозь зубы, схватив ее за руку и дернув на себя. Я, кажется, тебе все внятно вдолбил.
Она дергает рукой, но напрасно. Нашла, с кем тягаться.
Мой взгляд падает на ее длинные, тонкие пальцы. Вижу помолвочное кольцо с мелким бриллиантом. Очевидно, Глеб раскошелился. Снимаю его, сдавив ей палец чуть ли не до хруста.
Ты спрашивала, убью ли я тебя, если ты откажешься от сделки? Убью. Глазом не моргнув. Ты продалась мне. Я нашел для тебя выход. Не воспринимай все как должное.
Вышедший из ванной брат замирает на пороге, не упустив шанса подколоть меня:
Твоя невеста кастрирует тебя, если застукает вас
Глава 8. Цена не вопрос
Ася
Невеста? У этого чурбана есть невеста?!
Я смотрю на него, онна меня, кажется, не менее удивленно, но также привычно зло.
Я вас не спалю. Чеховской проходит мимо нас, привлекая мое внимание татуировкой огня, оплетшей его спину, плечо и шею. Полотенце обернуто на его бедрах так низко, что мне становится стыдно смотреть. Чего не отнять у этих братьевтак это их суперское атлетическое телосложение. Оба следят за собой. Мой чай готов?
Камиль разжимает свои цепкие пальцы, сдавившие мое запястье, и делает шаг назад. Его глаза черней ночи, как отражение бездны вместо души, замораживают меня на месте. Не пойму, что его взбесило сильнее: я, воспоминание о невесте или повелительный тон Чеховского. Очень надеюсь, что он просто не с той ноги встал. Не хочется думать, что он будет срываться на мне всякий раз, когда кто-то или что-то испортит его и без того бесконечно поганое настроение.
Это я у себя придержу.
Он указывает мне на кольцо и сжимает его в кулаке, а я невольно представляю, как Камиль так же раздавливает Олега. Хрупкая, напуганная девочка внутри меня ищет защитника, в то время как рассудительная женщина понимает, бороться за справедливость придется самой, а возможно, и наказывать собственноручно.
Могу еще сережки отдать, ворчу я, снимая «гвоздики» и протягивая Камилю. Тоже он дарил. Не жалко.
Появившийся в дверном проеме Чеховской с кружкой парующего чая в руке многозначительно хмыкает.
Брат, может, познакомишь меня с девушкой? А то между вами все так искрит, что мне стало любопытно.
Ничего не искрит, шипит Камиль, глядя на меня. Это Настя. Она наш новый док. Приехала сюда из периферии на заработки. Вот, согласилась присоединиться к нам.
Так это ты моего Черепа порешила?
Ну капец, блин, обвинение! По сути, моя вина в смерти покойного есть. Я, как врач, была обязана оказать помощь лишь в пределах своей компетенции и возможностей и настоять на госпитализации больного. Им должен был заняться хирург, и не на кухонном столе в окружении бандитов вместо аппаратов.
Личико знакомое. Чеховской сощуривается, смотря на меня поверх кружки. Ты уже бывала у нас?
Нет! отвечаем мы в голос с Камилем, причем слишком резко, чем заставляем Чеховского смутиться.
Ладно. Пожимает тот плечом. У меня так башка трещит, что я могу нести чушь. Есть какие-нибудь колеса от похмелья?
Кодироваться тебе надо, бубнит Камиль. Мы с Настей как раз собираемся смотаться по делам, заскочим в аптеку. В холодильнике есть минералка. Поди не помрешь.
Вымералкаэто сильно, вздыхает Чеховской, скрываясь в кухне, а я снова перевожу взгляд на Камиля и скрещиваю руки.
А меня в эти дела посвятить не хочешь?
Разве не прикольней, когда все держится в секрете?
Да в любовных романах с предсказуемым концом интриги больше, чем в тебе!
Ой, да ладно! Только не говори, что правда об «Олеге» не застала тебя врасплох. Да ты в лице сменилась, даже когда о моей невесте услышала. Что? Не было такого? Камиль делает шаг вперед, вынуждая меня отвести взгляд в сторону. Да, крошка, ты не всегда права. Советую впредь не делать поспешных выводов. Никогда не знаешь, что именно прячется за оберткой. А сейчас дуй в ванную. У тебя пять минут!
Опять раскомандовался!
Не собираясь больше тратить на него свои расшатанные слабенькие нервы, кричащие о помощи, я беру вещи и скрываюсь за дверью ванной.
Пять минут, блин! А если шесть потрачу, что, конец света случится?
Не знаю, в какое время я укладываюсь, но стараюсь торопиться со сборами. Быстро чищу зубы, одеваюсь и расчесываюсь.
Камиль уже ждет меня у порога, когда я выхожу, и брякает ключами.