Шестнадцать, проговорила Дарлин.
Из меня вырвался смешок.
Повтори еще раз.
Прежде чем все станет по-настоящему плохо, тебе могут растоптать сердце шестнадцать раз.
Серьезно?
Ага. Это наука. Итак, а у тебя сколько? Три?
Настоящих три. Трэвис, смерть Карла, родители.
По моим подсчетам, осталось еще тринадцать. И только тогда стоит бояться поскользнуться.
А за сколько идет полубог?
За пять, авторитетно заявила она. Так что осторожней с этим парнем.
Я рассмеялся, хотя при мысли о том, что Сайлас окажется в списке потенциальных разбивателей сердец, у меня екнуло в груди.
С математикой не поспоришь, так ведь?
Не я создаю правила науки.
Я засмеялся еще громче.
Ну, кажется, я свое дело сделала, проговорила она. Черт, опаздываю на репетицию. Мне нужно идти, но только если ты и правда в порядке. Я могу ее отменить. Или сказать, что опоздаю?
Ни за что. Иди. Они же не смогут начать без тебя.
Ладно. Я люблю тебя, Максимилиан. Будь осторожен и позвони мне на днях.
Конечно. Я тоже тебя люблю.
Я повесил трубку и улыбнулся про себя. Если с отцом ничего не выйдет, у меня есть Дарлин. И Даниэль. И Малькольм. Друзья, которых я люблю. И я им тоже дорог. Я хотел бы воссоединиться с кровными родственниками. Но у меня есть и другая семья. Друзья, которые принимают меня таким, каков я на самом деле.
* * *
Я направился в кухню. Как обычно, там находилась Рамона с тремя помощниками. Мне нравилось, что она обходилась со мной по-матерински ласково. И, кажется, единственная из всех служащих не боялась Маршей. Сезар говорил, что она проработала в семье почти тридцать лет, и наняла ее сама миссис Марш.
Доброе утро, Макс, с улыбкой проговори- ла она. Как устроился? Запомнил, где что находится?
Спасибо, более-менее, произнес я. Вчера я заблудился всего десять раз. Надеюсь, сегодня получится вполовину меньше.
Она рассмеялась.
Ну, если снова потеряешься, меня ты всегда сможешь найти прямо здесь. Если что-то будет нужно, только скажи.
Спасибо.
Какие на сегодня планы?
Хочу съездить в город, пока не началась смена. Вам что-нибудь привезти?
Какой же ты милый. Нет, спасибо, ничего не нужно.
В кухню вошел Сайлас Марш. В строгом твидовом костюме, жилете и шелковом галстуке медного цвета. Золотистые волосы все еще не просохли после душа.
Рамона, мне нужно заметив меня, он замолчал, широко раскрыв глаза. На один короткий миг их льдистая синева растаяла, сменившись чем-то более теплым, затем снова замерзла. Э-э-э привет.
Мистер Сайлас, вы знакомы с Максом? спросила Рамона, окинув нас обоих острым взглядом.
Да, ответил он, не глядя на меня. Где, черт возьми, Джером?
Сегодня День труда, пояснила Рамона. У него выходной.
Черт. Ладно. Я сам поведу машину.
Макс сказал, что тоже собирался в город, проговорила Рамона. Может, подвезете его?
Сайлас протянул руку, чтобы взять яблоко из стоявшей на столе стеклянной вазы. Но, услышав слова Рамоны, замер.
Я почувствовал, как он сверлит мне взглядом затылок.
Нет, не стоит. Я вызову «Убер».
Сайлас взглянул на Рамону. Казалось, она приглядывала за всем и сразу, но при этом умудрялась ничего не упускать.
Я тебя отвезу, бросил Сайлас. Выезжаю прямо сейчас. Ты готов?
Конечно, но не нужно
Пошли.
Он вышел, и я последовал за ним. Рамона помахала мне вслед рукой и по-матерински понимающе улыбнулась.
Я догнал Сайласа по дороге. На длинных ногах он стремительно шагал по комнатам, направляясь к гаражу. Так, словно дом горел.
«Не хочет, чтобы кто-то видел, как мы уходим вместе».
Слушай, если тебе трудно или нет желания
Я ведь все равно туда еду. Почему мне должно быть трудно?
Ну, хотя бы потому, что я тебе не очень нравлюсь.
Он замер возле задней двери, ведущей за пределы поместья.
Это не так. Я не чувствую к тебе неприязни. Я тебя почти не знаю.
Ты знаешь гораздо больше многих. Я поднял руки. Слушай, все в порядке. Я понимаю. Ты не хочешь дружить, но и воевать нам ни к чему. Судьба и Рамона сговорились, чтобы свести нас вместе
Сайлас поднял руку, и мы замолчали, услышав в коридоре чьи-то шаги.
Вскоре все стихло, и он бросил на меня тяжелый взгляд.
Мы не вместе, проговорил он и толкнул ведущую наружу дверь.
Боже, это не Забудь. Я почувствовал, как вспыхнули щеки.
Я последовал за ним по мощеной дорожке, что вела к дюжине гаражей сбоку от дома. Утро выдалось пасмурным и холодным. Над листьями деревьев, ограждавших подъездную аллею, висела тонкая дымка тумана.
Сайлас нажал кнопку на брелоке, и одна из гаражных дверей открылась. Внутри стоял блестящий черный «Рэндж-Ровер» с серебристой решеткой спереди. Я забрался внутрь. Запахи одеколона, новой кожи и самого Сайласа навеяли воспоминания о вечере после собрания Анонимных наркоманов.
Он сел за руль и какое-то время не двигался.
Макс
Забудь, проговорил я.
Мускул на его челюсти дернулся, и он вперил взгляд в лежащую перед ним изогнутую подъездную дорожку.
Прости, наконец, сказал он. За тот вечер в машине.
Ты не заставлял меня говорить под дулом пистолета, резко бросил я. И ты уже извинился
И снова извиняюсь, отрезал он. Слушай, в тот вечер я спросил тебя о личном, и думал, что мы больше никогда не встретимся. Черт, да на том собрании я сам столько всего наговорил, что и представить страшно. И сейчас Он досадливо замолчал. Не понимаю, что с этим делать. Мы знаем друг о друге слишком много личного.
Да, конечно, Сайлас, проговорил я. Ты не хочешь делить секреты с незнакомцем вроде меня. Но мы не сможем запихнуть кота обратно в мешок, так что тебе придется мне довериться.
Это не Он расстроенно поджал губы. Зачем ты мне рассказал? Я тебя не виню
Отлично, спасибо.
Просто скажи, почему.
Ты спросил, пояснил я. Тебе хотелось знать, что есть надежда.
И всего-то? Лишь потому, что я спросил?
Именно. Что в этом непонятного? Я хотел помочь, если смогу. И до сих пор хочу.
Удивление в его глазах разрывало сердце. Как будто ему и в голову не приходило, что кто-то может предложить помощь. Он превратил себя в монолитбогатый, влиятельный, невосприимчивый к боли. И пусть прекрасные черты казались высеченными из камня, в свете раннего утра я видел его человечность. Даже то, что лежало на поверхности, влекло меня физически. А ведь сколько скрывалось внутри. И большую часть он держал взаперти. Но сквозь оболочку то и дело прорывались вспышки боли, словно огни сигнальной ракеты, подающей знаки бедствия с заброшенного острова.
Я повернулся на сиденье лицом к нему.
Он подозрительно взглянул на меня.
Что?
Я на минутку стану наставником из группы Анонимных наркоманов и спрошу, как у тебя дела. Потому что никто больше не знает о твоей борьбе с зависимостью, а это важно. Ты готов?
Он издал смешок и отвернулся, почти застенчиво.
Конечно. Да, готов.
Как дела, Сайлас?
Не знаю. Неправильный ответ, да? Я ведь должен знать, как у меня дела.
Что ж, зато честный, возразил я. Если выговоришься, может, станет легче.
Сомневаюсь. Какой в этом смысл? Прошлое не изменить.
Верно, сказал я. Но сито нужно время от времени крутить, чтобы снизить давление. И прояснить мысли.
С минуту он молчал.
Я не хочу возвращаться, наконец проговорил он, потом взглянул на меня. И снова ворошить старое дерьмо. Никогда.
Я кивнул.
Однажды я сказал другу, что лучший способ пережить нечто ужасноеэто вновь и вновь вспоминать о нем. И тогда оно потеряет силу. Я ошибся.
Сайлас поднял бровь.
Великий Макс ошибся?
Бывает, криво усмехнулся я. Заметь, нечасто, но бывает.
На губах Сайласа возникла типичная ухмылка. Такая, что появлялась в уголке рта; если не смотреть, то легко пропустить. И намекала, что он может улыбаться во весь рот, но в ближайшее время не станет. Я молча поклялся, что заставлю его широко улыбнуться. Когда-нибудь.
А как теперь посоветуешь бороться с чем-то ужасным? спросил Сайлас. Говорил он непринужденно, но что-то в его глазах умоляло об ответе.
Попробуй просто его отпустить, проговорил я. Живи настоящим.
Сайлас покачал головой, обводя взглядом окрестности.
А если не можешь отпустить? Если уже слишком поздно?
Так не бывает, возразил я. С каждой прожитой минутой есть шанс начать все заново. Я уважаю прошлое, но не живу в нем. Взамен я выбираю настоящее. Здесь и сейчас.
«С тобой»
Губы Сайласа скривились.
А если в прошлом нет ничего достойного уважения? Что тогда?
Теперь уже я молча умолял его рассказать, что же с ним случилось. Почему, как порой казалось, он сделан не из плоти и крови, а из затвердевшего бетона.
Я уважаю, что ты выжил, Сайлас, мягко произнес я. И что сейчас ты здесь.
«Со мной»
Он немного помолчал, затем мрачно улыбнулся.
Скажи мне, Макс, проговорил он, нажимая на кнопку зажигания. А что в этом такого замечательного?
Сайлас не дал мне ответить. Резко завел машину, и рев двигателя заглушил все, что я мог бы сказать. Мастерски управляясь с внедорожником, он на бешеной скорости выехал за пределы поместья. И, предотвращая дальнейшие разговоры, включил новости по радио. Я не стал настаивать.
Через пятнадцать минут он притормозил у обочины перед огромным крытым торговым центром и нажал кнопку аварийной остановки.
Здесь нормально?
Да, отлично.
Я бы подвез тебя обратно, но не знаю, сколько пробуду в офисе.
Я справлюсь. Я потянулся к дверце. Спасибо.
Я неохотно выбрался из машины. На самом деле мне хотелось вновь забраться внутрь и еще с ним поговорить. Задержаться ненадолго в его пространстве. Но не успел я закрыть дверцу, как он окликнул меня по имени.
Эй, Макс.
Я оперся рукой о дверной проем.
Да?
По дороге сюда я думал о твоих словах. О доверии.
Ты можешь доверять мне, Сайлас. Даже не сомневайся.
Он еще какое-то время смотрел на меня, потом нерешительно протянул руку.
Ладно. Я принимаю предложение, ответил он на мой вопросительный взгляд. Стать друзьями.
Хорошо.
Я потянулся и взял его за руку. Он крепко сжал ее, потом сильно встряхнул и отпустил.
«Теперь мы друзья. Все же пожали друг другу руки. Скрепили сделку».
Всего хорошего, проговорил он.
Тебе тоже.
Я захлопнул дверцу и проследил, как внедорожник Сайласа скрылся из виду. Влиятельный бизнесмен, который по мановению руки распоряжался миллиардами долларов и полагал, что отношениявсего лишь сделки. Я хотел дружить, а он просил только молчать, сохраняя в тайне его пристрастие к таблеткам. Поэтому он предложил компромисс. Вероятно, не думал, что все по-настоящему.
Сердце наполнила печаль. Чувства к Сайласу сделали меня беззащитным. Обнаженным. Я стоял на другом углу улицы, привалившись к очередному фонарному столбу. Нужно быть крайне осторожным. Просто стать ему другом, ничего больше.
Ничего больше, пробормотал я, сожалея, что не могу лишь силой мысли оградить сердце забором из колючей проволоки.
ГЛАВА 8
Макс
Дни сменяли друг друга. Я не видел Сайласа, хоть и чувствовал его присутствие в доме, словно призрака, бродящего по огромным комнатам и коридорам. Легкий запах одеколона. Доносившиеся порой звуки музыки.
Я сосредоточился на работе, заботясь об Эдварде Марше. Мне он казался могучим дубом, сваленным раньше времени и вынужденным весь день валяться в постели. Рассеянный склероз его не пощадил. Ввиду прогрессирующей природы болезни, чаще всего, если ему хотелось сделать больше трех шагов, требовалось инвалидное кресло.
Вот ты где, милый, однажды утром проговорила Рамона, протягивая мне тарелку с яйцами Бенедикт и ломтиками авокадо.
Выглядит потрясающе, похвалил я.
Так и должно быть, сказала она с понимающей улыбкой. Нужно же позаботиться о любимом медбрате мистера Марша.
Я фыркнул.
Это вряд ли.
Она подняла брови.
Ты что, не заметил? Тем, кого он не любит, достаются ночные смены. Он хочет, чтобы ты работал днем, ведь в это время он не спит. Ему нравится твоя компания.
Точнее, он меня терпит, проговорил я. Не думаю, что ему вообще кто-то нравится. И я его не виню. Весь его мир вдруг изменился.
Верно. Но я здесь уже тридцать лет. Думаешь, я не чувствую, что происходит? Царящее настроение? Она погладила меня по щеке. Ты ему нравишься. Он никогда об этом не скажет, но дела это не меняет.
Ну, вам виднее.
Когда в начале дневной смены я вошел в спальню Эдварда, там царил полумрак. Кто-то задернул шторы, хотя в этот час им полагалось быть открытыми. Я бросил вопросительный взгляд на Дейла, которого сменил. Дейл покачал головой, потом кивнул в сторону Эдварда. Тот смотрел новости по кабельному каналу на огромном плоском экране, висящем напротив кровати.
Его все боялись. Но я-то успел поработать в отделении «Скорой помощи». И мне крики Эдварда Марша казались детской игрой.
Мистер Марш, проговорил я, когда Дейл выскользнул из комнаты. Вы же знаете, что сказал доктор Уэбб. Вам нужен солнечный свет. Витамин D. Он так же важен, как и лекарства.
Отвали.
«Да. Он явно любит меня больше всех. Это ведь очевидно».
Я спрятал улыбку и потянулся к шторам.
Простите, сэр, но так велел врач.
Ты ведь знаешь, что я не дурак. Он не заикался, хотя сложенные на животе руки дрожали. Я слаб, как котенок. И лучик солнца не придаст мне сил. Так что можешь закрыть эти чертовы шторы.
Вам нужно солнце. Я поправил открытые занавески. К тому же мы в Сиэтле. Пользуйтесь тем, что есть.
Я обернулся. На лице Эдварда Марша, освещенном залившим комнату солнечным светом, ясно читалась ярость. Когда я не дрогнул под холодным взглядом, он сдался и вернулся к новостям.
Я занялся своими делами, приготовил шприц с Орвейлом, измерил ему давление и температуру. Когда я подошел, чтобы приподнять Эдварда и удобнее устроить на подушках, он указал на экран телевизора.
Взгляни на это, проговорил он. Какой-то педик-актер заявил, что стал жертвой преступления на почве ненависти.
Я замер. Внутри все заледенело, и я чуть не задел головой Эдварда о спинку кровати.
Преступление на почве ненависти? фыркнул он. Чушь собачья. В него просто плеснули выпивкой. Тоже мне преступление. Держу пари, все полная брехня. Он это подстроил, чтобы привлечь внимание. Никто не нападает на гомиков средь бела дня. Уже нет.
Я все еще не двигался. Пребывал в замешательстве, борясь с ощущением, будто меня ударили под дых. Настолько небрежно, мимоходом прозвучали брошенные Эдвардом намеки.
Что с тобой? спросил он, вырывая меня из размышлений.
Ничего.
Его слова причиняли боль, но, если я стану принимать близко к сердцу каждое грубое замечание, то просто не смогу с утра вставать с постели. В обычных обстоятельствах я бы высказался, но в этот момент что-то инстинктивно подсказывало мне молчать. И не только для того, чтобы сохранить работу.
Я взглянул на Эдварда. Он смотрел на меня. Казалось, оценивал холодным, проницательным взглядом, которым надзирал за многомиллиардной империей.
Ты поклонник этого актера, Максвелл? спросил Эдвард, и я уловил скрытый в вопросе подтекст.
Но не успел ответить. Или указать на неверно произнесенное имя. Открылась дверь, и появился Роберто, старший медбрат.
Мистер Марш, пора выйти на свежий воздух и погреться на солнышке, проговорил он. Посидеть пару часов у бассейна.
Да я даже посрать сам не могу сходить, пробурчал Эдвард. Так что да, давайте порезвимся в бассейне.
Приказ врача, пояснил Роберто. Он посмотрел на меня. Поможешь мне его подготовить?
Да, конечно.
Я затаил дыхание, гадая, есть ли у Эдварда еще вопросы. Но он лишь бормотал проклятия, пока мы с Роберто собирали его для поездки на задний двор. Мы надели на него рубашку поло, шорты и белую бейсболку с вышитым спереди красной нитью логотипом «МФ».
Когда Эдвард уже сидел в инвалидном кресле, я склонился над ним с баночкой солнцезащитного крема.
Я сам, проворчал он.
Я протянул ему баночку, но он лишь опустил ее на колени, а потом попытался поднять дрожащими пальцами.
Черт побери! Внезапно он обмяк в кресле и закрыл глаза.
Я понял, мистер Марш, тихо проговорил я, нанося защитный лосьон на его нос и щеки.
«Этот «педик» не даст вам обгореть».
Я подумал о том, как мыл его губкой и менял грязные простыни. Что бы сделал Эдвард, если бы его подозрения насчет меня подтвердились?