Может, другая не отважилась бы на такой подвиг, но Федька любила петербургские каналы, канавы и речки. Она знала, что они для нее безопасны.
В детстве ей пришлось года два жить в Москве, и она хорошо помнила свои ощущения, когда вернулась в столицу: несравнимо больше воздуха над Мойкой, Фонтанкой, даже Крюковым каналом, не говоря уж о Неве. Город был разрезан на части этими изогнутыми огромными коридорами, полными воздуха. Правда, не всегда он свеж, летом «благоухание» становилось иногда невозможным, особливо на Екатерининской канаве возле Сенной площади, там какой только дряни в воду не кидали Но зимой можно было дышать полной грудью и радоваться.
Если пройти подальше к Садовой, то был деревянный мост, поставленный лет тридцать назад и прозванный Харламовымповезло жившему рядом с ним статскому советнику, никаких усилий не приложил, а прославился. Но питерские жители зимой наловчились спрямлять пути, и по льду проложили заметные даже при лунном свете тропинки.
Ночь была морозная, снег поскрипывал под валенками, но вдруг Федьке показалось, что скрип какой-то странный, более торопливый, чем ее шаги. Она пошла чуть медленнееи поняла, что ее догоняют. Тогда Федька остановиласьнезримый преследователь сделал два шага и тоже встал.
Это плохоее хотели выследить. И нетрудно догадаться, ктокоторый-нибудь подлец из береговой стражи, вздумавший выслужиться перед начальством. Никто же не поверил, будто Федька не знает, где спрятался Румянцев!
Тут фигурантке пришлось выбиратьили идти домой и просидеть там часа полтора, пока подлецу не надоест ее караулить, или запутать след и пробраться к Шапошникову. И то, и другое было негоже. Шапошников предупреждал, что к нему следует прийти до полуночи. Может выйти так, что она, отсидевшись дома, прибежит, начнет колотить в дверьа ее не пустят. Идти же к нему ранним утромриск, нехорошо ссориться с человеком, у которого хочешь просить денег. А путать следтоже, поди, уметь надо. Как это делаетсяв Театральной школе не обучали.
По опыту Федька зналакогда балетмейстер начинает вымучивать фигуру, если выстраивать ее без душевного порыва, то получается одна трата времени, скучно и пошло. А надо, чтобы осенилои тогда даже береговой страже приятно выполнять задание.
И Федька придумала. Подошла к удобному для спуска месту, вздернула вверх юбки и, не оборачиваясь, съехала по утоптанной и скользкой дорожке на лед, даже не взмахнув руками. Потом она преспокойно пошла через Екатерининскую канаву чуть наискосок. Ее план был проствыманить преследователя из-под стен и заборов, где он хоронился в черной тени, на белое пространство, а тогда уж развернуться и пойти к нему навстречу. Если это подлец из береговой стражи, а больше быть некому, то он получит по первое число и уберется с позором. Но, возможно, и ругаться не понадобитсяувидит, что его раскусили, и сам удерет. Даже есть вероятность, что удастся по силуэту его опознать.
Спускаясь на лед, Бянкина забыла прислушиваться к скрипу. Уже на середине канавы остановилась и навострила ухо. Было тихо. Тут ее осенилоподлец затаился и ждет, пока она окажется на другом берегу. Он понимает, что на белом льду он слишком заметен. Стало быть, и впрямь кто-то свойбоится, что признают. А потом, когда Федька поднимется на берег, он единым махом перебежит канаву и вновь пойдет следом.
Она пошла медленно-медленно, соображая, как же быть. Подняться и пуститься бегом? Так преследователь бегает не хужеу береговой стражи ноги быстрые. И скрип снега прекрасно ему покажет, куда мчаться, как ни ныряй в переулки. Да и переулков-то немногоименно в этой части города понастроено богатых усадеб с большими дворами и садами, каждый забор чуть ли не на полверсты тянется. Как быть, как быть?
Преследователь выжидал. Федька уже была не рада собственной хитростиследовало взять на Карусельной извозчика и умчаться, а она пятака пожалела и сама себя обдурила. Но ангел-хранитель подсказал занятную мысль. Преследователь не хочет, чтобы его узнали, вот и славно. Он выберется на лед, только убедившись, что Федька его там не увидит, вот и прелестно. Значит, нужно идти по льду не поперек канавы, а вдоль нее, прямиком к Харламову мосту. Таким образом удастся увеличить расстояние между собой и подлецом настолько, чтобы он отказался от мысли догнать беглянку. А за поворотом канавыбыстренько вернуться на тот берег, с которого началось путешествие. Пусть подлец носится по противоположному, а Федька выбежит в Никольский переулок, тамна Садовую и возьмет наконец извозчика. Правда, в такое время их мало, ну да Господь милосерденпошлет кого-нибудь случайного.
Она сошла с тропинки и двинулась вперед по нетоптаному снегу. Было это не очень удобно, приходилось, подхвативши юбки, высоко задирать ноги и топать всей ступней по льдудля танцовщицы это было невыносимо. Она прошла с полсотни шагов, и тут сзади закричали:
Стой, Бянкина, стой!
Кто там глотку дерет? громко спросила, обернувшись, Федька.
Это я, Бес!
Васька мало того что знал о своем прозвище, так еще им и гордился.
Иди к чертям, Бес!
Да постой же, дура! Я тебе дело скажу!
Васька съехал по откосу в том же месте, где и Федька, и с такой же ловкостью.
Чего ты за мной гонишься? Полюбилась я тебе, что ли? сердито спросила Федька. Другого дела у тебя нет? За Малашкой вон гонись! Она быстро бегать не станет!
Ну как есть дура, отвечал Бес, подбежав. Начхать мне на тебя и на твою Малашку! И к кому ты по ночам бегаешьначхать!
Так что ты тут делаешь?
А топредупредить хочу. Ты, конечно, дурища бесподобная, простофиля бестолковая, да не хочется, чтобы еще и тебя удавили. Совсем танцевать некому станет.
Кто это меня удавит? спросила ошарашенная Федька.
Почем я знаю! Я видел, как ты через ворота выходила
А сам-то ты как у ворот оказался?
Не твое дело. Слушай. Я увидел, что тебя куда-то не туда нелегкая несет, ну, думаю, умом повредилась, топиться побежала из-за своего Санюшки ненаглядного! Точнопобежала прорубь долбить! Ну, яза тобой. Никогда не видывал, как люди топятся.
Дурак!
Сама дура. Ну, мало ли чтоведь ты дурная Да ладно тебе! Я только хотел глянуть, в которую сторону побежишь, раз уж ты из театра таким воровским способом вылезаешь. И вот, Бянкина, гляжуа за тобой какой-то человек крадется. Он, видать, догадался, что раз ты не через черный ходтак через ворота уходить будешь, подкараулил. Кто таковне понять, ворот поднят. И тащится за тобой прямиком к канаве. Вдруг встал, торчит, как хрен на насесте
А ты за ним, что ли, пошел?
Ну да! воскликнул Васька. Мне-то начхать, к кому ты бегаешь. Да хоть в казармы Измайловского полка! Не моя печаль. Но вот кто у нас такой ревнивыйэто мне покою не давало.
Ревнивый?
Ну да. Кто у нас твой тайный обожатель и хочет знать, куда ты по ночам бегаешь.
Нет у меня никаких обожателей.
Я ж говорютайный! Как так, думаю, у нееобожатель, и никто ничего не знает! Ну, онза тобой, яза ним а потом я подумалну, кто в эту рябую рожу втюхается? Разве что слепой какой-нибудь, но таких в нашем ремесле нет. Тогдаотчего он за тобой крадется? И тут скумекалон думал, ты к Румянцеву бежишь, хочет выследить и донести! Ах ты, думаю, сукин сын! Зашибу к чертовой бабушке, а потом буду разбираться, кого упокоил!
Ты же с Санькой не дружишь!
Доносчиков не люблю! Як нему, онот меня! И почесал, и почесал! Ну, думаю, не перехватил бы он тебя на том берегу. Вот я за тобой и погнался.
Ну, Бес
ЧтоБес? Идем, доведу тебя куда надобно. При мне он и на сто сажен не подойдет.
Федька слушалаи ушам не верила. Васька-Бес, от которого только и жди каверзы, ведет себя с благородством трагического героя, какого-нибудь Сида или Британикюса!
Но, выросши в Театральной школе, более четырех лет отслуживши в береговой страже, Федька сильно сомневалась в благородстве фигурантов.
А не сам ли ты решил выследить, где Санька? спросила она. Решил, да промахнулся! Увидел, что я по канаве ухожу
Ну, дура!
и выдумал ко мне примазаться! Экая добрая душа! Провожу, мол! И узнаю, где Румянцев!
Вот дура!
Да уж не глупее твоего!
Тебе не в театретебе у купчихи дуркой служить за объедки!
Пошел, пошел отсюда! Не то заорудесятские прибегут!
Какие тебе десятские в такой мороз?
А их и в мороз гонят, чтобы по улицам ходили!
Ну, коли ты добра не понимаешь
Какое от тебя добро?!
Ну и тащись, куда хочешь! А когда твоего Санечку разлюбезного в управу благочиния потащаттогда меня вспомнишь! Доносчик-тоон тут, поблизости! Того и ждет, чтобы я тебя послал к немецкого Иова матушке!
Ну и посылай! бойко ответила Федька, немного удивившись, что Бес не выразился совсем матерно, как оно водилось за кулисами, а блеснул деликатным, почти светским обхождением.
Ну и пошла!
Сам пошел!
Так и расстались.
Федька, спеша вдоль по канаве, почти сразу наткнулась на другую тропинку и выбралась на противоположный берег. Оттуда она проводила взглядом Беса и подумала, что кабы ему поменять содержимое головыто был бы кавалер хоть куда, хоть и с больным коленом. И шевелюра у негогустая, вороная, фунт пудры изведешь, пока ее осветлишь до нужной степени, и брови с глазамипо-цыгански черны, и белозуб, и в плечах широк, и ведь не дурак на самом деле вот только прибавить бы ему вершка полтора росту
Федька невольно всех мерила по Румянцеву, и это было простительноее любовь началась с того памятного дня, когда их после небольшого перерыва поставили в пару, и они протянули друг другу руки, улыбнулись заученными улыбками. Саньке шел шестнадцатый год, и он вдруг принялся расти, да так, что за несколько месяцев прибавил чуть ли не два вершка. Федька впервые посмотрела на него снизу вверх, увидела красивый, почти правильный профиль, поймала взгляд чуть прищуренных карих глаз и поняла, что пропала.
Молитва не осталась безответнойГосподь послал извозчика, который, довезя до Коломны седока, спешил на Невский. И Федька довольно скоро оказалась в доме Шапошникова.
Григорий Фомич не сразу отозвался на стук. Когда же впустил в сенисказал, что поведет Федьку в палевую комнату не через гостиную, а со дворав гостиной сидят господа, изволят пить и веселиться. Он накинул тулуп такой величины, что мог бы служить попоной для высокого жеребца и привел ее в комнату кружным путемона только подивилась величине и разбросанности дома. Если посмотреть сверху, он со своими флигелями и пристройками являл странную фигуру, наподобие толстоногого паука.
Федька принесла с собой в больших карманах под юбкой нужное имуществов том числе гребень. Шлафрок ждал ее на постели, Григорий Фомич принес свечу, кружку теплого молока, и наказал немедленно ложиться спать. Но после разговора с Бесом не очень хотелось. Она попросила, чтобы утром ей принесла таз и кувшин с горячей водой, Григорий Фомич обещал и, неожиданно перекрестив Федьку, ушел.
Она разделась, накинула шлафрок, подошла к печкепогреть ноги, задумалась. Поведение Васьки-Беса не давало покоя. Если бы речь шла о Петрушке или ШляпкинеФедька бы отнеслась к этому с олимпийским спокойствием, так уж эти люди устроены. Васька был малость инойон сам разбирался с недругами, начальство в свои заботы не путая. Так что его слова могли оказаться и правдой а могли и не оказаться
Дело-то нешуточное. Поди знай, каким образом Васька связан с убийством Глафиры. Может, сыщики управы благочиния его об услуге попросили. Может, искренне верит, что это Румянцев потрудился
Тут до Федькиного слуха донесся громкий и дружный хохот. С полминуты спустя он повторился. Очевидно, в гостиной и впрямь веселились.
И тут фигурантку настигла самая обыкновенная зависть. Живут же люди, думала онав приятельстве, друг дружку радуют, вместе от души веселятся. Не то что театр, где хоть и празднуют именины, но за накрытым столом таких гадостей шепотом в ушко наслушаешься, что лучше бы их и вовсе не было. И как только умудряются товарищи по ремеслу жить без дружбы и любви, если не считать амурных шашней любовью? Умудряются, и театра не бросают, и глядят свысока на тех, кто к театру не причастен
А тутсобрались за столом друзья видать, такие же живописцы, как Шапошников сказывали, у них нравы попроще, хотя и пьют они не в пример больше балетных
Федька в одних чулках, запахнув поплотнее шлафрок, вышла из палевой комнаты и подошла у двери, ведущей в гостиную. Дверь была прикрыта неплотно, и Федька с тоской подумалахоть рядом с чужой бескорыстной радостью постоять, хоть четверть часика Но задержалась она там поболее, потому что разговор был веселый и загадочный.
Следует ли называть должность, в которой он служил в Муроме? спросил молодой голос. Или с должностью все будет чересчур явно?
Нет, брат Дальновид, там и без нее добра хватает, отвечал Шапошников. И Муром поминать не станем. Выспрепар, пиши так: некто основательный человек, прозорлив и искателен, определен воеводою в город Воеводою! Так всех их будем звать. В город, стоящий подле реки, из знатных в России, из коего обыватели отправляли торговлю
Разве Муром на Волге стоит? удивился молодой собеседник.
На Оке, Митрофанушка! Еоргафиянаука не дворянская! Извозчик на что?!
И тут уж не только в гостиной захохотали, но и Федька прикрыла рот ладошкой. Эта шутка о ненадобности географии, когда есть извозчик, была знакома и ей, и всей береговой стражепо два и по три раза бегали в Деревянный театр на Царицыном лугу смотреть «Недоросля» сочинителя Фонвизина.
Судя по голосам, в гостиной собрались четверо, и звали они друг друга диковинными именами: Дальновид, Световид, Выспрепар и Мироброд. Мало тогоони друг к дружке обращались «брат сильф».
Все вместе, перебивая друг друга и вскрикивая «Выспрепар, пиши!», они поведали незримой Федьке историю про муромского воеводу, который наловчился брать взятки не просто так, кошельками и ассигнациями, а куда как более мудрено. Прибыв, чтобы исполнять должность, он повел тонкую игру. Когда именитые горожане и купечество явились с обязательными дарами, он те дары гордо отвергон-де взяток не берет. Купечество закручинилосьему необходим воевода, берущий взятки и оказывающий всякие послабления. К воеводе подослали умных людей, и те выведали тайну: более всего на свете обожает щучинудушу черту продаст. Направили знатоков к содержателю рыбных садков, и там они выбрали такую щуку, что тащить пришлось вчетвером в преогромном корыте. Было ей не менее сотни лет, и она, скорее всего, давно уж не съедобна, но коли даритьтак именно такое историческое чудище. Стоила она целых четыре рубля.
Воевода обрадовался, щуку унесли на поварню. И, когда кому-то из купцов понадобилось от воеводы снисхождение, он поехал к живорыбным садкам. Там ему показали щуку никак не менее первой, но спросили уже тридцать рублей. Купец обалдел от наглости, но, коли других подарков воевода не принимает, приходится платить. Несколько погодя другой купец тоже вздумал поклониться воеводе щукой, но самая большая в садках стоила уже сорок пять рублей.
На пятой или шестой щуке купечество заподозрило неладное. Выяснилось, что из садка на воеводскую поварню и обратно в садок разъезжает одна и та же гомерических размеров рыбина. Докопались также, что садки эти приобрел бывший воеводин крепостной, приехавший в город месяца за два до воеводы. Посмеялисьа вскоре сама собой возникла такса: когда магистрат просил о делах общественных, щука стоила под триста рублей, когда купчишкасотню, а то и менее; откупщику, у которого возникли неприятности, рыба обошлась в пятьсот рублей. Жизнь наладилась, формально воевода служил образцом бескорыстия, и все были довольны.
Как Федька поняла, ныне этот воевода уже переехал в столицу и ходатайствовал о новом чине. А «братцы-сильфы» хотели ему в этом помешать. Как они раскопали историю со щукойодному Богу ведомо. Сейчас же ее с хохотом записали, и возник споркакие приметы воеводы вставить, чтобы весь Санкт-Петербург его признал.
Про Муром в столице могут и не знать, убеждал Шапошников, а вот коли помянем бородавку на носу
Нет у него бородавки!
Вспомнил! Сказывалион и впрямь любитель рыб! Ему пьяного осетра с Волги доставляли! Живого!
Мироброд, а не зарифмуешь ли с чем осетра?