Каминная решетка стальная, работы, пожалуй, самого знаменитого мастера Гнидина, которому менее четырех сотен за такие вещи не платили, тоже была украшена листьями акантаэто растение основательно поселилось в фетисовском доме. К камину полагалась модная диковинапарные вазы из цветного стекла, работы мастера Кенига с заводов Светлейшего князя Потемкина. Это были прелестные синие вазы, отделанные бронзой.
А, Роман Антонович! Сюда, сюда, мусью Никитин! Принес обещанное? Мы тебя, сударь, заждались! так со всех сторон приветствовали Никитина, а он раскланивался, улыбался и блаженствовалособливо когда молодые дамы, настойчиво его звавшие, протягивали голые по локоть руки для поцелуев. Видно было, что всем в этом обществе он умел услужитьпривозил прямо из типографии свежие, еще пачкающие пальцы, журналы, привозил и ноты модных песенок от знакомого переписчика. Санька стоял у дверей и боялся сделать лишний шаг. Наконец Никитин потащил его к хозяйке дома.
Рекомендую вам, сударыня, приятеля моего, господина Морозова, прибыл из Твери, тут Никитин подтолкнул Саньку, потому что фигурант замедлил с поклоном.
Типографщик, как и вы? спросила благодушная хозяйка.
Сочинитель, сударыня. Полагает, что лишь в столице возможно добиться успеха. А я, зная, что сочинителей вы привечаете
Почитаете нам свои стихи, господин Морозов?
Этот вопрос привел Саньку в смятение.
Разумеется, он принес с собой кое-что занятное.
А вы что принесли?
Новое «Лекарство от скуки и забот» и тот самый номер «Собеседника», где напечатаны фонвизинские вопросы к сочинителю «Былей и небылиц»
Ч-ш-ш
Да, сударыня, я их вашей Варваре Петровне потихоньку передам. А также статеечку переписанную, автор не обозначен, ну да вы догадаетесь Санька не понял, о чем речь, береговая стража «Собеседника» не читала. А это была наглость превеликаяв печатном виде спрашивать Екатерину, отчего в прежние времена шуты, шпыни и балагуры чинов не имели, а ныне имеют, и весьма большие? Другие вопросы были не лучше: отчего в век законодательный никто в сей части не помышляет отличиться? Она ответила, как умела, в своем журнале «Были и небылицы», но получилось неважно, и это все поняли. Господин Фонвизин формально одержал победу, но, как всякая победа сочинителя-сатирика, она оказалась Пирровойи он сам это понял; не дожидаясь неприятностей, уехал за границу, побывал во Франции и Италии, недавно вернулся, принялся хлопотать об издании своих сочиненийно разрешения все не мог получить. Он писал статьи, которых нигде не брали, и только знакомцы, ценители его таланта, отдавали их переписывать. Статьи расходились в спискахсчиталось хорошим тоном фрондироватьно умеренно, возмущаться недостатками общественного устройствано в кругу людей хорошего происхождения, грамотных и просвещенных, умеющих и ум показать, и до нелепых призывов не унизиться.
Хозяйку дома отвлекли, и Никитин с Санькой отошли в сторону.
Ты с ума сбрел! Какие стихи? Я отродясь двух строк не срифмовал! шепотом напустился Санька на своего опекуна.
То есть как? Врешь! Стихи все сочиняют! отвечал тот. От них спасу нет, от рифмоплетов чертовых! Верно Жан съязвилрифмокрады!
Что делать будем?
До Никитина с великим трудом доходило пониманиеподопечный и чужие-то вирши прочесть неспособен, ибо тех, которые зубрил в школе, не помнит, давно выкинул из головы за ненадобностью.
Погоди, погоди он, задрав фалды фрака, стал шарить в потайных карманах. Ах, черт всегда полны карманы этой дряни Не веришьтайком подсовывают Ну да! В том фраке остались!
Санька подумал, что неплохо бы отсюда сбежать. Но Никитина вдруг осенило.
Стой тут, у камина, я сейчас будут тебе стихи
Сам, что ли, сочинишь?
Будут!
Он исчез и появился четверть часа спустя.
Вот, сказал он, потихоньку передавая Саньке листки. Не то чтобы совсем твои вирши, а переводы одной особы. Это басни барона Гольберга. Их еще Фонвизин бог весть когда прозой переводил и Московский университет книжку издал, а теперь появились стихотворные. Скажешь, что твое, и прочитаешь.
А ну как настоящий переводчик потом объявится?
Не твоя печаль. Тот переводчик все равно под своим именем их печатать не станет. Ибо ондама, у дам не принято Вотбасенка о том, как правда с ложью воевали.
Санька перелистал басенкув ней оказалось шесть страниц, и почерк отнюдь не крупный.
И это все декламировать?
И артистически!
Санька попытался прочитать первые строкии отчаянно покраснел.
В береговой страже грамотеев не водилось. Читать умели все, но медленно, иныекак дети, по складам. Санька был немногим образованнее прочих, но все равновслух читал, спотыкаясь и морща лоб.
Ч-ч-черт прошипел Никитин. Митрофанушка!.. Ступай в коридор, в сени, хоть в нужник! Учись читать басню!
А покороче нет?
Стой тут
Никитин опять сбежал. Санька чувствовал себя страх как неловкопривезли неведомо куда, читать заставили, бросили в углу
И тут перед ним встала женщинапышная, красивая, в бирюзовом платье а-ля тюрк, отделанном золотистыми лентами и узенькими гирляндами, с неимоверным количеством напудренных локонов, разложенных по плечам и груди в прелестном беспорядке.
Простите, сударь, что размышления ваши нарушила, сказала она. У нас составляется партия в мушку-памфил, недостает игроков. Мы хотим разыграть правильную партию, шестеро охотников есть, желаете быть седьмым?
Я не знаю мушки-памфила, глядя в пол, ответил Санька.
Это та же простая мушка, но главная картатрефовый валет, отсюда и название.
Да, сударыня
О том, что карты носят имена, Санька, разумеется, зналбереговая стража как-то прозвала Дуню Петрову Акулиной, оттого что даму пик звали то Акулиной, то ведьмой, а Дуня была зла и черна, немногим светлее арапки. Но не сразу сообразил про Памфила.
В карты он, конечно, игралчем еще прикажете развлекаться в уборной, когда твой выход в оперев первом акте и в третьем? Но оказаться за столом с настоящими дамамиэто было так же невозможно, как отрастить крылья и взлететь на театральный фронтон, к Минерве из каррарского мрамора.
Вы согласны? спросила дама, и тут он ее наконец узнал. Это была та самая, что встретилась в модной лавке.
Как вам будет угодно, сударыня, сказал Санька.
Странно, что вы мушку-памфила не знаете. В какие же игры изволите играть?
Санька растерялся. Назовешь этак обычного в театральных уборных подкидного дуракаи осрамишься навеки. Дамы-то играют в другие игры, в реверси, кажется
Вы оробели? спросила дама. Не бойтесь, тут вам все добра желают. Мы играем по маленькой, на кон ставим фишки, трудно проиграть более пяти рублей.
Да, сударыня.
К счастью, на помощь примчался Никитин. Увидев даму, он сразу спрятал за спину руку, в которой были еще какие-то листки. Санька воззрился на Никитина с надеждойсам сюда затащил, сам пусть и вызволяет!
Вы обещались играть с другими? неправильно поняв этот взгляд, догадалась дама. Отчего же прямо не сказать было? Но я надеюсь, вы и к нам снизойдете
Тут шелковая кисточка, украшавшая ее веер, упала на пол.
Санька ловко поднял ее и поднес даме на ладони, но она не торопилась брать кисточкупальцами-то к ней прикоснулась, и не более того, даже не столько к ней, сколько к руке кавалера.
Мы с мужем моим будем рады вас видеть у себя. Приезжайте, я научу вас мушке-памфилу, говорила она. У нас попросту, с полудня ко мне гости бывают. Спросите на Фонтанке, за Троицким храмом, дом Лисицынавсякий покажет.
Санька подумал, что дама, очевидно, госпожа Лисицына, и неплохо бы это уточнить, но произнести смог только:
Да, сударыня
Он еще раз взглянул на Никитинатот подходить не торопился, хотя и стоял в двух шагах. При этом он улыбалсяно так, что был похож на маленького хищного зверька.
Вы мало бывали в свете, это поправимо. Приезжайте! Вам надобно набраться развязности
Да, сударыня.
Дама улыбнулась и отошла. Сразу рядом с Санькой оказался Никитин.
Поздравляю с победой! Это весьма неприступная барыня. И красавица первостатейная!
Не на мой вкус, отрубил сердитый Санька.
Чем тебе Лисицына не угодила?
Толста буркнул Санька.
У него, как у всех его товарищей по ремеслу, было свое понятие о красоте: в первую очередь тонкая, тончайшая талия и стройные ножки, затемприятное личико, а грудь такова, чтобы не мешать танцевать. Госпожа, которая зазывала в гости, была плотного сложения, а грудькак у кормилицы из богатого дома. Это Саньке не очень понравилось. Лицо было хорошо, правильное, округлое, большеглазое лицо, да ведь без талии ему цена невелика.
Никитин проводил даму восхищенным взглядом.
Ты поглядине идет, плывет! То-то бедра то-то пышность
Как он разглядел бедра под широкими юбкамибыло решительно непонятно.
Саньке было не до пышностиГлафира еще не похоронена
Он вспомнил о намерении ночью постучаться в окошко к Федькеничего, что она снимает комнатушку во втором жилье, снежок долетит! Он понялнадо спешить! И ощутил страхкак будто малое дитя, что проснулось и не нашло рядом няньки.
Где я? Зачем я тут? спросила растерянная душа. Зачем эта музыка, эти ароматы? Отчего я не в одиночестве? Отчего я не оплакиваю свою любовь, а, впав в отупение, слышу музыку, отвечаю на вопросы, чему-то удивляюсь, на что-то негодую? Где мои слезы, где мой полет к небесам, чтобы хоть тень, хоть тающий след другой души, ушедшей, увидеть?
Санька развернулся и побежал прочь.
Никитин нагнал его уже в сенях.
Да будет тебе, будет, заговорил он. Что ты в самом деле А если бы тебя сейчас сатиром вырядили и на сцену вывели? Плясал бы, как миленький! Уймись, уймись мы тут не для баловства поди, выпей, тебе-то можно
Дурак, ответил на это Санька.
Ты ничего не разумеешь, сказал Никитин, и его узкое личико было серьезным. Для тебя ж, для обалдуя, стараемся.
Ты хочешь проучить убийцу своей дансерки? Ну так ступай и поднимай танцевать госпожу Лисицыну! Контрданс-то ты проплясать можешь? Это не вирши с завываниями читать! А потом мы, не дожидаясь домашнего концерта, улизнем и поедем к Летнему дворцу
Это еще для чего?
А вот увидишь
Глава девятая
Федька проснулась в доме Шапошникова и несколько минут лежала, улыбаясь. Ей тут нравилосьпостельное белье хорошее, перина в меру мягкая, одеяло теплое, и печка к утру не выстывает, можно даже босиком по комнате пройти. Вот разве что в доме нет женщинно фигурантки к услугам горничной не приучены. Правда, квартирную хозяйку Федька научила затягивать шнурованье, вместе с ней ходила частенько в баню, но никаких услуг от нее не просилаза услуги платить надобно.
Санька проговорила она, особо выделив звонкий звук «н». Имя прозвенело, как камертончик, дающий верный тон всему дню, и тогда только Федька стала выбираться из постели.
Завтрак принесли на подносе, и особливо порадовал крепкий черный кофей. Потом она в шлафроке и чепчике пошла в комнату, где предстояло позировать.
Дом был большой и причудливый, с флигелями и пристройками, одна из стены в коридоре, по которому шла Федька, была, судя по всему, дощатой перегородкой, и оклеена бумагой, явно утащенной из типографиибольшие листы с колонками текста и картинками. Причем текст кое-где был даже вверх ногами.
Настроение у фигурантки было мечтательноеона думала о том, как вытащит из неприятностей Саньку и дождется наконец истинной благодарности. Она помнила, как обожгло то объятие
Где-то в голове, в потайном уголке, уже танцевали две фигурки, два черненьких силуэтаон и она, сходились и расходились с глубокими глиссадами, разом поворачивались с рондежамбамитакими, что тело, когда отлетала назад нога, откидывалось и изгибалось. А потом, взявшись за руки, делали разом антраша-руаяль, маленькие шанжманы, поворачивались друг к дружке лицом, шагали навстречу, а соединенными и поднятыми вверх рукамиарку, как будто закругленное сверху окошко вот именно в миг, когда над кавалером и дамойарка из рук, в танце происходит любовное объяснение
Тридцать минут длился танецлучшие, прекраснейшие полчаса, когда никто не мешал, не входил в зал, а они были не фигурантами, но Прометеем и Пандорой, впервые видевшими друг друга, и между ними натянулись золотые ниточки священного огня.
Тут Федька вдруг сообразила, что музыка того дуэтного танца не в голове у нее звучит, а где-то снаружи.
Она остановилась. Танец в голове угас, растворился, а музыка звучалаименно так, как в репетиционном зале, когда танцмейстер подыгрывает артистам на скрипочке. Но и мелодия исчезла, а Федька осталась гадать, что это был за дурман и не сбредает ли она от любви потихоньку с ума.
Лучшее средство от безумияразмышления о делах простых, но важных. Лучше всегоо деньгах. Федька стала считать в голове, сколько ей нужно на ближайшее времяи вспомнила кое-что неприятное: придется заплатить Веберу из тех денег, что даст Шапошников, и купить его молчание. Иначе донесет театральному начальствуи весь заработок уйдет на штрафы.
Она явилась в жарко натопленную комнату, взошла на возвышение и уселась на топчанждать живописца. Музыка трепетала в ней, вдруг звучали в голове целые фразыи улетучивались. И вдруг в окно ударил солнечный свет! Он так редко являлся петербургской зимойи именно теперь, словно бы нарочнообрадовать душу, вселить надежду Федька улыбнулась солнцу, доверяясь ему, и ожидание жарким облачком окутало ее, опалило щеки, прибавило блеску глазам.
Шапошников пришел задумчивый, велел ложиться в позу и без лишних слов взялся за дело. Он малевал быстро, уверенно, однако морщилсячто-то ему не нравилось, получалось не задуманное, а совсем иное.
Нет, сказал он. Сегодня моя муза в отпуску. Хватит. Одевайтесь. Да не пугайтесь вы, сударыня, уплачу, как за два часа.
Благодарю, сударь, быстро сказала Федька, подхватывая с пола шлафрок. Если сейчас же убежатьто можно успеть к уроку, а это просто замечательно!
Погодите! окликнул живописец, когда она уже была у двери. Есть к вам одно дело. Когда сумеете услужитьбудет хорошо заплачено.
Сумею, твердо сказала Федька.
Служит у вас в береговой страже Семен Званцев.
Да.
Что за человек?
Ну хорош собой способности имеет пьет мало принялась перечислять Федька.
Вы, должно быть, добрая душа? вдруг спросил Шапошников.
Отчего?
Оттого, что говорите о товарище лишь хорошее.
А как иначе? удивилась Федька. Коли у него есть порокитак это наше дело, мы сор из избы не выносим.
Так. Сей Званцев живет с купчихой.
Живеттак ведь нет указа, чтобы фигурантам с купчихами не жить!
Шапошников засмеялся.
Кто купчихазнаете? Да не бойтесь, сударыня, ничего плохого я ни ей, ни ему не сделаю.
Знаю, подумав, ответила Федька. Фекла Огурцова. Только она не такая, как все купчихи, она в театрах бывает и наряжается модно. Сенька сказывалзаставляла его книжку читать, а он, поди, со школы и буквы-то позабыл.
Она вдова?
Вдова, конечно, и богатая.
И в дворянские семейства вхожа?
Вот уж не знаю Федька задумалась. А что? Для того-то и наряжается, как модная картинка!
Как бы мне узнать, с кем из знатных госпож она приятельство водит?
Я могу у Сеньки спросить.
Спросите, сделайте милость. Пусть все, что знает про ее знакомцев, выложит, обоего пола. Да только деликатно, тонко
Это как?
Так, чтобы даже не задумался, что это вы неспроста. Придумайте
Очевидно, Федькина рожица изобразила уж слишком великое недоумение. Шапошников пришел на помощь:
Скажите, что видели-де ее с кавалером и дамой, хотите знать, кто таковы. Пусть он переберет всех, кого у нее встречал, а вы ему: не тот да не тот. И запоминайте прозвания!
Увидев, что Федька все еще в растерянности, Шапошников опять подсказал:
Кавалер-де с вашей соседкой замечен, а она девица благонравная и хочет знать, доподлинно ли тот, за кого себя выдает.
Эта интрига Федьку устроила. Но ей не понравилось, что живописец, натура возвышенная, так легко придумывает всякое вранье.
В береговой страже врали немало. Артистически враликогда нужно было изобразить покалеченную ногу и избавиться от репетиции. Гениально вралиобъясняя свое отсутствие на спектакле и спасаясь от штрафа. Но это была обычная война подчиненных с начальством, в какой-то степени ритуальная. А поручение Шапошникова Федьку смутилонекая третья сторона вторгалась в театральные дела, и было неловко врать тому, кто не начальство, а вроде бы свой, в береговой страже служит.