И стереги. Вот, Румянцев, обошлось без драки с заметным унынием сказал Никитин. А я-то думал Вот что, Потап Ильич. Ухтомский в Питер вернулся. Коли не сегоднязавтра, боюсь, прибежит. Бди, Потапушка, бди! Но не переусердствуйему довольно знать, что у его безо бразий могут быть свидетели, он не дурак. А то я тебя знаюу тебя кулаки чешутся. Сиево-первых, а будет и во-вторых. Поищи церковную книгу, братец.
Я к нему заглядывал, когда он с утра в церковь пошел. Под кроватьюи то нет. Мало ли куда он ее во дворце спрятать умудрился! Она ведь ему каждый день не надобна. А тут драгунский полк вместе с лошадьми спрятать можно.
Ну, ты все ж подумай, пораскинь мозгами. Пошли отсюда, Румянцев.
Пошли, согласился Санька. Будь здоров, Потап Ильич.
И ты, ваша милость, не хворай, отозвался бас. А служим честно, как государыне служили.
Санька понялэто отставной солдат, каких немало в столице.
Они вышли из Потаповой конурки и двинулись обратнопо коридору и через церковь. Никитин остановился у иконостаса.
Румянцев, ты в Бога веруешь? вдруг спросил он.
А как же.
Ну так помолись, что ли Думаешь, я не вижу, что тебе тошно?
Сам он отошел к дверному проему (сама дверь давно была снята с петель), поставил фонарь на пол, прислонился к косякувроде бы и в храме, а вроде и снаружи.
Как молиться за упокой душиСанька не знал. Раньше не доводилось. Свечки за покойного отца и усопшую родню ставила мать, она же заказывала требы.
Санька подошел к иконостасув былые времена сиявшему позолотой. Лунный свет через высокие окна падал на невнятные ликиа ведь когда-то фигурант Румянцев мог на память перечислить образа местного чина, деисусного чина, праздничного чина, пророческого чина, как им следует располагаться. Всякие сведения, полученные в Театральной школе, вылетают из головы за ненадобностьюдумал ли он, что придется ночью в разоренном храме вглядываться в лики, ища Богородицу и Господа в терновом венце, чтобы просить их за бедную Глафиру?
Но молитва за упокой не сложиласьзато родилась другая.
Господи, найди убийцу, Господи, укажи его, беззвучно твердил Санька. Теперь он даже был рад, что Никитин затащил его в Деревянный дворец. Темнота и смутные очертания ликов скорее помогали, чем мешали сосредоточиться, и молитва была простакак у каждого обиженного: покарай, Господи!
Румянцев! тихо окликнул Никитин. Слышишь?
Что?
Вот дурень
Теперь и Санька услышал шаги. Кто-то двигался по дворцукажется, бежал
Двое? сам себя спросил Никитин. Чего их тут носит?
Шаги то удалялись, то приближались. Наконец они смолкли. Санька с Никитиным боялись дышать и простояли в полной неподвижности минут десять.
Нам уходить нельзя прошептал Никитин. Сейчас тут будет нечто любопытное
Эй, эй! вдруг заорал Потап.
Аларм! вскрикнул Никитин и, подхватив фонарь, кинулся обратно через храмна выручку. Санька же остался стоять без всякого соображения.
Он от природы не был драчлив, а тут еще побоище началось внезапно и неведомо где.
Сюда! Ко мне! раздался звонкий голос Никитина, и Санька побежал к нему. Вдруг он вспомнилв кармане нож! Схватив за рукоять, Санька с трудом вытащил еголезвие, как и следовало ожидать, пропороло подкладку.
Никитин с фонарем исчез во мраке, Санька кое-как добрался до комнатушки Потапа Ильичаона была пуста. Куда бежать дальшеон не понимал, а шум был совсем близко.
Вот я вас! гремел Потап Ильич. Ишь, налетчики! А не угодно ли?!
Что-то грохнулось оземь, раздался крик, опять затопотали бегущие ноги.
Ты где, олух?! услышал Санька совсем близко и выскочил из комнатушки.
Откуда-то, из незримых распахнутых дверей, падала полоса света, в которой стоял Никитин, прижимавший к груди некий предмет.
Бери и уноси ноги! велел он, всучив Саньке тяжеленную книжищу.
Куда?
Куда хошь! Только из дворца уберись! Ну?! Пошел, остолоп!
Развернув Саньку спиной к себе, он дал фигуранту хорошего пинка.
Санька побежал.
Он выскочил в домовую церковь и понесся дальше, держа книгу, как мамка младенца. Дороги он, конечно, не помнил, свет был лишь тот, что из окон. Наконец он оказался в анфиладе, которая вроде была знакома, и перевел дух.
У стены стояло канапе, такое же разоренное, как прочая обстановка. Санька уселся, положил книгу на колени, ножповерх книги и стал ждать. Просидел он не менее получаса. Наконец услышал шаги. Чьипонять было невозможно. Санька встал. Ободранное канапе было в самой глубине помещения, он знал, что быстро идущий человек не заметит слившуюся со стеной фигуру.
Тот человек нес фонарь, анфилада осветилась.
Эй, Румянцев! позвал Никитин. Ты где?
Тут я, отозвался Санька.
Ну, натворили мы дел
А что такое?
Отец Мисаил Царствие ему Небесное
Убили? изумился Санька.
Можно и так сказать Когда человек от удара на пол валится и затылком об угол бьется, а после того не дышитто, может, и убили Идем. Книга при тебе?
Вот, цела.
Стало быть, с крещением тебя. С боевым, хмуро сказал Никитин. Никто не видел, как ты книгу уволок. Истинный сильф!
Он вывел Саньку из пустого и холодного дворца во двор. Извозчик Пахомыч прохаживался, чтобы не замерзнуть, и вытоптал площадку сажени в три длиной.
Вези нас домой, старинушка, сказал Никитин, садясь в санки. И всю дорогу молчал.
Заговорил он только в Санькиной комнате.
Ты этой ночью, может статься, с убийцей Глафиры поквитался. Более сказать не могудело темное. Это все прояснится дня через два, через три. Но это для нас прояснитсяа управе благочиния и сыщикам бестолковым еще неведомо сколько придется доказывать нашу правоту.
Кто напал на отца Мисаила? спросил Санька.
Двое напали. Они, видать, боялись, что отец Мисаил их выдаст. Подлецом и предателем его назвали. Хорошо, Потапушка сразу в комнату к батюшке заскочил. Онина него, а он-то силен, одного кулаком в зубы другой со шпагой пошел. Потап батюшкину палку схватил, он ведь штыковому бою обучен, орудовал, как ружьем с примкнутым штыком. Тут я ввалился Господь меня вел, Румянцев. Я человек не больно богомольныйа тут ангел-хранитель крылышком указал когда я батюшку на полу увидел, я вдруг понял, где книга
И где? Под тюфяком?
Нет. Там бы ее прежде всего искать стали. И в сундукетоже. Батюшка, чтобы теплее было, какой-то гобелен приволок и им окно завесил. Так вотза гобеленом, на подоконнике! Стоймя стояла! Пока Потап воевал, я ее и вынес. Ну и одного их тех вертопрахов книжищей по дурной башке благословил. А потом вернулся.
Где они?
Сидят там, глядят на покойника, друг дружку перевязывают и горюют.
А Потап?
Сбежал. Они его, правда, видели, ну да таких в Санкт-Петербургесотни, вовек не признают. Он хитрый, мы его не впервой нанимаем. Отсидится дня два, потом к нам в гости пожалует.
Да что за книга? спросил Санька.
Нужная книга. Ложись спать, брат сильф. И знайтот, кто убил госпожу Степанову, за это заплатит.
Скажи ты, бога ради, для чего вам-то ее убийца? Теперь же можешь сказать? прямо спросил Санька.
Теперьеще не могу, вот те крест. Ложись спать. И я лягу. Может, усну после таких подвигов кровь кипит, угомону на нее нет, так нужна либо водка, либо баба
Никитин вздохнул.
Стало быть, эти двое были убийцами? А как же наш Сенька?!
С вашим Сенькой тоже дело темное. А эти двое ее не сами убилиих и в столице-то в этот день не было. Нарочно уехали, чтобы их не заподозрили, а убить велели своему человеку.
Сеньке?
Статочно, и Сеньке. А может, кому другому. Сам же пять человек в масках насчитал. Спи, брат сильф. Мы сей клубочек размотаем.
Он ушел.
Санька, раздевшись и расчесав взбитые волосы, ополоснул лицо и руки, лег, но никак не мог угреться под одеяломнапал давно знакомый озноб. Хорошо было бы поговорить не с загадочным Никитиным или угрюмым товарищем его Келлером, даже не с сумасбродным Жаном, а с тем, кто поймет, выслушает, будет каждое слово принимать, как величайшую ценность, и, подбираясь к странной истории то с одного, то с другого конца, главным будет считать Санькино спокойствие и благополучие. Была такая особафигурантка Бянкина.
Если остаться с ней наедине, то можно было бы рассказать всеи она поняла бы, во всем согласилась бы, подсказала бы что-то разумное. Другого человека в театре, не способного на злую насмешку, Санька не знал. Была Глафира но даже стоя рядом на сцене, подавая руку, чтобы выйти из колесницы, она одинаково была неспособна и насмехаться, и сказать ласковое слово Все ее милые слова достались другому.
Положив себе как можно скорее отыскать Федьку, Санька совсем было уснулно наплывавший и обволакивавший сон преподнес сюрприззазвучала музыка. Чья-то одна рука выстукивала на клавикордах мелодию, ту самую подходящую к мыслям о Федьке, под которую однажды танцевали вдвоем в пустом зале.
Он приподнялся на локте. Нет, это, пожалуй, не сон это нечто потустороннее, ответ на его мысли, тайный знак, что они услышаны!
Глава одиннадцатая
Первым утренним словом было: «Санька!» Постучал Григорий Фомич, принес поднос, а на подносероскошь! Горячий кофе в кофейнике, плюшки, пастила и конфекты!
Хозяин велел сказатьсегодня много работать будем, предупредил Григорий Фомич. Федька улыбнуласьона была в этот миг совершенно счастлива. Натянутая ниточка-струнка ощущалась, как живая, трепещущая, передающая состояние души куда точнее, чем это можно выразить словами.
Выйдя утром в комнату с возвышением и мольбертом, Федька немного удивилась, обнаружив там Бориску. Тот был одет просто и причесан кое-как, зато с радостной физиономией, и разглядывал прислоненные к стене картоны с набросками фигур.
Доброго утра! пожелал фигурант и сразу похвастался. А я с лестницы скатился!
Это с которой?
Да с нашей, все видели, и Вебер видел. Я, не будь дурак, тут жехромать и за поясницу хвататься, а он мнеезжай домой, убогий, все равно от тебя толку мало! Ну, я до площади дохромали сюда!
Завтракать, что ли?
Я хочу господину Шапошникову свои труды показать. Он типографщик опытныйопять же, обещался к моему «Танцовальному словарю» виньетки новые нарисовать, а не то что старые по закромам искать. Ты сегодня на уроке будешь?
Я уж не успею.
Вошел Шапошников.
Здравствуй, любезный друг. И вам доброе утро, сударыня, сказал он весело. Какое славное утро!
Я насчет словаря, немного смутившись, объяснил ранний визит Бориска. Я в сомнении, на верном ли пути.
Опять чего-то неудобоваримого насочинял?
Я ничего не сочиняю! обиделся Бориска. А все с французского сам перевожу! Даже то, что сам лучше любого француза знаю!
Григорий Фомич! крикнул Шапошников. Расстарайся насчет кофейку! А то этих научных трудов натощак не одолеть!
Вы не завтракали? удивилась Федька.
Я только встал. У меня была бессонная ночь.
Сказал Шапошников об этом так, словно этой ночью случился бог весть какой праздник. Федька поняла по-своему: не иначе, в дом, где женщин не водится, одна все же забежала. Оставалось только порадоваться за живописца: ишь, какая рожа довольная!
Тут жарче, чем в бане, пожаловался Бориска.
Ну так разденься. Мы дров не жалеем.
Бориска отодвинул книги, которыми был загроможден большой стол, и выложил листки с заметками.
Вот, Дмитрий Иванович. Что есть батманвсем известно?
Меня танцам не худо учили, ответил живописец. Дед, Царствие ему Небесное, хорошего француза нанял. Все помнюбатман тандю, батман тандю жете, батман пурбат-три, батман фраппе
Он перечислял, а Федька невольно показывала на ладонях эти несложные движения, с которых начинается урок.
Ну вот, читаю, что получилось. «Батманы. Биения. Биения суть движения, производимые на воздухе одною ногою в то время, как тело расположено бывает на другой, они делают танец весьма блистательным, а особливо когда делаются без принуждения».
Биения? Может, удары? предложил Шапошников.
Удары? Бориска задумался. Нет, ударить ногойэто пинка дать. А тутизящно и на воздухе тутбиения! А дальшеподробнее: «Должно, во-первых, знать, что лядвея и колено составляют и располагают сие движение: лядвея управляет бедрами в случае удаления или приближения, а колено своим сгибанием делает биение крестообразно, хотя бы то было впереди, хотя бы позади другой ноги».
Хм уверен ли ты, что это необходимо? осведомился сильно озадаченный таким пассажем Шапошников.
Так в книжке написано, или примерно так. Там вообще много разумного! кинувшись на защиту автора-француза, выпалил Бориска. Там очень верно про позиции рук!
Пор-де-бра, вспомнил Шапошников.
Пор-де-бра ведь следует знать всякому! Сейчас разве что схимонахи не танцуют, а все прочие в танцах упражняются. Потому надобно особо написатьколи кто имеет короткий стан, руки поднимать выше и располагать с приятностью, кто имеет долгий станопускать их вниз, к лядвеям.
А когда у кого соразмерный стан?
Тому держать их у средины брюха! и Бориска показал, как именно держать.
Так и напишешь?
Так и напишу!
То-то порадуются прекрасные дамы.
Федька засмеялась. Сейчас Шапошников ей нравилсяпосле приятно проведенной ночи он резвился и шутил, а не мазал по холсту с каменной физиономией.
Вот и наша дама развеселилась. А что, сударыня, верно ли этонасчет пор-де-бра? спросил Шапошников.
Когда танцует дансер, верно, согласилась Федька. А когда фигуранты стоят в ряд, то лучше, чтобы у всех руки были подняты или опущены на одну высоту.
Ну, я не для фигурантов словарь пишу! обиженно возразил Бориска.
Шапошников взял его листки, просмотрел и с недоумением прочитал:
«Что касается до движения плеча, то оно видимо только бывает в шагах, называемых томбе, где кажется, по причине наклонности, делаемой всем телом, силы у вас совсем ослабевают».
Это как же? спросил он.
Вот так, Бориска встал в ровненькую пятую позицию, выставив вперед правую ногу, присел в деми-плие, невысоко подпрыгнул, при этом правая ступня скользнула до колена. Пришел он на левую ногу, опять же в деми-плие, но правая нога, выброшенная вперед, опустилась в целом шаге от левой и согнулась. Тут же Бориска перенес на нее вес тела и наклонился очень выразительнокак если бы собрался грохнуться носом в пол. При этом левая рука отлетела назад, а правая округлилась, едва не касаясь локтем колена.
Вот это и есть движение плеча? уточнил живописец, хватаясь за карандаш. Стой, стой, как стоишь! Голову опусти!
Нельзя! возразил Бориска. Голову надобно держать!..
Опусти, кому сказано!
И Шапошников не менее пяти минут держал танцовщика в позе согбенной и даже скорбной.
Славно! объявил он. Я как раз задумывал виньетку с надгробным камнем и безутешной девой!
За это время Федька без спросу тоже сунула нос в листки. Описания танцевальных па ее мало волновали, но кое-что показалось любопытным.
Дмитрий Иванович, вы знаете, кто такие акробаты?
Ярмарочные штукари, что на руках ходят и в воздухе с прыжка переворачиваются, сударыня, поправляя мелочи в рисунке, отвечал Шапошников. А что?
Федька протянула ему страницу. Он прочел про себя и произнес одно только слово:
Ого!
Не «ого», а так у француза было написано! вступился за свой труд Бориска.
А сам-то ты понял, чего нагородил? «Акробаты. Род греческих танцовщиков, которые бегали весьма скоро сверху на низ по веревке, привязанной к их брюху, и притом имея протянутые руки и ноги». Как ты это себе представляешь?
Никак не представляю, я не ярмарочный штукарь.
Ну так убери из книги. Коли у тебя«Танцовальный словарь», то нужны ли такие загадки?
Пока Бориска думал над ответом, прибыл горячий кофей. Напоив приятеля, Шапошников весьма деликатно его выставил.
Приступим, сударыня? спросил он.
Да, сударь.
Комиссию мою исполнили?
Званцев весь день в театре не показывался. Ни на уроке, ни на репетициях, ни на представлении.
Занятная новость Скажите, сударыня, есть ли у вас сорочки из тонкого полотна?
Есть две, ответила удивленная Федька.
Предлагаю сделку. Я вам дам денег на полдюжины сорочек с тем, чтобы вы купили полотно в лавке Огурцовой, сказал Шапошников. Вамсорочки, мнесведения об Огурцовой.