Предвкушение Масленицы было едва ль не веселее самого праздника. Федька не мечтала о высоких стопках жирных блинов тридцати сортов с множеством закусок, ей просто хотелось видеть вокруг счастливые лицаи сердце подсказывало, что непременно увидит Румянцева.
Шапошниковский дом, построенный весьма причудливо, имел, по Федькиному разумению, два двора, выходивших на разные улицы, а статочно, и третий. В том, через который сама она попадала вовнутрь, собаки не было, но несколько раз она слышала звонкий лай. Видимо, псина днем сидела где-то в будке на цепи или даже впускалась в дом, а ночью бродила по другому двору.
Когда Федька подходила к калитке, за домом раздался лай. Она остановиласькак знать, при такой сложной географии может быть и проход, соединяющий оба двора, а подставляться под острые зубы ей совершенно не хотелось. Если пес не даст попасть в дом, то придется искать извозчика и ехать назад, в Коломну, а это дело сомнительноевсе приличные извозчики давно уже поставили лошадей в стойла и сами спать завалились, а ездят какие-нибудь отчаянные, которые в дружбе с ворьем.
Решив подождать и посмотретьавось выяснится, что все это значит, Федька отошла в сторону и встала под чужим забором, прямо в сугроб, вздернув повыше юбки.
Она видела калитку и по обе ее сторонызабор, не то чтоб высокий, аршин двух с половиной, который казался совсем черным. В лунном свете явилось Федькиному взору дикое зрелище: некто в полутора саженях от калитки лез со двора через забор. Этот человек перекинул поочередно две длинные ноги и соскочил вниз, тут же увязнув в снегу. Но бежать он не кинулся, а вышел на раскатанную и утоптанную полосу снега, встал на видном месте и начал озираться, словно не понимал, куда двигаться дальше.
Первым делом Федька подумала: вор! Но в руках у него ничего не было, и вид он имел растерянный. Впрочем, в доме Шапошникова могло быть сокровище, которое нетрудно унести за пазухой: любопытные бумаги. Решив предупредить живописца, Федька прикинула расстояниеи бегом кинулась к калитке. Она была готова в любой миг закричать «караул!» и громко звать Григория Фомича, а в доме ведь и кроме него мужчины живут, кто-нибудь да выскочит. Но не всякое благое намерение осуществляется. Уже ухватившись за калитку, она услышала отчаянный голос:
Сударыня, сударыня! Стойте, Христа ради!
Федька заскочила во двор и оттуда высунулась.
Сударыня, Христа ради, в которой стороне тут Невский?
Когда почти в полночь слышишь на пустынной улице такой вопросвпадаешь в некоторое недоумение и не сразу осознаешь, что голос-то знакомый. Вдруг сердце заколотилосьоно прежде головы поняло, чей это голос.
Санька? едва выговорила Федька, и вдруг радость сделала ее тело невесомым, приподняла над снегом, понесла навстречу любимому.
Санюшка, Санька!
Федька!
Они обнялись. И неизвестно сколько времени простояли, держась друг за дружку, закаменев в объятии.
Санька опомнился первым.
Ты как сюда попала?
А ты как сюда попал?
Меня здесь прятали, а ты? Что ты тут ночью бродишь?
Да я тут теперь ночую, я нанялась
Чтонанялась?
Приработок тут у меня. Такой, что нужно быть спозаранку. Вот, предложили ночеватьи ночую
При мысли о том, что Санька узнает подробности этого приработка, Федька до смерти перепугалась.
Так мы соседями были? спросил Санька, которому и на ум не взбрело полюбопытствовать, что за утренний приработок может быть у фигурантки.
Соседями! отвечала, малость ополоумев от волнения, Федька. А я-то как за тебя беспокоилась! Малашка мне все передала, и записочка твояпри мне! Если бы только знал, как я сейчас рада!
А знала бы ты, как я рад!
Я знала, что непременно тебя увижу! Мне ведь все время музыка мерещиласьпомнишь, первый дуэт Прометея и Пандоры, где пантомимное адажио и дуэт?
Федя, ты не поверишьи у меня этот дуэт в ушах звенел! Словно бы кто наигрывал на клавесине! признался Санька. Ираз, два, три
Он отпустив Федьку, сделал глиссад, другой, настолько ловко, насколько это было возможно на снегу и в валяных сапогах. Федька глядела на него влюбленными глазами, обмирая от счастья. И вдруг отбежала, чтобы пойти ему навстречу, тоже с глиссадами, тоже с плавными движениями рук и плеч, даже с правильными взорами, сопровождающими искусно сложенные кисти, хоть те кисти и были в меховых варежках.
Ираз, два, три! пел Санька, делая ронд-де-жамб правой ногой назад и откидывая стан для поворота. Ираз, два, три!
Ираз, два, три! подпевала Федька, выводя ту же мелодию и танцуя навстречу.
Прометей увидел оживленную огнем любви Пандору, та увидела первого в жизни и заранее любимого мужчину! Золотые нити волшебного огня притянули их друг к другуи родился танец, вовсе не тот, что однажды в зале, гораздо лучше того! Ибо и в самом сказочном сне бы не привиделось Федьке, что она танцует с любимым под луной. Только шубка, которая была ей тесновата в груди, мешала ужаснорук толком не поднять и не развести.
У нее закружилась головани одно вино не было до сих пор столь хмельным, как свежий и холодный воздух, и она танцевала, не чуя под собой ног, плавая в сплошном счастье, как золотая рыбка в прозрачной воде.
На сцене такой танец невозможентолько на утоптанном раскатанном снегу, по которому можно скользить и делать аттитюды, и легко поворачиваться, и смеяться вслух; если бы кто-нибудь раньше сказал Федьке, что бывает и такой рай, морозный, со снегопадом, она бы не поверила, но сейчасдругого не желала.
Их несло друг к дружке, этого требовала музыка, одна на двоих, этого требовал дуэт, но и сами они тоже хотели обняться вновь. И обнялись, и прижались, и Санька был в полнейшей растерянностикак оно все случилось?
Феденька, голубушка, сказал он. Вот ведь диво как же я вовремя бежать решился?..
А с чего ты вдруг? спросила Федька. Ты ж передавал, что у тебя сильный покровитель.
Да черт его, того покровителя, разберет! Я никак не пойму, на кой черт я ему сдался. Все вокруг божатся, что хотят мне помочь, а сами возят меня бог весть куда, то в драку втравят, то за какой-то жирной дурой волочиться велят! Я им говорюнадобно изловить Сеньку-красавчика, он записки передавал, он знает, кто убийца, он пытался Глафиру заманить
Погоди, Саня! Сенька-то пропал! Сгинул! Погоди тут Федька задумалась, сжимая Санькину руку. Саня, голубчик, ты в котором доме живешь?
Вон там, показал Санька. Мне бы к Гостиному выйти проще было, да я сдуру след путал. А дом преогромный, заблудиться можно. Ну, я через двор шел, поворачивал то туда, то сюдаи заблудился.
Преогромный, говоришь?
Да дурной! Люди в нем живут такие, что черта с два разберешь, о чем толкуют. Иногда мне казалось, что единственный разумный тампопугай. Очень речисто слова выговаривает, как гаркнет «Спр-р-р-раведливость востор-р-р-ржествует!», так и
Да это ж Цицерон! Саня, ты только в снег не сядь! Саня, мы все это время в одном доме жили!
Как этов одном? Ты умом повредилась?
Точнов одном! Ты покровителю своему про Сеньку рассказала меня послали его купчиху отыскивать, госпожу Огурцову! Саня, тут хозяинтакой господин, такой
Федька, мы с тобой в какое-то дерьмо вдвоем вляпались. Знаешь ли, что мне сегодня делать пришлось? Меня завели в комнатушку, там раненый лежит без чувств, кровавые повязки в тазу валяются. Меня спрашивают: тебе сия харя знакома? Нет, говорю. А они мне: сдается, должна быть знакома. Может, вокруг театра болтался? С береговой стражей вместе пил и к девкам на Пряжку ездил? Да нет, говорю, коли ездилто без меня
Так и мне показывали. Раненый, говоришь?
Да.
А я и не догадалась.
Федя, тут странные дела творятся. Давай-ка уйдем отсюда. Раз уж встретились
Погоди, погоди! Уходить тебе никак нельзя! Ведь еще не открылось, кто тот злодей
Так изловят подлеца Сенькутут оно и откроется!
Но ведь еще не изловили! Погоди, не торопись, побудь тут еще немного! Эти господа уж знают, где его искать! Потерпи малость!
Ну, так и быть, послушаю тебя, сказал, подумав, Санька.
И тут Федька вместо того, чтобы обрадоваться, перепугалась. Жить с Румянцевым в одном домео таком она разве что мечтать могла. И встречаться с ним тайком, по ночам, бегать к нему на цыпочках, в одних чулках и ночная темнота станет союзницей, скроет рябое лицо, придаст смелости обоим
Радость радостью, а испуг никуда не девался, какое-то нехорошее предчувствие зародилось: лучше будет, если Санька отсюда уберется Но предчувствие было необъяснимым, и Федька отмахнулась от него.
Возвращайся к себе, а я войду через то крыльцо, она показала рукой. И сойдемся у клетки с Цицероном. Только тихо
Они вошли в калитку и, словно вздумав надолго расстаться, разом ухватили друг дружку за руки. Потом Санька побежал вдоль стены и завернул за угол, а Федька взошла на крылечко. Ей было жарко, она вся взмокла от пляски и от волнения, дышала полной грудью, и холодный воздух отчего-то был полон блаженства.
Она постучала, дверь тут же отворилась, как будто Григорий Фомич караулил в сенях.
Входи, сударыня, проворчал он. Воду кипятить не стану, а теплого молока принесу. Молоко на ночь полезно.
Да, Григорий Фомич, очень полезно! с радостью воскликнула Федька. Что господин Шапошников?
Недавно пришел. Велел сказать, что спозаранку ждет в рабочей комнате.
Я непременно буду!
Она побежала в палевую комнатку, спеша поскорее скинуть валяные сапоги, шубку, платок, хоть чуточку принарядиться, подрумяниться, побрызгаться духами. Там уже было немало ее вещиц, в том числе и нарядная косыночка из тончайшего лино, придающая груди своими складками воздушную пышность. И косу следовало распустить, волосы взбить, чтобы получился пушистый ореол вокруг головы, и, намотав кончики на пальцы, смастерить нечто вроде буклей, выпустить на грудь, прихорошиться! Как хорошо, что были куплены и косыночка, и скляночка с духами: хотя разум бурчал, что-де напрасная трата денег, но сердце твердило: а вдруг?
Федька бесшумно проскользнула в гостиную и присела на канапе, сперва разложив юбки во всю ширину, потом подобрав сбоку, чтобы Санька мог сесть рядом. Он появился так же бесшумно, подошел, опустился и, чтобы удобнее было шептаться, протянул руку по спинке канапе у Федьки за спинойэто было почти объятие! Она же наклонилась к избраннику души и пристроилась щекой к его плечу.
Счастье, неудержимое и всепоглощающее, поселилось в душе, и каждый миг отныне становился целой вечностью, исполненной блаженства.
Вот видишь, эти люди ищут убийцу бедной Глафиры, сказала Федька, когда они подробно рассказали друг другу о своих приключениях (кроме позирования, разумеется; Федька, может, и в этом подвиге бы призналась, да Санька не спрашивал).
Теперь вижу. Но если посредником был Сенька, если он таскал записочки, то что с ним стряслось? И куда подевался Трофим Шляпкин? спросил Санька.
А если Сенька пропал сам по себе? И посредником был Трофим? вопросом же ответила Федька. Убийцам вовсе ни к чему оставлять в живых человека, который им служил.
Говоришь, Ухтомские?
Так я поняла. Когда ты рассказал про Летний дворец, я тут же вспомнила эти письма сильфов на столе у господина Шапошникова. И оказалось, что все соответствует. Я Ухтомских помнюони часто на балеты ходят. Хоть у Натальи спросиу нее со старшим, с князем Платоном, что-то когда-то было, коли не врет.
А если я пойду в управу благочиния и расскажу все, что знаю?
Погоди ты с управой! Шапошников хочет доказать, что убийцыУхтомские, но это непросто. Есть кому их выгораживатькнязья же! Ты ему не мешай, а то как раз наделаешь беды.
Да что за Шапошников?
Хозяин здешний, живописец, типографщик
Какое ему дело до Глафиры?
Он с товарищами не один только розыск о Глафире затеял, они и про судей, и про откупщиков много занятного узнали. Погоди, через купчиху Огурцову отыщем Сеньку, может, он правду знает. Может, он и вовсесвидетель злодейства. Тогда его и надобно вести в управу благочиния.
Очень я удивлюсь, коли Сенька еще жив буркнул Румянцев.
Они еще немного посовещались, строя домыслы: отчего Глафиру выманивали в какое-то путешествие, а потом убили прямо в театре? Ничего разумного не придумали и поняли, что пора им расходиться по комнатам.
Санька пошел провожать Федьку, и у той сердце затрепетало: а ну как захочет остаться? Но он лишь поцеловал в щеку. И это было понятнобитый час толковали о Глафире, после этого не до амуров.
Всю ночь Федьке эти самые амуры мерещились. А наутропожалуйте позировать. Господин Шапошников в разноцветном фартуке малевать желает. И сердится, что голая девица на топчане как-то уж больно невнимательна. А та прислушиваетсяне зазвучит ли в глубине причудливого дома любимый голос. А он и не мог прозвучатьпока Федька позировала, явился Никитин и опять повез Саньку к портному.
Я послал человека к Лисицыной, рассказывал он, пока Санька стоял, как болван, облепленный раскроенными кусками ткани, что держались лишь на булавках. Велел ему с известием прямо сюда бежать. Все она тебе доложит, только будь умен. Сам говори поменьше, а ее слушай! И перстеньком помахивай. Вот отчего это я, скажем, вижу ее, зловредную бабу, насквозь, а люди вдвое меня умнее, не видят?
Санька хмыкнул. Он и сам понимал, что госпожа Лисицынане ангел белокрылый. У человека, служащего в театре, не может быть хорошего мнения о женщинахслишком отчетливо он видит все их шалости. Казалось бы, Глафира Степанова была безупречна, и что же? Вступила в тайный брак с богатым кавалером и тут же понесла
Одна лишь Федька Бянкина, сдается, была чиста в этом вертепеда и то из-за рябой рожи. Да, может, ее подружка Малаша как-то блюла себя после неудачного приключения с гвардейцем. А прочиеда покажи им издали кошелек с золотыми империалами, помчатся напролом, срывая на ходу юбки и повизгивая от восторга.
Можешь ты это объяснить? спросил Никитин.
Нет, да и никто не может, ответил Санька. Порода, видно, такая
Но он-то должен понимать!
Санька хотел было спросить, что за «он», но тут портновский подмастерье ввел в комнату парнишку, хорошо одетого, с веселой физиономией.
Что, Тимошка? Есть ли записочка? обернулся к нему Никитин.
На словах велено сказать, что будут ждать завтра в четвертом часу пополудни, сообщил Тимошка.
Шустра! Времени зря не теряет! одобрил Лизину поспешность Никитин. Ты теперь, Тимошка, ступай к Григорию Фомичу, он тебя покормит и, может статься, скажет, нужен ли ты вечером. Да! Скажипусть тебе дадут записочку для господина Моськи, экипаж-де завтра нужен! Все равно он дома сидит весь в соплях. А экипаж чтоб был в половине четвертого, понял?
Как не понять!
С тем и убежал.
От Саньки отцепили суконные куски, он оделся и вместе с Никитиным вышел из портновской мастерской.
Я ему велелкровь из носу, всех за шитье усадить, а чтоб ты завтра был в новом, похвастался Никитин. Масленица! И у нас блины будут печь. Трофим привез пуд хорошей муки, да яиц корзину, да икры набрал всякой, а нам велено взять на Невском в хорошей лавке сыров французских и голландских. Но сперва поищем-ка мы одного человечка. Семена Званцева. Мы разведали, где живет купчиха Огурцова. Коли он у нее там в простынях запутался и выбраться не можетего счастье
Это верно. Пошли!
Купчиха жила богатоновый дом, у крыльцадорогущие сани красного дерева. Санька даже малость позавидовал Сеньке-красавчикувот кому о завтрашнем дне беспокоиться не надо.
Небось поедут по Невскому кататься, сказал Никитин. Теперь всюду гулянья. Такими санями что ж не пощеголять.
Но из дому вышла только злодейски нарумяненная Огурцова с другой женщиной, одетой попроще. Очень быстро они сели в сани, и кучер, такой же краснощекий, как хозяйка, стал укутывать им ноги великолепной полстью из шкуры белого медведятакие еще не всякому князю по карману.
Тут и появился человек в распахнутом армякеименно армяке, какой ямщики поверх тулупов надевают. Откуда выбежални Румянцев, ни даже глазастый Никитин не сообразили. Размахивая руками, этот человек кинулся к купчихе и схватил ее за руку с явным намерением вытащить из саней.
Караул, режут! завопили женщины.
Имай вора! подхватила баба-охтенка, что везла на санях кадушки со сметаной и маслом к чьему-то праздничному столу.
Ахти, зарезал, зарезал! прибавили какие-то соседки, разом выставясь из калитки. Караул! Злодей купчиху режет!