Нет, не дам! Врешь! Не дам! выкрикивал яростный злодей, Огурцова же била его по голове, да била правильнорасквасила ему нос.
Это он! Никитин, это он! Сенька! заорал Румянцев, узнав в безумце товарища.
Кучер с разворота заехал красавчику в плечо, тот отлетел, но успел вцепиться в полсть и потащил ее за собой. Кучер под многоголосый женский визг рухнул на колени, чтобы измолотить Сеньку пудовыми кулаками. Но Сенька был ловок, как и полагается фигуранту. Он вскочил и, утирая лицо, понесся прочь. Армяк развевался чуть ли не во всю ширину улицы.
Догоняй! крикнул Никитин. Ах, черт, был бы Пахомыч!
Но извозчик, которого нанимали помесячно, отсутствовалвозил кого-то другого из домочадцев.
Сенька знал местность, юркнул в переулоктолько его и видели. Никитин с Санькой пробежались напрасно. Прохожие врали разноеда и как не врать, когда уже начали справлять Масленицу? Иной с самого утра и началчтобы к вечеру свалиться в блаженном беспамятстве под соседским забором. А когда вернулись к купчихину домуто сани уже укатили.
Ты точно видел у него в руке нож? раз десять спросил Никитин.
Нож не нож, а что-то было, отвечал ошарашенный странным событием Санька.
Пошли. Где-то ж он угомонится, пойдет шагом. Тут мы его и возьмем за бока.
Но красавчик Сенька, видно, наладился бежать быстрее орловского рысака до самой Пряжки и далеепо льду, мимо Кронштадта, мимо Аландских островов, прямиком в Швецию.
Видать, и купчиха как-то в это дело впуталась, такой вывод сделал мрачный Никитин. Плохо, что нас обоих тут, у ее дома, видели, когда мы за ним погнались. Тут же и дворник купчихин стоял, и соседки. А надобно кого-то из ее слуг расспросить. Ну да ничего! Хоть что-то разведали.
Теперь Санька уже не сердился на странноватого бойкого человечка, ростомдвух аршин с тремя вершками. Он видел, что загадочные действия Никитина и Келлера все же направлены на поиски Глафириного убийцы. И мысленно поблагодарил Федькуесли бы она не уговорила остаться, то скитался бы теперь неведомо где, а статочно, сидел в застенке и отвечал на вопросы полицейских сыщиков.
После беготни по задворкам проснулся аппетитда к тому ж оба знали, что их ждут блины. Еще порасспрашива-ли для очистки совести прохожих, не попадался ли детина в простонародном армяке и с окровавленной рожей. И тогда уж с чистой совестью поспешили домой. Поев, отправились в баню, чтобы в гостях у госпожи Лисицыной блистать не только дарованиями, но и чистотой.
С тебя только аполлонов лепить, завистливо сказал Никитин, оглядев голого Саньку. Ну отчего это однимвсе, а другимничего? Будь у меня твое сложениеда все дамы бы мне авансы делали, а я бы выбирал, как султан.
Обещал же тебя свести с хорошей девкой! напомнил Санька. Только к нашим с пустым кошельком не суйся.
А найди. Деньги-то у меня есть. Хотя Никитин закручинился. Ох хотелось бы, чтобы по любви
А сам-то хоть которую любишь?
Есть одна, признался Никитин. Не то чтоб любил Просто цену ей знаю. Умница, красавица, вдова. Верность мужу покойному блюдета коли нарушит, то уж точно не меня изберет
А ты за ней поволочись, как это делается, принялся учить Санька. Подарки дари, под окошком ходи
Нельзя. Теперьнельзя, а потомкак Бог даст. Да мне бы до той поры, как Бог даст, хоть какую Матрену спроворить
Его тоска была столько комична, что Санька расхохотался.
Чего регочешь? Пошли блинами объедаться! воскликнул Никитин. А то Келлер, поди, все сожрет! Я его знаю, в нем много помещается! А потом под вечер я сюда Потапа отправлю. Дворня здешних домов уж точно от хозяев дозволение получит вечером гулять. Может, горничных нашей купчихи подбить на грех удастся. У нее там любимица, Настасья, а наш Потапдетина хоть куда.
Масленицу Санька начал отменно. Кабы знал, что наутров театр, на урок и на репетиции, то поостерегся бы брюхо набивать. А так, подзуживаемый Никитиным сцепился с Келлером: кто кого переест. Там же были Потап и Григорий Фомич, а вскоре приехал Жан.
Давно не видались! сказал он. Ну, кто мне тут блинов с икоркой обещал? Сейчас покажу вам, как порядочный человек на Масленицу угощается!
И показалпереел Саньку с Келлером, да еще добавки запросил.
Что господин Моська? полюбопытствовал он, когда блины кончились, а новые, которые пеклись на кухне на четырех сковородках, еще не поспели. Я вот что надумалроман буду писать.
Оперы были, переводы были, философские письма были, комедии были, оды были, романа еще не было, заметил Келлер. Мне прямо боязно с тобой рядом сидетьну как за эпитафии примешься? А какая эпитафия без покойника?
Как же быть, когда мысли сами в голову влетают? Слушайтеэто будет так! Сидит некто поздно вечером, пишет заказную оду, и тут окно отворяется и спускается лунакак в Мольеровом «Амфитрионе», только настоящая. А на ней сидит богиня Ночь. И велит сочинителю каждую ночь выходить на поиски приключений, возвращаться на рассвете и подвиги свои описывать.
Бесплатно? хором спросили Келлер и Никитин.
Плата емуназначен будет владетелем Сириуса.
Да как же он туда попадет?
А он и не попадет. На Сириус отправлена будет его перчатка. И вельможи, указы подписывая, будут ее почтительно на руку надевать!
Ох, берегись, отсмеявшись, сказал Никитин. Этак ты, чего доброго, скоро и на монархию посягнешь.
А как имя сочинителя? Изобрел? полюбопытствовал Келлер. Не Рифмокрад ли часом?
Нет, Имя Рифмокрада навеки прилеплено к господину Княжнину. А мой герой, как и я, Мироброд.
Зря ты Княжнина задираешь, сказал на это Келлер. Ты ведь не с ним рассоришьсяты из-за него и с театральной дирекцией рассоришься, и опера твоя ввек поставлена не будет. Ешь-ка лучше блины. Гляди, какую сметану Трофим раздобыл! Ее еще не всяким ножом разрежешь, так крепка и жирна.
Литературные споры Саньку мало волновали. Как всякий объевшийся человек, он хотел лечь и вытянуться в полный рост, а потом заснуть. А ведь к блинам еще полагались разнообразные водки.
Лежа, он вспомнил Федьку и позавидовал ейона, поди, сразу после представления поехала с товарищами плясать в домашнем концерте, сидит в светском обществе, развлекается. Потом он догадалсяда ведь она могла и вернуться. Хотел встать и потихоньку пробраться в ее комнаткуда тут-то и заснул.
Ему снился театр, снился какой-то никогда не существовавший балет, в котором фигурант Румянцев заменял внезапно уехавшего во Францию господина Лепика и танцевал партию Энея из «Покинутой Дидоны», но вместо дамы был Васька-Бес в юбках и шнуровании нимфы из «Бахуса и Ариадны». Когда же музыка смолкла и Санька вышел на середину, чтобы прокрутить пируэты, оказалось, что он босиком и вертеться не может, и нога также не вынимается «алескон» и не держится под прямым углом к тулову, а бессильно падает. Васька адски захохотал и убежал, разбрасывая по сцене румянцевские туфлине менее двадцати пар.
На следующий день с утра Григорий Фомич отпаивал Потапа и Келлера огуречным рассолом, Жан играл на скрипке, а трезвый настолько, что тошно было, Никитин в гостиной учил попугая Цицерона, как выразился Келлер, гвардейскому лексикону.
Потом Санька и Никитин дождались извозчика Пахомыча и отправились к богатым лавкам на Невскомнабирать конфектов, пастилы и прочего добра, любезного дамам и девицам. Пообедали в богатом трактире, оттуда заехали к волосочесуосвежить тупеи с буклями, вернулись домой, где у ворот уже ждал богатый экипаж, и тогда уж поехали к особняку Лисицыных.
Санька не был чересчур догадлив, не умел предчувствовать события. Но когда Лиза, в модной бархатной шубке на собольем меху, сопровождаемая музыкальной учительницей и чтицей, велела кучеру везти к Васильевым, какое-то беспокойство им овладело.
Вперед покатил экипаж Лисицыной, за нимэкипаж, присланный от господина Моськи. Через четверть часа они остановились на Итальянской.
Отменный вечер проведем, пообещала Лиза Саньке, который помог ей выйти из экипажа. Тут все просто, по-домашнему, да весельене покупное, радушие искреннее. Здравствуй, Гаврилушка!
Это относилось к старому привратнику, который ответил глубоким поклоном.
Ахти мне! воскликнул Никитин. Совсем забыл! Госпожа Голицына просила завезти ей свежий журнал для деток! Мне из Москвы журналы господина Новикова привозят, которые прилагаются к «Московским ведомостям», так она просила «Детское чтение для сердца и разума», для семейства своего.
Имя княгини Голицыной Саньку удивило, а о том, что Никитин в гости не пойдет, они условились заранеенадобно было, чтобы Лиза без смущения пленяла владельца заветного перстенька.
Но вы можете приехать, выполнив сию комиссию, сказала Лиза.
Непременно постараюсь. Позвольте ручку!
И Никитин укатил в щегольском экипаже господина Моськи.
Санька вместе с Лизой и ее свитой вошел в теплый, прекрасно убранный дом, оказался в гостиной, где два кавалера уже развлекали трех девиц. Навстречу шла хозяйка, полноватая дама, не красавица, но с отменно доброй улыбкой. Она расцеловалась с Лизой, назвав ее любезной сестрицей, кивнула музыкальной учительнице и чтице.
А что Марфинька? спросила Лиза.
Пошла на кухнюсама хотела присмотреть, как блины пекутся.
Саньку аж передернуло: опять блины? И он вообразил себе толстую девку, раскрасневшуюся от кухонного жара, и непременно в большом фартуке, заляпанном тестом. Но та, что несколько минут спустя вошла, потупив взгляд, в гостиную, была хороша, как юная Мадонна работы кого-то из итальянских мастеров, увиденная Санькой в Эрмитаже, перед представлением придворного балета с участием фигурантов Каменного театра.
На вид ей было лет шестнадцать. Она подошла к матери и к Лизе, позволила расцеловать себя в щеки, подняла взгляд, увидела Саньку и безмолвно спросила: кто ты таков и не собрался ли смутить мой покой?
Да, да, да, ответили ей Санькины глаза.
Нет, нет, нет Этого не будет, я этого не желаю, и матушка не велит.
Ты хороша, как ангел небесный.
Нет, нет, нет
Марфинька отошла к гостьям, а Санька был вовлечен в светскую суету, и обласкан дамами, и преподнесен Лизой как истинный бриллиант, случайно найденный среди столичного сора. Но он все время искал взглядом девушкуа та ускользала, и от того делалась еще милее.
Глава пятнадцатая
Откупщик Красовецкий не был особо смущен отказом, полученным от госпожи Васильевой. Он заявил о своих намеренияхэтого для начала вполне довольно.
Красовецкий понимал, что редкая мать согласится отдать дочь за мужчину чуть ли не вчетверо старше, да еще девицу с замечательным приданым. Знал он также, что не слишком хорош собой, да и в родовитых семьях откупщиков не больно уважали. Но он себя уважалначинал с грошей, был сидельцем в лавке и умом, хваткой достиг богатства.
Он был азартен, а в особенном состоянии, когда все идет в руки, и весел. Но он же терпеливдаже за карточным столом, и почтенные игроки его компании сравнивали его с котом, замершим в неподвижности у мышиной норки.
Что касалось денегтут ему словно бабка ворожила, везение сопутствовало на каждом шагу. Но он понимал, что за удачу надобно платить. С одной стороны, исправно проделывал все то, чего ждут столичные жители от богатея: и дом отличный построил, и выезд завел превосходный, и взял на содержание хорошенькую танцовщицу. С другойне забывал жертвовать на богоугодные заведения. Во всяком случае, с карточных выигрышей непременно что-то убогим уделял. Скупердяем он не числился, Анютка Платова его сердце занимала только в определенные моменты, и отказаться от нее он мог легко. Так что Гаврила Павлович Красовецкий знал: в следующий за Великим постом мясоед Марфиньку за него не отдадут, а ближе к Рождеству он своего добьется, главноене скупиться.
Очень кстати приключилась вся суета в театре, вовремя Платова подала повод от нее избавиться. В сущности, Красовецкий мог бы простить молодого любовникас кем-то же ей следует изредка вкушать утехи чистосердечной горячности. Но тут поднялось чересчур много шума, и он, возблагодарив Господа, этим шумом воспользовался. Нужно было еще придумать, как забрать у дансерки часть драгоценностейна все он не посягал, это было бы уж вовсе неприлично, однако большие бриллиантовые серьги оставлять изменнице не желал. Они бы куда лучше смотрелись в ушах юной девушки.
Марфинька сперва удивила его красотой и скромностью, потом вызвала в нем неожиданное чувствострах. Он ощутил такую же тревогу за нее, как если бы девушка была его дочкой. Он сам не думал, что способен на такое отношение к невесте. Любовью он это называть не могслово казалось ему каким-то сомнительным, от него за версту разило комической оперой и скверными песенками. А другого попросту не зналда и смешно требовать от человека, разбогатевшего на хлебном вине, чтобы он изъяснялся, как господин Княжнин или господин Хемницер.
Действовать Гаврила Павлович решил разумноне ломиться в гостиную по вечерам, не делать себя посмешищем для дам и девиц, а приезжать днем, в приличное время, привозить цветы и фрукты, Марфиньку нежностями не пугатьвсему свой срок! а обхаживать ее матушку. Та не дурапонимает, что деньги должно соединять, и именно она, а не дочка, оценит щедрость и благонадежность жениха.
На следующий день после того, как в гостиной у Васильевых молодежь в четыре пары танцевала контрданс, играла в фанты, музицировала и всячески веселилась, он приехал с угощениямипарниковой дыней, двумя корзинками земляники, ананасом, то есть с безделицами, любезными девичьей душе.
Собственные мои садовники в теплицах выгоняют, сказал он Катерине Петровне. И удивляться тут нечемуеще сто лет назад в Москве на Великий пост государю свежие огурцы подавали, а на Светлую седмицудыньки. С того-то времени садовники хуже не стали. Коли угодно, я велю хоть каждый день землянику вам посылать.
Катерина Петровна улыбнуласьтакой подарок ни ее, ни Марфиньку ни к чему не обязывал.
Как Масленицу празднуете? спросила она.
А как ее праздновать? На поварне у меня блины стопками до потолка, дворня счастлива. Я людишек отпускаю в храм Божий, на гулянья отпускаю. Они знаютпотом вместе со мной поститься придется, ну и отъедаются впрок.
И вы, сударь, поститесь?
Без этого нельзя. Но я спросил своего доктора, не будет ли пост мне во вред. Докторнемец, он проповедей о воздержании читать не станет. Сказалвреда не предвидится. Только добавилколи в дворне кто из баб на сносях или кормит дитя, чтоб давать им молочное.
А согласятся? удивилась Катерина Петровна.
Прикажусогласятся. Отец Григорий у меня раза два в месяц непременно обедает, он велити не пикнут. В прошлом году такое уж было. Правда, рявкнуть ему на моих дур пришлосьвидят же перед собой иерея Божия в облачении, слышат, что говорит, а дурь им глаза и умишко застит. А где же доченька ваша?
У себя, вышивает.
Это хорошо. Велите к ней корзиночку земляники отнести.
И ни слова не сказал Красовецкий, что-де неплохо бы девице выйти к гостю.
Марфинька, получив гостинец, обрадовалась чрезвычайно. Ей нравилось, как в этом году складывается Масленица. Вчерашний вечер удалсяи танцевали, и пели, и читали смешные стихи. Теперь нужно бы для полноты счастья поехать на гулянье, на горки.
Она сама себе не признаваласьотчего вчерашний вечер был так хорош. Да и как признаться, что все дело в кавалере, которого привезла тетушка Лиза. Невозможно признаться. И даже ведь танцевала не с ним, и рядом не сидела, и при игре в фанты за руку он не брал, а радость непонятно откуда взялась.
А кто привез землянику? спросила она горничную Варю.
Тот брюхан, что к вам сватается, шепнула Варя.
Марфинька задумалась.
Брюхан он или не брюхан, а поблагодарить надобно.
Она воткнула иголку в особую подушечку, встала, оправила домашнее полосатое платьице, пригладила волосыдома, с утра, она заплетала косу да, будь ее воля, и вечером бы не взбивала волосы. Ведь даже такую густую косу, как у Марфиньки, не взобьешь до модной пышности, приходится сзади прикалывать шиньон и выпускать на спину чужие локоны, и сознание того, что в облике есть нечто фальшивое, очень удручает.
Спустившись в гостиную, Марфинька тихо поздоровалась и очень низко присела перед откупщиком. Он сдержал усмешкуполучилось!