П-плохо?
Моргаю, пытаюсь навести резкость. Отступает тошнота, головокружение, но приходят дрожь и слабость. Я вся покрыта холодным потом. Он не ждет, пока я узнаю егообнимает меня и ведет. Голоса за спиной все говорят и говорят, гудят роем пчел. Несколько шагов.
Садись, говорит он.
Я верю ему. Нет причин не верить. Опускаюсь на упругую пружинистую подушку и чувствую, как рядом диван проседает под тяжестью его тела.
М-может воды?
Теперь, когда нет нужды бежать и прятаться, он заикается сильнее. Я поворачиваюсь к нему, щурюсь, и только теперь мутные пятна превращаются в четкие линии и черты лица человека, которого я легко узнаю, даже не видя.
Николай? мучаюсь, вспоминаю.
Псих, улыбается он, глядя, как нелегко дается мне его отчество. Не до в-в-вежливости сейчас
А затем следует узнаваемый жестнижняя челюсть выдается вперед и тянет подбородок вверх. Внутри неприятно шевелится колючее предчувствие. Всматриваюсь в огромное лицо: морщинки, легкая щетина на чистом лице, аккуратная стрижка. Глаза грустные.
Что случилось? спрашиваю я.
Мой голос сипнет. Он говорит:
По-одожди
Протягивает мне пластиковую полулитровую бутылку с водой:
Держи.
Тяну руку и вижу, как трясутся мои пальцы. Один глоток. Прохладная волна воды спускается по пищеводу и запускает каскадсловно пленник, просидевший в душном подземелье полжизни, уловил поток свежего воздуха, тело улавливает влагу. Еще глоток, словно глубокий вдохв глазах проясняется, тело набирает температуру и перестает трястись. Протягиваю бутылку обратно:
Где мы?
Смотрю, как он прячет глаза, хмурится, но ничего не говорит. Я поворачиваю голову и только теперь замечаю огромную пещеру здания: лаконичные стены, высокие потолки с квадратами кондиционеров, гладкий, некогда тщательно полированный, пол теперь покрыт толстым слоем пыли, на котором отчетливо виден рисунок нескольких пар ног, кожаные диваны, низкие журнальные столики. Холл первого этажа, сдержанный и лаконичный, как отпетый клерк. Тусклый серый свет пасмурного дня льется из-за пыльных толстых стекол входной двери, и на фоне светло-серого марева, словно театр теней, отчетливо вырисовываются фигуры людей. Они возятся с замком на двери. Я поворачиваюсь к Психуего глазабыстрой вспышкой растерянности к моим, но тут же опускаются вниз, рассматривая бутылку воды в руках. Мне очень хочется спросить: «Что мы тут делаем, Псих?» Вернее: «Что мы тут делаем снова?» Поднимаюсь, но тут же сажусь. Телосплетение слабости и пустоты, голова звенит от каждого движения, и звон этот мелкой дрожью скатывается по телу к ногам. Снова встаю на ноги.
Ты к-куда?
Челюсть вперед, подбородок вверх. Он поднимается следом и берет меня под руку. Я благодарно киваю, а затем бубню под нос:
Осмотреться.
И мы идем к дверям. Небольшая процессия из бывшей королевской бляди, растерявшей в далеком прошлом все королевское и оставшейся лишь со второй частью своего звания, и бывшего совладельца огромного сталелитейного завода, а нынепостояльца комнат с мягкими стенами. Картинка щекочет фантазию и, наверное, показалась бы забавной. Не будь этообо мне. Мыя и Психмедленно подходим к людям у дверей, и за несколько секунд до их лиц, узнаю голос одного из стоящихвысокий, с отдышкой тучного человека. Розовощекий поворачивается к нам первым:
Замок не работает.
Его взгляд профессионально быстро сканирует меня, и от меня не ускользает легкая вспышка гнева, скривившая пухлые губы. Псих говорит:
С-стоять мо-ожешь? челюсть вперед, подбородок вверх.
Я киваю. Он отпускает мою руку, подходит к двери, забирает ключ у розовощекого и вставляет в личинку замка. И пока он возится с замком, ловлю себя на том, что мне становится гораздо легче. Я смотрю на огромного мужчину и вижу, как изменились отношения между его телом и обитающей в нем жизньюкогда я увидела его впервые, он изрыгал собственные легкие, когда мы виделись в последний раз, он с трудом садился на скамью, но теперь высокий, оттого немного сутулый, мужчина крепко стоял на ногах, и руки беспрекословно слушались его. Второй шанс на жизнь? Я отогнала горделивые мысли о том, что, отчасти, этомоя заслуга. Все твои заслуги начинались и заканчивались подвигами в ширинке у Макс Имя несильно, но ощутимо кольнуло, и я мысленно закрыла внутренний монолог.
Вторая фигура, среднего роста, с выправкой публичного человека, растеряла былой лоск, утратила статность и заметно обрюзгла на посту мэра. Короткая стрижка седеющих волос, дряблые, обвисающие щеки (рановато для такого возраста) и отчетливое брюшко над поясом брюк. Мэр отрешенно смотрел на улицу за стеклом, и глаза его, его осанка и даже руки, спрятанные в карманы, выдавали какое-то странное спокойствиеоно отдавало безысходностью.
Позади грохнуловсе обернулись: возле стойки администратора стояла молодая девушка. Она уронила одну из поллитровых бутылок с водой, что стояли на столешнице, и взорвала тишину пустого здания.
Извините, тихо оправдалась девушка.
Я её не знаю. Впервые в жизни вижу, и, судя по всему, остальныетоже. Но мое внимание сейчас приковано совершенно к другому, а потому я лишь мельком оглядываю молоденькую девушку. Очень молоденькая, едва за восемнадцать. Отмечаю ладно скроенную фигурку и огромные голубые глаза, контрастирующие с темными волосами, а затем снова поворачиваюсь к огромным дверям. Тяжелая, прочная металлическая рама и ударопрочные стекла от пола до потолкаобзор широчайший. Все как ладони. Я делаю несколько шагов. Краем глаза ловлю на себе взгляды мэра и розовощекого. Несколько шагови я рядом с Психом. В этот момент он победно проворачивает ключ, и замок с металлическим скрипом закрывается. Псих дергает ручку:
Закрыто.
Прежде чем повернуться и посмотреть в мои глаза, он быстро осматривает улицу за стеклом. Только после этого его глаза обращаются ко мне, и в них такой яркий калейдоскоп мыслей, чувств, эмоций, что я в сотый раз задаюсь вопросом: психи и здоровыекаковы критерии отбора? Глаза, бездонные, живые, наполнены грустью, сгущенной до черноты, и где-то там, на самом дне сверкает золочеными боками ужас.
Как ты? спрашиваю я, и в ответ получаю дистиллированную честность тихим, хриплым голосом:
Страшно.
Я киваю емуему, именно ему, потому что из всех присутствующих только он вернулся в свой самый страшный кошмар.
П-пойду я, поси-ижуговорит Псих, и оставляет меня, а я
я смотрю на улицу за огромными дверями и слышу, как в горле предательски клокочет моя тоска. Не смей, дура, тут не о чем жалеть. Глаза бешено шарят по широкой улице, мое сердце рассветает болью, завывает, заходится. Успокойся! За моей спиной тишина мертвого зданияне знаю, откуда, но точно знаю, что мы здесь совершенно одниа передо мной расстелилась, раскинулась пустота. Вздох, всхлип. Моя ладонь к губам, чтобы, не дай Бог, кто-нибудь не услышал Уж не зарыдать ли ты собралась? Да не собралась
я уже. Горячая водапо моим щекам, а в следующее мгновение боль приходит, как избавление, о котором я просила: я стою за пыльным стеклом и смотрю на город огней, город наслаждения и порока. И реву. Тихо, глухо в собственные ладони. Штопор тоски до самого сердцавсе это время мне не хватало каких-то пол-оборота! и вот оно Мое тело сгорает, стонет, вьется в лапах истерики. Языки пламени лижут сердце, подступают к горлу, рождают горячие слёзы. Я плачу, я беззвучно трясусь, я даже не пытаюсь заткнуть свою тоску, просто снижаю громкость. Сквозь пелену слёз Посмотри, Максим! Разбитые витрины, разорванные баннеры и раскуроченные рекламные щиты. Всхлипываю, скулю сквозь пальцытише, тише! Мусор, руины и песокмного, очень много песка. Смотри, безумный крот! Я прячу тоску в ладонях, я закрываю, глаза, чтобы не смотреть, не видеть, не осознавать этого, потому что слишком больно, слишком громко но поднимаю голову и смотрю: серые пятнаэто собаки. Огромные стаисотня, две сотни особей, а может и тысяча. Они лежат, сидят, бегают, чешутся, ищутся, обнюхивают и порыкивают друг на друга. Я плачу. Город сверкающих огней, сладкого порока и людской низости превратился в надгробие. Посмотри, Фокусник посмотри. Видишь? Видишь, что они сделали? Всхлипываю и задыхаюсь. Посмотри, что они сделали с твоей сказкой. Смотри, король никому не нужных людей, теперь здесь и в самом деле живут грязные дворняги. Руины, останки, раскуроченное прошлое, ставшее мусором настоящего. Мне не жаль приюта похоти и порока, просто правдаредкостная сука. Мне не жаль наркоманов и проституток, обитавших здесь и лишившихся своей пристани. Мне жаль себя.
Все это время я думала, что сошла с ума, и мир обезумел. Надеялась, что спятила, и твоя смерть мне привиделась. Думала, что ты обманул весь мир.
Но, оказывается, ты и правда умер.
***
Вот уже пятнадцать минут мы сидим, окутанные ватной тишиной. Хоть бы часы на заднем фоне тикали, так и этого нет. Здание мертво, и это чувствуется нутром. Мы расселись на низких кожаных диванах, стоящих друг напротив друга. Я и Психна одном диване, Розовощекий и молодая девушкана другом. Мэр неспешно мерит шагами расстояние между нами. Пустое здание буквально дышит молчанием, давит на уши тишиной, полумраком ложится на плечи и лишает самого элементарноголюбопытства. Мы сидим, молчим, и нас не интересуют имена друг друга. Поднимаю глаза и рассматриваю нашу замысловатую компаниюох, какая разношерстная публика подобралась Мэр, вполне очевидно, уже бывший. Розовощекий и круглый, в бытность Максима занимавшийся большей частью бумажной работыможет юрист, может бухгалтер, а может и то и другое сразу. Молоденькая девушка, о которой я не знаю ничего, но сам факт её присутствия здесь окутывает тайной хрупкое, ладно скроенное существо. Девушка очень хорошенькая. Красивой её назвать сложно, но миловидность и молчаливость делают её весьма привлекательной. Ну, Псих и я корабли без пристани, один из которых уже потерял все, что имел, втораяна подходе.
Меня Марина зовут, тихо говорю я.
Розовощекий сверкает бусинами темно-карих глаз и недовольно кривит губы:
Мы в курсе.
Полагаю не все. И я не знаю ваших имен, поэтому
Может, для начала лучше объяснить нам, что мы здесь делаем? перебивает меня юрист-бухгалтер.
Я смотрю, как Розовощекий становится пунцовым, и решительно не понимаю, к чему он ведет, а потому:
Вы предлагаете мне это сделать?
Ну а кому же еще? он еле сдерживает гнев. Ведь все этоон обводит взглядом громаду холла, ваше! Насколько мне известно, по документам вы числитесь владельцем
К-как тебя зо-овут? голос Психа звучит глухо, низко, но в нем отчетливо звенит сталь и раздражение.
Он смотрит на девушку, а мы переводим взгляды на огромного, сутулого человека. Молодая девушка очень быстро пробегает взглядом по стареющему лицу, а затем говорит:
Вика.
Её голос, тихий и кроткий, не дрогнул и не выдал волнения. Кротость кротостью, но кроха большого дядьку не испугалась. Псих согласно кивает:
Николай.
Затем он поднял голову и посмотрел на мэра.
Олег, представился мужчина без лишних рассуждений.
Я посмотрела на Розовощекоготот негодовал, но молча, а потому ярость, бурлившая в нем, но не имевшая выхода, щедро окрашивала лицо нездоровым красным. Но все же вопрос бухгалтер-юрист «снял с языка» у всех присутствующих.
Я не владелец, сказала я, глядя на круглого, почти бордового человека, и вы должны понимать, что бумаги, которые вы выдели, не ценнее туалетной.
Розовощекий шумно фыркнул. Я собрала мысль в единое целое и продолжила:
Все мы здесь не по доброй воле.
Да нет, не всеперебивает меня Олег и перехватывает внимание.
Я смотрю на него, выдыхаю и мысленно матерюсьвляпаться в такое дерьмо! Как мне доказывать людям, что я не
Я здесь по собственной воле, говорит бывший мэр.
Мы молча смотрим, как Олег присаживается на край дивана, привычным жестом поправляя брюки. Вика двигается, чтобы дать ему больше места, а я снова ловлю себя на мысли, что она в контексте этого места не дает мне покоя. Если и есть какое-то объяснение моему интересу, то все оно умещается лишь в одно четкое несоответствиеформы и содержания. Она должна бояться. Просто обязана, ведь даже если взрослый мужик с хорошим образованием и не малым багажом жизненного опыта за плечами не в состоянии держать себя в руках, то она должна визжать, пищать и поминутно падать в обморок от каждого шороха. Молодая, маленькая, тихая девушка природной отвагой и наглостью не обладалаэто было видно. Сдержанная, но открытая, воспитанная, нежная молодая особа. Здесь была молчаливость, но не страх, здесь крохотная, ювелирная красота бережно и нежно лелеяласьухоженные ручки, блестящие длинные волосы, хорошие джинсы, тончайшая качественная шерсть туники с длинным рукавом и дорогая обувь
Я заключил сделку, говорит Олег.
Он перебивает мою мысль, и она ускользает, так и не явив мне себя целиком. Я перевожу взгляд на мэратот устало разглядывает свои руки, словно то, что он собирается поведать нам, набило оскомину и не вызывает желания повторять это снова. Но приходится, и он набирает полные легкие:
Особо выбора мне не предоставилитяжелый выдох, рука поднимается к лицу и с силой трет переносицу. Мою ситуацию вы все прекрасно знаете
Н-нет.
Олег убирает руку от лица и вопросительно смотрит на Психа:
Вы что газет не читаете, телевизор не смотрите?
Псих пожимает сутулыми плечами:
В психлечебнице не читают газет. И телевизор там по расписанию.
Снова тишина, но уже совсем другого оттенкаслышен скрип мозгов присутствующих. Быстрые, колкие взгляды, растерянные и неуверенные, но уже заражающиеся ужасом. Я тороплюсь успокоить их:
Пожалуйста, не пугайтесь. Этот человек не опасен.
Взгляды на меня, а я пытаюсь быть убедительнойненавижу публичные выступления, но пытаюсь донести мысль как можно правдоподобнее:
Он вменяемее многих, уж поверьте мне. Он он спас мою жизнь, все трое внимательно слушают, а Розовощекий еще и становится заметно светлее. Я пытаюсь заставить незнакомых людей верить мне на слово. Даже хотел вытащить меня отсюда, но это было не так-то просто сделатьпожимаю плечами, глаза в пол: в двух словах такое не рассказать.
Мне на выручку приходит Олег:
Ладно. Но остальные-то знакомы с ситуацией?
Поднимаю глаза и вижу, как Розовощекий снова багровеет, Вика не прячет глаз, но молчит, а я, глядя на присутствующих, начинаю понимать, что я и Псих не одиноки в своем неведении.
Я не знаю, отвечаю Олегу. Последний год я прожила в глухой деревне. Там газет не бывает и в помине, а телевизорбестолковая роскошь. Так что я не в курсе.
Меня не интересуют газеты, спокойно говорит Вика.
Что вполне нормально, когда тымолодая, симпатичная девушка. Но вот Розовощекий
Ладноудивленно мычит бывший мэр, а затем снова тяжелый вдох. На меня завели уголовное дело по статье 290, часть 6.
Что это значит? впервые проявляет инициативу Вика. Её лицо озаряет детское, совершенно наивное и немного не уместное любопытство.
Получение взятки в особо крупном размере, внезапно подает голос Розовощекий.
Мы все бросаем взгляды на бордового мужчину, который злобно сверкает маленькими глазками, ждем, что он продолжит. Но он поджимает пухлые губы и замолкает. Олег кивает и вновь берет слово:
Меня должны были заключить под стражу до суда. За несколько часов до ареста являются они, и благородно предлагают выбортюрьма или
Кто «они»? спрашиваю я.
Тут бывший мэр горько улыбается, а затем смотрит мне в глаза так, что я невольно вздрагиваю:
Ваши друзья.
Друзья Меня охватывает дикая злостьзакусываю губу и, молча опускаю нос в пол. Друзья А чего ты ждала, Марина Владимировна? Выдыхаю, правая рука к переносицея прячусь в «домике», словно ребенок. Словно это все еще работает. Ну что ж, время собирать урожай своих идиотских поступков, родная, и нечего жаловаться, что тебя не предупреждали. Я киваю, поднимаю голову и смотрю на бывшего мэра:
Тюрьма или «Сказка»?
Совершенно верно, согласно кивает Олег.
Ладно, говорю я. А вы? я обращаюсь в Розовощекому, чей цвет лица уже вызывает беспокойство. Расскажете нам, как сюда попали?
Сразу после вас, лает он.
Но тут тихий смех и Олег снова заговаривает:
Его уголовное дело началось месяцем раньше моего. Вчера было первое судебное заседание, так что, полагаю, его привезли прямо из здания суда.
Юрист-бухгалтер яростно пыхтит, кусая губы, толстые пальцы сжимаются в кулаки, а лицо становится совершенно бардовым. Он демонстративно отворачивает от нас нос, а я опасаюсь инфаркта Розовощекого и решаю отвлечь внимание на себя. Я рассказываю, каким образом попала в немилость к своим «друзьям», не скрывая причин. Но не могу выговорить «убила», и очень быстро перехожу к тому, как оказалась в деревенской глуши. Когда я подытоживаю свой рассказ последим из того что помнила, снова становится тихо. И пока все молчат, в моей голове складывается общая картина, которая написана до боли знакомыми почеркомуверенные мазки, твердая кисть и привычные полутона. Вот только один из образов все еще остается не ясным. Я смотрю на Вику: