Почему Бабуля всегда запирает дверь, когда остается в своей комнате? спрашиваю я, показывая на комнату Бабули и Маленького Дедули.
Понятия не имею.
Я ложусь на живот и стараюсь заглянуть под дверь.
Вставай Лала, пока никто тебя не увидел!
Но я продолжаю лежать, и Тикис ложится на живот рядом со мнойон тоже хочет рассмотреть, что там, за дверью. Бабулины chanclas останавливаются у окна, металлические жалюзи смыкают свои металлические веки, с визгом закрываются занавески, chanclas шлепают к ореховому платяному шкафуповорот ключа, и его дверца со скрипом открывается, открываются и закрываются ящики. Ноги Бабули, толстые маленькие tamales, перебираются к мягкому бархатному креслу, его пружины стонут под весом ее тела. Ноги скрещиваются в толстых щиколотках. А затемгвоздь программы! Бабуля, совершенно не умеющая петь, поет! И тут очень трудно не рассмеяться. Она поет таким высоким голосом, что он напоминает голос попугая, мурлычет себе под нос какую-то мелодию.
Что у нее там в ropero? спрашиваю я. Деньги? Сокровища? А может, даже скелет?
Кто его знает. Но готов поспорить на что угодно, я выясню это.
Честно?
Когда Дедуля пойдет к себе в мастерскую, а Бабуля побежит в церковь, я войду туда.
Нееет!
Да! Хочешь мне помочь? Если будешь хорошо себя вести, я тебе разрешу.
Правда? Пожалуйста, Тикис. Пожалуйста, пожалуйста, пожааааалуйста!
Но ты, болтушка, должна пообещать, что ничего никому не расскажешь. Обещаешь? Клянешься жизнью матери?
Даю честное-пречестное слово!
Что правда, то правда. Я не умею хранить секреты. Под конец дня все братья уже в курсе задуманного нами и тоже вызываются помочь. И Рафа, как обычно, становится главным. Это потому, что в этом году он ходил в Мексиканскую военную школу. Он любит командовать наминаучился там этому.
Тото, быстро в кухню! Попроси Оралию приготовить тебе что-нибудь поесть. Лоло, ступай на балкон и смотри, что происходит во дворе. Мемо, твоя задачазанять кузин. Поиграй с ними в «Туриста». Тикис, твой постна крыше. Держи под контролем улицу. Если кто-то подойдет к воротам, свисти. Хорошо и громко!
Вечно на меня взваливают самую грязную работу. Почему я должен торчать на крыше, ведь это моя идея? хнычет Тикис.
Потому что командую тут я, капитан Тикис. И имею право приказывать тебе. Ито пойдет со мной. Все должны оставаться на своих местах. Еще вопросы, бойцы? Ты, Лала, останешься здесь нет, лучше ты пойдешь с нами. Если мы оставим тебя одну, ты, чего доброго, выдашь нас.
Маленький Дедуля уже вернулся в свою tlapalería. Наконец Бабуля выходит из дома с сумочкой, полной монет, на которые купит свечки, что поставит в la basílica, у нее на плечах хорошая шелковая rebozo, в карманепричудливые хрустальные четки. Уже на пороге она выкрикивает поручения каждому, кто попадается ей на глаза, потом калитка с лязгом захлопывается за ней. Я, Рафа и Ито идем на свои исходные позиции.
Ито сажает меня себе на спину и несет на закорках. Мне приходится крепко ухватиться за его шею:
Эй, в чем дело? Трусишь, Лала?
Хм. Мне это нравится больше, чем играть в mata rile rile ron, а тебе?
Тсс! Помолчите, ребята, пока я не разрешу вам разговаривать, шипит Рафа. Ясно тебе, рядовой ослик Лала?
Да, сэр! говорю я. Этим летом меня уже дважды понижали в звании. Сначала я была рядовой скунс, потомрядовой мартышка, и теперь вот рядовой ослик. Рядовой осликсамое низкое мое звание.
Нужно быть предельно осторожнымиОралия не должна увидеть нас. Комната Бабули и Дедули расположена напротив столовой, сразу за кухней. Оралия, цокая каблуками, поднимается по задней винтовой лестнице на крышу, и нам предоставляется шанс. Рафа идет впереди, за ним галопом бежит Итоя болтаюсь у него на спине, словно мешок риса. Как только мы оказываемся в комнате, Рафа тут же закрывает за нами дверь, а Ито опускает меня на пол. На крючке за дверью висит Дедулина пижама, она пропахла микстурой от кашля и сигарами.
Раньше я заглядывала в комнату Бабули и Дедули только из дверного проема. Бабуля вечно гонит нас прочь. Говорит, мы ломаем вещи. Они куда-то исчезают после наших визитов. Даже здесь, в спальне, ощущается запах дома на улице Судьбы: будто пахнет жарящимся мясом. Рафа не разрешает нам включить свет, а поскольку жалюзи закрыты, в комнате жутковато, воздух в ней тяжелый, она населена призраками.
Кровать большая и пухлая, словно буханка хлеба, такая белая и чистая, что я боюсь дотронуться до нее. Покрывало из ткани букле, белые чехлы на подушках, накрахмаленные простыни хорошо выглажены и отделаны связанными крючком кружевами. На подушках еще подушкив мексиканском стиле, с изображениями голубков и цветов, с вышитыми фразами.
Что они означают? шепчу я.
Amor de mi vida, шепчет в ответ Ито. Sólo tú. Eres mi destino. Amor eterno Нарсисо и Соледад*.
В комнате полно вещей, вызывающих чесотку, даже когда просто смотришь на них, хочется чихнуть. На тумбочках у кроватей стоят шаткие лампы под абажурами цвета слоновой кости, отороченными ленточками и кружевами, словно девчачье белье. Черепаховые расчески и шпильки, щетка с гнездом застрявших в ней волнистых седых волос.
Ничего не трогайте, велит Рафа, касаясь всего, что под руку попадется.
Вся мебель в комнате темная и мрачная. Над высоким комодом Santo Niño de Atocha он смотрит на меня, его встревоженные глаза следят за моими передвижениями. «Ничего не трогай», кажется, говорит он. Под стеклянным колпаком тикают красивые золотые часы, украшенные розовыми розами. На стене над кроватью крест из пальмовых листьев, Дева Мария Гваделупская и четки. Повсюду кружевные салфеточки, даже на стоящем на комоде большом телевизоре. Музыкальная шкатулка играет печальный вальс, когда я открываю ее, дзынь-дзынь-дзынь.
Я же сказал: «Ничего не трогайте!»
Стеклянная пепельница со скорпионом внутри. Банка с пуговицами. Пожелтевшая фотография Дедули Малыша в молодостина нем костюм в полоску, он сидит на скамейке, прижимаясь к кому-то, изображение этого человека отрезано. Какая-то бумага в рамке, исписанная кудрявым почерком, золотые печати внизу.
Что там написано, что там написано? Прочитай, Рафа.
En la facultad que me concede el Presidente de la República confiere a Narciso Reyes En testimonio de la cual se le Dado en la Ciudad de México en el año de nuestro Señor Все это многообразие красивых слов свидетельствует лишь о том, что во время войны Дедуля был лоялен по отношению к мексиканскому правительству.
Маленькая девочкаБледнолицая Тетушка на фотографии, сделанной в день ее первого причастия: губы сердечком, руки сложены, как у Святой Терезы, рядом стоят братья с оплетенными ленточками свечами. Овальная фотография Папы в младенчествеуже тогда его глаза походили на маленькие домики, на пухленьких ножках старомодные кожаные ботиночки, на головебольшая шляпа с подсолнухами. Дедулины газеты, аккуратно сложенные, лежат на его тумбочке. Глиняная миска, полная монет. Чайная чашка, в которой ночью спят дедушкины зубы. В ящиках рядом с кроватью его сигары в футлярах. Со стороны Бабуливысокая стопка fotonovelas и коробка шоколада, причем все конфеты надкусаны.
Хочешь конфетку? смеется Ито.
Ни за что!
Мы осматриваем все, заглядываем даже под подушку огромного кресла, но не можем найти ключа от шкафа орехового дерева. Горячо или холодно?
Смотрите, что я нашел, говорит Ито, выползая из-под кровати с деталями нашего «Лего», нашим лучшим сдвоенным выпуском комиксов про Арчи и моей пропавшей скакалкой.
Елки-палки! Как все это сюда попало?
Хотелось бы знать! говорит Ито, вытряхивая пыль из волос. Должно быть, это проделки ябеды Антониеты Арасели. Больше некому.
Не успеваем мы найти ключ, как слышим, что Тикис свистом предупреждает нас об опасности. Мы носимся кругами по комнате, словно Три Слепые Мыши, пока Рафа не приказывает остановиться.
Я пытаюсь распахнуть дверь, но Рафа крепко держит ее. Потом, немного приоткрыв, смотрит в образовавшуюся щелку, а потом отпихивает нас от двери.
У раковины Оралия. Притормозите, предупреждает он. Свист Тикиса становится все более требовательным. Мы слышим, как скрипят зеленые чугунные воротаих открывают, а затем захлопывают. Очень скоро с лестницы послышатся шаги Дедули, по ней он взойдет на балкон по ту сторону жалюзи. Я готова расплакаться, но если признаюсь в этом, то Рафа обязательно придумает что-нибудь похуже, чем рядовой ослик.
Рафа снова открывает дверь.
Мы не можем больше ждать, шепчет он. Бойцы, придется спасаться бегством.
Оралия поворачивается к плите, и он выталкивает из комнаты сначала Ито, потом меня, а затем, крадучись, выходит из нее сам, тихо закрывая за собой дверь. Дедуля Малыш как раз ставит ногу на первую ступеньку, когда мы скатываемся по ней во двор.
Mi general, салютует Рафа.
Coronel Рафаэль, мои войска готовы к смотру? справляется Дедуля.
Si, mi general.
Тогда, coronel, соберите их.
Рафа берет висящий у него на шее металлический свисток и дует в него с такой силой, что, кажется, сейчас сюда сбежится вся округа. Изо всех углов домас крыши, со двора, из спален и с лестницы, из укромных уголков под лестничными клетками, из всех комнат и укрытий в кладовой и шкафахвыбегают во двор тринадцать ребятишек и выстраиваются по росту в одну шеренгу. Мы стоим так смирно, как только можемвсе взгляды устремлены вперед, и отдаем Дедуле честь.
Дедуля прохаживается вдоль нас.
Капитан Элвис, где ваши ботинки?
У меня не было времени надеть их, mi general.
В следующий раз будьте добры успеть сделать это. А вы, лейтенант Тото, прекратите чесаться, как шелудивый пес. Сохраняйте достоинство. Мы не собаки! Помните, что вы Рейес и солдат. Coronela Антониета Арасели, солдаты моей армии не должны сутулиться! Рядовая Лала, чему вы ухмыляетесь? Нам не нужны клоуны, здесь не цирк, вам ясно это? Капрал Аристотель, стоя в строю, нельзя пинать других солдат, вы меня поняли? Coronel Рафаэль, это все мои войска?
Да, mi general.
И как солдаты ведут себя?
Как настоящие солдаты, mi general. Вы можете гордиться ими.
Ну хорошо, хорошо, говорит Дедуля Малыш. Рад слышать это. А теперь Он начинает рыться в карманах. А теперь говорит он и подбрасывает в воздух тяжелые мексиканские монеты. Кто из вас любит Дедулю?
И тут все, кто только что стоял по стойке «смирно», подпрыгивают, и дерутся, и кричат под медно-серебряным дождем: «Я! Я! Я!»
* Мексиканские подушки, вышитые мексиканскими propios, сладкими, как chuchuluco. Siempre Te Amaré Я буду любить тебя всегда. Qué Bonito AmorКакая прекрасная любовь. Suspiro Por TiЯ вздыхаю по тебе. Mi Vida Eres Tú Тымоя жизнь. Или популярная Mi VidaМоя жизнь.
12Утречки
Хватит ржать, ругается Бабуля. Языки проглотите. Сами увидите, что я права. Разве вы не знаете, что если так смеяться утром, то к вечеру наплачешься?
Значит, если утром много плакать, то еще перед тем, как ляжешь спать, хорошенько посмеешься?
Я задаю бесчисленные вопросы, но Бабуля на них не отвечает.
Бабуля ужасно занятаприсматривает за столами и стульями, вынесенными во двор. Она велела перенести радиолу на другую сторону гостиной и развернуть так, чтобы та смотрела во двор. Вся столовая была заново оштукатурена и перекрашена. Несколько недель рабочие сновали туда-сюда, оставляя после себя дорожки белых следовот столовой, через балкон, вниз по лестнице и по вымощенному плиткой двору до зеленых чугунных ворот. Бабуля каждый день бранила их; сначала потому, что они такие cochinos, а под конец за лень и медлительность. Только вчера, одетые в заляпанную краской рабочую одежду, в шляпах из газет, они закончили свою работу, успев как раз к сегодняшней вечеринке.
А теперь, когда они все ушли, Бабуля кричит на внуков, ведь те ошиваются там, где им быть не положено; играют в военный госпиталь в кладовой, плюют с крыши на прохожих, выбегают из ворот на улицу.
Варвары! Никогда, никогда-никогда-никогда не уходите со двора! Вас могут похитить и отрезать вам уши. И как вам это понравится? Нечего смеяться, это то и дело случается. Вас может сбить машина, и вы повиснете на бампере, как галстуки! Кто-то может выколоть вам глаз, и что тогда? Отвечайте?
Si.
Что «да»?
¿Gracias?
Ну сколько раз вам повторять? Надо говорить Si, Abuela.
Сегодня папин день рождения. Целую неделю Бабуля сама ходила на рынок, потому что не могла доверить служанке Оралии покупку всего необходимого, самых свежих ингредиентов для любимого папиного блюдаиндейки под Бабулиным фирменным соусом mole.
Когда Бабуля идет на рынок, она пробует там товар у всех торговцевна вкус, на ощупь, кладет что-то к себе в карманыи делает вид, будто не слышит проклятий, несущихся ей вслед, если она убирается восвояси, так ничего и не купив. Она не может оставаться в стороне. Это день рождения ее mijo.
В этом году, поскольку в доме и без того полно народа, приглашено совсем немного гостей, лишь папин друг детстваего compadre из Хучитана, которого все зовут Хучитеко, или Хучи, а мне слышится «Кучи», по-испански это звучит почти как «нож».
Бабулины команды разносятся по всему дому, она выкрикивает их с выходящего во двор балкона, с крыши, где сушится белье, из комнаты наверху, где они с Маленьким Дедулей спят, из комнат Бледнолицей Тетушки и Антониеты Арасели внизу и даже из двух комнат окнами на улицу, откуда летом выселили постояльцев, чтобы трое ее сыновей с семьями могли приехать одновременно. Представьте только, на какие жертвы она пошла. Ведь Бабуля с Дедулей совсем небогаты. «Мы живем на две ренты, пенсию Нарсисо и те небольшие деньги, что он зарабатывает в своей tlapalería, а это, по правде говоря, совсем ничего. Но что такое деньги по сравнению с семьей? твердит Бабуля. Рента то есть, то ее нет, а мои сыновьяэто мои сыновья».
Папин день рождения справляется исключительно в Мехико, никогда в Чикаго, поскольку приходится на лето. Вот почему в этот день мы просыпаемся под «Утречки», а не под «С днем рожденья тебя». Ужасная Бабуля самолично вытряхивает нас из кроватей и организует серенаду в честь еще не вставшего с постели Папы. Каждый год по всему дому звучит бухающая пластинка Педро Инфанте, поющего Las Mañanitas, его пение разносится по двору, комнатам, по первому и второму этажам, доносится до чердака, где живет Оралия, до мастерской автомеханика по соседству, несется над высоким забором с битым стеклом наверху, над курятником на крыше соседнего дома; его слышно в доме Муньеки на другой стороне улицы и в кабинете доктора Артеаги за три дома от нас; песня летит по улице Мистериос, мимо Дедулиной tlapalería, мимо потемневших от времени стен la basílica и добирается до пыльного холмика, что зовется Тепейак. Абсолютно все в Ла Вилле, даже петухи, слышат, просыпаясь, глубокий бархатный голос Педро Инфанте, поющего в честь папиного дня рождения. Estas son las mañanitas que cantaba el rey David, a las muchachas bonitas, se las cantamos aquí
Поскольку в детстве Папу всегда будили очень рано, больше всего на свете он любит поспать подольше. Особенно в свой день рождения.
А тут все уже одеты и готовы приветствовать утро дня его рождения песней. Despierta, mi bien, dispierta... И это относится сразу ко всем. К Ужасной Бабуле, Маленькому Дедуле, Бледнолицей Тетушке и кузине Антониете Арасели, к Оралии, вымотанной беспрерывной готовкой и уборкой за всеми домочадцами и гостями, а ведь нас восемнадцать человекбольше, чем обычно, и даже к Ампаро, прачке, и к ее прекрасной дочери Канделарии.
Все, кого можно принудить выказать Папе свое уважениекузены и кузины, тети и дяди, шестеро моих братьев, приходят в нашу комнату, пока мы еще спим, наши заспанные глаза моргают, дыхание несвеже, волосы нечесаны. «Мы» это моя Мама, мой Папа и я, ведь я забыла сказать, что в Мехико сплю с ними в одной комнатеиногда на детской раскладушке, а иногда в той же кровати, что и они.
Ты ведешь себя как деревенщина, ругается Бабуля, когда с деньрожденными песнопениями покончено. Тебе должно быть стыдно, говорит она мне. Ты считаешь себя недостаточно большой, чтобы спать одной?
Но кто захочет спать в одиночку? Кто, большой или маленький, захочет делать это, если только не повинуясь обстоятельствам?
Странно как-тосначала тебе поют, а потом сразу, еще перед завтраком, кричат на тебя, а ты еще не успела переодеть майку с фестончиками и трусики в цветочек. Кажется, Мама тоже смущена. Мы, пригвожденные к кровати, не можем встать, пока все не поздравили Папу.