Элизабет не сразу нашлась с ответом. Подумав немного, она эмоционально воскликнула:
Я не знаю почему, Ричард! Может, я сама не хотела в это верить, хотя раньше мои кошмары всегда сбывались. Что-то, что сильнее здравого смысла, удерживало меня в Гервиле. Думаю, это мамочка так хотела. Она направляла меня, я часто ощущала ее присутствие рядом. И вот доказательство: я узнала всю правду про деда, найдя те чемоданы и жуткие записки. За это пришлось дорого заплатить, увы!
Мать не могла потребовать от тебя такой жертвы! возмутился мужчина. В итоге ты чуть не умерла! Элизабет, прошу, с сегодняшнего дня рассказывай мне, если тебе снова будут сниться кошмары. Ничего от меня не скрывай. Я хочу разделить с тобой это бремя, и бремя очень тяжкое.
Спасибо, Ричард!
Он схватил ее за руки и был тут же вознагражден чудесной улыбкой, обещавшей лучезарное будущее.
Нью-Йорк, Дакота-билдинг, четверг, 22 июня 1899 года
Мейбл и Скарлетт Тернер чаевничали в большой гостиной просторной, роскошно обставленной квартиры Вулвортов. Приятно пахло бергамотом и еще теплым лимонным печеньем, которое им только что подала Норма. Эта рослая белокурая девица родом из Канзаса очень старалась угодить хозяйке и сохранить свое место.
Миссис и мистер Вулворт же, не имея на уме ничего дурного, постоянно сравнивали ее с Бонни, и всегдав пользу последней.
Ваша прислуга делает успехи! с ироничной усмешкой заметила Скарлетт. Но ей не хватает выучки, Мейбл. По комнатам вышагивает, как по кукурузному полю!
Я не обращаю на это внимания. Нормадевушка честная и неболтливая. И Эдварду нравится ее стряпня.
Или кое-что другое, подхватила гостья, опуская чашку на стол.
Вы действительно так думаете? встревожилась Мейбл. Так сказали карты? Ну, что супруг мне изменяет? Эдвард неизменно нежен со мной, и я чувствую себя желанной.
Мейбл, дорогая моя, в таких делах я руководствуюсь своим знанием людской природы и логикой. Не стоит беспокоить карты такими банальностями.
Скарлетт вставила в черепаховый мундштук янтарного оттенка сигарету, закурила. Мейбл табачный дым раздражал, но она не подавала виду.
Кстати, я только что в вашей квартире видела фантом, сказала она. Голубоватое нечто парило возле камина в этой вот комнате! Дух женщины, тут ошибки быть не может, тот самый, который я иногда вижу на вашем этаже. Скажите, у вас спокойный сон?
Встревоженная Мейбл ответила не сразу. Она страдала бессонницей, которую объясняла своим нетерпениемкогда же приедет ненаглядная Элизабет?
Я сплю плохо, но это оттого, что все мои мыслио крошке Лисбет. Тем более что вы сами сказалией грозит опасность. Во вторник я отправила в Париж телеграмму, но ответа еще нет.
Ничего такого я не говорила, Мейбл. Я всего лишь считываю послания Таро и передаю их вам.
Да-да, конечно. Я неправильно выразилась.
Мейбл смотрела на подругу с благоговением. Дама во всех отношениях незаурядная, Скарлетт Тернер знала толк в макияже и элегантных нарядах. Волосы у нее были очень светлые, завитые на плойку и убранные в высокую прическу, с челкой из искусно уложенных завитков. Взгляд ее серо-голубых глаз, казалось, скользил по людям и предметам, не особенно вникая в детали, что, впрочем, не мешало ей мастерски манипулировать женщинами.
Я часто слышу это от вашей невестки Дорис. Она передает мои предсказания своему мужу, и Мэтью посылает меня к дьяволу! засмеялась Скарлетт.
Прошу, не нужно поминать дьявола! У меня мороз по коже! попросила Мейбл, демонстрируя свое округлое, чуть тронутое загаром предплечье.
Из вестибюля, приглушенный парой закрытых двойных дверей, послышался металлический звон колокольчика, и Норма энергично промаршировала к входной двери. Еще минутаи горничная вошла в гостиную. С радостной улыбкой она подала хозяйке маленький серебряный поднос:
Телеграмма, мэм! Наверняка из Франции, от вашей дочки!
Взгляд девушки, на мгновение остановившийся на фотографии Элизабет и Ричарда Джонсона, снятых в день помолвки, мечтательно затуманился. Каждое утро Норма перышком смахивала пыль с самого фото и с его золоченой рамки.
Спасибо, Норма, можете идти.
Слушаюсь, мэм!
Пальцы Мейбл поглаживали бежевый прямоугольный конверт с надписями и красными чернильными печатями. Увидев, что гостья несколько озадачена, она тихо сказала:
Норма знает, с каким нетерпением я жду Элизабет. Когда мы вдвоем, я иногда сама заговариваю с ней об этом. Она хорошая девушка, уверяю вас.
Когда не фамильярничает с хозяйкой Но это, дорогая, только мое мнение. В присутствии этой девицы мне дискомфортно. Потусторонние вибрации, вы понимаете. Возможно даже, что ваша прислуга стоит за всеми странными феноменами, присутствие которых я ощущаю каждый раз, приходя в этот дом. Мейбл, вы меня слушаете?
Та рассеянно кивнула. Она как раз разворачивала телеграмму, досадуя, что приходится читать ее в присутствии Скарлетт. Но радость и удивление взяли верх над осмотрительностью.
Боже, какая радость! Они отплывают на пароходе «Гасконь» из Гавра 27 числа, то есть в следующий вторник. И, оказывается, уже успели пожениться. В прошлую субботу, в мэрии. Венчание состоится уже тут, в Нью-Йорке.
Мейбл еще раз перечитала короткие фразы, разделенные многоточиями, вздохнула.
Но зачем было вот так, на скорую руку, жениться? И в Париже Не об этом я мечтала! посетовала она. Теперь Лисбет приедет с мужем, а я ничего не поменяла в ее спальне, не считая штор и пары других мелочей. Меблировка, декорвсе это не подойдет для супружеской пары. Хотя они наверняка захотят жить где-то в другом месте. Эдвард расстроится не меньше, чем я. Мы ведь надеялись, что какое-то время сможем побыть со своей любимой девочкой!
Я могу принять молодоженов у себя, Мейбл. Или вашу Бонни с ее фермером, предложила Скарлетт, жадная до новых впечатлений любого рода.
Жан вообще-то не фермер. Он сначала работал на семейной мельнице, потомв замке, чтобы быть поближе к племяннице. Он младший брат Гийома Дюкена, отца Лисбет. Говорят, они очень похожи.
Как говорят французы, что за méli-mélo! воскликнула Скарлетт. Мейбл, пообещайте, что позовете меня в гости! Хочется со всеми познакомиться.
Обещаю. Лисбет вам понравится. Она настоящая красавица, и у нее особое восприятие мира.
Дорогая, мне не терпится поскорее увидеть это чудесное создание!
Думаю, они приедут дней через десять, не раньше, вздохнула Мейбл, и ее нежное сердце затрепетало от невыразимого счастья.
Монтиньяк-сюр-Шарант, мельница семьи Дюкен, пятница, 23 июня 1899 года
С наступлением тепла, по просьбе старого Антуана Дюкена, его сын Пьер с женой Ивонн устанавливали во дворе мельницы, под очень старой раскидистой липой, стол.
Всей семьей они обедали и ужинали за этим столом, к огромной радости мальчишек, Жиля и Лорана. Свою кузину Элизабет мальчики не забыли и часто спрашивали, нет ли от нее новостей. И вот сегодня, когда они после уроков прибежали домой, сидящий в кухне дед показал им письмо.
Пришло сегодня утром, мои хорошие, но дождемся родителей и потом почитаем. Элизабет пишет из Парижа. А вы накройте пока на стол, у нас гость, и он с дороги!
Старый мельник указал на молодого мужчину в военной форме, стоявшего у очага, в котором над тлеющими угольями стояла большая кастрюля.
Жюстен, это мои внуки! Жилю десять, Лорану в мае исполнилось восемь.
Мальчики, чуточку робея, кивком поздоровались с гостем, который повернулся к ним. Улыбка у молодого человека была невеселая.
Мсье, высолдат? осмелился спросить Лоран, зачарованно разглядывая красные штаны, темно-синюю форменную куртку и кожаную портупею.
Я служу в армии, но, слава Богу, не воюю, отвечал Жюстен. На неделю отпустили в увольнительную, и вот решил наведаться в родные края. Шел в Гервиль, дай, думаю, зайду сперва на мельницу, это по дороге!
И хорошо, что зашел. У нас новостей много. И в замке много чего переменилось, но об этом расскажу потом, сказал Антуан, многозначительно посмотрев на него.
Жюстен кивнул, хотя слова старого мельника его порядком встревожили. Лоран же с детской непосредственностью заявил своим звонким голоском:
Элизабет уехала в Париж! Так что мы с Жилем на бал-маскарад не попали.
Элизабет больше не живет в замке? удивился Жюстен. А мне так хотелось с ней повидаться! Если бы я знал, то вообще бы не приехал.
Что ж, теперь знаешь, вздохнул старик, провожая взглядом мальчишек.
Один понес на улицу тарелки, другойбулку хлеба и столовые приборы.
Наверное, вышла замуж и поэтому уехала?
Нет, Жюстен. Моей крошке Элизабет пришлось сбежать из замка. Это было еще в апреле, и с ней уехали Бонни, мой сын Жан и, конечно, жених, Ричард Джонсон. Свадьбу планировали в июле, но Элизабет больше не могла находиться в одном доме с Ларошем.
Почему? Он как-то ее притеснял? Никогда не забуду то утро, когда он отстегал ее кнутом!
Погоди, дети возвращаются!
Жиль и Лоран, смеясь, скакали на одной ножке. Жюстен наблюдал за ними с тяжелым сердцем. Братья были коротко острижены, лицабеззаботные, и оба в серых рубашках, на ногахсабо. Сам он всех простых радостей детства был лишен.
А ну, проказники, достаньте-ка воды из колодца! прикрикнул на внуков Антуан. Одного ведра хватит, оставите на приступке. И бегом за родителями! Скажете, что письмо принесли и что у нас гость.
Не хотите говорить при мальчиках, догадался Жюстен. Все так плохо?
Элизабет узнала, что дед, Гуго Ларош, в свое время придумал целый план, как помешать Катрин и Гийому сесть на пароход в Гавре. Бедная моя девочка! На чердаке в замке нашлись и родительские чемоданы, и даже тряпочная кукламой подарок. Еще Элизабет нашла кожаный бумажник Лароша с сохранившимися с тех пор документамиони доказывают его вину. Ларош заплатил уличным бандитам, чтобы они раз и навсегда избавили его от зятя, моего сына.
Такая низость Немыслимо! Но вам, мсье Дюкен, я верю на слово. И этот человек, вполне вероятно, мой отец? Два года назад, когда я уезжал отсюда, я был в этом уверен. Теперь предпочел бы, чтобы это была неправда. Мадлен постоянно врала, может, и на этот счет тоже?
Идем, Жюстен. Посидим под липой, выпьем по маленькой. Летом в домечто твой лéдник Мы с тобой мало знакомы. Так, здоровались на ярмарке в Монтиньяке. Но это ничего, это поправимо.
Антуан ободряюще потрепал парня по плечу. Вместе они подошли к столу из сбитых широких досок, на ножках в виде крестовины.
Забудь, что этот поганец мог быть твоим отцом, посоветовал старый мельник. Хорошие отцы растят своих детей, любят, заботятся, научают, что хорошо и что плохо.
А я запомнил только тычки и обиды: та, что называла себя моей тетей, на них не скупилась, вздохнул молодой солдат, усаживаясь за стол. Мне строго-настрого приказывали никому не показываться на глаза, и жил я на чердаке, как звереныш в клетке.
Тяжко тебе приходилось, Элизабет рассказывала. И я, мой мальчик, искренне тебе сочувствую. Но тем больше твоя заслуга, раз ты сумел остаться таким, как есть, порядочным, любящим, щедрым душой. Моя внучка тебя очень любит.
Спасибо вам, мсье Дюкен.
Зови меня просто дедушка Туан! Мне это будет приятно. И, когда закончится служба, смело приезжай, в моем доме тебе всегда найдется место.
Лицо Жюстена осветилось широкой улыбкойтак его растрогала доброта старика с голубыми глазами, такими же прекрасными, светлыми и ясными, как у Элизабет.
Подошли Ивонн с Пьером и детьми. Муж с женой были в рабочих халатах и фартуках, белых от муки. И только кисти рук у них были безукоризненно чистые и еще блестели от воды.
Здравствуйте, Жюстен! воскликнула Ивонн. Жиль рассказал, что у нас гости. Простите, что мы в таком виде: после обеда нам еще работать, так что не до переодеваний.
Пьер Дюкен, которому было уже сорок девять, задержал взгляд на лице гостя. И был так поражен, что сказал все, что было у него в тот момент на уме:
Простите, но вы так похожи на Катрин, мою невестку! Выходит, это правда, ну, что высын Лароша?
Дорого бы я дал, мсье, чтобы им не быть! ответил сконфуженный Жюстен. Но беда в том, что доказательств я уже никогда не получуни за, ни против.
Когда вы уехали из Гервиля, Элизабет часто об этом упоминала. Что вы очень похожи с ее покойной матушкой и что у вас такие же белокурые волосы, подхватила Ивонн. У меня есть фото Катрин и Гийома, сделанное по случаю крещения их малышки. Я вам покажу!
Старый мельник помрачнел. Он до сих пор не мог смириться с потерей среднего сына.
Поговорим о другом, предложил он. Сегодня пришло письмо из Парижа! Я не открывал, ждал вас. Прочтем, а потом сразу будем обедать. Иначе мальчики в школу опоздают.
Несмотря на радушие Дюкенов, Жюстен чувствовал себя в их семейном кругу лишним. Да еще в обеденное время. Он было встал, но Пьер подал ему стакан вина.
Письмо из Парижа могла прислать только Элизабет! Наверняка вам будет интересно узнать новости, сказал он. Останьтесь!
Ну-ка, что она тут пишет пробормотал Антуан, вынимая из кармана очки.
В конверте также обнаружилось две коричневые картонки с золотым тиснением, в которые обычно для сохранности вкладывались фотокарточки. Все дружно умолкли, и старик стал читать:
Милый дедушка Туан, милая Ивонн, милый Пьер, милые мои кузены!
К сожалению, я не прислала вам приглашения насвадьбужизнь в Париже настолько стремительная, беспокойная, что я пренебрегла этой традицией. Объявления о нашем предстоящем бракосочетании вывешивались в мэрии VI округа в течение положенных трех недель, и в субботу, 17 июня, мы наконец поженились. Свидетелями взяли Бонни и дядю Жана, которые в тотже день официально обручились. Оба этих события мы отпраздновали в ресторане на бульваре Сен-Жермен.
Как я уже писала, я довольно долго болелас самого приезда в столицу. Но теперь поправилась и вышла замуж за того, кого люблю.
Ричард окружает меня заботой и нежностью, такчто обо мне можете не волноваться. Во вторник,27 июня, мы уплываем в Нью-Йорк на пароходе «Гасконь».
Я очень часто думаю о вас, честное слово! Но судьба увлекает меня далеко-далеко от родины, на землю которой мне, возможно, больше никогда не ступить. А может, я все-таки приеду, но только когда человек, разбивший жизнь моих родителей, упокоится навеки.
Я буду очень рада, если Ивонн и впредь будет заботиться об их доме в Монтиньяке. И, конечно же, берите постояльцев, если это будут хорошие, порядочные люди. Это пусть маленький, но доход.
А еще я часто вспоминаю Жюстена. Если он все-таки вернется в Гервиль или если вы его увидите, передайте, чтобы не показывался в замке. Хотя, если хватит смелости, он может потребовать у Гуго Лароша, чтобы тот признал его законным сыном. В будущем это даст Жюстену права на наследство. Свою долю я ему уступаю с дорогой душой.
Еще передайте ему, что оловянный солдатик скоро совершит свое третье трансатлантическое плаванье. Он поймет.
Я вас всех люблю и крепко-прекрепко обнимаю. И отправляю две фотокарточки, которые, надеюсь, вас порадуют.
Что ж, мой мальчик, даже если б захотел, ты не смог бы выбрать день лучше, чтобы зайти в гости! Внучка тебя не забывает, воскликнул Антуан, обращаясь к гостю, и только потом положил письмо на стол.
Жюстен был потрясен. Он все еще нежно любил Элизабет, и сколько бы ни напоминал себе, что оникровные родственники, все без толку.
Мне очень приятно, пробормотал он. Слава Богу, она счастлива, и в Нью-Йорке ее ждут те, кто ее вырастил и любит.
Ричард Джонсон ее обожает, это ясно как день! мечтательно протянула Ивонн. Теперь они поженились и можно не волноватьсяуж он ее в обиду не даст.
Время покажет, буркнул Пьер и досадливо поморщился. Ему американец никогда не нравился.
Деда, а можно нам фотографии? спросил Жиль, трепеща от любопытства.
Имейте уважение к матери, пострелята! Онапервая! распорядился старый мельник.
Ивонн, с разрумянившимися от удовольствия щеками, взяла одну из фотографий и осторожно приподняла защитный слой папиросной бумаги.
Элизабет с супругом! объявила она серьезным тоном. И оба так хорошо улыбаются!
И наряжены по последней парижской моде, спорим? насмешливо отозвался Пьер. Ну-ка, покажи!