Он даже нахмурился, так велико было его удивление: одежда на молодоженах была повседневная. У Элизабет в рукахбукет, но платье светлое и простое, без декоративной отделки. Фото переходило из рук в руки, и Жюстен получил его последним. Пальцы у него дрожали от волнения.
Наконец он увидит девушку, чье лицо забыть невозможно! Элизабет смотрела в объектив спокойно, с радостной улыбкой. С Джонсоном Жюстену встречаться не доводилось, и он с горечью отметил про себя мужественную красоту американца и то, каким довольным он выглядит.
На другом фотодядя Жан и мадемуазель Бонни! вскричал Жиль. И место красивое. Они на берегу озера?
Фон нарисован на холсте, и его попросту устанавливают за спиной клиентов в фотомастерской, объяснил Антуан. А теперь передай фотокарточку мне! Жанкрасавчик в своем галстуке-бабочке! Господи, еще одно мое дитя уезжает в Америку И в этом мире нам больше не свидеться.
Дедушка Туан, может, дядя Жан скоро вернется, сказал на это Лоран, обнимая старика.
Бонни тоже хорошенькаязагляденье! восхитилась Ивонн. Эта блузка ей очень идет.
Жюстен на обрученных Жана и Бонни посмотрел мельком, из вежливости. Он думал о том, как хорошо было бы иметь фотографию Элизабет, которую всегда носил бы при себе и любовался бы ее восхитительными чертами, взглядом, улыбкой.
«Если ей пришлось покинуть замок в спешке, значит, там должны были остаться фотографии! Можно рискнуть и сходить в Гервиль. Гуго Ларош, естественно, прикажет меня гнать Но если пробраться в дом в его отсутствие»
Утвердившись в своем намерении, Жюстен с аппетитом поел поданного Ивонн сочного бараньего рагу с гарниром из тушеного картофеля и морковки. Потом выпил кофе, к которому полагалась чарка фруктовой водки, поблагодарил Дюкенов и зашагал по дороге вдоль спокойной реки.
Париж, понедельник, 26 июня 1899 года
Над столицей висела предгрозовая жара, но ритма жизни горожан это нисколько не замедлило. Толпы прогуливающихся перемещались по набережным Сены в надежде на глоток свежего воздуха.
Бонни с Жаном тоже вышли пройтись, рука в руке. У букиниста они купили книгу о том, как организовать торговое дело, будет что почитать на пароходе. Искали подходящее издание долго: прилавков было много, и каждый торговец был не прочь поболтать.
Пора домой. Нам еще чемоданы собирать. Поезд на Гавр отходит завтра в пять утра. Я, наверное, в эту ночь не усну! беспокоилась Бонни.
Ничего, в поезде подремлешь, отвечал на это Жан. Ты не представляешь, как мне не терпится выйти в море! Отец не знает, но на самом деле я позавидовал Гийому, когда они с Катрин решили переехать в Америку, в Нью-Йорк. И мне хотелось с ними, только я так и не отважился сказать. Думаю, Пьер все равно воспротивился бы. Но теперь, благодаря тебе, Бонни, и племяннице, моя мечта осуществится.
Жизнь приготовила нам много приятных сюрпризов, Жан. Разве могла я подумать, что во Франции влюблюсь? Да еще в такого красавца
Под пылким взглядом серых глаз жениха Бонни застеснялась и отвернулась, но Жан неожиданно притянул ее к себе и поцеловал в губы. Это случилось не впервые, но Бонни быстро отодвинулась.
Жан, ну пожалуйста! Только не на улице!
Почему нет? Я видел много пар, которые ни от кого не прячутся!
Видно, француженки будут посмелее, чем я, вздохнула молодая женщина. И все-таки это неприлично.
Жан ущипнул ее за талию и засмеялся. Сдержанность Бонни была ему понятна, тем более что она сама уже много раз заговаривала на эту тему.
Ты сокрушаешься, что тебе тридцать пять и ты старая дева, шепнул он ей на ушко. Но до тебя никакая другая женщина не сумела мне понравиться. И когда мы поженимся, тебе будет проще.
Бонни отвечала едва заметной улыбкой. От духоты она ощущала странную слабость в теле и на короткий миг прижалась лбом к плечу своего нареченного.
Я глупая, пробормотала она. Все оттягиваю нашу свадьбу, потому что боюсь оказаться плохой женой.
Приходи вечером ко мне в комнату, и я докажу, что это не так. Пообещай!
Она кивнула в знак согласия и была вознаграждена еще одним поцелуем в губы, от которого забилось сердце и по жилам быстрее побежала кровь. А довольный Жан Дюкен, внутренне ликуя, стал насвистывать веселую песенку.
Элизабет, в одной нижней ситцевой сорочке, уже почти закончила укладывать вещи в большой чемодан, купленный Ричардом у одного старьевщика на улице де-ла-Сен. Ей было так жарко, что она разделась почти догола, напрасно надеясь на сквознячок.
А мои вещи поместятся? спросил муж, входя в комнату. Смотри, я принес тебе тарталетку с клубникой. Ты нашла ее аппетитной!
Спасибо, ты такой предупредительный! Думаю, лучше мне сразу ее съесть. Ричард, ты готов пылинки с меня сдувать!
Я же поклялся тебя любить и сделать счастливой, Лисбет.
Он отвернулся к окну, чтобы не видеть ни ее соблазнительных ножек, ни груди в вырезе сорочки. Но сами округлости с темными сосками под тончайшей тканью разглядеть успел.
Ты, наверное, и пить хочешь, сказал он. Заварю тебе чаю!
Вот уже двенадцать дней, с того утра, как Элизабет чуть не утопилась, американец держал слово и о плотской любви не заикался. Даже в вечер свадьбы он довольствовался целомудренным поцелуем. И, к своему огромному изумлению, воспринял это спокойно. Теперь Лисбетего жена, и он счастлив, осознавая, что они проживут вместе еще много-много лет.
«Время лечит, твердил он себе. Когда она будет готова, я покажу себя нежным, деликатным любовником, и все у нас будет как раньше!»
Ричард, я не хочу чаю, сказала Элизабет. Помоги мне лучше сложить твои костюмы.
Нет, у тебя это получится лучше.
Не уходи, пожалуйста!
Каштановые волосы так красиво рассыпались по ее округлым плечам И этот знакомый призывный взгляд! Ошеломленный, он не верил своим глазам. О, как она сейчас похожа на ту юную прелестницу, которая отдалась ему в номере гостиницы в Монтиньяке!
Лисбет, что ты творишь?
Милый, я хочу попробовать! пояснила она срывающимся голосом. Я начинаю скучать по тебе, стоит тебе выйти из комнаты, и часто меня к тебе тянет. Вот и вчера вечером Но я не решилась.
Глядя на нее, как завороженный, он приблизился. Опасливо тронул ее щеки, потом лоб. Кончиками пальцев провел по шее, по руке, по бедру. Элизабет вздрогнула, когда он осмелел настолько, чтобы очертить контуры ее грудей.
Прости, дальше я не пойду, сказал он, отступая.
Нет, нет, Ричард! Продолжай! Обними меня покрепче. Ты нужен мне, я уже не боюсь. Ну же, обними!
Она увлекла его к кровати, на которую они вскоре и упали, тесно обнявшись. Сначала целовались очень робко, очень нежно, и сладость этих поцелуев сводила на нет нервное напряжение, которое они оба испытывали.
Ричард даже не пытался ее ласкатьиз страха, что любимая снова придет в смятение. Прежде он бывал излишне своеволен, считал, что своим напором непременно приведет ее к блаженству и что вести себя в постели иначене по-мужски. И Лисбет уступала своему «завоевателю», такому красивому и страстному, но теперь пришло время продемонстрировать, что он может быть и ласковым, и обходительным.
Их губы заново узнавали друг другав гармонии, в нежности. Мало-помалу Элизабет расслабилась, ушли все тревоги и страхи, и она с изумлением почувствовала, что снова его хочет. Взяла руки мужа и направила их к грудям с затвердевшими сосками. Он поласкал их немного, потом накрыл ладонями, а потом осыпал пылкими поцелуями.
Не снять ли тебе сорочку? невинно поинтересовался он. В комнате так жарко
И ты тоже можешь раздеться, выдохнула Элизабет. И закрыть двери на ключ.
Ричард встал и сделал, как она попросила. Он принуждал себя к спокойствию, но в предвкушении такого нежданного счастья сердце то и дело срывалось в галоп.
«Может, она еще передумает!»говорил он себе.
Когда он вернулся к кроватив одних кальсонах, с обнаженным торсом, Элизабет уже лежала на красном атласном стеганом одеяле с закрытыми глазами, восхитительная в своей наготе. Нательная сорочка комком валялась на коврике.
«Хотя бы этому старому извращенцу не досталось шанса ею полюбоваться! подумал он, не в силах отвести от молодой женщины глаз. Поддавшись своим грязным инстинктам, Ларош осквернил и унизил ее, удовлетворил низменную похоть. Спасибо, Господи, что теперь Элизабетмоя жена, и я готов довольствоваться созерцанием этой красоты!»
Приоткрыв глаза, она увидела, что Ричард стоит у кровати и смотрит на нее с бесконечной любовью и восхищением. Сладостное тепло, зародившееся внизу живота, растеклось по ее телу, проникло в каждую клеточку.
«Я исцелилась! Мне уже не страшно!»обрадовалась Элизабет.
И позвала его улыбкойалчущая и отдающаяся его власти. Не веря своей удаче, Ричард снова прилег, подрагивая от возбуждения. Громыхнул гром. Только сейчас любовники заметили, что в комнате темно и что солнце спряталось за серо-синими тяжелыми тучами.
Хорошо, если бы пошел дождь, прошептала Элизабет. Прошу, целуй меня, целуй крепче!
Он откликнулся на эту тихую мольбу, от игры губ и языков воспламеняясь все больше. Он так хотел обладать ею, до дрожи, и с трудом сдерживался.
Любимая, не хочу ни к чему тебя принуждать.
От сдерживаемой страсти его голос охрип. И вдруг, не думая больше ни о чем, он сунул руку меж ее бедер, чтобы подразнить интимный цветок, встретивший его таким знакомым шелковистым теплом и мягкостью. Когда мужские пальцы стали ласкать ее бутон любви, Элизабет застонала от наслаждения.
Ричард, я тебя люблю! прошептала она. Иди ко мне, я не боюсь! Возьми меня!
Она обнимала, тянула его на себя, впивалась пальцами в плечи, а емуему хотелось кричать от радости. Очень медленно и деликатно он вошел в нее и был тут же вознагражден: с коротким восторженным криком она обвила ногами его бедра.
В любовной горячке они почти не слышали шума грозы, они наслаждались и любили, позабыв об апрельской трагедии. Торжествуя, задыхаясь от счастья, Элизабет смеялась, и плакала, и льнула к любимому.
Черный призрак со страшным, перекошенным лицом больше не имел власти ни над ее телом, ни над сердцем. Мучительная сцена на чердаке, отмеченная насилием и ужасом, лишилась своего яда.
Лисбет, любимая моя! снова и снова шептал Ричард ей на ушко, не забывая и о поцелуях.
Когда супруг рухнул на постель рядом, в последнем толчке извергнув в нее свое семя, Элизабет посмотрела в окно, привлеченная певучим стуком дождя по крышам. Воздух посвежел, и дышалось теперь легко. Завтра, завтра они отправятся в плавание по бескрайнему океану, и будет много-много ночей любви под убаюкивающий плеск волн
Я счастлива, призналась она. У нас начинается новая жизнь.
Ричард, растроганный до слез, поцеловал ее в лоб, потом взял ее левую ручку и приподнял, чтобы лучше видеть золотое обручальное кольцо, которое сам надел ей на палец в знак вечной любви и верности.
3. На набережной в Гавре
Гавр, вторник, 27 июня 1899 года
Элизабет, элегантная в своем юбочном костюме с приталенным жакетом, разглядывала громадное паровое судно «Гасконь», на котором ей предстояло отправиться в Нью-Йорк. Оставив ее дожидаться возле сходней для пассажиров первого класса, Ричард пошел регистрировать билеты. Вокруг толпились и галдели люди, в ярко-синем небе парило множество чаек.
На палубе парохода работал персонал в униформе Трансатлантической судоходной компании. Ветер развевал разноцветные флаги на мачтах.
И все это, вместе взятое, создавало радостное настроение, как будто вот-вот случится что-то хорошее. Молодая женщина подумала, что ничего, в общем-то, не изменилось за тринадцать лет, отделявших ее от того, первого отъезда в страну надеждАмерику
Поберегись! крикнул подросток в полотняной бежевой каскетке.
Она отшатнулась, и вовремя: мимо прокатилась тяжелая тележка с багажом. Элизабет сразу вспомнились родительские чемоданы, какими она нашла их на сумрачном чердаке, в башне.
Это несправедливо! И я так ничего и не предприняла! прошептала она.
Ей на плечо опустилась чья-то рука, и молодая женщина вздрогнула. Это была Бонни, и вид у нее был довольный.
Я не расслышала толком. Ты о чем-то задумалась, а потом пробормотала что-то насчет несправедливости.
Я думала о людях, которые избили моего отца тут, в Гавре. Наверняка эти бандиты, которых нанял Ларош, до сих пор живы. И я прекрасно помню, что они у папы отобрали: золотые карманные часы, которые ему подарил дедушка Туан, медальон «Святой Христофор» и даже обручальное кольцо. Бонни, папа остался жив только потому, что их спугнул какой-то железнодорожник. И эти мерзавцы сбежали.
Зачем ворошить прошлое? вздохнула Бонни, беря ее за руку. Кстати, пассажиры третьего класса уже на борту. Жан отнес в твиндек мой чемодан, и ему указали наши спальные места. Я махала тебе с палубы, но ты не заметила. И тогда я решила: спущусь и составлю тебе компанию. До отплытия еще целый час.
Бонни, вам с дядюшкой Жаном следовало взять билеты во второй класс. Тех денег, что прислал па, хватило бы, отвечала на это Элизабет. И мне по вечерам будет очень неприятно думать, что вы там, в твиндеке, в тесноте, зловонии, шуме и грязи! Я ничего не выдумываю, я помню! Это было ужасно.
Мы уже тысячу раз это обсуждали! У Жана своя гордость, он не хочет быть должным Вулвортам ни сантима, ты сама знаешь, сказала Бонни. И есть кое-что еще, о чем он тебе не говорил. Он решил путешествовать в таких же условиях, как брат. И этим как бы почтить его память
Элизабет действительно ничего не забыла. Ряды металлических двухъярусных коек, грязный пол в туалетах, стоны пассажиров, плохо переносящих качку
И это тоже несправедливо! рассердилась она. Мыодна семья, Бонни, потому что вы с Жаномжених и невеста. Я буду жить в комфорте, даже в роскоши, а выпочему-то нет. Нелепость!
Ее голубые глаза сверкали гневом. Бонни, настроение у которой было отличное, поскорее увлекла ее к прилавкам в той части набережной, которая была ближе всего к вокзалу.
Пройдемся! Тебя это немного развлечет, предложила она. Может, найдется что-нибудь на подарок детям Рамберов. Ты ведь собираешься к ним в гости?
Конечно собираюсь! Я соскучилась по Леа, ее супругу Батисту, Тони и малышке Миранде. Но в этот раз, Бонни, мы поедем к ним с тобой. У них я чувствую себя как дома. Это настоящие, хорошие друзья. И твоя правда, надо привезти им подарки из Франции. Только как быть с Ричардом? Он вернется, а меня нет.
Пойду его предупрежу! Он до сих пор стоит возле сходней.
Элизабет с умиленной улыбкой наблюдала, как ее верная Бонни семенит, придерживая рукой шляпу, которая все порывалась взлететь.
Разрешение получено! пошутила она, вернувшись. Двадцать минут, не больше.
Женщины заговорщически переглянулись и поспешили к прилавкам. Управились быстро: для маленьких Тони и Миранды Рамбер Элизабет приобрела по хрустальному шару с миниатюрной Эйфелевой башней внутри. При встряхивании вокруг башни кружился искусственный снег.
Еще была куплена красивая картонная коробка со сладостями местного производства.
Какая же я все-таки неблагодарная! вдруг вскричала Элизабет. А подарки для ма и па? Смотри-ка, там торгуют антиквариатом!
Но времени почти нет! встревожилась Бонни.
Это очень близко, времени хватит.
Тогда поторопимся! Лисбет, я не сказала Жану, куда иду.
За долгие месяцы она впервые назвала Элизабет уменьшительным именем «на американский манер».
К тебе возвращаются нью-йоркские привычки, Бонни, поддела ее Элизабет. И потом, тебе вовсе не обязательно меня сопровождать. Возвращайся к Жану. Я тут точно не заблужусь. Да, еще: отдашь мои покупки Ричарду и скажешь, что я скоро.
Хорошо, так мы и сделаем!
Перед тем как повернуться и уйти, Бонни пожала плечами, но Элизабет этого не виделаона уже спешила к магазинчику с обшарпанной витриной. Ее влекла туда какая-то неведомая сила, а перед глазами стояла матьтакая, какой Элизабет запомнила ее тогда, в Гавре: собранные в высокий пучок белокурые волосы чуть растрепались, глаза цвета океана. Как будто она рядом
«Мамочка, любимая! повторяла она про себя. Ты сейчас здесь, со мной?»
Молодая женщина испытала странное облегчение, едва переступив порог лавки, которая оказалась настолько захламленной, что передвигаться там можно было с трудом. Под настороженным взглядом торговца, сидевшего за прилавком, Элизабет осмотрелась в поисках симпатичной старинной вещицы. Владелец, лысый и с болтающимися на кончике носа очками, невнятно поздоровался. И тут же уточнил: