Сирота с Манхэттена. Огни Бродвея - Мари-Бернадетт Дюпюи 6 стр.


 Дамские безделушки выставлены в витрине!

 Благодарю, мсье, но украшения меня не интересуют.

Ответом мужчина ее не удостоил, только поморщился. Скоро Элизабет на глаза попалась фарфоровая статуэтка тончайшей работы. Это была танцовщица, сидящая на пуфике. Особенно впечатляла красота «кружев» ее балетной пачки.

 Прекрасно! Ма понравится!  едва слышно сказала она себе.

Полкой ниже стояла деревянная шкатулка с инкрустацией, без крышки, так что содержимое можно было рассмотреть. Элизабет провела пальцем по краешку шкатулки, и вдруг сердце ее сжалось и крик замер в груди. В висках застучало.

Чтобы не лишиться чувств, она вдохнула побольше воздуха, неотрывно глядя в одну точку. В шкатулке, под разрезным ножом для бумаг из слоновой кости, с узорчатой рукояткой, лежали золотые карманные часы. Она взяла их дрожащей рукой, уже не видя и не слыша ничего вокруг.

 Я брежу! Не может быть, чтобы это оказались часы дедушки Туана!

Это было сказано вполголоса, но антиквар уже встал со стула и тяжелой походкой двинулся к клиентке. Судя по выражению его круглого лица, доверия она ему не внушала.

 Что это вы там делаете, мадемуазель?

Элизабет зачарованно смотрела на часы. Открыла крышечку, затем защелкнула ее на место.

 Откуда у вас эти часы?  строго спросила она.  Да-да, вот эти! Я могу доказать, что они принадлежали моему деду, Антуану Дюкену.

 Нечего так кричать! Откуда я знаю, кто и когда ими владел. Главное, мадемуазель, что я приобрел их законным путем.

 Не мадемуазель, а мадам! Мадам Лисбет Джонсон, мсье,  поправила она, вздернув подбородок.  Скажите, кто вам их продал! Я покупаю часы, а ещевон тот костяной нож для бумаги и фарфоровую танцовщицу.

Торговец моментально смягчился: сделка обещала быть прибыльной. Порылся в ящике стола, достал лист оберточной бумаги.

 Так вы говорите, узнали часики?

 Дедушка подарил их отцу за четыре дня до нашего отъезда из Шаранты. Мне было шесть, но я могу описать, как это происходило. Светило солнце, мама держала меня за руку. Собралась вся семья, и дедушка Туан сам вложил часы моему отцу в жилетный кармашек. Помню, мне еще дали потом их подержатьзолотые, они показались мне, ребенку, настоящим сокровищем. Еще мама попросила меня вслух прочесть инициалы, выгравированные на оборотной стороне крышки: две переплетенных буквы «А»«Амбруази и Антуан»и «Д»«Дюкен».

 Ба, да таких имен пруд пруди!  заметил торговец.  Я хотел сказать, людей с такими инициалами.

Дрожащей рукой Элизабет достала из сумочки банковские билеты.

 Я не ошиблась, мсье. Сколько за все?

Цену за три вещицы антиквар запросил непомерную, но она согласилась, не торгуясь. И задала следующий вопрос:

 Прежде чем вы получите деньги, прошу, скажите, откуда у вас эти часы? Их украли у моего отца здесь, на причале, тринадцать лет назад. У нас были билеты на «Шампань». Бандиты его жестоко избили. Вы просто обязаны все мне рассказать!

Антиквар поскреб подбородок, словно обдумывая ответ. Элизабет же, угодив в ловушку прошлого, в своем стремлении получить ответ забыла обо всем.

 Ко мне за день приходит столько народу, мадам! Где же упомнить каждого? Ничем не могу помочь.

 Вы лжете, мсье!  холодно сказала Элизабет.  Я вижу это по вашим глазам, по тому, как вы говорите. Чего вы боитесь?

 Ничего я не боюсь!  отмахнулся торговец.  Вот еще!

 А за деньги вспомните?

 Нет, я человек честный. Эх, черт с вами! Часы мне принесла жена Биффара года два назад. Совсем поиздержалась, бедная. Муж у нее погиб во время крушения «Бургундии». Читали в газетах?

 Нет, я жила в провинции.

 В 1886 через Атлантику пустили четыре судна: «Бургундию», «Шампань», «Бретань» и «Гасконь». «Бургундия» вышла из нью-йоркского порта 2 июля прошлого года и через два дня, утром, в тумане, столкнулась с большим парусным судном. Через час пароход начал тонуть. Больше пяти сотен погибших, к вашему сведению.

 Ужасная трагедия!  не стала спорить Элизабет, которой вдруг стало не по себе.  Я предпочла бы и впредь этого не знать: мы сегодня отплываем.

 Надо же! А я бы к кораблю и близко не подошел, даже если б приплатили!

 Значит, эта женщина, вдова, принесла вам часы? Адрес знаете?

 Улица дю-Пор, барак с желтыми ставнями. Это за Саутхемптонским причалом, в пяти минутах ходьбы. Только вы ее не обижайте, в одиночку детей кормит.

 Благодарю вас, мсье.

Элизабет положила часы в сумочку и отдала пачку купюр антиквару, который поспешно сунул их в карман штанов, после чего упаковал для нее статуэтку и ножичек для бумаги. С пакетом под мышкой молодая женщина вышла, едва улыбнувшись ему на прощанье.

«Время еще есть! Ну конечно я успею!  убеждала она себя.  Дэни Биффар! Это имя было указано в бумагах, которые я нашла в бумажнике, на чердаке!»

Дважды она спрашивала дорогу, да и людей в порту было столько, что пришлось потолкаться.

«И почему я не подумала об этом раньше, еще в Париже? Можно было приехать в Гавр за несколько дней до отплытия, и дядя Жан мне помог бы,  корила себя Элизабет.  А вместо этого я томилась от скуки и рыдала!»

На место Элизабет добралась запыхавшейся, с раскрасневшимися щеками. Барак с желтыми ставнями примыкал к складским помещениям. Узкая, мощенная камнем улочка пропахла тухлой рыбой и прогорклым маслом.

Она постучала в приоткрытую дверь. Изнутри крикнули: «Входите!»

 Мадам Биффар?  спросила Элизабет.

Перед ней стояла седая женщина самого убогого вида, в грязном головном платке и с поникшими плечами.

 Вы из благотворительной организации?  спросила женщина.  Мне обещали выдать постельное бельев воскресенье, после мессы.

 Простите, мадам, но я по другому делу.

Элизабет осмотрелась и подумала, а не повернуть ли ей назад. В комнате было удручающе грязно. Девочка лет четырех играла на полу, присыпанном золой, возле ржавой металлической печки. Худаябольно смотреть, и в лохмотьях.

 Я в этом городе проездом, мадам Биффар, но мне нужно с вами поговорить. Я дам вам денег, если скажете, как у вас оказались эти часы.

И с этими словами она показала женщине часы, покачивающиеся на золотой цепочке. Вдова отшатнулась, лицо ее сморщилось, а в глазах застыл испуг.

 Я хочу услышать честный ответ, только и всего. Мадам, я ничего дурного вам не сделаю,  пообещала Элизабет.

 Они принадлежали моему мужу. Сам он погиб в море, но часы были дома, так что я их потом продала.

 Нет, вы лжете, вот почему вы так напуганы! Я очень тороплюсь, поэтому, умоляю, скажите правду! Даже если ваш муж их украл, его больше нет в живых, и никто вас ни в чем не сможет обвинить. Уверена, вы знаете, откуда у него появились золотые часы.

Элизабет уже начала беспокоиться, но решимости у нее от этого не убавилось. Она вынула из кошелька несколько крупных купюр и положила на жалкое подобие стола, между горкой картофельных очисток и кувшином.

 На эти деньги вы сможете какое-то время кормить детей, мадам Биффар, и даже купить им добротную одежду.

Женщина ошарашенно уставилась на банковские билеты. Тронуть их она не решалась, но и глаз отвести у нее не получалось.

 Деньги настоящие?  наконец пробормотала она.

 Конечно! И ониваши. А теперь послушайте меня: в ноябре 1886 года на причале на моего отца напали трое. Избили, ограбили. Лишился он и этих часов. Ваш муж в этом участвовал?

Женщина неохотно кивнула. Потом развела руками и плаксивым голосом начала:

 Не такой уж он у меня был плохой, Дэни. Работал носильщиком в порту, да только жалованье нес не домой, а в бистро. И если предлагали подзаработать, соглашался: деньги лишними не бывают. В тот раз к нам явился здоровяк Морис, сказал, есть работенка. Денежная

 А дальше? Только не тяните!  взмолилась Элизабет, потому что в порту пароход дал первый гудокгромкий, раскатистый.

 Ну, муж и согласился. Нужно было задать взбучку одному типу, да так, чтоб он вовремя не попал на свой пароход, «Шампань». Моему достались часы, Морис взял медальон, а рыжий Дедезолотое обручальное кольцо. Конечно, денег им тоже дали

Элизабет, внутренне содрогаясь, кивала. И тут у нее случилось озарение.

 Но ведь ваш муж и его подельники не знали папу! Как они собирались его найти на причале, среди сотен пассажиров?  вскричала она.

 Так был у них зачинщик, из чужих, он приехал накануне. Тот знал, кого хватать. Он и позвал вашего отца с собой, завел в бараки.

«Гасконь» просигналила второй раз. Элизабет в панике бросилась вон из лачуги.

Гервиль, замковый парк, в тот же день, в тот же час

Жюстен смотрел в сторону замка, невидимого за зарослями бирючины, но думал об одной лишь Элизабет, которая сегодня должна была отплыть в Нью-Йорк. А он так надеялся повидаться с нейхотя бы на часок,  тут, в парке, или в Монтиньяке, у Дюкенов.

 Ты поплывешь по бескрайнему океану, моя принцесса!  прошептал он.  Храни тебя Господь!

Приятно было вспомнить, как они часами болтали, уединившись на конюшне. Элизабет рассказывала, что принцессой ее называли родители, когда она была совсем маленькой.

 Ты этого заслуживаешь. Для меня ты всегда будешь принцесса, повелительница моего сердца!

От Дюкенов Жюстен прямиком пошел в деревню Гервиль и снял в трактире комнату. Жалованье у солдат-вольнонаемников было маленькое, но ему хватало.

Хорошо выспавшись, он сменил военную форму на рубашку и тиковые штанычтобы не привлекать лишнего внимания, пока будет бродить по окрестностям.

К усадьбе Ларошей он подошел вечером, когда стало смеркаться. Заходящее солнце золотило спины лошадей, мирно пасущихся на лугу. Жюстен с первого взгляда узнал гнедую красавицу Перль, прежде принадлежавшую Элизабет. За ней хвостиком бегал маленький жеребенок.

Перед глазами Жюстена радостной вереницей замелькали картинки прошлогоэтого утраченного счастья, отчего на душе стало еще горше.

«Как мы скакали вдоль реки, а потом усаживались где-нибудь под ивами Робко целовались, перемигивались, смеялись! Это были лучшие дни моей жизни, благодаря Элизабет. И это время не вернешь!»заключил он.

Жюстен уже собрался обратно в трактир, но тут вспомнился их последний разговор с Антуаном. В воскресенье он еще раз сходил на мельницу, и они со стариком, который был дома один, вместе отправились на рыбалку, благо тихих заводей хватало.

 Когда ты уехал, жизнь в замке пошла кувырком,  рассказывал старый мельник.  Моя дорогая подруга Адела скончалась через год, и Элизабет стала встречаться с Ричардом Джонсоном, как будто нарочно, чтобы позлить Лароша. Не знаю, как и почему все устроилось, да только Ларош уступил, и осенью они обручились. А в тот вечер, в апреле, когда они заехали на мельницу попрощаться, внучка была в отчаянии. Она не подавала виду, но я сразу все понял.

Жюстен слушал, задавал вопросы, а потом решил, что впредь постарается о счастливой молодойи чужой!  жене не думать.

«Вышла за другого? И хорошо!  говорил он себе.  Этот Джонсон ей нравится, он отвезет ее в Нью-Йорк, к Вулвортам, и там у Элизабет будет прекрасная жизнь!»

Антуан Дюкен на прощанье крепко обнял его.

 Помни, мой мальчик, двери моего дома всегда для тебя открыты! Я любил Катрин, и чем лучше тебя узнаю, тем больше убеждаюсь, что выбрат и сестра. Слава Богу, ты такой же, как моя невестка,  добрый, великодушный и отважный.

 Я и сам не устаю благодарить Господа, мсье Антуан,  отвечал Жюстен,  за то, что уродился не похожим ни на отца, ни на Мадлен, которая называла себя моей матерью. Они обаизверги.

 Иди по жизни с высоко поднятой головой, дитя мое! И не вспоминай былое,  напутствовал его Антуан.  Удачи!

Пока Жюстен прокручивал эти слова старого мельника в голове, взгляд его темно-карих глаз скользил по башенкам замка. Из его укрытия хорошо просматривался залитый солнцем луг, площадка перед конюшнями и окна просторной кухни.

 Что я вообще тут делаю? И ни души вокруг Хотя я все равно не осмелюсь ни к кому из нынешней прислуги подойти и поговорить

Но что-то его удерживало на месте. Галант, жеребец Лароша, дремал в тени деревьев, из чего Жюстен заключил, что владелец усадьбы дома, в стенах старинной крепости.

Еще пара минут тягостных сомненийи на аллее под чьими-то легкими шагами захрустел гравий. Жюстен осторожности ради присел на корточки. Идущий весело насвистывал, а потом и завел песенку. Женщина с корзинкой в руках И ее тоненький голос был ему знаком.

 Мариетта!

Имя вырвалось у Жюстена помимо воли. Еще бы, молодая прачка одаривала его своими ласками задолго до приезда Элизабет в Шаранту.

 Кто здесь?  спросила та, замерев на месте.

Он пригляделся к ней через листву. Бывшая возлюбленная ничуть не переменилась. Белокурые волосы по- прежнему убраны под ленту на затылке, розовая блузка выглядит несвежей.

 Мариетта, иди сюда!  позвал он.  Это я, Жюстен!

И показался ей, чтобы не боялась. Ее личико осветилось радостно-удивленной улыбкой.

 Надо же, вернулся!  воскликнула она, подойдя поближе.  А почему прячешься? В щечку поцелуешь?

И она со снисходительным видом подставила ему щеку. Жюстен дружески ее чмокнул, хотя прикосновение к теплой девичьей коже его все-таки взволновало.

 Только теперь без глупостей! Я замужем за Бертраном, помнишь его?

Он похлопал по травке, приглашая ее присесть. Молодая женщина с чинным видом пристроилась с ним рядом.

 А, незабвенный Бертран! Он свое уже отслужил?

 Комиссовали, и, когда отец умер, все досталось ему, моему суженому,  и надел земли, и дом. Конечно, свекровь плешь проедает, но я получила что хотела. Даже сына родила, Альфонса. На Рождество ему стукнет годик.

 Рад за тебя, Мариетта. Ты же теперь не работаешь в замке? Помнишь, сама говорила, что после замужества никого обстирывать не будешь.

 Как же, работаю на мсье Лароша. Матьта устроилась в другом доме. И Бертран каждому лишнему су рад.

Мариетта замолчала, задумалась. На лбу у нее поблескивали капельки потастояла сильная жара. От мускусного запаха ее тела у Жюстена проснулось желание. Он то и дело поглядывал на ее шею и грудь, сколько ее было видно в открытом вороте блузки. После многомесячного воздержания сдерживать телесные порывы было ох как нелегко Смущенный, Жюстен отломил веточку с куста бирючины.

 Я завтра уезжаю. На поезде в Вуарт. До Сент-Этьена, где расквартирован полк, два дня пути.

 Не представляю, где это,  отозвалась молодая женщина.  Ты насовсем в солдаты?

 Нет, у меня срочная служба. Сент-Этьенэто в департаменте Луара, Мариетта. Недалеко от Лиона.

 И где Леон, я тоже не знаю. Наверно, возле моря, потому что твоя Элизабет говорила, ты подался в моряки. Прошлым летом, перед моей свадьбой

Трудно было представить, зачем Элизабет понадобилось придумывать эту историю с морской службой. Тем временем Мариетта продолжала:

 Она дала денег на красивое платье, еще подарила браслетик и два золотых луидора.

 Это дело хорошее. Кстати, ты знаешь, что она тоже замужем и сегодня уплывает в Америку?

Как Жюстен ни старался, отчаяние явственно улавливалось в его голосе. Он вздрогнул, когда Мариетта неожиданно обвила руками его шею и жадно поцеловала в губы.

 Ты мне нравился,  призналась молодая женщина, с трудом переводя дух.  Всегда нравился, Жюстен. Если хочешь, чуть позже увидимся!

 А Бертран? А твой малыш?  возразил Жюстен, борясь с пожиравшей его похотью.  Нет, Мариетта, не надо.

Уязвленная, она хотела было встать, но он удержал ее за руку.

 Ты в замок?  спросил Жюстен.

 А куда же еще, глупый? По вторникам хожу стирать рубашки мсье Лароша.

 Тогда у меня к тебе большущая просьба, Мариетта. Можешь раздобыть фотокарточку Элизабет? Для меня это была бы огромная радость. Наверное, я больше никогда ее не увижу. А так будет память

 Так сам и иди!  возмутилась Мариетта.  Говорят, ты сын хозяина, бери что хочешь.

 Мариетта, ну пожалуйста! У меня свои резоны не попадаться Ларошу на глаза, отец он мне или нет!

Молодая женщина долго смотрела на него, рассерженно вздыхаякак, впрочем, и всегда, когда что-то было не по ней.

 Ну ладно, попробую! Но в гостиную мне хода нет, и хозяин запирает все комнаты на ключ. Если меня застанут шныряющей по дому, крику будет! Я уж не говорю о том  она осеклась.

 О чем, Мариетта?  моментально вскинулся Жюстен.  Ларош поднял на тебя руку?

Глаза у молодой прачки моментально заблестели, и она смахнула слезинку.

 Старый хрыч! В него будто дьявол вселился! Взял меня силой этой весной, и с тех пор отказать ему я не смею. Этой змеи, новой горничной Алин, видно, ему не хватает. Уложил ее в свою постель, и эта рыжая потаскуха теперь корчит из себя госпожу. В прошлый вторник, представь, приносит мне в стирку свое исподнее! Я разозлилась и как швырну его ей в морду! А хозяинтот только хохочет.

Назад Дальше