Когда взошедшая луна посеребрила воды канала, я прогавкал Марго «до скорого!»Агилюльфо к этому времени уже удалился, выписывая нетрезвыми ногами кренделя и бормоча какую-то чушь, что, мол, отныне жить будет в бочке, а сам медленно побрел к дому, если словом этим подобает называть амбар, который я сторожил.
Повторю сказанное: я не блещу умом. И даже не очень смекалист. И годы, проведенные на Водопое, не способствовали ясности мыслейони порой мчатся у меня, как вихри. И все же надо быть тупым как конь да нет, я ничего плохого не хочу сказать: эти четвероногиеславные ребята, но в смысле сообразительности незамысловаты, как дверная петля, да, так вот, надо быть тупым как конь, чтобы не понять, какая судьба ждет бойца, если он не сумеет оставаться на высоте. Либо он свинтит вовремя от своего хозяина, либо его уберут. И закопают где-нибудь.
Но, понимаете, я не из тех, кто сбегает. Не та породау нас свои правила и понятия. Хозяин есть хозяин. Плох он или ничего себе, но мой вот, к примеру, вытащил меня, одиннадцатимесячного брошенного щенка, из клетки, где я томился вместе с другими бродягами. И я перед ним в долгу. Однако люди не умеют хранить верность так, как храним ее мы. Особенно если речь идет о собачьих боях. Ясно представляя свое будущее, вернее, отсутствие его, я припомнил, что, как говорится, болезнь легче предупредить, чем вылечить, и, пока от прожитых лет и скопленной усталости не стал полной рухлядью, которой место на свалке, надо показать, что прок от меня может быть не только на ринге.
Повторяю, я не больно-то смышленый пес. Но недаром же гласит древняя мудрость, что собак жизнь учит, а не книги. И потому я рассудил верно.
Случай представился мне однажды ночью, когда пара двуногих попыталась ограбить амбар моего хозяина. Я спал невдалеке, то есть одним глазком спал, а другим все видел, потому что уже очень давно больше часа кряду спать не могу, и мне труда не составило перемахнуть через изгородь, одного злодея обратить в бегство, а другого, ощерив грозные клыки, от которых тот затрясся, будто самого дьявола увидел, притиснуть к стене. При этом я оглашал ночь басовитым лаемвоу! воу! покуда на шум не выскочил мой хозяин с бранью на устах и с бейсбольной битой в руках. Потом, верный своему обыкновению решать проблемы без вмешательства полиции, воришку он избил самолично, а меня наградил телячьей костью. Не кость это была, а просто мое почтение.
Молодец, Арап, сказал он. Хорошая, хорошая собака.
И после этой памятной истории я, в преддверии скорой пенсии, если не тренировался перед боем или не сидел взаперти накануне, старался всегда быть наготове и пресекать подобные поползновенияи в конце концов хозяин убедился, что я могу пригодиться еще и в качестве сторожа или охранника. А потому, хоть я и начал давать слабинунамеренную и преувеличеннуюи проигрывать схватки, удалось мне сохранить не только жизнь, но и ежедневную миску похлебки, а время от времении косточку, прививку от бешенства, свежую воду, возможность ночевать в амбаре и разгуливать по улицам в свое удовольствие, для чего надо было всего лишь перескочить через изгородь. Разумеется, с этого времени я мог вообще сделаться вольным бродягой, но говорю же: у собак моей да и вообще-то любой породы в генах заложены кое-какие правила и понятия. Да если бы и не было их, отвалитьзначит искать себе пропитания на свалках и помойках, а в мои годывосемь лет, для бойцового пса возраст почтенный, еще и рисковать тем, что поскользнешься на банановой кожуре и загремишь в тот отдел муниципального собачьего приюта, откуда нет возврата.
Таким манером остался я при хозяине. Был пес бойцовыйстал сторожевой. И даже ошейник носилтолстую стальную цепь, спасавшую менявот ведь парадокс! от собачьей каталажки, в отличие от брошенных или потерявшихся и невостребованных бедолаг, которые оканчивали там свои дни, будучи виноваты лишь в том, что документов у нихкак у горного кролика.
А я никогда больше не выйду на ринг Живодерни. Никогда! По крайней мере, я так считал.
· 2 ·Все кобелисексисты
На следующий день я отправился к дому той старушки, где жил Тео. На веревке полоскалось белье, однако под ним против обыкновения не было моего дружка. Сущего или бывшего. Я постоял у железной калитки, откуда вскорости вышла старушенция. Тоже огляделась по сторонам, будто искала Тео, и двинула в супермаркет на угол.
А я, обуянный любопытством, к реке: там, под мостом, мы с Тео, бывало, проводили целые часы, глядя, как идут по воде баркасы, как струится дым из фабричных труб на другом берегу. Иногда, развлечения ради погонявшись за чайками, которые поднимались вверх по течению и оказывались возле моста, мы потом снова валились наземь, отфыркиваясь и хохоча. Гляди, говорил мне Тео, гляди, какие у этих тварей острые клювыпрямо как ножи: только и смотрят, чего бы урвать. Терпеть их, сволочей, не могу. Нет, ты глянь, Арап, до чего ж подлые существа. Он их в самом деле ненавидел, хоть и на свой ладнасмешливо и спокойно. Наверно, это была детская травмавидимо, его, щенка, хотела когда-то клюнуть какая-нибудь чайка. Мне-то до них не было дела, но я любил поймать птичку и свернуть ей шею, пусть даже потом долго приходилось отплевываться перьями. Да. В общем, это были физические упражнения. Люди играют в теннис или в гольф, а мы охотимся на чаек.
На нашем обычном месте почему-то никого в этот час не было. Странно это, думал я, задумчивой короткой рысцой возвращаясь по набережной к себе рядом со взмокшими от пота двуногими в коротких штанишках и кроссовках, бежавшими от инфаркта. Нет, в самом деле, очень странно. Тео был не из тех, кто так вот, за здорово живешь, отказывается от своих привычек. Наоборот, имелись у него веские причины хранить верность этому месту. А главную причину звали Дидо.
Мы с ней познакомились однажды утром, недалеко от моста. Это был фешенебельный квартал, не чета нашему. Особняки с лужайками и всякое такое. Ее выгуливала на поводке горничнаяфилиппинка, кажется. Они прошли мимо, а мы окаменели при виде этой немыслимо изящной ирландской сеттерихи в красновато-золотистой шубке, которую в этот миг ерошил ветер, раздувая длинную шерсть на ушах. И, поверьте, это была не та кинодура, каких показывают в сериалах вроде «Леди и бродяга», и не та кинодива вроде знаменитой Лессину, чтоб вы поняли. Дидо была исключительным, просто образцовым экземпляром. До того хороша, что, казалось, асфальт плавится от одного движения ее хвоста, и с первого взгляда было видноона это знает. Они, сучки, всегда это знают.
Одно из наших преимуществ в том, что, в отличие от двуногих, мы не обязаны соблюдать политкорректность. Можно не заморачиваться. Вот взять обезьян: целыми днями чешут, простите, тешат они похоть свою в одиночку или в виде супружеских обязанностейа дети в восторге глядят на них из-за прутьев решетки в зоологическом саду, а родители только похохатывают. Иными словами, мы, животные, свободны от разнообразных предрассудков. Никто нас не пристыдит и не усовестит, а когда инстинкты берут верх, всегда можно свалить на то, что мы, как говорят люди, твари неразумные. Так что дают нам поблажки. Потачки, так сказать. После таких предуведомлений вы не удивитесь, узнав, что при виде Дидомы вскоре узнали, как ее зовут, мы с Тео разом замерли, а потом приветствовали ее синхронным «вау-вау-вау!». Дескать, так и съел бы тебя, красотка, вместе с антиблошиным ошейником Боже, до чего же ты хороша Боже, как я тебя хочу И тому подобное. Скажи такое на улице мужчина женщине, он через полчаса уже сидел бы в участке. Но мы, по счастью, не люди. Кобели, одно слово. Сексисты. Мало сказать! И тем горды.
Но Дидо, говорю же, была самка до мозга костей. И приняла наши комплименты как должное, глазом не моргнув.
Это все вы вдвоем намереваетесь проделать? спросила она уверенно, учтиво и весело.
Надо будетна подмогу ребят позовем, ответил Тео, который за словом в карман не лезвероятно, за отсутствием оных.
Мимолетный взгляд, которым окинула нас Дидо, был исполнен такого пренебрежения, словно она смотрела на кучку дерьма, только что наваленную кошкойи к тому же шелудивой.
Ну да, я так и подумала, сказала она. Сами, боюсь, не справитесь. Говорить-то вы все мастера, а как до дела дойдет
Мы потеряли дар речи, а она удалилась со своей филиппинкой. С величавостью богини помахивая хвостом.
Я размышлял об этом, покуда бежал по набережной. Размышлял об этих двоихо Дидо и Тео и о том, какая незавидная роль выпала мне в этом треугольнике. После того, первого раза, мы с Тео бродили вокруг ее домаособняк за оградой, садовники, три автомобиля у ворот. Поначалу Дидо не баловала нас появлениями: выходила к решетке в строго отведенное время, играла с мячиком, будто нас и не было. Но однажды выбралась наружу, воспользовавшись тем, что посыльный из магазина принес какие-то пакеты. Мы с Тео улеглись под деревом на другой стороне улицы, а Дидо медленно направилась к нам. Нимало не смущаясь.
Хотелось бы выпить чего-нибудь, сказала она.
Чего, например? осведомился Тео.
Она с полным спокойствием оглядела нас.
Удивите меня.
И сильно удивить?
Там видно будет.
Тут мы, само собой, повели ее к Водопою. И это сильно повысило наш престиж среди тамошней братии. При виде золотисто-рыжей ирландки Агилюльфо навострил уши и принялся цитировать какого-то Данте про какую-то Беатриче, меж тем как Марго сверху донизу оглядывала гостью с тем кислым видом, какой умеет напустить на себя только сука, когда она разбирает по косточкам стати другой суки.
И чем же тебя угостить, красотка?
Тем же, чем и этих двоих.
Марго окинула нас критическим оком.
И откуда только вы, ребята, вытащили эту Барби?
По правде говоря, это она нас вытащила.
С важным видом подошел Фидонемецкий овчар, служащий в полицейском участке. Парень неплохой, но малость твердолобый. И не так чтоб уж кристально честный. В случае надобности ничего не стоило подкупить егото костью от хамона, то дешевой конфеткой, уворованной у зазевавшегося ребятенка. В общем, он придерживался принципа «Живи и давай жить другим».
Ты чтоне местная?
Это бросается в глаза, ответила Дидо, оторвавшись на миг от желоба.
Ну-ка, ну-ка, дай-ка взглянуть и он осмотрел ее ошейник, убедившись, что все в порядке. Привита и от бешенства, и от всего прочего. Указаны даже ее кличка и адрес.
Если решишь посадить ее, меня кинь в ту же камеру, сказал Тео.
И меня, добавил я.
Фидо глядел растерянно, не зная, то ли разозлиться, то ли принять за шутку. Я же сказал, что, как и положено полицейскому, он был не очень смекалист. Но службу понимал не хуже Рин-Тин-Тина. В задумчивости он почесал морду.
Негоже приличной барышне разгуливать в такой час в таком квартале.
Спокойно! вступился Тео. Онасо мной.
И со мной, встрял и я.
Дидо посмотрела на нас и спросила ехидно:
Вы вообще все делаете на пару?
Почти все.
Amicitia lucet aequales, сообщил Агилюльфо. Как сказал Цицерон, «Дружба осеняет равных».
Равны во всем, во всем? спросила Дидо, не сводя с нас глаз.
Мы доказали ей это попозже, под нашим мостом. Уже вечерело, и в лиловатом свете заката мы, как принято говорить, «не комплексуя», трахнулись. Говорил и повторю: Дидо была настоящая секс-бомба. Мало того что красива, но еще и бесконечно уверена в себе. И знала, на что идет. И есть тут еще одна подробность, которая говорит красноречиво не только о ней, но и о том, какой был Тео и какойя. Мы начали облизывать ей уши, и оба изготовились прожарить ее, а Дидо, урча от наслаждения этим трио, предоставила нам себя. И тут вот поверх ее головы Тео глянул на меня, как он умелсо спокойной насмешкой сообщника, будто говоря: «Давай, товарищ, иди первым». И едва лишь я пристроился, обхватив Дидо передними лапами за бока, кольнуло меня нежданное угрызение совести. Возникла перед глазами картинка, вечно не дававшая мне покоя, новорожденные щенята, брошенные в мусорный бак. И всякое такое, ну, сами понимаете.
Залететь не боишься? спросил я.
Дурак, я стерилизованная.
Вот, кажется мне, с этого мига я и начал терять еетерять, еще толком не заполучив. Пренебрежительный тон Дидо и глумливый взгляд Тео в очередной раз напомнили мне, что джентльменам суки неизменно предпочитают шпану. Окончательная ясность придет ко мне чуть попозже, когда Тео кончит. Пока же яторопливо и неуклюже, потому что верзилы вроде меня всегда неловки в обращении с дамами, влез на Дидо, которая свела свое участие в процессе к тому, что стояла смирно, в такт сгибая и разгибая задние лапы. Подчинялась, ноне более того. Зато когда меня сменил Тео со своими хулиганскими ухватками, со своей гадкой улыбочкойязык высовывается между клыков, вытянула шею, изогнулась и принялась страстно покусывать его, заходясь при этом в истошном лае. Вот уж точнозавывала как сука в поре.
В нерешительности я остановился перед домом Дидо. Потом пересек улицупричем меня чуть не сшиб автомобиль, несшийся как угорелый, и подошел к ограде. Гавкнул дважды: один разкоротко, второйпротяжно, нашим давним сигналом сообщив о своем присутствии. И вот наконец появилась Дидо. Ее, должно быть, недавно выкупали, потому что шерсть казалась особенно мягкой и шелковистой. От нее приятно пахло шампунем «Клин Дог», и вся она, включая трюфель носика, сияла чистотой. Мне захотелось сунуть морду меж ее задних лапи умереть там.
Тео пропал, выпалил я без предисловий.
Знаю, ответила она. Две недели уже не видела его. Хотя с ним такое частенько бывает. Испарится куда-то бесследно, а потом возвращается с улыбочкой и нюхает у тебя под хвостом, как ни в чем не бывало.
Он ушел вместе Красавчиком Борисом, знаешь такого?
Знаю. Он живет в конце этой улицы.
Ну, так вот, оба исчезли. Бориса ищут, расклеили объявления. А до Тео, само собой, никому дела нет.
Тебе-то есть, как я посмотрю.
Мы же с ним друзья.
Друзья.
Она тряхнула головой, взметнув длинную шерсть на ушах.
Будь так добр, держи меня в курсе. Ты на Водопое бываешь по-прежнему?
Конечно.
Если узнаешь что-нибудьдай мне знать.
Я молча кивнул. Дидо просунула морду между прутьев ограды и внимательно оглядела меня.
В последнее время вы с ним мало разговаривали, да? Он мне так сказал.
А что еще он тебе сказал? спросил я, силясь сохранять спокойствие.
Сказал, что вы как-то отдалились друг от друга. Из-за меня.
Не из-за тебя, я вывалил язык между клыков. Ты-то здесь при чем? Тысобачка вольная.
Она продолжала внимательно разглядывать меня.
Тео знаешь, он какой-то особенный пес Не похож на всех прочих Стоит ему лишь лизнуть меня, как он умеет, у меня ноги подкашиваются.
Меня это не касается.
Мне очень жаль, Арап Правда. В конце концов, мыживотные. И есть такое, где нас ведет не разум, а инстинкт. Тео
Я отпрянул от ограды.
Прощай, Дидо. Еще увидимся.
Погоди она придержала меня зубами за ошейник. Тыславный пес, Арап. И достоин хорошей подружки.
Почем ты знаешь, чего я достоин?
Тео рассказал мне твою историю. О боях насмерть Чудо, что ты выжил.
Трепло твой Тео.
Знаешь, он очень любит тебя. И сказал мне как-то, что, мол, единственная помеха нашему с ним счастьюэто боль, которую мы причинили Арапу.
Люди пожимают плечами, демонстрируя безразличие, а я махнул хвостом.
Не важно. Предпочла бы ты менябольно было бы Тео.
Она призадумалась на миг, помотала головой.
Чего-то я сомневаюсь, что ты пожертвовал бы дружбой ради меня, а? Скорее бы отказался, разве не так?
Этого мы уже никогда не узнаем, ответил я.
И пошел прочь.
В тот же день, но попозже, среди наваленного грудами мусора, который никто не убирал, я допросил Сюзи, потаскушку с проезда Рата. И поначалу не узнал ничего нового. Она тоже в последний раз видела Бориса и Тео перед их исчезновением.
Шли спокойно, бок о бок. Ничего необычногобыли такие, как всегда. Я им гавкнулане хотите ли, дескать, мальчики, отдохнуть, но они и ухом не повели. Тео рассеянно улыбнулся мнетак, слегка. А Борис даже не взглянул в мою сторону, шел, отставив и напружив хвост в своей манере Я еще подумала: «Ах, ты, воображала, куколка из дерьма, баловень, строит из себя тут невесть что, понимаешь Чтоб тебя, думаю, мусорный фургон переехал!»