Дория открыла окно, чтобы подышать свежим воздухом: у нее кружилась голова. Она и забыла, как отец умеет пить! Похоже, зря она попыталась за ним угнаться. Напротив, в подъезде «В», горело только одно окно: в этой комнате все еще работал за столом брюнет с безупречно зачесанными на косой пробор волосами. Это была не та очаровательная волнистая прядь, которая игриво закрывает один глаз и которую откидывают, небрежно на нее дуя. Нет, это была безукоризненно послушная прядь, которая держалась сама по себе. Дория задумалась, над чем этот человек может работать в такое время и с такой сосредоточенностью. По форме его стола и лампы она предположила, что он, скорее всего, архитектор. Может быть, он как раз сейчас чертит планы парикмахерского салона, специализирующегося на идеально прямых проборах? Почувствовав на себе чужой взгляд, мужчина поднял голову. Дория увидела лицо с идеально правильными чертами и квадратной челюстью. Секунду он разглядывал ее, затем снова погрузился в свою работу. Дория резким движением захлопнула окно.
9Его мозг перелистал знакомый каталог эротических картинок
В соседней комнате Симон настороженно прислушался в надежде, что его тетя быстро заснет. Накануне, прижавшись ухом к стене, он услышал, что она стала тихонько похрапывать сразу же, как потушила свет. Но эту удачу Симон приписал пережитому ей волнению. Бедняжка Дория, наверное, так утомилась сегодня, что уже заснула. Но Симон понимал, что не каждый вечер его ждет такое везение. Если она так же, как и он сам, допоздна сидит за своим компьютером, его ждет возвращение в страну бессонницы. Симону с детства было трудно заснуть. Ребенком он боялся наступления ночи. Время отхода ко сну всегда вызывало в нем безотчетную тревогу, о которой Симон никому не говорил, даже матери. Переезд к деду, каким бы неприятным он ни казался ему вначале, имел огромное преимущество: он решил эту проблему. В этой квартире Симон мог спокойно предаваться единственным двум занятиям, которые помогали ему заснуть: выкурить косячок травы и заняться онанизмом. Эти «снотворные» ни с чем не могли сравниться. После этого каждодневного, вернее, ежевечернего ритуала ему оставалось только нырнуть под одеяло и забыться блаженным сном. Симон не мог нарадоваться, но теперь все могло быть нарушено внезапным появлением Дории.
Ладно еще, если она учует травку, страшно, что она может что-нибудь услышать! Симон почувствовал, как загорелись уши и покраснели щеки от стыда, едва он успел подумать о том, что произойдет, если у него случайно вырвется стон.
Симон решил дождаться, когда Дория заснет, и, чтобы убить время, начал, не торопясь, чистить зубы. В зеркале ванной он заметил, что его волосы сбились на правую сторону, провел пятерней по липким от геля прядям, пытаясь их выровнять. Пора бы помыть голову Ладно, завтра. Симон попытался вспомнить, не весь ли день он провел с такой прической, и улыбнулся себе в зеркале. У него вырвался смешок. Ну и дурацкий же у него вид с этой прической под телепузика. Он прыснул с полным ртом зубной пасты. Голова кружилась. Стало быть, он сегодня выпил лишнего в компании деда и тетки. Извращение какое-то! Макс, несмотря на свой возраст, по части выпивки мог дать фору кому угодно. После виски он открыл бутылку шабли к рыбе, а затем бруйи, чтобы воздать должное сыру. Возвращаясь в спальню, Симон с удивлением подумал, что в конечном итоге это был хороший вечер. Сардины оказались ничего себе, есть можно, хотя он и опешил, увидев плавающие в красном соусе белые кусочки.
Сказать, что Симон вначале был не в восторге от переселения к деду, значит ничего не сказать. Он бы, разумеется, предпочел снять угол в мансарде на Сен-Жермен-де-Пре, неподалеку от университета, но из-за заоблачных цен даже на простую каморку с туалетом на площадке он, смирившись, обосновался у Макса. О том, что дед тоже был не в восторге от перспективы принять его у себя, он узнал, подслушав телефонный разговор Макса с матерью, из которого понял, что она своего родителя просто уговорила.
Хотя бы это ты можешь для меня сделать! Раз уж ты совсем не помогал мне, когда я училась, проскрипела она тем неприятным, сварливым тоном, которым обычно разговаривала с Максом.
Эгоизм деда был семейной легендой. В итоге Симон старался занимать в квартире как можно меньше места и проводил все время, уединившись в своей комнате, что не особенно шло на пользу его цвету лица. Он скучал по Шантийи, родительскому саду, лошадям, лесу, матери, своей комнате Словом, по всему, от чего он два месяца назад с таким энтузиазмом сбежал в Париж.
Он открыл окно, чтобы покурить косяк, и покосился вправо, на окно Дории. Свет не горелдобрый знак. Затем он поднял взгляд на окно Анжелики. В некоторые удачные вечера он видел, как она раздевается, но теперь она, наверное, уже спит Погасло последнее окно в подъезде «В». Лео Клайн из студии «Клайн Дизайн» наконец ушел из своего кабинета. Симон в последний раз затянулся косяком, закрыл окно, захлопнул ставни и нырнул в постель. Его мозг перелистал знакомый каталог эротических картинок, в том числе и весьма горячих, но в этот вечер Симон Ламбер заснул сразу же, только успев положить руку на ширинку трусов.
10Я из тех женщин, которые замечают такие вещи
Как-то утром Мира позвонила в дверь квартиры, чтобы передать Дории пакет, который только что оставил у нее некий молодой блондин. Фредерик в роли почтальона-фотографа, умора да и только!
Когда он заглянул ко мне, то попросил разрешения сфотографировать меня в моей ложе. Никуда не спешил, улыбался. Такого приятного человека редко встретишь. И взгляд из-за очков добрый-добрый Я из тех женщин, которые замечают подобные вещи.
Мира подождала немного, не выпуская из рук конверты, надеясь узнать какие-либо подробности об этом ангельском посланнике.
Спасибо, Мира! сухо поблагодарила ее Дория, пытаясь забрать конверты.
Консьержка поджала губы:
Он попросил, чтобы ты позаботилась о переадресовке писем. Он больше не хочет заниматься твоей почтой.
Дория закрыла дверь со вздохом. Она вспомнила, что принесла с собой пачку конвертов в тот день, когда ходила за своими вещами, и положила их на письменный стол, пообещав себе разобрать их позднее. Она уложила письма красивой прямоугольной стопкой, села за стол и взялась за работу. Сначала она поискала отправителя, от которого можно было ожидать хороших новостей, например чека или приглашения на крутую вечеринку, но не нашла ничего. Зато отыскалось три письма от ее банкира. У Дории с шестнадцати лет был счет в Генеральном банке. По странной иронии судьбы, тот же банк являлся собственником особняка, в котором жил Макс.
В первом конверте банковская выписка уведомляла ее о перерасходе в четыреста евро и, следовательно, об отказе в оплате по последнему выписанному ею чеку. Во втором конверте было уведомление о необходимости как можно скорее исправить ситуацию. В свежей почте было напоминание о банковских расходах за месяцвсего-навсего тысяча пятьсот евро: банковские комиссионные, оплата уведомлений и расходов на процедуры банка и налоговые сборы. Кроме того, банкир просил ее как можно скорее с ним связаться.
Дория отложила письма с бьющимся сердцем. Тысяча пятьсот евро! За какие-то несчастные четыреста евро перерасхода
Дория начала нервно прибираться в комнате, мысленно отшлифовывая реплики, которыми она собиралась наградить банкира: «Ваша системамашина для загребания штрафов», «Ваши капиталы складываются из отчислений с тысяч таких мелких счетов, как у меня», «Перерасход бывает у каждого пятого француза», «Прогнило что-то в финансовом королевстве» и так далее.
Она злобно взбила подушки, которыми отец украсил кровать для придания ей сходства с диваном, засунула свои сапожки в нижнее отделение шкафа, которое он освободил, чтобы было больше свободного места для ее вещей. Внезапно сложившаяся ситуация предстала перед ней во всей своей неприглядной реальности. Ничего в этой комнате не принадлежало ей, кроме одежды. У нее никогда в жизни не было своей крыши над головой, не было никаких ясных перспектив на будущее, ни одного конкретного проекта, не планировалось никаких денежных поступлений. И почему только она выбрала эту злосчастную профессию? Какая загадочная сила толкала ее каждый день вставать и снова пытаться бросить вызов судьбе? Она не мечтала, чтобы ее имя было у всех на устах, не грезила о своем лице на плакатах, экранах, страницах журналов. Она всей душой стремилась лишь к одному: перестать быть Дорией Даан, хотя бы пока исполняется роль, влезть в чужую кожу, чувствовать, действовать, жить иной жизнью.
Дория была актрисой. Актрисой совершенно безвестной и при этом выбившейся из сил. Ее драматический талант пока мог проявиться всего лишь в нескольких телефильмах и многочисленных рекламных роликах. Ее агент Жослин Дюбуа должна была находить ей настоящие, серьезные роли, но чаще всего предлагала лишь рекламу всяких унылых товаров, маргарина например. Тем не менее эти съемки приносили Дории основную часть ее доходов.
Чтобы как-то себя отрекламировать, она придумала концепцию юмористических видеороликов под названием «Бизз-базз». Это был веселый тележурнал, в котором Дория и Беттина сообщали исключительно о необычных новостях: о рождении близняшек с разным цветом кожи (одна белая, другая негритянка), о прыжке в воду девушки-инвалида в кресле с двумя электродвигателями и поплавками, об изобретение спрея, позволяющего ощутить опьянение на несколько секунд
Они тратили массу времени на поиск информации, сочинение текстов, на то, чтобы загримироваться, снять, смонтировать и выложить видео онлайн на их канал в Ютьюбе и на страницу в Фейсбуке, а также разбросать ссылки по всем доступным социальным сетям. Их относительный успех пока еще не привлек внимания кинопродюсеров и телевизионщиков, но они не расставались с надеждой когда-нибудь достичь своей цели.
Остальное время, то есть большинство вечеров, Дория проводила в барах, концертных залах, клубах. Ночь окрыляла ее, глаза, казалось, начинали видеть в темноте. Вот почему ее называли кто совой, а кто и ночной пташкой.
А пока Дория была должна своему банку почти две тысячи евро. Она накинула куртку и отправилась к своему агенту.
11Признаться, ты тоже особым спросом не пользуешься
Агентство «Рашель» занимало помещение на втором этаже ветхого особняка на бульваре Бон-Нувель, рядом с театром «Жимназ». Агентство было названо в честь прославившейся в XIX веке актрисы Рашель, которая впервые вышла на сцену в театре «Жимназ» в январе 1837 года в возрасте шестнадцати лет. У нее был короткий роман с Альфредом де Мюссе, который написал о ней: «То было невежественное создание, живущее инстинктом, настоящая принцесса цыганского племенищепотка пепла, в которой тлела священная искра». Эти несколько строк красовались на визитных карточках, рекламных буклетах, а также всех бланках агентства «Рашель», включая и контракты.
Директриса агентства, как говорили, была твердо убеждена, что в каждой из «лошадок», на которых она сделала ставку, горела эта «священная искра». Дория так и не смогла уточнить, распространяется ли эта уверенность на нее.
Дория толкнула массивную входную дверь. Помещение агентства, безупречно новое, со свежевыкрашенными стенами, мебелью светлого дерева и строгих линий, являло собой несомненный контраст с ветхостью самого особняка. Стена за стойкой администратора была украшена черно-белыми фотографиями сотен актеров, сценаристов, режиссеров, знаменитых и не очень. Агентство, что называется, показывало товар лицом. Это был всего лишь способ продемонстрировать потенциальным клиентам, что в этом аквариуме водятся и крупные рыбки. Дория отказалась от попытки найти в этом море лиц себя, кивнула администраторше и, цокая каблучками по паркету, направилась в кабинет своего агента. Жослин, предпочитавшая представляться как Джосс, что-то сосредоточенно печатала двумя пальцами, уткнувшись носом в экран компьютера.
Как так вышло, что у меня уже несколько месяцев нет работы? с места в карьер осведомилась Дория.
Но, Дуду, а как же реклама маргарина «Дельсоль»? Ты ведь сама отказалась от нее на прошлой неделе!
Я имею в виду настоящие роли!
Джосс сняла очки в темной роговой оправе, которые закрывали ей почти все лицо, и устало потерла веки кончиками пальцев. Дория прекрасно знала, что ее столь ранимый вид обманчив. Она скрестила руки на груди, показывая всей своей позой, что ждет объяснений. Агент тяжело вздохнула, заранее утомленная одной только мыслью о том, что снова придется объяснять очевидное.
Найти работу актеру сейчас сложно, как никогда Никто больше не хочет рисковать. Все предпочитают статусную актрису неизвестной.
Твоя работа как раз в том и заключается, чтобы помочь мне стать известной.
Я стараюсь, Дуду, но телевидение сейчас совсем не то, что было пару лет назад. Телеканалы угождают спонсорам, режиссеры пляшут под дудку телеканалов, заведующие отделами подбора актеров оглядываются на режиссеров, а актеры из кожи лезут вон, чтобы на них обратили внимание.
Плевать мне на твои объяснения, Джосс, я хочу работать.
Признаться, ты тоже особым спросом не пользуешься
Эта фраза была сказана с таким простодушием, что могло показаться, что в ней нет ни грамма предательства. Увы, это было не так. От унижения Дория покраснела. Естественно, на нее нет спроса, раз о ней никто не знает! Она заставила себя сохранять спокойствие.
В следующий раз, когда тебе расскажут о роли, которая может мне подойти, ты должна настоять, чтобы меня записали на пробу. Покажи мою видеопрограмму «Бизз-базз». Продавай меня!
Джосс возвела глаза небу:
Ох, Дуду, не учи ученого! Ну ладно, я постараюсь что-нибудь придумать.
Кстати, я еще не опоздала насчет маргарина? Потому что я подумала и
Уже все! Отснято и смонтировано. Поезд ушел.
Мне действительно нужна работа, срочно.
Джосс поправила очки и забарабанила по клавишам, покачав головой. Ее длинные черные волосы, которые она каждые два месяца выпрямляла у африканского стилиста, грациозными волнами задвигались по плечам. Она пролистала десяток страниц, проверила почту, постукивая по клавишам:
Может быть, у меня завтра будет для тебя кое-что. Здесь вроде бы актриса в последний момент отказалась от роли, но я пока не уверена
12Взгляд, полный самого искреннего презрения
В ванной комнате было невыносимо жарко, и Дория задыхалась в своем черном трико с длинными рукавами и леггинсах. Так и хотелось незаметно вытереть лоб уголком желто-зеленой пелерины: под тесным капюшоном и маской она начала слегка потеть. Лучи прожекторов отражались от белоснежного кафеля. Женщина, сидящая на краю ванны, невозмутимо полировала ногти пилочкой, ее жемчужное ожерелье блестело почти так же ярко, как эмаль раковины. Она разгладила ладонью свою прямую юбку, одновременно следя за тем, чтобы не измять блузку такого же белоснежного цвета, и обратила на Дорию взгляд, полный самого искреннего презрения:
Пф-ф! Этот унитаз покрыт толстым слоем бактерий и микробов, у тебя ничего не получится!
Дория прыгнула вперед, вложив в каждое движение своего тела абсолютную уверенность, и приземлилась перед злополучным унитазом на обе ноги, расставленные как у Супермена. Она вскинула в вытянутых руках упаковку чистящего средства с аэродинамическим спреем, прицелилась и, как из автомата, четыре раза пшикнула в очко со всей серьезностью сирийского снайпера. Затем наклонилась к самому унитазу, проверяя результат, и обернулась с улыбкой к женщине в белом:
И где теперь микробы?
Стоп! прогремел где-то над камерами и прожекторами недовольный голос. Все переснять! Дория, у тебя весь эпизод лоб был потный!
Декабрь
13Протягивая к огню озябшие руки, словно героиня романа XIX века
Озябшая и промокшая Дория открыла дверь квартиры. Боже, как приятно было оказаться в тепле! Она прошла от бульвара Мадлен до бульвара Монмартр пешком, после того, как они с Беттиной закончили съемки очередного выпуска «Бизз-базз». Холод и сырость проникли под кожаную куртку, пронзая насквозь. Она вся промерзла до самых носков модных сапожек. Непрекращающийся дождь превратил бульвары в зеркало, в котором отражались разноцветные неоновые огни, гирлянды и фонари. По черному небу над крышами скользили тяжелые фиолетовые тучи. Дория с удивлением увидела, что Макс с Симоном уютно устроились перед зажженным камином.
Днем в дверь позвонил трубочист и предложил свои услуги. Макс открыл ему, закутанный в толстый шерстяной кардиган. У молодого человека было доброе некрасивое лицо, запачканное сажей до самых очков, глаза подслеповато щурились из-за круглых стекол. И именно эта деталь убедила Макса его впустить. В этот промозглый вечер камин после долгой спячки вновь вернулся к своему изначальному предназначению. Дория бросилась к камину, протягивая к огню озябшие руки, словно героиня романа XIX века. При этом она заметила на каминной полке незнакомую вещь: место между двумя колоссальными слоновьими бивнями на медных подставках занял серебряный подсвечник на девять свечей. Она вопросительно оглянулась на Макса. Она не помнила, чтобы отец когда-либо зажигал свечи на Хануку.