Ок, полагаю, это не настолько неправдоподобно, бормочет он.
Хотя деревья превратились на зиму в голые скелеты, вид на горы Голубого хребта из ряда промерзших окон домика все-таки потрясающий. Джек сидит на корточках у камина и ворошит кочергой тлеющие угли. Худосочные язычки пламени время от времени поднимаются от наполовину прогоревших дров.
Интересно, что я делаю не так? говорит он себе под нос. В другой руке у него зажат смартфон, на экран которого выведена статья из Гугла «Как развести огонь».
Я улыбаюсь ему с дивана, на который забралась с ногами, и держу бокал с вином. Я часто наслаждаюсь полной неспособностью Джека освоить простые, каждодневные задачи, потому что его острый ум и образованность так сильно угнетали меня, когда мы впервые встретились. Угнетали настолько, что к третьему свиданию я мысленно отрепетировала целую речь, основанную на исследовании науки любви, которую только что изучала в рамках курса психологии сексуальности человека. Я так отчаянно хотела, чтобы Джек нашел меня интеллектуально равной себе.
Это действительно завораживает, сказала я. Мы сидели рядом на вытертом бархатном диване кафетерия. Наши разнокалиберные чашки выстроились на крошечном столе, перед недоеденными клюквенными маффинами. Его бедро прижималось к моему, и это очень нервировало.
Используя изображения, полученные с функционального магнитного резонанса, она изучала мозг влюбленных и обнаружила там пьянящую смесь продуктов химических реакций. Допамин проникает в задние спинно-мозго
Спинно-хвостовые, поправил Джек, кривя губы в улыбке.
Мое лицо обдало жаром.
Верно, именно это я и хотела сказать. И э-э предлобную часть коры головного мозга.
Я досадовала на свою ошибку и пыталась найти нужные слова, в твердой решимости произвести на него впечатление.
На самом деле это мотивация или система вознагражденияне эмоция. Нечто вроде наркомании. Фактически, химия мозга у влюбленных та же самая, что у людей, сидящих на кокаине. Стимулирует те же трансмиссии
Трансмиттеры, мягко сказал он.
Что?
Трансмиттеры.
Уф. Меня снова бросило в жар. Почему его вторая специальностьбиология? И что я делаю на свидании с человеком, пишущим сразу две докторские диссертации? Когда янесчастная младшекурсница, специализирующаяся по психологиинауке, которой занимаются люди, не знающие, чем еще заняться, потому что это красиво звучит. А я даже не знаю как следует, что такое трансмиттеры.
Я пью кофе, в надежде, что меня не выдадут трясущиеся руки и горячий напиток, который выплескивается через край чашки, хотя я вполне уверена, что только что уничтожила все шансы на четвертое свидание. Но беру себя в руки и глубоко вздыхаю. Поскольку все потеряно, можно закончить речь. Хуже уже все равно не будет. Вот только когда я пытаюсь извлечь из памяти другие научные термины и интересные факты, которые постаралась запомнить, не нахожу ничего. В эту минуту мои щеки определенно горят. Я слабо взмахиваю рукой и вяло заключаю свою жалкую мини-лекцию:
Так что, собственно говоря, это нереально
Джек склоняет голову набок, очевидно, искренне забавляясь моей глупостью и в то же время смущаясь из-за нее.
Что нереально?
Любовь.
Я не могу смотреть на него. Боюсь, что эта самая любовь написана у меня на лице.
Он молчит, и я скорее чувствую, чем вижу, как его тело придвигается ближе. От него пахнет больницей, как от человека, проведшего целый день в формальдегидной атмосфере. И меня это пьянит.
Я смотрю на него, и на секунду мне в голову приходит безумная мысль, что сейчас он меня поцелует. В желудке все сжимается от предвкушения. Наше второе свидание закончилось первым поцелуем, и мне не терпелось продолжить с того места, где мы начали. Но на этот раз он останавливается в дюйме от моих губ.
У тебя крошка, говорит он, вытирая уголок моего рта большим пальцем. Он выпрямляется, и я подношу пальцы к тому месту, которого он коснулся.
Спасибо, бормочу я. Смотрю на него, а он улыбается. Словно втайне смеется надо мной. Мое смущение прорывается раздраженным: «Что?»
Ничего, качает он головой. Я только думаю, что доктор Фишер может не знать, о чем толкует.
Почему это? спрашиваю я, все еще сгорая от гнева.
Потому что, отвечает он, откусывая от маффина. Крошки сыплются на его рубашку. Но вместо того, чтобы закончить мысль, он меняет тему и рассказывает о том, что изучал сегодня: инфлюенца у рыб или что-то такое же смехотворное, и оставляет меня мучиться мыслью, что я только сейчас все испортила. Прошло несколько месяцев, прежде чем он признался, что именно в тот момент понял, что любит меня.
В желудке становится тепло от воспоминаний, и я окликаю мужа со своего насеста.
Оставь! И без этого уютно.
Джек не поворачивается, и я знаю, что он меня не слышит. И, как пещерный человек, целиком сосредоточен на добывании огня.
Позже за сосновым деревенским столом на кухне, когда я немного плыву от двух бокалов вина и стольких ничем не замутненных часов наедине с мужем, Джек прерывает наше прекрасное молчание:
Ты волнуешься? Из-за рака?
В комнате сразу становится нечем дышать, словно Джек прямо посреди Хогвартса объявил о появлении Волдеморта.
Я смотрю на него. Теперь мы беседуем одними глазами.
Так мы говорим об этом? спрашивают мои.
Мы говорим об этом, отвечают его.
Я втягиваю воздух.
Немного, говорю я вслух и с облегчением признаю это, поскольку последние три дня делала вид, что все в порядке.
Я тоже, кивает он и проводит указательным пальцем по краю бокала, глядя в бордовую жидкость. Я жду, позволяя ему привести мысли в порядок. Когда речь заходит о серьезных темах, Джек не любит высказываться, пока не поймет точно, что собирается сказать.
Он, в свою очередь, вздыхает.
Я знаю, что иссечение опухолине такое уж большое дело, но что, если придется снова делать химию? Я заканчиваю через три месяца и думал, что мы наконец можем попытаться
Он откашливается и смотрит на меня.
насчет ребенка.
Может, Джек все-таки способен удивить меня.
Ты так думал?
Да. Я хочу покупать маленькому чуваку телескопы, и воздушные змеи, и муравьиные фермы.
Или маленькой чувихе, отвечаю я, вскидывая брови.
Или чувихе, соглашается он с тяжким вздохом.
Я смеюсь. От души.
Ребенок. Мы с Джеком всегда говорили о перспективе стать родителями в тех же неопределенных терминах, что и все молодые пары.
Однажды, когда у нас будут дети
Но мы никогда не назначали даты. Я полагала, что Джек не слишком об этом задумывается. Что у него и так куча дел, поскольку на нем висят сразу две диссертации. Я думала, что, когда он закончит, предъявит еще целый список причин, чтобы оттянуть этот день.
«Позволь мне получить сначала сертификат доктора. Может, тебе стоит закончить учебу. Давай подождем и посмотрим, как будет с опухолью».
А может, все эти предлогимои?
Но сейчас, сидя напротив Джека и видя полную убежденность в его взгляде, я отбрасываю все оправданные причины не заводить детей и все, что вижутак это малыша с плоскостопием Джека и хаосом из прядей моих шоколадных волос, с вечным стремлением Джека смеяться и моимвыстраивать машинки из спичечных коробков параллельными рядами.
Звучит идеально, говорю я. То есть все, кроме муравьиных ферм.
И мы улыбаемся друг другу, как ребятишки, которых заперли на ночь в магазине игрушек.
Мы снова занимаемся любовью после обеда, в довольно большой постели, прямо под растерявшейся головой оленя. Когда я чищу зубы над раковиной в ванной, Джек роется в своем несессере.
Твой раствор для контактных линз? понимающе спрашиваю я.
Да, мямлит он.
В боковом кармане моей сумочки.
Он улыбается и игриво шлепает меня по голой попке, проходя мимо.
Из тебя выйдет классная мамаша!
Глава 4
Купить герметик.
Я подчеркиваю предложение семь раз, чтобы оно бросалось в глаза. Так что теперь, когда я смотрю на список, он кричит мне: «КУПИТЬ ОКОННЫЙ ГЕРМЕТИК».
Успокойся, мысленно говорю я предложению. Жизнь так хороша. Я куплю герметик.
Но у тебя рак, отвечает бумага.
Вот это да. Не лезь не в свои дела.
Я сую список в сумочку и вытаскиваю айфон. Я сижу в студенческом центре «Тейт», убивая свободный час между понедельничными занятиями. Ненавижу эти шестьдесят минутслишком мало, чтобы выйти из кампуса и сделать что-то продуктивное.
Я гуглю компании, занимающиеся в Афинах полами, и звоню в первую попавшуюся. Отвечает мужчина. Судя по голосу, он курил дольше, чем я жила на свете, и говорит, что может прийти во вторник и бесплатно оценить фронт работ. Я благодарю его, кладу трубку и добавляю время в свой календарь.
Уладив одно дело, я убираю телефон на место и вынимаю каталожные карточки. Смотрю на черные жирные буквы: «Матричная теория транссубъективности». И тут же вспоминаю имя психоаналитика: Эттингер. Но детали от меня ускользают. Единственное, что способен запомнить мой мозгуик-энд с Джеком. Я все еще на седьмом небе и умираю от любви к мужу, который теперь тоже хочет стать папой. И единственное препятствие на пути к остальной нашей жизниэто визит к врачу.
Я кое-как досиживаю до конца занятийнервная энергия находит выход из тела через постукивание ногой или дерганье коленоми в конце дня снова сижу на неудобном голубом стуле в смотровой и в ожидании доктора Сандерса. Я кое-как справляюсь с угрызениями совести за то, что опять не позволила Джеку пойти со мной.
Если ты пойдешь, это будет означать, что мы ждем дурных новостей, урезонивала я его в постели вчера ночью.
Глупо, бормотал он. Ты ведь даже не суеверна.
Это не суеверие, настаиваю я. Это как в той книге«Тайна»? Мы проецируем во вселенную все наши желания. Если я поеду одна, значит, объявлю всему миру, что ничего такого не случилось. Я призываю хорошие результаты.
Так ты теперь виккан? Как в языческой Англии? Серьезно, Дейзи, я еду.
Я меняю тактику.
Ты не можешь пропустить работу в клинике, иначе, если будешь пропускать, Линг не позволит тебе закончить курс, а я не желаю быть за это ответственной.
Это, по крайней мере, отчасти правда. Джек семь лет работал над своей двойной степенью, и будь я проклята, если стану причиной того, что он не закончит вовремя.
Но истинная причина моей упорной борьбы в том, что я ненавижу казаться слабой. Особенно в глазах Джека, поэтому я никому не позволяла сопровождать меня на химиотерапию и поэтому предпочитала, чтобы меня оставили в покое, когда меня рвало в унитаз или в пластиковое ведро рядом с кроватью, если я не успевала в туалет.
Закрой дверь! орала я между сухими спазмами любому, кто дежурил рядом: Джеку, Кейли или маме.
Думаю, Линг поймет, возражает он.
Я переключаюсь на исходные аргументы и говорю, что если он пойдет со мной, значит, потенциально хочет, чтобы результаты были плохими.
Ты невероятна, говорит Джек, но я вижу, что он сдается.
Так я чувствую, пожимаю я плечами.
Теперь, хотя Джек был прав, и я не слишком верю в «Тайну» или предрассудки, повторяю про себя позитивные мысли, которые вынашивала все это время.
Крошечная опухоль.
Никакой химии.
Крошечная опухоль.
Никакой химии.
В животе урчит, но прежде чем я успеваю сунуть руку в сумку и достать принесенную с собой морковь, дверь открывается. Я поднимаю голову и вместо мохнатых червяков вижу идеально изогнутые и выщипанные брови сестры, которая делала позитронно-эмиссионную томографию. На ее бейдже написано «Лативия».
Идите за мной. Доктор Сандерс хочет поговорить с вами в своем офисе.
Это странно, потому что я никогда раньше не была в офисе доктора Сандерса. Должно быть, ему не нужна доска в смотровой, а это означает, что все лучше, чем я ожидала. Больные должны быть в смотровой. Здоровые сидят в офисах. Но если это так, почему кажется, что я иду сквозь густой, как грязь, воздух, словно мне опять девять лет и меня вызвали к директору школы?
Лативия останавливается у открытой двери. Табличка на стене рядом с ней гласит:
«Доктор Робин Сандерс
Онколог-радиолог»
Я медлю, потому что никогда раньше не замечала, что у доктора девчачье имя. Потом захожу одна, без сестры, и она закрывает за мной дверь.
Доктор Сандерс сидит в большом кожаном кресле с низкой полукруглой спинкой. Он не смотрит на меня.
Дейзи, говорит он, снимает очки и кладет на стол.
Доктор Сандерс, отвечаю я, сажусь напротив.
И тут наши глаза встречаются, и я вижу, что у него они грустные. Грустные в том смысле, как глаза других людей бывают голубыми, зелеными или карими. Глаза у доктора Сандерса цвета грусти. Именно поэтому я понимаю, что он скажет, прежде чем успевает открыть рот.
Дело плохо.
Внезапная тяжесть сваливается на меня, словно вся одежда, которую я ношу, промокла насквозь.
Он поворачивает ко мне монитор.
Это позитронно-эмиссионная томограмма здорового человека, говорит он.
Изображение на экране выглядит темно-синей шейной подушкой, с несколькими расплывчатыми пятнами желтого, зеленого, фиолетового и оранжевого. Словно тест Роршаха в цвете. Доктор Сандерс поднимает со стола карандаш.
Представьте человеческое тело как нарезанный хлебный батон, и позитронно-эмиссионная томография показывает изображение каждого ломтя.
Он пользуется карандашом, как указкой.
Вот позвоночник, легкие, грудь
Он нажимает несколько клавишей на клавиатуре, и изображение меняется.
Мы можем переходить вверх и вниз по телу, часть за частью. Видите, как светится сердце? Все клетки в вашем теле едят, обычно, сахар в какой-либо форме. Самые голодные едят больше всего, так что молекулы сахара собираются там, где находятся самые голодные клетки. Вроде сердца, почек и в любых областях, где обосновались опухоли или раковые клетки.
Он замолкает и смотрит на меня, чтобы убедиться, что я понимаю. Я молчу.
Как я сказал, это ПЭТ здорового человека. Сердце оранжевое и желтое, но в легких, печени, мозгу и так далее изменения цвета почти нет.
Он снова нажимает клавиши, и на экране появляется другое изображение.
Это ваша ПЭТ.
Я смотрю на экран. Он словно охвачен огнем.
Дейзи, рак повсюду. Метастазы в печени и легких. Костях И даже
Голос его дрожит, и эта нотка эмоций напоминает, что он сообщает новости мне. Обо мне. А не читает лекцию студентам.
Он вдыхает, нажимает клавиши, и на экране всплывает изображение поперечного разреза мозга. Внизубольшой светящийся шар.
У вас опухоль в задней доле мозга, размером с апельсин.
Моя рука тянется к затылку. Я щупаю кожу под волосами, словно выискивая кусочек фрукта. И ничего не чувствую.
Н-не понимаю, мямлю я. Челюсти еле двигаются, словно я жую патоку. Прошел всего год. И все мои полугодовые анализы были хорошими.
Он пожимает плечами и медленно качает головой.
Мне очень, очень жаль. К несчастью, такое иногда случается. Пациент проверяется раз в полгода, потом в год, и рак подкрадывается незаметно. Ваш особенно агрессивен.
Агрессивен. Почему-то сразу вспоминается речевка чирлидеров:
БУДЬ! АГРЕССИВЕН! Ты должен БЫТЬ АГРЕССИВНЫМ!
Странно иногда работают мозги. Воспоминания, которые они воскрешают.
Опухоли, которые выращивают.
Дейзи, понимаю, такое трудно осознать, но все не настолько плохо. Вы асимптоматичны, а это хороший признак. Означает, что вы чувствуете себя хорошо и можете продолжать чувствовать себя хорошо.
Он ошибается. Я не чувствую себя хорошо.
И опухоль находится в удобном месте. Легко удалить. Конечно, в нейрохирургии есть свои опасности. Поэтому вам нужно поговорить с хирургом и оценить риск. Потом. Если хотите, можем провести облучение, убедиться, что мы придавим остальные раковые клетки в мозгу. Что же до остального, можем попробовать химию, посмотреть, как ваш организм будет реагировать. Проведем клинические испытания
Говорите, что меня можно излечить, что вы можете излечить
Я машу рукой в сторону светящегося экрана.
Это?
Он кладет карандаш, которым играл, обратно на стол.
Я не
Он замолкает. Пытается снова.
Я не
И снова осекается. Похоже, решил поставить рекорд осечек.