Хм, она задумчиво облизала губы, словно ребенок, пробующий сладкое, кажется, я еще никогда прежде не целоваласьвот так.
И в тот момент, держа в руках это божественное, стройное и свежее юное создание, пахнущее девонширскими фиалками (его мать тоже любила эти духи), он подумал о Суните, своей любовнице, и о том, скольким он ей обязан. Она научила его всему. После трех одиноких лет холостой жизни в провинции он явился к ней словно бык на случку, а она выкупала его, успокоила, умастила душистыми маслами. С ней в его жизнь пришли шутки и смех, он впервые понял, что занятия любовью могут быть утонченными и возвышенными. До нее он был словно человек, пытавшийся сыграть симфонию на дешевой дудочке; она подарила ему целый оркестр.
Он приехал на ее улицу: ряд знавших лучшие времена террасных домов с коваными балконами. На углу болтали между собой все те же рикши в ожидании клиентов. Как обычно, она оставила для него возле двери зажженную свечу. В ее комнате стоял шкафчик со стеклянной дверцей, где были гордо выставлены все маленькие вещицы, которые он ей дарилсеребряная шкатулка с лондонского антикварного рынка, флакончик духов, шарф. Но сегодня в его кармане лежал чек, который он намеревался передать ей после разговора, сумма ей на будущее, которую он мог себе позволить. С упавшим сердцем он поднимался по ступенькам. Впервые в жизни она могла почувствовать себя проституткой. А он казался себе жестоким подлецом, но обязан был это сделать. Джек Чендлер скоро женится.
Глава 9Гибралтар
Мистеру и миссис Персивал Уэзерби
Парк-Хаус
Миддл-Уоллоп
Хэмпшир
21 октября 1928 г.
Дорогие папочка и мамочка,
Приблизительно через час мы прибудем в Гибралтар, и я попробую отправить это письмо.
Я лежу на койкеТори еще спити читаю книгу с испанскими фразами. Только что прочла такую: Gracias a la vida que me ha dado tanto. Мило, правда? И я подумала обо всем, что вы дали мне в жизни: не только о Парк-Хаусе, где я выросла, но еще о пони, собаках, наших походах с ночевкой, о вас самих и всем чудесном времени, которое мы проводили вместе.
Я надеюсь, что вы не очень сильно грустите, что в доме нет вашей Лягушечки. Пускай вас утешит тот восторг, с которым она смотрит в свое будущее. Мы с Тори просто летаем от воодушевления.
В первом классе много приятных людей, а еще не беспокойтесь, что мисс Холлоуэй такая молодая. Она очень добра и хорошо присматривает за нами; а еще она знает Индию как свои пять пальцев, потому что выросла там. Нас очень балует наш стюард Судай. Не понимаю, почему люди разговаривают свысока с туземцами. Я ничего против них не имею, а он очень славный.
Каждый вечер у нас устраиваются вечеринки или другие развлечения, и мы в них участвуем. У нас появился новый друг, Найджел; он занимает небольшую должность на государственной службе где-то на западе Индии; он спокойный, но очень умный и с хорошим чувством юмора. В отличие от большинства пассажиров «Императрицы» он не хочет возвращаться в Индию, так как уже прожил четыре года в глубокой провинции и хотел бы остаться дома. Он рассказал нам, как в прошлом году к нему пришел индиец и принес ухо жены, завернутое в обрывок газеты. Он отрубил его в припадке ревности, но потом простил ее, и теперь спросил у Найджела, не знает ли он способа вернуть его на место!!! Еще на пароходе плывут чайные плантаторы, армейские офицеры и прочая публика, есть несколько детей с их айяняньками.
Еще мы познакомились с Джейн Баррелл (крупной и шумной дамой) и тремя ее подругами. Фрэнк, помощник судового доктора, тоже очень приятный молодой человек. Он отрабатывает свой проезд в Индию, чтобы заняться там исследованиями какого-то вида малярии, точно не помню, но я о такой даже не слышала. Он тоже заботится о нас, а еще рассказывает разные ужасы про суициды в море и о том, как трудно оперировать в девятибалльный шторм. Он очень забавный и красивый. Кажется, Тори положила на него глаз!
Позже:
Простите, я не дописала! Отправлю мое письмо на Мальте.
Мы ввосьмером сошли на берег, так что о нас было кому позаботиться. Фрэнк (доктор) знал респектабельный ресторан с видом на залив. Пол там был посыпан опилками, по ним ходила в сандалиях толстая сеньорита.
На ленч мы ели какую-то рыбу, пойманную этим утром, и креветок, потом она принесла три пудинга, настолько вкусные, что мне даже показалось, будто это сон. (Еще немного такой жизни, и я пойду к алтарю вперевалку. На борту все одержимы едой. В меню каждый вечер бывает по пятьдесят блюд.) Фрэнк насмешил нас историей про девушку из «Рыболовецкой флотилии», которая так растолстела за недели плавания, что по прибытии в Индию свежеиспеченный супруг ее не узнал.
Когда мы вышли из ресторана, почти стемнело. Мы с Тори и наши спутники спускались пешком к заливу. Откуда-то доносилась музыка, зажглись огни, и я почувствовала, как чудесно жить на этом свете.
Мамочка, милая, помоги мне, пожалуйста. Я читала книгу про свадебный этикет и теперь озадачена. Там написано, что речи во время праздничного застолья вышли из моды, но если кто-то и должен приготовить тост, то это должен быть старый друг семьи. Кого же мне попросить? Я почти не знаю Си Си Маллинсон, поэтому ничего не могу решить. Ты можешь написать Джеку и спросить его? Кроме того, в Индии, как я узнала, полагается устраивать свадебный завтрак. Как ты думаешь, стоит ли мне надеть розовое платье из жоржета или это будет слишком нескромно?
Когда ты напишешь ответ, отправь его по адресу: Контора Кука, рю Султан Хуссейн, 15, Порт-Саид. Можно также послать телеграмму.
Ответь мне поскорее. Поцелуй от меня Коннера и угости его морковкой.
С любовью
Роза
Она снова легла на постель и подумала про отца, вспомнила их последнюю поездку в конце лета. Они решили половить форель в маленькой речке в Уэльсе возле деревни Крикхауэлл, их любимом месте. Погрузили все необходимое в багажник старенького «Даймлера»: шаткий примус, двух собак с подстилками, большой клетчатый термос, удочки, раскладушки и старую армейскую палатку, побывавшую на военной службе в Африке. Роза с детства любила такие поездки. С ними часто ездила Тори, а папа учил их разным навыкам, полезным скорее для мальчишек: сражаться на шпагах, сделанных из очищенного от коры орешника, ловить форель, ставить палатку и сооружать дом на дереве. Однажды он даже взял с собой ружье, и они состязались в стрельбе с дерева по банкам. Роза, к своему удивлению, победила всех и до конца поездки заработала прозвище ДикМеткий Стрелок. Они с Тори перебирались через речку на веревке, а вечером жарили на костре колбаски.
Роза даже сама не понимала, что старалась быть такой же храброй и ловкой, как ее брат Саймонпапа потерял сына и очень скучал по нему. Но во время той поездки, когда они остались вдвоем, все переменилось. Как-то вечером, поджаривая пойманную форель, он зажег ароматную трубку и сказал ей прямо, что жалеет о том, что они с мамочкой дали согласие на эту авантюру с Джеком. Его голос дрожал от волнения. Он сказал, что встреча с «тем самым» человекомвеличайший дар в ее жизни и что больше всего на свете ему хотелось бы, чтобы она нашла себе мужа, который был бы достоин ее. Он сидел сгорбившись на складном стуле и внезапно показался ей таким старым и печальным. Тогда она поняла, что, если даже ее замужество не будет благополучным на сто процентов, все равно теперь ее очередь защищать родителей.
Глава 10«Императрица Индии», в 150 милях от Порт-Саида
Тори проснулась в темноте и снова услыхала странные звуки. Они доносились из соседней каюты, где разместился мальчишка. Серия нараставших стонов, как будто кого-то схватили и мучили, потом бормотание, скрип койки. И тишина.
Испуганная, она лежала в темноте. Если бы парень вел себя более дружелюбно, она немедленно зашла бы к нему и спросила, все ли в порядке, но он был нелюдимым и странным. Девушки часто видели, как он курил на палубе и смотрел на море, а несколько дней назад, на балу в Сиенском салоне, устроил настоящую комедию. Оркестр играл вальсы, нравившиеся полковникам и пожилым пассажирам, и он внезапно вскочил и стал танцевать в одиночку, неистово и неуместно. Старики заворчали. Тогда она улыбнулась ему, ведь они, как-никак, были соседями, но он поспешно отвернулся.
Еще он устроил скандал и заявил, что ужинать вместе с Вивой будет он один. Девушки восприняли это заявление с облегчением, так как он был не самым приятным компаньоном за столом, но, с другой стороны, теперь из-за этого они меньше общались с Вивой, а она, по мнению Тори, была крайне загадочной и интересной особой.
Могу поспорить, что я старше его года на три, не больше, посетовала она Розе, но из-за него чувствую себя пожилой теткой.
Не забудь, возразила Роза, всегда мягче, чем Тори, судившая о людях, что в его возрасте все становятся абсолютно несносными.
Роза, ты никогда не была несносной, улыбнулась Тори. Это я былаза нас обеих.
Звуки прекратились так же неожиданно, как и начались. Тори не знала, что делать, положила голову на подушку, намереваясь все обдумать, заснула и обо всем забыла.
Через пять часов ее разбудило солнце. Она нежилась в его лучах, словно кошка на подоконнике, и снова подумала: «Как чудесно! Я свободна!»
Всего лишь три месяца назад ей не позволялось пудрить лицо без родительского разрешения, гулять одной, без компаньонки, по Лондону, не спать после половины второго ночи, а раз в две недели заставляли ходить на уроки хороших манер к миссис Крэддок в Сэлисбери.
Зато теперь ее день начнется с чая в постели, потом они посудачат с Розой по поводу вчерашнего вечера, потом будет чудесный завтрак, возможно, копченая рыба или яйца с беконом, и восхитительный кофе, который она наконец-то пьет когда хочет и чувствует себя настоящей взрослой леди. Утром их ждут всевозможные игры и, возможно, прогулка с Фрэнком, красивым помощником судового доктора, который вчера вышел на палубу как раз тогда, когда они с Розой любовались морским простором. В шесть часов Вива, милосердно оставлявшая их в покое в течение дня, придет к ним в каюту, и они устроят бишикак объяснила Вива, так на индоевропейском языке маратхи называются женские посиделки.
Накануне вечером, во время биши, у них зашла речь о том, какие качества следует искать в мужчине, и Тори, сама того не желая, рассказала Виве, которая умела внимательно слушать, про Пола, разбившего ей сердце прошлым летом.
Поначалу все было замечательно, с грустью начала Тори. Мы встретились с ним на лужайке возле дома его родителей в Тэнгли, это недалеко от нас. Он был всегда очень сумрачный и утонченный. Три года он работал в Риме искусствоведом. Моя мать толкала меня к нему как сумасшедшая и считала его превосходной партией для меня, потому что у его родителей были деньги, а мы обеднели после войны.
Тори пыталась изобразить все в смешном свете, чтобы Вива посмеялась над ее глупостью, но даже теперь ей было больно и обидно вспоминать, какой чудесной показалась ей та первая встреча: аромат старомодных роз, звон бокалов с шампанским (праздновали тридцатилетие супружеской жизни его родителей) и потрясающий молодой человек в летнем костюме и соломенной шляпе, который учтиво беседовал с ней, рассказывал забавные истории и даже один раз шутливо поцеловал ей руку.
Пол был на три года старше меня, продолжала Тори с деланым весельем, и гораздо, гораздо интереснее, чем другие знакомые парни. Он приглашал меня на концерты, где объяснял мне смысл произведения, дал мне роман под названием «Мидлмарч». Вы читали его, Вива? Довольно интересный. Пол ужаснулся, что я ничего о нем не слышала. Еще он советовал мне, какие цвета я должна носить. Я даже не знала, что у меня оливковая кожа, пока он не сказал мне.
А ты помнишь, какое милое письмо он прислал тебе? Роза поддержала ее шутливый тон, хотя помнила, как после всего ее подруга рыдала в летнем домике.
О да-да, точно, ответила Тори. Ну-ка посмотрим, помню ли я его, сказала она, хотя слова навсегда впечатались в ее мозг. «Мир так богат, произнесла она с театральным пафосом, он полон бесценных сокровищ и интересных людей. Забудьтесь в нем».
Интересные слова. Вива засмеялась; она любила слушать их истории, хотя никогда не рассказывала своим подопечным о себе. Что же случилось потом?
Он исчез. Внезапно Тори расхотелось рассказывать. Дальше все было совсем не забавно. Правда, в которой слишком больно признаться, заключалась в том, что к концу лета Тори была уверена в прочности их отношений. Мечтала о доме, который у них будет, и думала, как они назовут детей.
Но потом, она до сих пор не понимала причину, все рухнуло.
Это произошло однажды утром в начале осени. Пол спросил у ее материта боготворила его еще сильнее, так как он общался с ней на беглом французском, можно ли ему взять Тори на пикник в Магдален, свой старый оксфордский колледж. Мать, предчувствуя близкое предложение руки и сердца, была в восторге и не видела необходимости в компаньонке для дочери.
Утром они побывали в Бодлианской библиотеке, смотрели древние рукописи, а после ленча, под раскидистой ивой возле какого-то там знаменитого моста, он свернул полотенце и положил ей под голову. И неожиданновсе произошло почти помимо ее волина нее нахлынул восторг от запаха трав, при виде этой реки, уток, голубого неба, при мысли о том, что рядом с ней ее возлюбленный. Она повернулась к нему, обхватила его лицо руками и поцеловала.
И туто, ужас! он вскочил на ноги и почти что закричал на нее.
Пожалуйста, больше никогда так не делай! И отряхнул траву с брюк.
Почему, глупыш? Она пыталась сказать это игривым тоном, но безуспешно.
Он стоял над ней на фоне голубого неба и сердито сверкал глазами.
Я не терплю такие вещи, сказал он. Это нелепо и смешно.
Съеденный сэндвич окаменел в ее желудке.
Я ничего не понимаю, пробормотала она. (Даже теперь ей было больно вспоминать те минуты.) Я думала, что мы Кажется, ты сказал, что любишь меня
Тебе до этого еще расти и расти, отрезал он, словно в этом была ее вина. Вдобавок ко всему она встала, попятилась и нечаянно наступила каблуком на оборку юбки. Юбка сползла вниз, и это добавилось к оскорбительному сознанию, что она опозорилась перед ним.
Всю обратную дорогу она проплакала, ненавидя свои слезы и немножко надеясь, что он одумается. Но он был глух к ее горю. На следующей неделе он появился, снова вежливый и обаятельный, чтобы сообщить ей, что ему снова предложили работу в Риме и он должен туда поехать. И что если по его неосторожности у нее сложилось ощущение, что между ними возможно что-то большее, то ему очень жаль. Она потрясающая, замечательная девушка. Какой-нибудь другой парень будет очень счастлив с ней
Мать не разговаривала с Тори целых два дня! Зато Роза обняла ее и объявила, что Пол абсолютный мерзавец и свинья и что он будет потом жалеть до конца жизни, что потерял Тори. Они проговорили всю ночь до утра в летнем домике, она выплакала все свои слезы и выкурила столько сигарет, что на следующий день у нее саднило ноздри. Ласковые утешения Розы помогли ей. Теперь плавание на «Императрице» поднимало ей дух, но часть ее души до сих пор оставалась израненной и уязвленной, так что зря она рассказала эту историю
Как славно плыть на таком судне в молодые годы, с грустью сказал ей накануне вечером майор Смит, их попутчик. И точно: танцы, игры, легкий флирт. Но после Пола у нее остался голод. Голод по миру, который он открыл перед ней: полному бесценных сокровищ и интересных людей. Голод по мужчине, который любил бы ее такой, как она есть, без корсета и замысловатой прически. Неужели такое абсолютно, совершенно невозможно?
Солнце поднималось все выше, море сияло сапфирной синевой. В каюту вошел Судай с подносом.
Чай, леди. Без малейших упреков он обошел платье с боа из перьев; Тори сбросила его вечером и оставила лежать на полу. Чай и фруктовый бисквит, горячие булочки, иравади.
Ни Тори, ни Роза не имели ни малейшего понятия, что такое иравади, но каждое утро их смех вызывал на его лице детский восторг.
Он торжественно налил им чай из серебряного чайника, выложил горячие булочки из салфетки на тарелочки. Улыбнулся, когда они сказали, что он абсолютный молодчина, и, все еще сияя, удалился.
Мне нравится Судай, прочувствованно сказала Тори, когда за ним закрылась дверь. А сейчас ложись ко мне, Роза; давай посплетничаем, устроим гап.
Гап, их новый синоним к слову «сплетни», они позаимствовали из лекции «Кухня хинди для мэмсахиб», которые подполковник Горман читал дважды в неделю в салоне «Веллингтон». Роза слушала их с живым интересом, Тори ходила на лекции за компанию.
Роза прыгнула на койку и устроилась напротив подруги.
Только не лягни меня, предупредила она. А то я нечаянно ошпарю тебя чаем.