Глянули ракитнянцыточно! От Марусиной хаты чешут молодыеМаруся в цветастом платье, просто светится, Лешка пиджак на плечо закинул и молодую жену под руку ведет.
Куда это они? заволновался Николай, потому что его, как и баяниста Костю, мучила жажда, а без молодых Ну, не наливали, чтоб им пусто было!
Лешка с Марусей вышли со двора на улицу и остановились.
А может, вернемся? Лешка хитро глаз щурит. Вот, кажется, наелся за эти дни Марусиаж через край, а только представит себе ее тело голое манящее, снова бы
Маруся краешком губда как хочешь! Ик дому. А он смеется, за руку ее, к себе.
Ну хорошо, хорошо Пройдемся!
Она равнодушными глазами по улице повела.
А я бы и вернулась.
Лешка смеется.
Вот прямо тянешь меня в постель, ненасытная.
Маруся уже и головку мужу на плечо положила, уже и к дому шаг сделала, да заметилана лавке у своего двора худой немец уселся, «Пегас» закурил и в землю пялится.
А и пройдемся! И потянула Лешку по улице. Под руку подхватила, спина выгнулась, подбородоквыше, выше
Лешка пиджак поправилс такой женой не то что по улице пройтись не стыдно, а хоть по Парижу. Идут, улыбаются
Подожди, Маруся, говорит Лешка жене молодой. Пойду с немцем поздороваюсь.
Идем вместе.
Немец услышал шаги раньше, чем увидел Марусю и Лешку. Глаза напряг, очки поправил, встал Стоит около лавки как прибитый.
Привет немцам! Лешка Степке ладонь протянул, пожал крепко. А что это ты на нашу свадьбу не пришел?
Был затянулся сигаретой, глаза отвел. Это вас уже не было.
Лешка смеется, на Марусю хозяйским глазом.
Да нас бы и сегодня не было Вот я бы еще недели две с кровати не вставал, да жена, вишь, уперласьдайте ей по улице пройтись, свежим воздухом подышать. Так, Маруся?
Молчит Маруся. Усмехается. На немца смотрит и коралловое намысто на груди перебирает. Степка покраснел и упал на лавку.
Ну, ну Потерпи уже. Лешка Марусю обнял. Какая же ты у меня горячая Вот покурю и пойдем.
К немцу наклонился.
Дай, Степа, прикурить женатому мужчине! Обручальное кольцо немцу показывает и сигаретой к нему тянется.
Немец со своего окурка пепел стряхнул, Лешке протягивает, а самглаза в землю.
Давай, немец! Будь здоров, не кашляй! Лешка попрощался со Степой, согнул рукумол, цепляйся, жена, пойдем уже.
Маруся молча взяла мужа под руку, и молодые пошли к клубу. Степа только и видел, что их ноги. Головы не поднял. Когда уже далече отошли, немец как-то неловко поднялся с лавки, бросил окурок под ноги и молча побрел в свой двор. Возле хаты остановился, достал из кармана конфету и выбросил прочь.
Не понадобится, пробормотал.
Сел на пороге и снова закурил.
«Помру я без нее, подумал спокойно и горько. К ней теперь и не подступиться». Почему-то вспомнился покойный отец, которого ракитнянские бабы все за вдов сватали, а он только плевал им под ноги, мол, отцепитесь уже, и одно талдычил, что была уже у него женаКсанка. «И зачем мне новая жена, когда я старую забыть не могу?»не понимал калека.
«Помру я без нее», подумал снова. Отец хоть пожил с мамой, а ему Чтоему? Ночи.
Им лет по двенадцать было, когда однажды летней ночью немец как всегда, без надежд и ожиданий, принес конфету, положил ее на подоконник открытого Марусиного окна и уже хотел рвануть прочь, потому что наивно верил, что Маруся не догадывается, кто из ночи в ночь столько лет таскает ей сладости, как из открытого окна выглянула девочка. Немец убежал бы, но на тонкой шее в лунном свете увидел коралловое намысто и отчего-то замер, как последний дурак, заморгал, только и успел за вишню во дворе спрятаться.
Немец Это ты? услышал тихий шепот от окна.
«Ну все. Задразнит!»испугался и таки собрался бежать, однако ноги сами понесли к окну.
Привет, Маруська, буркнул, очки поправил. А я вот на ставок иду За рыбой Дай, думаю, по дороге вишен натрясу у Маруськи. У вас вишни немаленькие, и умолк. А ты почему не спишь? Спи уже. Вон ночь на дворе.
Известно, что ночь, шепчет. А ночью девушку звезда согревает
Как это? не понял.
Полезай в окно, приказала.
Зачем? испугался.
Потому что одна девушка на звезду смотрит и все, другая к ней тянется, а третья к себе манит
Степка залез в комнату, от страха и непонятного волнения присел под окном. Маруся присела рядом и прошептала:
Вот, немец, смотри мне! Если на другую глянешьтак все твои конфеты тебе прямо в рожу полетят.
Да не гляну, смутился.
Клянись!
Чтоб меня на куски разорвало!
Что это за клятва такая дурная?
Сама ты дурная! У меня маму гранатой разорвало.
Ладно. Пусть тебя разорвет на куски! согласилась.
Не разорвет, заволновался, очки снял, дышит на стекло, чтоб видеть лучше, а дело не в стекле, видимо. Встал. Так я пойду?
Маруся что-то там себе покумекала, напротив немца стала, глаза закрыла.
Можешь поцеловать. Но только раз.
Хорошо, растерялся, губы вытянул, Марусиной щеки едва коснулся, отшатнулся.
Девочка глаза открыла, брови сердито сдвинула, мол, что же ты делаешь, дурачок?!
Теперь я, серьезно.
Плечиком повела, подбородоквыше, к немцу потянулась и просто в губыцем! Поцеловала и уста не отняла. В Степкиной головедесять звонарей и дударь с дудкой, да все вместекак заиграли! И мир перевернулся. Руками пошевелил На месте. Не отняло. Вздрогнул, Марусю обнял, уста близкие целует, как может, а одного только хочетсябежать за тридевять земель, спрятаться ото всех, и от Маруситоже, и плакать от неожиданного и невероятного счастья.
Маруся Степку за плечи взяла, отодвинула.
Хватит Теперь уходи
Маруська, я тебя люблю, прошептал отчаянно.
Смотри мне! Люби! приказала.
В соседней комнатке во сне вздохнула Орыся. Немец перепугался до смерти и выскочил в окно. Сколько раз позднее он вот так прыгал в ночную темень Марусиного двора? И не припомнить теперь.
Когда немцу исполнилось четырнадцать, калека Григорий слег и уже не поднялся. За жизнь не цеплялся, но умирал тяжело, словно чьи-то грехи отрабатывал. Хрипел на кровати у окна и все звал Ксанку. Ракитнянские бабы взяли его под свою опеку, гнали Степку из дома, мол, не рви душу, бедолага, все равно не поможешь, но немец все сидел около отца как привязанный вплоть до того позднего вечера, когда Григорий вдруг открыл глаза и прошептал тихо и четко:
Сходи К рыбке своей
А и то, подхватили бабы, предчувствуя близкий конец. Сходи, Степа, на ставок Чего в хате сидеть? Рыбы наловишь, отца порадуешь
Сколько раз после смерти отца Степка все думал и думал над его последними словами и никак не мог понять их скрытого смысла, потому что не мог знать калека про Марусю. Никто не знал.
Хорошо Пойду встал.
Тетку Орысю увидел у дверей, смутился, голову опустил:
Я быстро
Луна тревожила черную ночь холодным белым сиянием, гасила звезды, касалась верхушек деревьев и крыш, и казалось, звезды померкнут, деревья и крыши сейчас запылают таким же белым холодным пламенем, станут пеплом и навеки растают, оставляя властвовать в бескрайней тьме только это холодное жестокое светило.
Степка дошел до сиреневого куста, увидел в открытом окне силуэтбледные до голубизны голые руки, плечи И намыстоаж черное в лунном свете. Вздохнул горько и впервые пошел к Марусиному окну не прячась. Заскочил в комнату, упал на пол под окном, прошептал:
Маруся У меня отец так сильно болеет А если помрет?
Выздоровеет. Маруся присела рядышком, прижалась к немцу.
А вдруг помрет?.. Меня ж тогда в интернат от тебя
Нет!
Со двора послышались шаги. Степка напрягся, на Марусю испуганно зыркнул.
Замри прошептала, к окну стала. Мама?
К окну подошла заплаканная Орыся.
Гришка Барбуляк помер, сказала.
Маруся замерла. В комнатке под окном в ее ногу вцепился Степка Барбуляк, сжал судорожно челюсти, чтобы не закричать.
Я к Старостенко всхлипнула Орыся. Сообщить А ты, доченька, беги к бабе Чудихе Скажи, пусть идет к Барбуляковой хате да хоть какую-то молитву над покойным прочитает
Не пойду
Орыся зыркнула на дочку удивленно.
Э, девка! Не время фокусы показывать. У людей горе
Не пойду, прошептала упрямо.
Да что с тобой, Маруся?! рассердилась Орыся. А ну быстро к Чудихе!
Не пойду! отчаянно выкрикнула. Боюсь!
Тьфу на тебя! Боится она махнула рукой Орыся и побежала со двора.
Маруся провела мать взглядом, наклонилась к немому, окаменевшему немцу, что так и сидел на полу, вцепившись в ее ногу. Погладила по рыжим волосам. Задержала дыхание, словно дыхание могло разрушить неожиданную необъяснимую гармонию
А дай-ка рукой к пуговице на сорочке.
Вздрогнул, глянул на нее беспомощно, как дитя малое. Расстегнула. Рядом с немцем на пол уселась. Брови сдвинуладумает Выдохнула.
А дай-ка задрожала. Потянулась к нему. Коснулась губами голой шеи.
Напрягся. Очки снялдиво! Все расплывается вокруг, только Марусю видит, да так четко, словно наилучшие очки на носу. Рукойпо черным косам. На плече зацепился за какую-то лямку, дернуллегкое платьишко сползло, оставило на голой груди только красные бусинки. Маруся странно усмехнулась, осторожно взяла красные кораллы. Намысто натянулось Она припала к Степке и накинула намысто на его шею: одно на двоих, судьба-хомут. Впряглисьтяните! Дальше, чем на вздох, не отойти. Ближе, чем сейчас, не бывает.
Намысто врезалось немцу в затылок, но он не ощущал боли. Как в нереальном сне намысто тянуло его на пол, на Марусютакую испуганную и такую отважную. Разлетелась одежда, сверчки за окном вдруг умолкли, и весь мир стал единой первозданной силой, помогая двум юным созданиям преодолеть непонятный, радостный, отчаянный страх.
Неожиданно немец почувствовал себя невероятно сильным. Он не понимал, да и не пытался понять, откуда вдруг взялась эта богатырская сила, что заставляет его действовать не поспешно, а уверенно и нежно, в одном ритме с биением сердца.
Когда наконец оторвался от Маруси, увидел на полу кровь. А в Марусиных глазахслезы. Испугался.
Маруся Я тебя обидел?
Нет, прошептала.
Кровь испугался еще больше.
Так бывает
Ты же плачешь?
Вот такая глупая! засмеялась тихо. Сердце радуется, а я плачу
Немец вдруг вспомнил слова тетки Орыси под окном. Отец На Марусю виновато глянул.
Беги, прошептала. Да смотри На интернат чтоб не соглашался
Немец прыгнул в окно и, прежде чем ноги коснулись земли, почувствовал необыкновенную свободу полета. Поднял головулуна исчезла, словно и не было. На целом небе сияла одна звезда.
Убегу! Хоть на край света меня отправляйтевсе равно убегу. Мне из Ракитного нельзя, хмуро отвечал Степка председателю Старостенко, когда калеку Барбуляка похоронили и встал вопросчто делать с его сыном.
Старостенко поворчал, поворчал, но опекунство над несовершеннолетним Степкой оформил по всем правилам.
Это ж не война, чтоб хлопца в интернат упрятать, объяснил жене. Пусть живет с нами.
Но Степка переезжать к председателю отказался наотрез. Сам хозяйничал в родительском доме, да так умело, что через полгода председатель уже не бегал каждый день проверять, как там его подопечный.
Когда восемнадцать стукнуло и в военкомате поставили крест на желании Степки послужить в армии и, может, хоть тем доказать, что зря ракитнянцы его немцем дразнят, он встретил как-то Марусю на улице и сказал:
Маруся! Может, давай и днем встречаться? В клуб бы там ходили, на танцы или просто Зачем прятаться?
Я? С тобой? рассмеялась. Да ты сдурел, немец?
А почему ж хотел спросить, почему ж ночью ласкаются, как ненормальные, да не отважился.
Что это ты? нахмурилась.
Да ничего. Глаза в землю.
Может, скажешь еще, что не любишь меня? С вызовом.
Люблю, прошептал.
Так зачем ты мне голову морочишь? Маруся махнула косами и пошла к конторе. Как раз секретаршей к председателю устроилась, очень этим гордилась и к работе относилась ответственново всяком случае, и на минутку никогда не опаздывала.
И тогда в первый и последний раз за все годы их удивительного тайного романа немец осмелился днем сказать Марусе больше, чем десять слов. Она пошла, а он поковырял ботинком землю, спохватился и бросился догонять.
Ох и не понравилось это Марусе! Остановилась, уничтожила взглядом и спросила, словно пощечин надавала:
Да что это ты, Степка, за мной ходишь? Не хватало еще, чтобы люди сплетничать начали.
Слышь, Маруська умолк, воздуха в грудь набрал. А зачем я тебе ночью, если днем
Что ты, немец, путаешь грешное с праведным. День Он для работы. И на небе, если туч нет, так только солнце. А ночью каждую девушку своя любовь-звезда согревает.
Зачем же любовь в ночах прятать? Любовьэто же красота.
Горько глянула.
Для людей, Степа, красотато кровь с молоком. А мы с тобоймолоко с кровью. То же самое, а люди заплюют. Понимаешь?
Нет
Так и не приходи больше никогда, крот слепой! рассердилась. И пошла к конторе. Немец так и остался посреди улицы. Голову поднялсолнце.
Помру я без нее, поставил в воспоминаниях точку. Снова закурил. Нужно утопиться. Точно. Вот пойду ночью под сирень, на окна ее гляну ина ставок. Утоплюсь.
Ракитное спало, потому что натрудилось за день, как проклятое. Все спалои люди, и куры, и свиньи, и коровы, и собаки с котами, и даже мыши, потому что нигде и тихого шелеста не услышишь. Казалось, эти куры со свиньями, коровами и даже малыми мышами знали, что люди за день все жилы порвали, вот и молчали, чтоб дать им отдохнуть.
Степка вышел на улицу. Тихо. Закурил и пошел к Марусиной хате. Под сиреневым кустом стал, «Пегасом» дымит.
Вот и вся любовь, Маруська!
Из-под сирени на окно в последний раз глянулзакрыто. Усмехнулсяа как иначе?! Верно, муж приказал закрыть. «Прощай, Маруська! подумал. Записку после себя не оставлю. Кому писать? Некому. А ты Ты и так все поймешь. Прощай!» Бросил окурок под куст и хмыкнул: сколько же раз он тут вот так топтался, если окурков целая горка высится?
Да всю жизнь и протоптался, пробормотал.
И пошел к ставку. Шагов десять сделал, а в ракитнянской ночной тишине оконцескри-и-ип. Замер. Оглянулся. Просто так оглянулся. На всякий случай. Потому что тишина бескрайняя давила, за ноги цеплялась, словно сердилась на дурного хлопца, что шатается здесь, когда спать нужно.
Оглянулся И помертвелв открытом Марусином окне тихо звенело стекольце.
Немец не поверил. Протер очки, на нос напялил, всмотрелсяоткрыто! и все равно не поверил.
Вот, значит, решила посмеяться надо мной, Маруська? вздохнул и дальше было к ставку пошел, но снова оглянулся: а ну как привиделось?
Да нет. Не привиделось. Открытое оконце. Ветерок занавеску наружу вытянул, играет, словно насмехается.
Степка воровато оглянулся и пошел к окну.
У сирени традиции не изменил: стал под куст, курил не курил, окурок бросил и отыскал старую дырку в таком же старом заборе. «А что они мне сделают?! билось в висках. Высмеют? Ну и пусть! Все равно все село надо мной смеетсянемец-несчастье. Да и она! И она сама насмехается. Это ж надозамуж выскочила, на улицу с муженьком выперлась, а сама передо мной намысто по груди катает. Сумасшедшая, не иначе. Чего хочет? И зачем окно открыла? Для меня? Да нет! Скорее всего, хочет Лешеньке своему показать, какой у нее верный раб есть, какую она себе прихоть завела было лет сто назад. Скорее всего. А я А мне все равно. Мне вот просто интересно, зачем Маруська окно открыла. Издалека погляжу и пойду. Нет у меня времени в чужие окна долго заглядывать. Мне еще это еще нужно успеть утопиться».
До окнаметра три, не меньше. Темно, хоть глаз выколи. Ничего не видно. Степка подкрался к раскидистой вишне, спрятался за нее и осторожно выглянулникого. Потоптался минуту-другую. Только из-за вишни вышел, слышитмужик захрапел. Да так душевно захрапел, что аж стекла в окнах задрожали. «Лешка, кто ж еще», подумал Степка и уже было сделал шаг к дырке в заборе, как увидел Марусю: из окна во двор наклонилась, словно высматривает кого-тои намысто коралловое с шеи свисает.
А чего это ты не спишь, Маруся? Вон ночь на дворе. Еще не наигралась с молодым своим или уже ухайдокала его до ручки? не то прохрипел, не то простонал.
Да смотрю, немец куда-то по ночи чешет. Дай, думаю, спрошу, куда собрался?