А Всё же задел, да? поняла Танька. Уход твоего корра ударил по голове?
Вино ударило по голове. Просто мне кажется, что в этой погоне за крутостью я забыла, что такое быть журналистом.
Ей больше не наливать, закончила мой вечер Танька.
Да, голова поехала уже. Короче, устала я, наверное, подытожила.
А я тебе сразу об этом и сказал, перехватил Вадик слово и бутылку.
Жаль, что функции «повторить» не существует. Такой, чтобы зашел на сайт госуслуг, подал заявку в письменном виде: «Мне надо вернуться на десять лет назад». Через две недели пришел ответ: «С какой целью?» «С целью изменить прошлое» «В заявке отказано. Неясная причина», ответили бы на портале. Потому что в прошлое могут отправляться только смелые люди, ну или чиновники. Поеду я от вас.
А мне «повторить», Вадь, я смелая и почти чиновник, протянула пустой бокал Танька.
Они, хохочущие, проводили до двери, проконтролировав, чтобы вызвала такси, поцеловали в лоб и отпустили с миром.
Когда приедешь, напиши эсэмэску, попросил Вадим.
Он всегда просил писать ему эсэмэски. Это не была верность староверию и забытой опции писать платные сообщения, это был контроль. На СМС-сообщение уходило на три секунды больше времени, чем на мессенджеры. Так он знал, что потратила я в три раза больше усилий, значит, живая, и после ложился спать спокойно.
Я вышла на влажную улицу, дождь еще покапывал в лужицы, но уже не злился, скорее, торопился раствориться в асфальтеи тут же расплывался, не ведая, что вода никогда не подружится со смесью из щебня, песка и филера. Так всегда говорил Даня.
Всё, что скапливалось во мне годами титрами, текстами, склейками монтажными, спикерами госдумовскими, бессонными ночами и литрами кофе, сваренного наспех, осело внутри осадком в стакане, и не хотелось этот осадок болтать, а потом пить. Закашлялась бы. Поэтому всё, что я копила внутри, оставляла на дне. Я как та самая ворона-москвичка, которая мешает всем сегодня спать, потому что дождь, а ей хочется пройтись по городу.
Отпустила такси, прошла вдоль пустой набережной и через один стеклянный мост оказалась у Киевского вокзала. В Брянске я не была уже два года. Когда не стало папы, как-то и не хотелось возвращаться в этот город совсем. С мамой виделись редко, иногда она приезжала, иногда я. Но в какой-то момент я просто перестала хотеть ей звонить, спрашивать, как она. Это мертвое состояние главного внутреннего органа уже не пугало. Его как будто проверяли на прочность, а потом отключили от аппарата жизнедеятельности. Дальше я следить за ним пересталану бьется там что-то, потуги какие-то издает, ну ок, дальше как-нибудь разберемся.
Наш дом в Брянске был стар, но эта старость и ветхость придавала какого-то шарма ему. Вряд ли этот шарм замечал кто-то еще, кроме меня, но по дому я скучала гораздо больше, чем по людям. Важно было просто знать, что где-то есть деревянная коробка в шестьдесят четыре метра, в которой ничего не меняется. В голове кружило фонарями билбордов совсем не от вина, а от разговора, который нервозом давил на легкие. Панические атаки случались всё реже, это не могло не радовать. Вообще, подумать не могла, что ответственность превращает людей в невротиков. Если бы я знала об этом в детстве, то еще тогда перестала бы слушать родителей и превратилась в ту, кем я, по сути-то, сталав разгильдяйку. Мамиными словами уже говорить начала.
Вошла в здание Киевского. Между кассами стояли сумки без хозяев, по углам на подоконниках и в неудобных сиденьях спали люди. Их, свернувшихся от холода, как запятые, расставили по всему вокзалу.
С тринадцатого пути отправляется поезд
На Киевском не была уже миллион тысяч лет, не видела нового ремонта, новых бомжей и цветочниц, этих бесконтактных аппаратов по продаже билетов тоже не видела. Между ребер, в центре грудной клетки сомнение разговаривало со мной азбукой Морзе, которой отбивал тот самый погибший как будто на войне, но на самом деле в мирное время орган. Поехать или не поехать? Гамлетовский вопрос все переводят на свой язык, мой демидовский звучал так.
Я так долго пыталась забыть свое прошлое, оно же частями, как строительными плитами, было вынесено из памяти. В места пустоты так ничего и не постелили, дырки не залатали. В тот май, наверное, я стала старше на жизнь, так ведь в моем саундтреке озвучено? Тогда столько прогнивших досок из меня выносили, что приходилось выбрасывать их подальше, еще дальше, что теперь частями только: тут помнютут не помню, случается.
Тот самый май стал целым сезоном моего сериала. Запахи из тех серий помню: травой пахло вкусно, весна ведь, асфальтом без машинных примесей, как пахнет подъезд, помню, запах людей и даже книг и газет. В голове запахи задержались, а вот событиякак в лужах бензин разводы оставил.
Наличными, картой? спросила сонная кассирша.
Наличными.
«Change» замигало на экране у женщины за стеклом.
Поезд МоскваБрянск, отправление в эту субботу, пятнадцатого августа, в 6:53. Прибытие в 10:56. Сдача! протянула женщина под стеклянным окном билет и деньги.
Угу.
Это как билет в прошлое. Ну вот знаете, когда кажется, что по возвращении найдешь всё на своих местахвсе старые записи, университетские лекции Узелкова, хранившиеся на память о первой большой любви, на дисках первые видео неловких стендапов в кадре оператора Громова, постельное белье на мягкой кровати, прыгая в которую, кажется, что боженька обнимает, этот вид из окна, менявшийся только со сменой времён года, этот запах маминых утренних блинов из кухни и голоса, которые стираются уже из памяти.
Простите, сигареты не будет? со спины уже на улице подошел невысокий человек в форме проводника.
Есть. Да. Сейчас. Всегда ношу обычные сигареты на случай рабочих коллапсов, которые лучше решаются только после выкуренной и не одной. Вот, возьмите! протянула. У вас зажигалка есть?
Спички! Достал из внутреннего кармана. Промокли, обнаружил вдруг.
Покурили, значит, выдохнула и вернула неподкуренную в пачку.
Проводник с сигаретой вернулся в здание вокзала. Дождь сильнее стал прыгать по лужам, делая их шире. У перехода в торговый центр выстроились в кружок по интересам таксисты, ожидавшие прибытия поездов.
Девушка, куда-то надо? обернулся один из толпыменя заприметил.
Домой бы.
Так садись, поправил кепочку на лысине и открыл переднее пассажирское.
Села на заднее, пристегнулась на всякий случай, как сказал голос из приемника навигатора.
А у вас курят? спросила у бодренького водителя.
Не-е-е, у нас не курят. Привычка плохая, будете меньше жить.
Все мы будем Ну ладно, не очень-то и хотелось, спрятала в пачку обратно сигарету, кинула на дно сумки.
Все эти кризисы, вирусывсё ломается в минуты. Какая это жизнь? Так, выживание. Автомобиль набирал скорость, выезжая на Садовое кольцо, чтобы съехать на Трёшку.
Ускоряемся.
Здесь 80 можно, посмотрел на спидометр таксист.
Не про это Да ладно.
Увернулась от разговора. Из щелки окна залетал порывами ветер и брызгал в лицо на съездах. Потянулась за телефоном. Крутила, вертела в руке, не решалась. Время на мобильном подбиралось к рассвету. Еще чуть-чутьи поливальные поедут по городу. Под колесами авто, как под подошвой осенью, шуршало, только гладкими лужами, которые по выбоинам после Девятого Мая от репетирующих танков остались. Репетировать в пандемию танки поехали почему-то по Трёшке и смели всё застеленное мэром напрочь. «Переделывать» положили бумажку в мэрии. Пока недопеределали, только как тейпом залатали и оставили до составления нового бюджета на год.
Решилась. Открыла инстаграм. «Виталий Узелков» ввела. Одна за другой фотографии абсолютно незнакомого человека из прошлого. От того мальчишки остались только рваные джинсы и острые скулы, как у «Ночных снайперов», остальное было как будто новым. Жиденькая бородка вместо дурацких усишек, крепкие плечи и широкая спина вместо субтильного тельца, которое мне понравилось когда-то, розовые откормленные щечки и никакой блеклости. Он ли это? По никуон, внешнеабсолютно другой человек. Это всё фильтры Ольги Бузовой, однозначно. Они всех красивыми делают. И как он мог мне понравиться? Не понимаю.
Прошло двенадцать лет, а взгляд тот же, остался прежним. Совсем внизу ленты совместные фотки с посвящения в журналисты. Он был старше на год, а у меня был выбрит висок. Куда мать с отцом смотрели? Сейчас вот от этого смешно очень. Тогда я так хотела казаться крутойи казалась. Казалась, но не была. Нет, наверное, домой я уже никогда бы не вернулась, в то время, в те ощущения себяникогда и ни за что. Снова пережить всё то прожитоеэто же как снова пробовать водку егермейстером запивать. Повторять не хочется.
Зашла в железнодорожное приложение и нажала отмену. Билет МоскваБрянск тут же пропал с экрана монитора, а потом появился опять. Снова нажала отмену, но билет никак не исчезал.
Черт с ним, сказала вслух, таксист оглянулся.
Всё нормально?
Да, техника шалит.
Уличные часы дернулись стрелкой на светофоре и остановились на 4:30. Время всегда такое неуверенное. День тянется, а год как будто с разбегу в стену кидает. Даже разбиться не успеваешь, как пролетает следующий. Так после нас остается только время, которое контролирует всё, что происходит вокруг. А мы разбиваемся, как в автомобильной аварии недалеко от дома. Хорошо, что от дома недалеко.
Ну что ж, аривидерчи! махнул головой сонный, но всё еще бодренький таксист.
Угу.
Усталость сбивала с ног, и хотелось прилечь поскорее. На автопилоте набрала код от двери и, пошатываясь не от хмеля уже вовсе, а от бесконечных суток, откинулась на стену лифта, так до пятого и проехала.
В эту крошечную квартирку я въехала шесть лет назад. Взрослая и самостоятельная, я решила, что умирать не планирую, и взяла ипотеку на тридцать лет. Если вы тоже планируете жить долго, то знайте, ипотека очень мотивирует. Тогда еще Даня перевозил, таскал коробки и бурчал что-то про тяжесть всех моих кастрюль и жизненных историй. По Дане я скучаю больше, чем по уходящей юности. Его не хватает очень.
Закурила на лестничном пролете, там всегда сосед дядь Паша оставлял спички за жестяными пепельницами. Пепельницы он делал сам из банок от индийского кофе. От дыма глаза стало резать тут же, как будто кто-то из-за угла горсть песка бросил. Затушила и через два глотка воздуха на ощупь оказалась в квартире.
Бросать надо.
Точно помню, что дала себе установку. Но это никогда не работало. Пока меня не прибьет тяжелым диагнозом, который будет грозить только тем, что я не смогу оплачивать ипотеку, знаю, что не остановлюсь. Отговорки сплошныеэто всё утренняя лень. Наверное, это был просто очередной август, в котором я снова становилась на жизнь старше.
Не раздеваясь, упала на кровать спиной и еще пару минут не решалась закрыть глаза, но уже где-то в подсознании проваливалась в нидру. До съемки оставалось пять часов. Три на поспать, час собраться, час доехать. Распланировала четкои провалилась.
Последние три недели уснуть я могла только под утро, так уж хроническая бессонница работала с моим организмом в крепкой связке. Я могла долго ворочаться, думать, думать, ходить за водой, пить, возвращаться, проверять, закрыта ли входная дверь, снова идти за водой, думать, ворочаться, листать длинные ленты соцсетей, снова проверять, закрыта ли входная, ложиться максимально удобно и мягко проваливаться в сон. По утрам после бессонницы просыпаться всегда невыносимо, день обычно начинается в обеди всё снова по кругу до самого утра. Восстановить сон удавалось, потом снова срывалась и уже как полгода пришла в себя, и вот августи снова сбой в системе. Вечные бессонные качели.
Тогда в голове роем пролетали мысли от правого уха к левому то в моно, то в стерео. Тишина пришла внимательно осматривать черепную коробку. Мол, вот сейчас я тут местечко себе обустрою и прогоню твои мысли. А потом началось самое интересное
Машка, послушай! отозвалось эхом через монозвуки в голове.
Угу, протянула сонная, даже почувствовала, как завибрировало на губах от протяжных звуков.
Такое у меня уже бывало. Засыпаешь, а люди в голове начинают разговаривать своими и не своими голосами. В детстве перед тем, как проснуться, я слышала, что со мной разговаривало радио «Маяк». Оно просыпалось за двадцать минут до моего пробуждения, и, пока стрелки часов толкались к ненавистному времени «пора вставать!», голос «Маяка» становился всё отчетливее и отчетливее в голове.
Машка, послушай! музыка вместе с наушником влетела в правое ухо.
Что, блин, происходит! резко открыла глаза и подняла голову.
С парты.
Подняла голову с парты в аудитории номер сто девять Брянского государственного университета на первом этаже, где настежь открыты были все окна, а по обшарпанному подоконнику из стороны в сторону метались голодные воробьи.
А такое бывает вообще?
В душной поточной аудитории через ряды каскадом выстроенных парт сидела группа журналистов, каждого из них я знала в лицо: этот после универа пойдет в полицию, этот женитсяи всё, эта станет примерной мамой, этот будет тренером по сноуборду, а эта уедет жить в деревню и будет учить детей русскому языку И так двадцать восемь разных историй. С каждым из них я прожила пять лет университетской жизни. Пять лет! И на этом можно было бы остановиться
Маш, тише, толкнул в правый бок надежный локоть старосты группы Аньки.
А что вы, Демидова, опять не выспались?
А вот теперь только представьте: вы студент третьего курса журфака, у вас задолженность по всем предметам, потому что вы работаете, и по-хорошему вам бы молчать на всех парах, но вы почему-то просыпаетесь от музыки в наушниках, которые доброжелательно тычут в ухо. Просыпаетесь громко, чем нарушаете покой Аллы Ивановны. Ну, а теперь накидывайте варианты, как поступить! Не знаете? Вот и я ошалела от происходящего.
Нет. Я сплю.
Ну, наверное, в таких случаях другого на ум и не приходит. Вообще бывают такие случаи?
Не думала, что на Билана может быть такая реакция, Анька оттащила наушник к себе в рюкзак.
Спите, Демидова! На каждой паре спите! А на экзамене вы тоже спать будете? Ну что ж, встаньте и расскажите нам обязанности редакционно-издательских работников!
К этому моменту моего повествования вы уже поняли, что что-то в какой-то момент пошло не так. Засыпаешь в своей уютной кровати, где матрас мягче облачка, а просыпаешься в университете на самой идиотской паре, которую, по идее, ты уже прожил, пережил, даже экзамен сдали тут снова. Камбэк туда, где деревья были большие.
Я это кому всё рассказываю, Мария?! голос Аллы Ивановны становился всё выше и выше, обычно к кульминации ее злости начинали лопаться перепонки. Первые столы приготовились к обвалу горных пород со склонов последних шатких парт, который случится от визга препода. Демидова, вы хотите со мной обсудить редакторское дело? Встаньте!
Покорно на автомате встала.
Сплю я, сплю, сплю, повторяла себе, чтобы проснуться.
Но убедиться, что по-настоящему мое тело находится в другой реальности между метро «Алтуфьево» и «Бибирево» в августе две тысячи двадцатого года я уже почему-то не могла. Во сне же всё нереально, ну как-то плавно двигаешься, остро чувствуешь, цвета там то ярче, то темнее, но всё это никак нельзя было сравнить с тем, что происходило со мной в этот момент. Я чувствовала себя в своем теле, я видела всех этих людей, на меня дул ветер из окон, и мне не становилось зябкоя была в реальном времени и в себе.
Думаете, мне так нравится вставать ни свет ни заря и идти в вашу группу, где половина спит, а вторая жует? Что вы там жуете, Лиманский? понесло ее легкой, но неуверенной походкой по рядам. Думаете, хоть кто-нибудь из вас станет журналистом? Сомневаюсь. Все вы просто протираете штаны, которые покупают вам ваши мамы и папы! А учиться что, тоже они должны за вас?
Разъяренная Аллочка приближалась ко мне, как питон к мышке. Я такое в цирке на репетиции видела, это было самое страшное, что я когда-либо снимала: цирк, змеи и мыши. Вот еще и Аллочка, как флешбэк с той съемки, где животные жрали животных. В животе заурчало, то ли от страха к поднимающейся Аллочке, то ли от непонимания всего происходящего.
Скажите, как можно так легко относиться к своему времени? Вы главного не понимаете: когда вы смотрите в зеркало, вы не видите себя. Там вы все славные и прекрасные, но жизнь вас исправно искалечит! У вас появятся морщины, выпадут волосы, потускнеет лицо и глаза. Вы будете повержены! И победят в этой схватке только те, кто сейчас учится, кто набирается ума и знаний.
Ее искаженное годами за университетской кафедрой лицо опустилось к моему. Она подошла так близко, что я почувствовала запах табака от воротничков ее блузы, опустила глаза по инерции, замерла даже.
Садитесь, Демидова!
Аллочка резко отвернулась от меня и, стуча каблуками, так же неуверенно пошла в сторону меловой доски.
Фух, выдохнули за моей спиной. Обернулась. Завела артистку, прошептала Танюха.