Кашляет, сердится, еще бы не сердиться: старый хрыч, завидно, что обгоняют молодые ноги.
Прости, дедушка, я нечаянно.
То-то!.. В-в-ва! в-в-ва! в-в-ва! Поскользнуться, говорю, можно-с.
Рогнеда улыбается.
У Георгия лебединая шея, он похож на черного лебедя.
Она хмурится и плотно сжимает губы.
Придет ли сегодня? Придет ли?
Придет! придет! придет!
И опять улыбается.
У гимназии с тротуара снег сметен. Черный асфальт кричащим пятном выделяется среди потемневшей улицы. Когда Рогнеда идет по нем, ей вдруг делается неприятно и то, что вот она уже пришла, и то, что предстоят скучные уроки.
Швейцар с низким поклоном открывает перед нею дверь.
Снежок-то! строго говорит он, снимая с Рогнеды пальто.
Да.
Зима, должно, будет снежная.
Почему так?
Надо полагать.
Рогнеда приводит в порядок у стоящего в передней трюмо свои волосы и торопливо поднимается по лестнице, наверх, к своему классу.
Bonjour!
Bonjour, Рогнеда Владиславовна!
И тут Рогнеда смущается. Она садится к своему столику, как садилась десятки раз, но теперь она чувствует, как каждый ее шагиной, новый шаг, каждое движениеновое движение. Bonjour! даже голос звучит иначе, нежели тот, старый: тот был резче и невиннее. Bonjour! И ей уж кажется, что гимназистки подмечают это, удивляются, недоуменно переглядываются между собой.
Не развязался ли шнурок на башмаке? Она тайком взглядывает на ногинет, шнурки не развязались. Ф-фу, как глупо: нет ничего особенного во взглядах, устремленных на нее.
Она овладевает своим смущением, и когда в класс входит начальница гимназии, она гордо здоровается с ней и сухо разговаривает о делах.
Начальницавысокая, седая женщина, с изможденным желтым лицом. На левой руке обручальное кольцовдова. Говорит сквозь нос:
Надо бы отремонтировать некоторые парты.
Рогнеда окидывает взором класс:
Да Ремонт необходим.
Как бы это устроить? Разве воспользоваться несколькими праздниками подряд? размышляет начальница.
«Старая дура!»мысленно издевается над нею Рогнеда, и не знает, почему издевается.
А мне думается, можно и в будни. Девицы пару дней могут посидеть и втроем, да, пожалуй, и вовсе не придется считаться с этим неудобством, так как в настоящее время многие хворают, есть свободные парты.
Отлично! щурит бесцветные глаза начальница и вполголоса замечает Рогнеде:
А почему вы, Рогнеда Владиславовна, зовете воспитанниц девицами? Это несколько вульгарно и мне не совсем нравится.
«Наглая особа!»раздраженно думает она про Рогнеду, с достоинством покидая класс и тоже не зная, почему она подумала так про Рогнеду.
Рогнеда Владиславовна!
Рогнеда поворачивает голову в сторону назвавшей ее имя. Говорит Таня Дудова.
Что, Таня?
У меня есть к вам большое, большое дело. Вы мне можете уделить две минутки?
Ах, Таня, ведь, скоро начнется урок.
Васильковые глаза девочки умоляют.
Ну, говорите! усмехается Рогнеда, выходя вместе с златокудрою девочкой в коридор.
А вы никому не скажете, никому?
Никому!
Папа нанял его давать мне уроки живописи, и я у него уже два разика была. Он мне много, много рассказывал про испанских художников, про Гойю. Удивительный этот Гойя!.. Он меня, Рогнеда Владиславовна, поцеловал. Мы с ним в его кабинете, там на столе у него чугунное ядро, ужасно интересно. Я его брала, оно тяжелое
Рогнеда с ужасом смотрит на девочку и крепко схватывает ее за руку.
Вы, Таня, говорите, что ходите к Ковалеву?
Да. А откуда вы узнали его фамилию?
Вы мне сами сказали. Ну, и что же вы долго Вы у него сидели, то есть, нет, он вам не предлагал писать с вас картину?
Да. Он хочет с меня рисовать Русалку. Он хочет папе сделать сюрприз и просит меня никому не говорить об этой картине. Вы никому не проговоритесь, Рогнеда Владиславовна? Я на вас вполне надеюсь.
Рогнеда проводит ладонью по лбу и глухо говорит:
Вы ему не верьте, не верьте, Таня, наверное, он хороший человек, очень хороший человек, Таня
Ее голос прерывается.
Только вы не позируйте ему, Таня, он, может быть, обманывает вас Он будет показывать ваш портрет всем своим знакомым и будет над вами смеяться. Он очень нехороший человек, Таня!.. Он подлый, гнусный человек, отвратительный Ну, идите в класс.
А вы не скажете?
Нет.
Ничего?
Нет, нет.
Но вы ошибаетесь, Рогнеда Владиславовна, он не будет надо мною смеяться со своими знакомыми. Он страшно умный и все время ходит в суконной рембрандтовской рубахе.
Уходите! гневно топает ногой о пол Рогнеда. Слышите, что я вам приказала?
Таня испуганно убегает.
Рогнеда некоторое время неподвижно стоит у окна и смотрит широко открытыми глазами на золотой крест собора, ярко блистающий над заснеженными крышами домов. На кресте сидят две вороны и каркают, вытягивая шеи.
Рогнеда, низко наклонив голову, медленно входит в класс.
Девицы! Прошу не шуметь! кричит она с кафедры. Вы галдите, как уличные торговки. Mademoiselle Дудова, останьтесь после уроков на час.
За что же, Рогнеда Владиславовна? робко спрашивает ее златокудрая Таня.
За то, что не умеете себя вести в классе. Ваше поведение безобразно: отрываете меня от занятий для выслушивания всякой чепухи, а с подругами изволите шалить, как маленькая девчонка. Стыдитесь!
Входит учитель. Рогнеда здоровается с ним надменным кивком головы и уходит на свой наблюдательный пост.
13
Сумерки.
Красные, желтые, голубые и синие дома, серые заборы и улицы, покрытые тающим снегом, постепенно теряют свои краски, сохраняя лишь смутные очертания. Проходит по дворам, крадется в дома и встает там на страже тихий вечер.
Рогнеда, вернувшись домой, ложится на свою кровать; когда входит старая пани, она закрывает глаза, чтобы мать ее не потревожила.
Спит! шепчет старая пани, отходя на цыпочках от кровати.
Но Рогнеда не спитзастыла, словно одервенела, устала жить Разве страшна смерть? Нет, не страшна. Но как же так, вдруг привязать к крюку в потолке веревку, сделать петлю и Синее, безобразное лицо, синий, выпавший язык. И всем будет противно смотреть на гадкий окостенелый труп, и многие любившие ее, навсегда ее разлюбят.
Нет! Угар лучше Мамочка, вы бы сходили в гости, ведь, вы совсем засиделись, нельзя так, надо иногда и встряхнуться. Старая пани нарядится в свои лучшие платья и уйдет. Рогнеда принесет в спальню жаровню с тлеющими углями, запрет дверь на ключ, выбросит его в форточку за окно, ляжет на кровать. На шею она наденет золотой крест, а на руки свои браслеты. Прекрасное золото! Прекрасная смерть!.. Синие язычки вылетят из жаровни, как жала маленьких ядовитых змеек, ужалят воздух, отравят его, наплывут синие туманы, сгустятся, и она в них уснет нерушимо. А потом придут люди, зароют ее в темную землю, и то, что зовется Рогнедой, сгниет: будет безносый скелет, а в глазных впадинах черви. Не хочу! не хочу! не хочу!
Она вздрагивает всем телом: на лицо, на ноги, на грудь и на руки пахнуло затхлым могильным холодом. Не хочу я! Не хочу! Ей кажется, что она еще должна совершить что-то огромное, а умирать нельзя, рано
Звонок.
Рогнеда вскакивает с постели, зажигает свечу и быстро идет к двери.
Отворяет.
Ковалев. В зимнем пальто, с серым барашковым воротником; серая мерлушковая шапка.
Рогнеда хочет ему крикнуть: что вам угодно здесь, Георгий Глебович? Уйдите, я больше не хочу вас видеть
Он задувает в ее руке свечу и осыпает ее лицо стремительными поцелуями. Она сперва не отвечает на них, стоит неподвижно, словно в глубоком раздумье, но его губы жадно впиваются в ее губы, и по всему ее существу проносится голубая волнав крови, в глазах, в мозгу, в трепещущем сердце, бежит, крутится, вздымается все выше и выше голубая волна И Рогнеда уже отвечает на его поцелуи пламенными поцелуями и обвивает его своими теплыми руками, чтобы быть к нему ближе и нераздельнее.
Милый, как я без тебя скучала! Раздевайся же скорей!.. Вот, ты погасил свечу, а у меня нет спичек, раздевайся же теперь впотьмах.
Он вешает пальто и шапку на вешалку, обнимает Рогнеду сильными руками. Его поцелуи во тьме получают особую таинственность, и кажется он ей богатырем, вышедшим из темных лесов. Стоит ему захотетьи он ее раздавит, как хрупкую игрушку.
Скучала без меня? Верно?
Очень, очень.
Думала обо мне? Да?
Да, да, все время только о тебе, каждый миг, каждый час А Вы?
И я тоже.
Они быстро проходят в гостиную, плотно закрывают за собою дверь.
Как ты хороша сегодня, милая Рогнеда!
Да? Я рада, я хочу быть красивой, чтобы ты меня всегда любил, только меня любил слышишь?
Прекрасная моя!
Он становится перед ней на колени и в складках ее платья прячет свое лицо. Она сидит в кресле, устало откинувшись на высокую спинку, как королева, утомленная окружающим великолепием. Перебирает пальцами волосы на его голове, говорит тихие слова.
Георгий!
Что, милая?
Ты меня любишь?
Ты в этом сомневаешься?
Рогнеда поднимает обеими руками его голову с своих колен, чтобы лукаво заглянуть в его глаза.
И ты не лжешь?
Рогнеда!
У тебя такие чистые глаза, я вижу за их прозрачностью твою душу. Милый мой, так ты никого, кроме меня, не любишь?
Нет, нет.
Я верю тебе, Георгий.
У нее губы складываются в суровую улыбку.
А что бы ты со мной сделал, если бы я сейчас тебя ударила по лицу, дала пощечину?
Он целует ее руки.
У тебя сегодня странные мысли, Рогнеда. Если хочешь ударить, ударь, я тебя поблагодарю поцелуем.
Так ты меня очень любишь?
Да, Рогнеда. Разве же ты не видишь, не чувствуешь?
Она молчит.
Он внезапно поднимается и начинает возбужденно шагать по комнате. Рогнеда мрачно смотрит на свет лампы. На лампе бумажный абажурзеленый, с красными цветами; впрочем, это, кажется, не цветы, а вдетые одно в другое звенья красных цепей Ах, нет! безграмотно нарисованные красные кружкиголовки маков, а красные полосыих стволы.
Ковалев останавливается и говорит деревянным голосом:
Плохо мне!
Почему?
Он разводит руками.
Сам не знаю. Опять начинается приступ тоски Темно, сиротливо. Проклятое время, проклятое поколениехилое, бесплодное, беспомощное, лишенное веры в себя и надежд, без всяких устоев, без всяких принципов.
Она его утешает:
Люби меня, я от тебя ничего не потребуюни подвигов, ни жертв. Будь свободен во всем, но приноси мне твое лучшее, твое самое лучшее, я его взлелею и сохраню.
Рогнеда встает с кресла, кладет ему на плечи свои руки и глазами, полными слез, заглядывает в его глаза.
Ты не видишь своей красоты, Георгий. Даже твои недостатки и слабости не могут затемнить твоего светлого облика. Среди всех этих трусов, недоносков и торгашей ты один лучезарно выделяешься. Я с тобой пойду всюду.
Эх, Рогнеда, было бы куда идти. В том-то и вся штука!
Нет, нет! Не смей так рассуждать! Ну, целуй меня, будь веселым. Хочешь я тебе сыграю на пианино?
Хочу.
Ну так слушай.
Рогнеда вытирает с глаз батистовым платочком слезы и садится за пианино.
14
Некто сказал: женщинасфинкс без тайны, а я ему скажу: но и мужчина есть безсфинксовая тайна! философствует подвыпивший Долбня на именинах Пелагеи Евтихиевны Ковалевой.
Брось! лениво ворочает языком его сосед Алексей. А тебе-то какое дело? Ну их всех к лешему. Наплюй да и разотри! Выпьем за здоровье именинницы
Он поднимается из-за стола с рюмкою в руке.
Пелагея Евтихиевна, за процветание то есть, так сказать, пью за ваше здоровье и всего вам м-м-м наилучшего. Простите, что незваный затесался к вам на именины.
Пелагея Евтихиевна благосклонно кивает головой, отрываясь от беседы. По случаю своего тезоименитства она разрядилась в пух и прах: кольца, ожерелье, лиловое бархатное платье Стол уставлен фалангами яств и бутылей. Гости: фон-Книппен, Рогнеда. Тихий Ужас, Долбня и Алексей, да два тощих старичка в сюртуках и три дамы.
Алексей опоражнивает рюмку и опускается на стул.
Неосновательно выпивать за здоровье пятнадцатую, скептически замечает ему Долбня, но сам не выдерживает и тоже поднимается.
Говорю тост. Немного внимания!
Пелагея Евтихиевна сокрушенно хлопает глазами, опять отрываясь от беседы с дамами.
Что есть человек? Человек есть вещественный прахи ничего более.
Долбня свирепо нахмуривается.
Всякая именинница есть тоже человек Н-да!.. Но все ж таки именины отличная вещь. За ваше здоровье, Пелагея Евтихиевна!
Он с треском опускается на свое место и шепчет Алексею:
Загнул я ей салазки! Не знает, что делатьсердиться или благодарить.
Ты, дружище, такой же нахал, как и я, пьяно отвечает ему Алексей.
А я, господа, анекдот новенький раздобыл! пасмурно сообщает фон-Книппен и принимается его рассказывать визави Тихому Ужасу. Она внимательно слушает, кушая миногу с горчицей и с уксусом.
Рогнеда сидит рядом с Серафимой, против Ковалева.
Передайте мне, пожалуйста, Рогнеда Владиславовна, коробку с сардинами.
Рогнеда передает.
Благодарю. Вы любите сардины?
Нет, не особенно.
А я очень их люблю.
Я вообще рыбу не люблю.
Рогнеду тяготит ее соседство. Она с отвращением смотрит на полные белые руки Серафимы. Георгий их тоже целовал Если бы его поцелуи оставляли золотую пыль, то, пожалуй, руки Серафимы оказались бы сплошь ею покрытыми.
Что вы теперь делаете?
Да так, по хозяйству. А вы знаете, Геша собирается за границу.
И вы тоже поедете?
Неизвестно, это зависит от того, как устроятся дела. Он продает корабельную рощу в нашем имении Дудову, да тот дешево дает. Геша теперь дает уроки живописи его дочери.
В голосе, в глазах, во всей фигуре Серафимы столько довольства собой, что Рогнеда на нее озлобляется.
Зачем вам заграница? Вам и здесь хорошо. Из-за каких-то картин трястись в вагонах, хлопотать, беспокоиться Нет, на вашем месте я бы не поехала.
Вот, и я то же говорю, да он не слушается меня.
Георгий Глебович, окликает его Рогнеда, вы чего же, серьезно собрались в иноземщину?
Ковалев поднимает голову.
Да. Через месяц все выяснится. Хочу к весне укатить в Париж, а оттуда в Италию.
А почему у вас сегодня такое скучное лицо? понизив голос, спрашивает Рогнеда.
Простудился, должно бытьнет ничего подлее оттепели, сегодня ходил в расстегнутом пальто, и вотнасморчище.
Насморк есть красноречие носа! глубокомысленно замечает Долбня.
Рогнеда вдруг замирает, крепко сжимая в руке вилку. К ее горлу подступает жесткий клубок, на лбу выступает пот; висячая лампа, бутыли, телятина в белой бумаге, узорно вырезанной по краям, все начинает подпрыгивать и метаться в разные стороны. Голову клонит на грудь, как будто она наполнилась свинцом, а жесткий клубок расширяется, щекочет гортань, вызывает слюну, которую Рогнеда едва успевает глотать. Запах жареной свинины, тяжелый, нестерпимо удушливый, бьет в ноздри, Рогнеда пытается не вдыхать его в себя, но это ей не удается. Сейчас она потеряет сознание и уткнется лицом в стоящую перед ней тарелку.
Что с вами? слышится издалека голос Ковалева.
А-а-а! вздыхает Рогнеда. Не зна-ю, кружится голова.
Ковалев вскакивает из-за стола, помогает ей подняться, отводит в кабинет на диван. Она лежит, прямая, как вытянутая струна, и замечает, что потолок выкрашен масляною краской. «Это гигиенично, думает она, его, вероятно, часто моют» Клубок в горле тает, как круглый кусок сахара, и, как от сахара, во рту слащаво; голова вновь легка, но язык поворачивается с трудом, по телу разлилась истомливая слабость.
Выпейте! подает ей стакан с водою Серафима. Тихий Ужас щупает пульс, прикосновение ее потных пальцев с обкусанными ногтями Рогнеде неприятно.
Дамы о чем-то таинственно шепчутся в углу, а два старичка в сюртуках робко и плотоядно заглядывают из-за двери, как библейские старцы на купающуюся Сусанну. У изголовья стоит Ковалев она чувствует его присутствие, она даже знает, как он на нее смотрит, еще она знает, что ему хочется сесть рядом с нею, взять ее руки в свои и долго-долго ее ласкать и говорить-говорить
Оставьте меня в покое! сердито вырывает она свою руку из руки Тихого Ужаса.
Вам лучше? хлопотливо спрашивает Серафима.
Да, лучше! У меня закружилась голова, я сейчас встану.