Циреле слегка отодвинулась назад. Поверх платья на ней был черный репсовый фартук, как у школьницы.
Не пугайтесь, Циреле, сказал Макс, я вам ничего плохого не сделаю. Был тут в кондитерской у этого, как его, Хаима Кавярника, а потом на балконе вашего братишку заметил. Вы с ним похожи как две капли воды.
Циреле опустила газету на колени.
Он сегодня в хедер не пошел, праздник сегодня.
Что за праздник?
То ли у царского дядьки день рождения, то ли еще у какого-то дармоеда. Он в кошерный хедер ходит, но по гойским праздникам там не учатся
Макс почти не понимал слов, он слышал только ее голос. В нем звучала легкая хрипотца, такая же, как у раввина, но, несмотря на это, он звенел как колокольчик.
Циреле чуть оттопырила губки. Зубы у нее были просто ослепительной белизны.
«Свежая, как горячая булка, думал Макс. Очень привлекательная девушка»
Он испытывал нестерпимое желание подойти, заключить ее в объятия и прижать к себе что есть силы, унести куда-нибудь, где будут только они вдвоем, и там насытиться ее телом, упиться ее соком. Но он понимал, что надо держать себя в руках. Она дочь святого человека, и ее братишка дома. Он сказал:
Я хочу с вами поговорить, если вы не против.
Мамы сейчас нет, мне скоро надо обед готовить.
Может, со мной пообедаете? Отведу вас в кошернуюкак это сказать? ресторацию. Там и побеседуем.
О чем? Я бы пошла, но как я с вами на улице покажусь? Здесь как в маленьком местечке, даже еще хуже. Все знают, что у кого в горшке варится. Моя мама Циреле осеклась и глянула на него искоса, с любопытством, чуть-чуть испуганно. У меня деньги остались, которые мне вчера на сдачу дали, продолжила она. Если хотите
Она наклонилась, будто собралась достать деньги из чулка. Макс посмотрел на нее с изумлением.
Нет-нет, что вы. Наоборот, я вам еще дам. А что, если нам сегодня где-нибудь встретиться? Как называется тот сад, куда евреев не пускают?
Саксонский сад? Пускают, но только в короткой одежде. А девушка в шляпе должна быть.
Да, можно там.
У меня нет шляпы. Отец
Я вам куплю шляпу.
Теперь Циреле посмотрела на него с подозрением.
А что люди скажут? Дочь раввина! Отца из Варшавы прогонят.
Вдруг она улыбнулась и подмигнула ему. Макс подошел ближе.
Хотите сказать, его весь город знает? Выйдите на Маршалковскую, там никто понятия не имеет, кто вы. Зайдем в магазин, купим вам шляпу, самую красивую в Варшаве. А потом сядем в дрожки да поедем
Поедем? Куда? спросила Циреле тоном маленькой девочки, которой обещают недетские удовольствия.
В Саксонский сад или по Новому Миру прокатимся. Или по этой улице, забыл, как называется. Что-то с Иерусалимом связано.
Иерусалимские аллеи?
Да.
Но мне надо обед приготовить. Мама в двенадцатый дом пошла, у нее там подруга. Благочестивые беседы ведут. А в два мы обедаем. Мойше, мой брат, вернется из хедера, и
Давайте после обеда встретимся.
Где? Когда я ухожу из дома, должна сказать куда. Мама у меня очень нервная, если переволнуется, у нее судороги начнутся. Бывает, всего на часик отлучусь, так и то надо за каждый шаг отчитаться. А иначе
В такой прекрасный день никому не возбраняется немного прогуляться, даже дочери раввина. Буду ждать вас у гостиницы «Бристоль». Возьмем дрожки, никто ничего не заподозрит, может, вы моя дочка. Шляпу вам купим, туфли и все остальное, что еще нужно. Погуляем немного, а потом на дрожках домой вернетесь. А может, в театр хотите сходить или в оперу? Я билеты возьму в первый ряд
Циреле провела кончиком языка по верхней губе.
Если в театр, я только в двенадцать ночи вернусь. Дома подумают, меня похитили или еще что-нибудь в этом роде. Мама от страху помрет, а отец
Ну, необязательно в театр, можно в кондитерской посидеть или на ту сторону поехать через Пражский мост. Знаете, я вчера слышал, как вы рассуждаете. Сразу видно, вы девушка непростая, разбираетесь в жизни. А ваши родителифанатики. Хотят вас за какого-нибудь дурачка выдать, голову вам обрить. Напялят на вас шелковый парик, и будет у вас полон дом чумазых детей
Циреле посерьезнела.
Да, вы правы, но
Что «но»? После обеда приходите в «Бристоль». Если боитесь ко мне наверх подниматься, я вас внизу буду ждать, на улице. Я человек небедный, деньги у меня есть. Жена умерла. Как говорится, сам себе хозяин. Хотел бы кого-нибудь осчастливить, да вот некого
Макса несло. Он и сам не понимал, то ли он пытается совратить девушку, дочь «святого человека», то ли и правда уже решил связать с ней свою судьбу. Берлинское светило, великий психиатр, знающий идиш, сказал Максу, что в его положении лучшее средствовлюбиться в кого-нибудь по-настоящему. После смерти Артуро любовь к Рашели прошла. Время, когда Макс ухлестывал за каждой юбкой, давно миновало. «С ней я опять стану мужчиной», думал Макс. Не то чтобы он был в этом уверен, но пытался внушить себе, что так и произойдет.
Циреле нерешительно опустила газету на колени.
Боюсь, кто-нибудь увидит.
Да никто вас не увидит.
А куда я шляпу дену, когда домой вернусь? Спросят, откуда она у меня.
Я поговорю с твоими родителями. Скажу, что жениться на тебе хочу. В Макса будто бес вселился.
Циреле резко повернулась к двери.
Ой, что вы такое говорите!
Я старше тебя на двадцать лет, он сам не заметил, как перешел на «ты», но я еще далеко не стар. Мы с тобой в кругосветное путешествие поедем. Учителя тебе найму. Не учителишку за двадцать копеек, а профессора, он тебя и русскому научит, и немецкому, и французскому. Я бы и сам поучился, как говорится, лучше поздно, чем никогда. Деньги у меня, слава богу, есть. В Париж съездим, в Лондон, в Нью-Йорк. Ты не какая-нибудь дурочка местечковая. Я только тебя увидел, сразу понял, кто ты
Циреле то краснела, то бледнела. В глазах мелькали страх и растерянность, она будто хотела что-то сказать, но сдерживалась. Сначала правой, потом левой рукой она поправила прическу. Руки у нее были маленькие и белые, как у ее отца.
Пожалуйста Вдруг услышит кто-нибудь
В котором часу встречаемся? Макс уже не сомневался, что она придет.
В четыре? неуверенно спросила Циреле.
Значит, в четыре.
У гостиницы «Бристоль»?
Да.
Может, лучше напротив?
Хорошо, напротив.
Я приду, но Мне потом домой надо Дрожкиэто не годится, здесь дрожки берут, только если багаж какой Хотя меня все равно оговорят Еще как, вы и представить себе не можете Меня заставляли, против моей воли А я только посмотрела, и Уж лучше умереть! Раз, и все
Да, понимаю
Вам уже рассказали?
Да Нет Я у Хаима Кавярника завтракал
Ой, только не рассказывайте никому! Если кто-нибудь узнает, такие пересуды пойдут, что
Кому я расскажу, я тут никого не знаю. Хочешь, поговорю с твоими родителями?
Они ни за что Циреле осеклась.
Хорошо, никто ничего не узнает. У родителей для тебя приданого нет, а любого ешиботника еще содержать надо, кормить, поить. Я давно отсюда, но помню. Что тут делать-то? Разве только лавчонку открыть. У кого голова и руки на месте, все в Америку бегут Здесь погром был?
Погром? Нет. Но в людей стреляли Тут, в нашем дворе, парень один был, Вова. У него мать вдова. Пошел на демонстрацию и больше не вернулся, погиб
Ты его любила?
Нет, но
Ладно, мне пора. Не забудь: в четыре у гостиницы «Бристоль».
Да, в четыре.
Макс уже хотел попрощаться, но тут распахнулась дверь, и из соседней комнаты, той, где была устроена молельня, выскочил мальчишка с рыжими пейсами. Ему будто не терпелось что-то сообщить, но, увидев гостя, он резко остановился.
Это он со мной говорил, указал он на Макса пальцем, когда я на балконе стоял!
За годы, прожитые за границей, Макс позабыл, как одеваются в Польше еврейские дети. На голове у мальчишки изрядно потертый бархатный картуз набекрень. Лицо, такое же бледное, как у сестры, чем-то перемазано. Халатик расстегнут, единственная пуговица болтается на нитке. Латаные-перелатаные сапоги каши просят. Арбеканфес сбился на сторону, цицесодна выше, другая ниже.
Под пристальным взглядом Макса мальчик смутился и попытался заправить в штаны вылезшую рубашку.
Посмотри, на кого ты похож! вскочила с места Циреле. Только чистую рубашку надели, а он уже ее изгваздал. Она повернулась к Максу. Будто в грязи повалялся
Ну, бывает, ребенок есть ребенок, отозвался Макс. Как, ты сказал, тебя зовут?
Ичеле.
Ичеле, значит? В хедер ходишь?
Сегодня не ходил.
И что изучаешь, Пятикнижие?
Пятикнижие, Раши, Талмуд.
Какую главу на этой неделе учат?
«Шлах».
Макс немного помолчал. Он тоже когда-то учил Тору, но все позабыл. Слово «Шлах» о чем-то напомнило. «Обязательно съезжу в Рашков!»решил он.
Ичеле, тебе деньги не нужны?
Мальчик смущенно улыбнулся.
Нужны
Вот, держи сорок грошей.
Ичеле протянул руку. Циреле нахмурила брови.
Не давайте ему ничего! Зачем ему деньги? Сладостей накупит, а потом у него глисты заведутся
Ничего у меня не заведется
Бери, бери. Покупай что хочешь. Только маме не говори, ладно?
Хорошо.
И что кто-то приходил, тоже не говори. Ну, иди, купи себе что-нибудь. Меня Макс зовут.
Макс? Это не еврейское имя.
У меня настоящее имя Мордхе, но в Америке из Мордхе получился Макс.
Ты в Америке живешь?
Что еще за «ты»? прикрикнула Циреле. Взрослым говорят «вы»!
Я забыл.
Ничего страшного. Можешь обращаться ко мне на «ты». Циреле, и вы тоже. Мне так хорошо с вами! Еще вчера, как только к вам пришел, почувствовал себя, будто к родителям в дом вернулся, царство им небесное. Я тоже в хедер ходил, ребе у меня был, Шепселе Банак. Даже не знаю, его и правда так звали или это прозвище такое. В Рашкове всем прозвища давали: Береле Коза, Файвеле Шелудивый, Гершеле Кугель. Одного звали Зайнвеле Кишкоед Ичеле, а что ты на эти деньги купишь?
Пока не знаю.
Ясное дело, все на конфеты потратит. Ужасный сладкоежка! А от сладкого, между прочим, зубы портятся.
Не собираюсь я конфеты покупать!
Нет? А что же тогда?
Талмуд, «Бово мецийо». У нас в хедере один Талмуд на двоих. Сосед к себе книгу тянетмне ничего не видно. Потом ребе спрашивает, а я ничего не запомнил. А ребе орет
Разве на двугривенный том Талмуда купишь?
Маленький такой Талмудик
Ну, вот тебе еще сорок грошей. Купишь себе чего-нибудь вкусненького.
Не надо, это много. Ичеле протянул ладошку.
Ей-богу, вы ему здоровье испортите, проворчала Циреле.
Ничего, один разок-то можно, не повредит. Купишь Талмуд, а на остальные, как говорится, гульнешь. Только никому не рассказывай, что я тут был. Обещаешь?
Обещаю.
А если сдержишь слово, я тебе еще денег дам. Ну, я пошел!
Макс повернулся и только тут заметил, что в дверях стоит женщина, не ребецн, а какая-то еврейка с курицей в руках, наверно, торговка с рынка. Напоследок Макс еще раз посмотрел на Циреле. Стоя посреди комнаты, она проводила его взглядом и кивнула.
«Итак, жизнь снова обрела смысл», подумал Макс. Пустота, которая мучила его со смерти Артуро, наконец отступила.
Выйдя за ворота, он повернул налево: «И что дальше? Я же не вдовец, Рашель-то жива пока»
Макс не спеша двинулся в сторону Гнойной.
Ну, будь что будет! сказал он вслух. Утопающий хватается за соломинку
3
Моросил дождь, извозчик поднял тент. Макс обнимал и целовал Циреле, а она дрожала, как испуганная лань. Пыталась его оттолкнуть, тяжело дышала, ее лицо горело. Впервые после смерти Артуро Макса охватило желание, неодолимое, безумное, как в молодости.
Я люблю тебя, люблю! повторял он. Мы поженимся Ты станешь матерью моих детей!..
Ее сердце билось так сильно, что Максу даже было страшно. «Разведусь с Рашелью, думал он, и уедем с Циреле в Африку, на край света!»
Подкатили к Гнойной, и Макс приказал извозчику остановиться. Циреле не хотела, чтобы кто-нибудь увидел, как она подъезжает к дому на дрожках. Макс обещал, что привезет ее к девяти, но было уже четверть десятого. Дождь перестал. Мокрая мостовая сверкала каждым булыжником, отражая газовые фонари. Дул прохладный ветерок.
Макс еще раз поцеловал Циреле, и извозчик опустил тент. Макс расплатился и помог Циреле выйти.
Завтра приду, заявил он, поговорю с твоими родителями начистоту.
Я боюсь!.. А что я сейчас им скажу? Они уже меня ищут повсюду
Что хочешь, то и говори. Можешь даже рассказать, что была со мной. Мы же все равно поженимся
Они не согласятся. Вы даже бороды не носите
Лучше еврей без бороды, чем борода без еврея, процитировал Макс куплет, который слышал в театре. И добавил:Не согласятсяубежим.
Он стоял и смотрел, как она удаляется по Крохмальной. Вдруг Циреле обернулась и бросила на него взгляд, полный и страха, и нежности. Макс постоял еще пару минут. Все-таки не зря он сюда приехал. Он снова стал мужчиной. Юная девушка влюбилась в него и уже готова выйти за него замуж. Чистая, невинная дочь святого человека Дождь кончился, но в воздухе висела влажная, холодная, зыбкая пелена. Из-за багровых туч выглянул тонкий ломтик луны.
Макс Барабандер вдохнул полной грудью. Итак, кризис миновал. А все почему? Потому, что вчера он заглянул в ресторанчик в семнадцатом доме. Останься он в шестом доме, со Слепым Майером, он бы сейчас Циреле знать не знал. Наверно, безуспешно пробовал бы свои силы с очередной шлюхой. Значит, все-таки есть Бог, Который за всеми присматривает?
Теперь можно и в гостиницу. Хотя нет, он никогда не ложится так рано. Макс вспомнил про Эстер и ее приглашение. А что, самое время зайти, ворота наверняка еще открыты. Макс бодро зашагал по улице. Теперь все пойдет как по маслу
Вот и пятнадцатый дом, в окне раввина на первом этаже горит свет. Циреле, конечно, уже пришла. Прижав к губам кончики пальцев, Макс мысленно послал ей поцелуй. Именно такая ему и нужна: молодая, красивая, не лицемерка и не фанатичка Ничего, согласится святой человек, никуда не денется. Девушкой, которая может броситься с балкона, не очень-то покомандуешь
Войдя в ворота, Макс сразу почувствовал запахи пекарни: тмина, мака, свежей сдобы и сырого теста. Да, вот она, пекарня, в подвале, несколько ступенек вниз. Наклонившись, он заглянул в окно. Работник лопатой вынимает из печи караваи. Другой, босой, в одних кальсонах, на голове бумажный колпак, окунает еще не испеченные бублики в чан с горячей водой. В огромном, от стены до стены, корыте полуголые парни месят тесто, покрикивают друг на друга, смеются. Макс припомнил рассказы об аде, слышанные еще в детстве: злодеи сами разводят огонь, а потом жарятся на сковородках и варятся в котлах за свои грехи
Выпрямившись, Макс увидел рядом человека, явно тоже из пекарни. Весь белый от муки, с головы до ног ей обсыпан, и на плече несет доску с буханками хлеба.
Где тут пекарь живет? спросил Макс.
Там, на втором этаже.
Да, вон свет в окне. Макс поднялся по лестнице, которую слабо освещала маленькая керосиновая лампа с закопченным дочерна стеклом. Стучаться не пришлось, дверь распахнута настежь. Он услышал разговор, смех и звон посуды. Миновал прихожую и оказался в комнате. За столомтри женщины. С аппетитом поедают поздний ужин. Одна жует колбасу, другая пьет чай с вареньем, третья намазывает горчицей кусок сдобного хлеба. Так увлеклись беседой, что даже шагов не услышали.
Макс остановился в дверях. Он не только сразу узнал Эстер, но с первого взгляда понял, что одна женщинаее сестра, а другаядочь. Он кашлянул. Все три разом повернулись к нему. Эстер поставила на поднос стакан с чаем.
Только посмотрите, кто к нам пришел! Она поднялась навстречу Максу. А я и не ждала, что зайдете!.. И громко всплеснула руками.
Не прошло и минуты, как Макс уже сидел с ними за столом. Эстер представила его. Оказалось, о нем говорит вся улица. Все уже знали, что он приходил к святому человеку. Циреле права: Крохмальнаякак маленькое местечко. Чем его попотчевать? Бублик с творогом? Сдобный хлеб с печенкой или грудинкой? Еще селедка есть. Чего налить, чаю, кофе? А может, он пьет чай с молоком? Макс перекусил вместе с Циреле в колбасной лавке, но успел проголодаться. Эстер вышла на кухню, а он остался с ее сестрой и дочерью.
Младшая сестра была очень похожа на Эстер, только волосы посветлее, грудь чуть выше и плечи немного шире. Эстер зачесывала волосы назад, а ее сестра собирала их в кок, напоминавший запеченное в тесте яблоко. Шмиль Сметана сказал, что младшая сестра Эстеркрасавица, но Максу больше нравилась старшая.