Это уже в прошлом.
Как говорят поляки, gdzie woda była, tarn woda będzieгде была вода, там вода и будет. Сегодня не придете? Дело в том, что мне надо с вами кое о чем побеседовать. Но не в ресторане. Лучше, как говорится, с глазу на глаз. Есть у меня одна хорошая приятельница. У нас с ней друг от друга секретов нет. В двадцать третьем доме живет. Готовит просто по-царски! Может, отужинаете с нами? Только мы втроем. По стаканчику пропустим, и голодным точно не уйдете.
Как ее зовут? И какая квартира?
Райзл. Райзл Затычка, как ее на нашей улице называют. Квартира двенадцать. Войдете в ворота и на второй этаж. Сразу после семнадцатого домадвадцать первый, а дальшедвадцать третий. В котором часу сможете прийти?
А когда вам удобней?
Около пяти. Тогда успеем обо всем поговорить. Райзл спрашивала, что вы любите, что лучше приготовить, курицу, гуся, уточку? А какие тефтели у нее! А клецки, а сливовый компот! Пальчики оближешь! Каждый раз ем и наесться не могу.
Что может быть лучше тефтелей и клецок?
Правильный ответ. Значит, в пять?
Хорошо, в пять.
Ждем вас. Если возьмете дрожки, скажите извозчику, чтобы по Цеплой вез. Зачем кому попало знать, куда вы идете? Как сказано в Торе, держи язык за зубами
Буэно, в пять увидимся.
Только повесив трубку, Макс вспомнил, что «буэно»не еврейское слово. Так говорят в Аргентине, а не в Польше.
5
Бернард Школьников жил на Длугой. Дрожки выкатили с Козьей на Медовую, а с нее повернули на Длугую. Дом стоял недалеко от площади Красинских. Макс Барабандер бросил взгляд на дворец. Знакомые места. Когда-то Макс часто гулял тут с девушками.
Он вошел в древнее здание. В старом городе немало таких домов, с узкими дверьми и крутыми лестницами.
«Если вдруг пожар, сгорю тут заживо», подумал Макс.
В последнее время у него было чувство, что его подстерегает какая-то опасность.
Он поднялся на третий этаж. Темно, будто ночь кругом. Макс чиркнул спичкой и прочитал на двери: «Бернард Школьников». Позвонил. Ждать пришлось долго, но вот дверь открылась, и Макс увидел щуплого человечка с черной бородкой и редкими усиками. Похоже, у него не настоящие волосы, а парик. Человечек был в кафтане, но не таком, как носят евреи, полосатых брюках и домашних туфлях. Макс заметил, что Бернард Школьников выглядит больным и обеспокоенным, даже испуганным.
Меня зовут Макс Барабандер. Я вам сегодня звонил
Знаю. Входите, ответил тот высоким и одновременно хриплым голосом.
Пройдя по оклеенному темными обоями узкому коридору, где висел медный светильник, Макс оказался в комнате. На окнах тяжелые шторы, на стенах картины: какие-то чудовища, уроды, змеи, скелеты. Сиденья стульев оббиты черным сукном. «Все как нарочно, чтобы страху нагнать», подумал Макс. И холодно, как в подвале.
Школьников указал Максу на стул, сам сел напротив, за низкий столик. Побарабанил пальцами по столешнице.
Откуда вы, говорите?
Из Аргентины. Но и еще в полудюжине стран пожить довелось.
Что привело ко мне?
Макс начал рассказывать. Рассказал о смерти Артуро, и о том, как убивается по сыну Рашель, и о своей меланхолии.
Школьников не перебивал, только иногда морщился, как от боли в животе, да барабанил по столику. Пальцы у него были тонкие, как у женщины, ногтиострые и очень длинные.
Макс уже не знал, сколько он говорит, полчаса, три четверти часа, час. Школьников, кажется, задремал, но вдруг открыл глаза и пристально посмотрел на Макса из-под густых, черных бровей. «А он ведь тоже совсем больной, подумал Макс. Как я, а может, даже хуже».
А с первой попавшейся не могу, ничего не получается. Вот так, закончил он свой рассказ.
Школьников выглянул в окно, словно захотел убедиться, что никто не подсматривает. К чему-то прислушался, почесал в парике. «Интересно, он один живет, подумал Макс, или у него семья?»
А что врачи говорят?
Нервы.
Нервы, повторил Школьников таким тоном, будто само это слово вызвало в нем отвращение. Он даже отшатнулся. Потом прикрыл один глаз и глубоко задумался.
Куда вас посылали, в Мариенбад или в Карлсбад? спросил он наконец.
И там и там побывал.
Не помогло?
Нет.
Не нужны вам курорты, заговорил Школьников, глядя куда-то в угол. Влечение мужчины к женщине происходит от духа, а не от тела. Когда умирает тело, оно остается целым, но когда погибает дух, человек становится будто парализованный. Такое влечение именуется потенцией, это что-то вроде магнетизма. Точь-в-точь как магнит притягивает железо, женщина притягивает мужчину. Но не любая. Бывает, что женщина красива, но вы остаетесь к ней холодны. Другая может быть уродлива, но, стоит вам ее увидеть, в вас просыпается магнетическая сила. Пока мужчина молод, эта сила столь велика, что любовь не нужна. Его притягивает каждая женщина. Недавно в газетах писали, что молодой польский подонок изнасиловал семидесятидвухлетнюю старуху. Но годы идут, и любовь становится необходима, причем взаимная любовь. Это важно. Жена вас больше не любит, но при этом не хочет, чтобы вас полюбила другая. Если у нее сильный характер, она может гипнотизировать вас на расстоянии. Отдавать приказы, как по телеграфу, а вы даже не знаете, что она вами командует. Как сильное тело может убить или сломать слабое, так и сильный дух делает со слабым что хочет. Вы просто слабее, вот и все.
Значит, ничего не поделаешь?
Нет, почему же. У вас есть при себе ее фотография?
Фотография? Есть.
Покажите. То, что вы здесь, за тысячи миль, роли не играет. Духу расстояние нипочем. Убегите хоть на край света, ее магнетизм все равно вас настигнет. Давайте сюда!
Макс протянул Школьникову фотографию. Тот посмотрел, поморщился, закусил губу. Перевернул карточку, изучил ее с обратной стороны, покивал головой, дескать, «так я и знал».
Раньше это называли колдовством, а теперь называют гипнотизмом. Это все воля. Почему Наполеон смог послать на войну миллионы солдат? Потому что его воля была сильнее, чем их. Он проиграл войну не из-за того, что английские и прусские пушки лучше стреляли, а из-за того, что его воля иссякла. Если вы наблюдаете за битвой с холма или башни, вам может показаться, что сражаются человеческие тела. Рубят друг друга саблями, колют пиками, стреляют из ружей. На самом же деле это битва одного духа с другим или, проще говоря, битва характеров. Понимаете, о чем я?
Прекрасно понимаю.
Ваша жена ведет против вас войну. Хочет или полностью поработить вас, или уничтожить. Надо сопротивляться!
Как?
Я вас научу. Придется посылать ей телеграммы. Примем меры, чтобы усилить ваш магнетизм. Вы будете становиться сильнее, а она автоматически слабее. Как Иаков и Исав. Вы же учились в хедере? «Кэшезэ ком зэ нойфейл». Но это еще не все. В нашей жизни участвуют духи умерших. У вас были родители, есть, наверно, друзья и любимые, которые уже на том свете. Вам кажется, что они ушли навсегда, но они здесь и готовы вам помочь. Надо только знать, как вступить с ними в контакт. По вечерам я провожу сеансы, мы вызываем духи своих близких. Не бойтесь, духи никому ничего плохого не делают. Сейчас ваши родители любят вас не меньше, чем когда вы были маленьким.
У Макса защипало глаза, он с трудом сдержал слезы.
А я им не написал ни разу. И даже надгробия не поставил
Они вас простили. Как мы дышим здесь воздухом, так они дышат любовью. Не буду рассказывать, сами все увидите. Мы проводим сеансы по вечерам, вам надо приходить не меньше двух раз в неделю. Главное, не сомневайтесь и наберитесь терпения. Я сам не медиум, но у меня есть сестра, она медиум. Знаете, что это такое? Скоро узнаете. У некоторых людей есть врожденное свойство общаться с субстанциями, которые нас окружают и хотят прорваться к нам через материальную оболочку. Медиум способен контролировать их и вступать с ними в контакт Сегодня вечером сможете прийти?
Нет, сегодня занят
А завтра?
Завтра смогу.
Хорошо, значит, завтра. Только приходите с верой, а не с сомнением. Верапотенция, сомнениеимпотенция. Понимаете?
Кажется, да.
А пока что отправьте жене первую телеграмму. Закройте глаза и повторяйте за мной. Говорите: Рашель, с сегодняшнего дня ты надо мной не властна. Поскольку ты меня не любишь, я имею право искать другую любовь. Я решил стать свободным, независимым, и никто не сможет меня поработить. Твои попытки привязать меня обречены на провал. Наш сын на моей стороне, и я найду в нем друга и помощника
Тут у Макса даже горло перехватило. С трудом, еле сдерживаясь, чтобы не разрыдаться, он слово за словом вытолкнул из гортани последнюю фразу.
Можете открыть глаза, сказал Школьников. Итак, завтра в восемь вечера.
Сколько я вам должен? поколебавшись, спросил Макс.
Пять рублей. Участие в сеансетри рубля.
Макс приготовил деньги заранее и сразу достал их из кармана брюк. Бернард Школьников поднялся, Макстоже.
Простите, а где вы этому научились?
Долгая история. Еще ребенком открыл в себе силы
Макс Барабандер попрощался, и Школьников проводил его к выходу. За дверью Макс посмотрел на часы. Визит продолжался минут сорок пять.
«Кто он, думал Макс, спускаясь по крутой лестнице, жулик, сумасшедший, фокусник?» Ни один врач-невропатолог не избавил его от отчаяния, а этот шарлатан, у которого всякие уродцы на стенках висят, сумел пробудить надежду.
Макс не знал, то ли плакать, то ли смеяться. Неужели это правда? Неужели отец, мать, Артуро живы и хотят ему помочь? «Если он может такие чудеса творить, что ему мои пять рублей?»
Какое наслаждение выйти на свежий воздух, почувствовать кожей солнечное тепло! Он не стал брать дрожки, прошелся пешком до парка Красинских. Здесь пахло травой и сиренью, щебетали птицы.
«Ну и где они, все эти души? подумал Макс. Почему их может видеть только сестра этого Школьникова? В голове не укладывается. Хотя поди знай, сколько еще всяких тайн на свете!»
Правда, одно этот Бернард Школьников угадал: Рашель исподтишка ведет с ним войну. Макс нередко чувствовал, что она крадется за ним, следит, вынюхивает. Как он это назвал? Магнетизм.
Макс подошел к пруду. Дети бросали лебедям хлебные крошки.
«Допустим, люди продолжают жить после смерти, размышлял Макс. А животные? Каждый день режут миллионы быков, телят, овец, кур. Почему же их духи не приходят отомстить резнику?.. А солдаты, которые погибают на войне, а евреи, которых убивают при погромах?.. Ладно, похожу на сеансы, делать-то все равно нечего».
Макс не верил в чудеса, но разве не чудо, что ему позвонил Шмиль Сметана? Взять в руки вчерашнюю газету и вдруг наткнуться на объявление, набранное мелким шрифтом, в этом тоже есть нечто необычное. Он и дома-то никогда объявлений не читает, а в поездкахтем более.
До пяти еще далеко, надо как-то скоротать время.
Он вышел на Налевки и побрел через еврейский квартал. Ничего себе, тут даже вывески еврейскими буквами! И еврейский язык слышен на каждом шагу. Он вошел в огромный двор. Не двор, а целое местечко! Грузчики ставят на телеги ящики, бочки и корзины. Торговки зазывают покупателей. А вот то ли синагога, то ли хасидская молельня, даже не поймешь.
Макс заглянул внутрь. Пейсатые ученики раскачиваются над томами Талмуда, машут руками, спорят, объясняют друг другу смысл священных книг. Прямо посредине стоит старик, читает поминальную молитву. Не обычную, а с какими-то неизвестными Максу словами. За границей Макс отвык от такой напряженной, густо замешанной еврейской жизни, а здесь служат Богу, как давным-давно в Рашкове. Интересно, а они верят в души? Странно, что этот Школьников бреет бороду. Значит, у него другая вера, не такая, как у них.
Макс стоял на пороге, не решаясь войти. Подошел еврей с рыжей бородой.
Помолиться хотите? Талес и тфилиндве копейки!
Я уже молился, немного помолчав, ответил Макс, но две копейки и так дать могу. Вот, возьмите.
«Все вертится вокруг рублей и копеек, подумал он, доставая из кармана монетку. Даже в таком святом месте»
Вышел и закрыл за собой дверь. Вдруг вспомнил: ведь он же обещал Циреле, что сегодня зайдет поговорить с ее отцом
6
Дрожки выехали с Длугой на Тломацке, прокатили по Рымарской, по Банковской площади, мимо Железных ворот, а оттудана Гнойную и Крохмальную. «Банк, а больше на крепость похож или на замок, подумал Макс, проезжая огромное здание с просторным двором и мощными колоннами. Интересно, сколько там миллионов может лежать?» К банку подъезжала бронированная карета, наверно, деньги повезли.
Выйдя на Крохмальной, Макс сразу направился к раввину. Точного плана у него не было, Макс собирался действовать по наитию. Решительно распахнув дверь, он сразу увидел Циреле и ее мать.
На Циреле была белая блузка, в которой девушка выглядела еще моложе, еще свежее. Она перебирала на столе листья щавеля. Когда Макс вошел, она вспыхнула и бросила на него вопросительный взгляд, хотя, кажется, не слишком удивилась его появлению. «Пристал к ним как банный лист, подумал Макс. Теперь они от меня не отделаются».
Ребецн держала в руках молитвенник. Макс поздоровался, и она неприветливо кивнула в ответ, поведя острым, горбатым носом. Сразу видно, что Циреле уже все рассказала и ее мать не очень-то хочет такого зятя. В ее серых глазах мелькнула заметная неприязнь, чуть ли не отвращение.
Максу сразу пришло на ум слово «изгой».
Обе хозяйки здесь? заговорил он. Вы молитесь, ребецн? Молитесь, молитесь, я не помешаю. А святой человек дома?
Отец в той комнате, отозвалась Циреле.
У нас летом жара, продолжил Макс, а тут прохладно. Пока на дрожках ехал, все время ветерок поддувал. Обед готовите? Здесь по старинке живут. Картошка и щи из щавеля?
Пообедайте с нами, пригласила Циреле.
Мать что-то прошипела, поджав тонкие губы, и сделала дочери знак замолчать. Ее шелковый парик вспыхнул в солнечном луче.
Вдруг Макс оробел перед ней. Похоже, эта праведная женщина легко прочитала его грязные мыслишки. «Видать, и сама в постели горяча, мелькнуло у него в голове. Она же еще молодая, наверно, сорока нет» Макс повернулся к Циреле, неуверенно, едва заметно ей подмигнул и открыл дверь в соседнюю комнату.
Через окно и застекленную дверь балкона ярко светило солнце. Раввин что-то писал, стоя за конторкой. Как ни странно, Макса он не узнал:
Чем могу помочь?
Ребе, вы меня не узнаёте? Я Макс, Мордхе, из Америки.
Ах, да, конечно. Входите, присаживайтесь. Вот сюда.
Раввин указал на скамью, а сам сел за стол.
«А ведь они с Циреле на одно лицо!»подивился Макс. Разве девушка может быть похожа на мужчину с рыжей бородой? А вот поди ж ты! Раввину точно не стоит опасаться, что Цирелене его дочь, как тому, из пьесы, которую Макс видел в лондонском еврейском театре. Пьеса так и называлась«Отец», там папаша все подозревал, что ребенок не от него. Хотя с того дня, как они сошлись, Рашель была Максу верна, он все равно не мог избавиться от сомнений. Кто знает, чего ждать от женщины, которую вытащили из грязи? Никогда нельзя быть уверенным до конца. Конечно, Артуро был похож на него как две капли воды, но когда с ним случилось несчастье, Макс даже подумал: было бы легче, знай он, что Артуроне его сын Да, чего только в голову не придет!
Ребе, вы Тору учили? Я, наверно, помешал.
Нет-нет. Конечно, еврей должен постоянно учить Тору, но ведь сказано: «Лой олехо гамлохо лигмойр». Как у Торы нет начала, так нет и конца. Сказано, что если кто-то целый день повторяет стих «Ваахойс Лойтон Тимно», он выполняет Закон. И потом, «гахносес орхим»тоже великая заповедь. Брат пришел к брату! Раввин взял на тон выше.
Макс понимал не все, но чутко прислушивался к музыке незнакомых слов. Подумал: «Не могу я причинить зла таким людям».
Ребе, я недостоин быть грязью у вас под ногами. Вы святой, праведник, а я простой человек, неуч
Бог с вами, что вы!
Ребе, позвольте говорить начистоту! Зачем кого-то обманывать? Что есть, то есть. Я учился в хедере, и отец, земля ему пухом, хотел, чтобы я пошел в ешиву и всякое такое, но меня, как говорится, тянуло на улицу. Рассказываю об этом, чтобы вы на меня не сердились. Позавчера я пришел к вам и, едва увидел вашу дочь, сразу понял, что с ней пребывает благодать Божья. Как говорили у нас в Рашкове, такой красавицы на всем свете не сыщешь. Тонкая, благородная, сразу видно, дочь святого человека. Лицо будто солнце сияет, аж глаза слепит. Не сердитесь, ребе, мужчина есть мужчина, будь он хоть пророк Моисей. Я ведь тоже маленько Тору учил Я вам говорил, я вдовец. Сначала сына похоронил, единственного своего, а вслед за ним и жену. Уже не один год болтаюсь туда-сюда по всему свету. Деньги у меня есть, но что от них толку, если на сердце пустота? Знаю, что недостоин вам ноги мыть и воду пить, но все-таки я еврей, все мы, как говорится, одного роду-племени. В общем, пришел к вам свататься. Нравится мне ваша Циреле! Я намного старше, в отцы ей гожусь, но если муж старше, так это ничего. Она у меня в золоте ходить будет, на руках буду ее носить. Как Бог один, так и Циреле у меня одна будет. Простите, ребе, если я какие-то глупости говорю. Не учили меня, как со святым человеком разговаривать