У-у-у...
Посадка.
Поезд. Одновременно, как из-под земли: двенадцать с винтовками. Наши! В последнюю секунду пришли посадить. Сердце падает: Разин!
Что, товарищ, небось сробели? Ничего! Ся-адем!
Безнадежно, я даже не двигаюсь. Не вагонызавалы. А навстречу завалам вагоннымревуще, вопиюще, взывающе и глаголющезавалы платформенные.
Ребенка задавили! Ре-бенка! Ре
Лежачая волнадыбом. Горизонтальв стремительную и обезумевшую вертикаль. Лезут. Втаскивают. Вваливают. Вваливаются.
Ячерез всехРазину:
Ну? Ну?
Ус-пеем, барышня! Не волнуйтесь! Вот мы их сейчас!
Ребята, осади, стрелять будем!
Ответный рев толпы, щелк в воздух, удар в спину, не знаю где, не знаю что, глаза из ям, взлет...
А это что ж, а? Это что ж за птицыза синицы? Штыка-ами? Крестьянского добра награбили да по живому человеку ступа-ать?
А спусти-ка их, ребята, и дело с концом! Пущай вольным воздухом продышатся!
Поняла, что села и едем. (Все ли? Озирнуться нельзя.) Постепенное осознание: стою, одна нога есть. А другая, «очевидно», тоже есть, но гдене знаю. Потом найду.
А гроза голосов растет.
Долго очень думать не приходится. Штык посадил, а мужик высадит! Что ж это, в самом деле, за насмешка, мы этой машины-то, небось, семнадцать ден, как Царства Небесного какого... А эти!..
Утешаюсь только одним: извлечь человека из этой гущи то же самое, что пробку из штофа без штопора: немыслимо. Мне быть выброшеннойдругим раздаться. А раздатьсяразлететься вагону. Точное ощущение предела вместимости: дальшенекуда, и больше нельзя.
Стою, чуть покачиваемая тесным, совместным человеческим дыханием: взад и вперед, как волна. Грудью, боком, плечом, коленом сращенная, в лад дышу. И от этой предельной телесной сплоченностиполное ощущение потери тела. Я, это то, что движется. Тело, в столбнякеоно. Теплушка: вынужденный столбняк.
Господа-а-а... О-о-о... У-у-у...
Но... нога: ведь нет же! Беспокойство (раздраженное) о ноге покрывает смысл угроз. Ногараньше... Вот, когда найду ногу... И, о радость: находится! Что-тогде-то болит. Прислушиваюсь. Она, она, голубушка! Где-то далеко, глубоко... Боль оттачивается, уже непереносима, делаю отчаянное усилие...
Рев:Это кто ж сапогами в морду лезет?!
Но дуб выкорчеван: рядом со мной, как дымовой столб (ни чулка, ни башмака не видно)моя насущная праведная вторая нога.
Ивнезапный всплеск в памяти: что-то темное ввысь! горит!
Ах, рука на прощание, с моим перстнем! Станции Усмань Тамбовской губ<<ернии>> последний привет!
Москва, сентябрь. 1918
О любви (Из дневника)
1917 г.
Для полной согласованности душ нужна согласованность дыхания, ибо, чтодыхание, как не ритм души?
Итак, чтобы люди друг друга понимали, надо, чтобы они шли или лежали рядом.
Благородство сердцаоргбна. Неослабная настороженность. Всегда первое бьет тревогу. Я могла бы сказать: не любовь вызывает во мне сердцебиение, а сердцебиениелюбовь.
Сердце: скорее орга́н, чем о́рган.
Сердце: лот, лаг, отвес, силомер, реомюрвсё, только не хронометр любви.
«Вы любите двоих, значит, Вы никого не любите!»Простите, но если я, кроме Н., люблю еще Генриха Гейне, Вы же не скажете, что я того, первого, не люблю. Значит, любить одновременно живого и мертвогоможно. Но представьте себе, что Генрих Гейне ожил и в любую минуту может войти в комнату. Я та же, Генрих Гейнетот же, вся разница в том, что он может войти в комнату.
Итак: любовь к двум лицам, из которых каждое в любую минуту может войти в комнату, не любовь. Для того, чтобы одновременная моя любовь к двум лицам была любовью, необходимо, чтобы одно из этих лиц родилось на сто лет раньше меня, или вовсе не рождалось (портрет, поэма). Не всегда выполнимое условие!
И все-таки Изольда, любящая еще кого-нибудь, кроме Тристана, немыслима, и крик Сары (Маргариты Готье)«О, л'Амур! л'Амур!», относящийся еще к кому-нибудь, кроме ее молодого друга, смешон.
Я бы предложила другую формулу: женщина, не забывающая о Генрихе Гейне в ту минуту, когда входит ее возлюбленный, любит только Генриха Гейне.
«Возлюбленный»театрально, «любовник»откровенно, «друг»неопределенно. Нелюбовная страна!
Каждый раз, когда узнаю, что человек меня любитудивляюсь, не любитудивляюсь, но больше всего удивляюсь, когда человек ко мне равнодушен.
Старики и старухи.
Бритый стройный старик всегда немножко старинен, всегда немножко маркиз. И его внимание мне более лестно, больше меня волнует, чем любовь любого двадцатилетнего. Выражаясь преувеличенно: здесь чувство, что меня любит целое столетие. Тут и тоска по его двадцати годам, и радость за свои, и возможность быть щедройи вся невозможность. Есть такая песенка Беранже:
...Взгляд твой зорок...
Но тебе двенадцать лет,
Мне уж сорок.
Шестнадцать лет и шестьдесят лет совсем не чудовищно, а главноесовсем не смешно. Во всяком случае, менее смешно, чем большинство так называемых «равных» браков. Возможность настоящего пафоса.
А старуха, влюбленная в юношу, в лучшем случаетрогательна. Исключение: актрисы. Старая актрисамумия розы.
...И была промеж них такая игра. Он ей поетее аккурат Марусей звали«Маруся ты, Маруся, закрой свои глаза», а она на постелю ляжет, простынею себя накроеткак есть покойница.
Он к ней: «Маруся! Ты не умри совсем! Маруся! Ты взаправду не умри!»Кажный раз до слез доходил. На одной фабрике работали, ей пятнадцать годочков было, ему шешнадцать...
(Рассказ няньки.)
А у меня муж, милые: бы-ыл!!! Только и человецкого, что обличие. Ничего не ел, всё пил. Подушку мою пропил, одеяло с девками прогулял. Всё ему, милые, скушно: и работать скушно, и со мной чай пить скушно. А собой хорош, как демон: волоса кучерявые, брови ровные, глаза синие. .. Пятый год пропадает!
(Нянькаподругам.)
Первый любовный взглядто кратчайшее расстояние между двумя точками, та божественная прямая, которой нет второй.
Из письма:
«Если бы Вы сейчас вошли и сказали: Я уезжаю надолго, навсегда, или: Мне кажется, я Вас больше не люблю, я бы, кажется, не почувствовала ничего нового: каждый раз, когда Вы уезжаете, каждый час, когда Вас нетВас нет навсегда и Вы меня не любите».
В моих чувствах, как в детских, нет степеней.
Первая победа женщины над мужчинойрассказ мужчины о его любви к другой. А окончательная ее победарассказ этой другой о своей любви к нему, о его любви к ней. Тайное стало явным, ваша любовьмоя. И пока этого нет, нельзя спать спокойно.
Все нерассказанноенепрерывно. Так, непокаянное убийство, например, длится. То же о любви.
Вы не хотите, чтобы знали, что вы такого-то любите? Тогда говорите о нем: «я его обожаю!» Впрочем, некоторые знают, что это значит.
Рассказ.
Когда мне было восемнадцать лет, в меня был безумно влюблен один банкир, еврей. Я была замужем, он женат. Толстый такой, но удивительно трогательный. Мы почти никогда не оставались одни, но когда это случалось, он мне говорил только одно слово: «Живите! Живите!»И никогда не целовал руки. Однажды он устроил вечер, нарочно для меня, назвал прекрасных танцоровя тогда страшно любила танцевать! Сам он не мог танцевать, потому что был слишком толст. Обыкновенно он на таких вечерах играл в карты. В этот вечер он не играл.
(Рассказчице тридцать шесть лет, пленительна.)
«Только живите!» Я уронила руки,
Я уронила нб руки жаркий лоб...
Так молодая Буря слушает Бога
Где-нибудь в поле, в какой-нибудь темный час.
И на высокий вал моего дыханья
Властная вдругсловно с неба ложится длань.
И на уста мои чьи-то уста ложатся.
Так молодую Бурю слушаетБог.
(Nachhall, отзвук.)
Гостинаяполе, вчерашняя смолянкаБуря, толстый банкирБог. Что уцелело? Да вот то одно слово, которое банкир говорил институтке и Бог в первый деньвсему: «Живите!»
«Будь» единственное слово любви, человеческой и божеской. Остальное: гостиная, поле, банкир, институткачастности,
Что же уцелело? Всё.
Лучше потерять человека всем собой, чем удержать его какой-то своей сотой.
Полководец после победы, поэт после поэмыкуда? к женщине. Страстьпоследняя возможность человеку высказаться, как небоединственная возможность бытьбуре.
Человекбуря, страстьнебо, ее растворяющее.
О, поэты, поэты! Единственные настоящие любовники женщин!
Желание вглубь: вглубь ночи, вглубь любви. Любовь: провал во времени.
«Во имя свое» любовь через жизнь, «во имя твое»через смерть.
«Старуха... Что я буду делать со старухой??!»Восхитительнаяв своей откровенностиформула мужского.
«Зачем старухи одеваются? Это бессмысленно! Я бы заказал им всем одинаковый... юниформ, а так как они все богаты, я бы создал кассу, из которой бы одевали очень хорошо одевал бы! всех молодых и красивых».
Не мешай мне писать о тебе стихи!
Помешай мне писать стихи о себе!
В промежуткевся любовная гамма поэта.
Третье лицовсегда отвод. В начале любвиот богатства, в конце любвиот нищеты.
История некоторых встреч. Эквилибристика чувств.
Рассказ юнкера: ...»объясняюсь ей в любви, конечно, напеваю...»
Любовность и материнство почти исключают друг друга. Настоящее материнствомужественно.
Сколько материнских поцелуев падает на недетские головыи сколько нематеринскихна детские!
Страстная материнская любовьне по адресу.
Там, где я должна думать (из-за других) о поступке, сочинять его, он всегда нецеленначат и не конченне объяснит не мой. Я точно запомнила А и не помню Би сразу, вместо Бмои блаженные иероглифы!
Разговор:
Я, о романе, который хотела бы написать: «Понимаете, в сыне я люблю отца, в отцесына... Если Бог пошлет мне веку, я непременно это напишу!»
Он, спокойно: «Если Бог пошлет вам веку, вы непременно это сделаете».
О Песни Песней:
Песнь Песней действует, на меня, как слон: и страшно и смешно.
Песнь Песней написана в стране, где виноградс булыжник.
Песнь Песней: флора и фауна всех пяти частей света в одной-единственной женщине. (Неоткрытую Америкувключая.)
Лучшее в Песни Песней, это стих Ахматовой:
«А в Библии красный кленовый лист
Заложен на Песни Песней».
«Я бы никогда не мог любить танцовщицы, мне бы всегда казалось, что у меня в руках барахтается птица».
Вдова, выходящая замуж. Долго искала формулу для этой отвращающей меня узаконенности. И вдругв одной французской книге, очевидно, женской (автора «Amitié amoureuse»)моя формула:
«Le remariage est un adultère posthume».
Вздохнула!
Раньше все, что я любила, называлосья, теперьвы. Но оно всё то же.
Жен много, любовниц мало. Настоящая жена от недостатка (любовного), настоящая любовницаот избытка. Люблю не жен и не любовниц«amoureuses».
Как музыкантменьше музыки! И как любовникменьше любви!
(NB! «Любовник» и здесь и впредь как средневековое обширное «amant». Минуя просторечие, возвращаю ему первичный смысл. Любовник: тот, кто любит, тот, через кого явлена любовь, провод стихии Любви. Может быть, в одной постели, а может бытьза тысячу верст. Любовь не как «связь», а как стихия.)
«Есть две ревности. Одна (наступательный жест)от себя, другая (удар в грудь)в себя. Чем это низковонзить в себя нож?»
(Бальмонт.)
Я должна была бы пить Вас из четвертной, а пью по каплям, от которых кашляю.
Как медленно сходятся с Вами такие-то! Они делают миллиметры там, где я делаламили!
Зачем змей, когда Ева?
Любовь: зимой от холода, летом от жары, весной от первых листьев, осенью от последних: всегдаот всего.
Ночной разговор.
Павел Антокольский:У Господа был Иуда. А кто же у ДьяволаИуда?
Я:Это, конечно, будет женщина. Дьявол ее полюбит, и она захочет вернуть его к Богу, и вернет.
Антокольский:А она застрелится. Но я утверждаю, что это будет мужчина.
Я:Мужчина? Как может мужчина предать Дьявола? У него же нет никакого доступа к Дьяволу, он Дьяволу не нужен, какое дело Дьяволу до мужчины? Дьявол сам мужчина. Дьяволэто вся мужественность. Дьявола можно соблазнить только любовью, то есть женщиной.
Антокольский:И найдется мужчина, который припишет себе честь этого завоевания.
Я:И знаете, как это будет? Женщина полюбит Дьявола, а ее полюбит мужчина. Он придет к ней и скажет:«Ты его любишь, неужели тебе его не жаль? Ведь ему плохо, верни его к Богу». И она вернет...
Антокольский:И разлюбит.
Я:Нет, она не разлюбит. Он ее разлюбит, потому что теперь у него Бог, она ему больше не нужна. Не разлюбит, но бросится к тому.
Антокольский:И, смотря в его глаза, увидит, что все те же глаза, и что она сама побежденаДьяволом.
Я:Но был же час, когда Дьявол был побежден, час, когда он вернулся к Богу.
Антокольский:И предал егомужчина.
Я:Ах, я говорю о любовной драме! Антокольский:А я говорю об имени, которое останется на скрижалях.
Я:Женщинаодержимая. Женщина идет по пути вздоха (глубоко дышу). Вот так. И промахнулся Гейне с его «horizontales Handwerk»! Как раз по вертикали!
Антокольский:А мужчина хочеттак: (Выброшенная рука. Прыжок.)
Я:Это не мужчина так, это тигр так. Кстати, если бы вместо «мужчины» было «тигр», я бы, может быть, и любила мужчин. Какое безобразное словомужчина! Насколько по-немецки лучше: «Mann», и по-французски: «Homme». Man, homo... Нет, у всех лучше...
Но дальше. Итак, женщина идет по пути вздоха... Женщина, это вздох. Мужчина, это жест. (Вздох всегда раньше, во время прыжка не дышат.) Мужчина никогда не хочет первый. Если мужчина захотел, женщина уже хочет.
Антокольский:А что же мы сделаем с трагической любовью? Когда женщинадействительноне хочет?
Я:Значит, не она хотела, а какая-нибудь рядом. Ошибся дверью.
Я, робко:Антокольский, можно ли назвать то, что мы сейчас делаеммыслью?
Антокольский, еще более робко:Этовселенское дело: то же самое, что сидеть на облаках и править миром.
Я:Два отношения к миру: любовное, материнское.
Антокольский:И у нас два: любовное, сыновнее. А отцовскогонет. Что такое отцовство?
Я:Отцовства, вообще, нет. Есть материнство:МарияМатьбольшое М.
Антокольский:А отцовствобольшое О, то есть нуль, зеро.
Я, примиряющеА зато у нас нет дочернего.
Говорим о любви.
Антокольский:Любить Мадоннувсе равно, что застраховаться от кредиторов. (Кредитораженщины.)
Говорим о Иоанне д'Арк, и Антокольский, внезапным взрывом:
А королю совсем не нужно царства, он хочет то, что больше царстваИоанну. А Вам... А ей до него нет никакого дела:«Нет, ты должен быть королем! Иди на царство!»как говорят: «Иди в гимназию!»
Насыщенный раствор. Вода не может растворить больше.
Таков закон. Вынасыщенный мною раствор.
Яне бездонный чан.
Нужно научиться (мне) подходить к любовному настоящему человека, как к его любовному прошлому, то естьсо всей отрешенностью и страстностью творчества.
Соперник всегдаили Бог (молишься!)или дурак (даже не презираешь).
Предательство уже указывает на любовь. Нельзя предать знакомого.
1918 г.
Суд над адмиралом Щастным. Приговор произнесен. Подсудимого уводят. И, уходя, вполоборота, в толпу: «Вы придете?»
Женское:Да!
Я не любовная героиня, я никогда не уйду в любовника, всегдав любовь.
«Вся жизнь делится на три периода: предчувствие любви, действие любви и воспоминание о любви».
Я:Причем середина длится от 5-ти лет до 75-ти, да?
Письмо:
«Милый друг! Когда я, в отчаянии от нищенства дней, задушенная бытом и чужой глупостью, вхожу, наконец, к Вам в дом, я всем существом в праве на Вас. Можно оспаривать право человека на хлеб (дед не работал, значитвнук не ешь!)нельзя оспаривать право человека на воздух. Мой воздух с людьмивосторг. Отсюда мое оскорбление.
Вам жарко. Вы раздражены. Вы «измучены», кто-то звонит, Вы лениво подходите: «Ах, это Вы?» И жалобы на жару, на усталость, любование собственной ленью, да восхищайтесь же мной, я так хорош!
Вам нет дела до меня, до моей души, три днябездна (не для менябез Вас, для меняс собой), одних снов за три ночитысяча и один, а я их и днем вижу!