N! Вы бы хотели сейчас быть в Вене? Этогостиница, сейчас 1912 г., выгляните, живая, школьная, ночная Вена... и «Wienerblut»...
И он, протяжно:
Ах, я ничего не знаю, Маринушка!
Просыпаюсь с солнцем. Быстро влезаю в свое широченное красное платье (цвета cardinalпожар!). Пишу записку N. Осторожно открываю дверь ио, ужас! огромная двухспальная кровать, и на нейспящие. Отступаю. Потом, внезапно решившись, большими тихими шагами направляюсь к противоположной двери, уже нажимаю ручку...
Да что же это такое?!
На кровати сидящий мужчинавсклокоченная голова, расстегнутый ворот, смотрит.
И я, вежливо:
Это я. Я случайно ночевала здесь и иду домой.
Но, товарищ!..
Ради Бога, извините. Я не думала, что... Я думаю, что... Я, очевидно, не сюда попала...
И, не пережидая реплики, исчезаю.
(NB! Именносюда!)
Потом слышала от N.: спящий принял меня за красное привидение. Призрак Революции, исчезающий вместе с первыми лучами солнца!
Рассказывая, безумно смеялся.
Только сейчас, пять лет спустя, по достоинству оцениваю положение: единственное, что я догадалась сделать, попав в коммуну, это попасть в чужую спальню, единственноевопреки всем призывам г<<оспо>>жи Коллонтай и Kºу коммунистовнекоммунистического«Plus royaliste que le Roi!»
(Пометка весной 1923 г.)
Воин Христов
Раннее утро. Идем с Алей мимо Бориса и Глеба. Служба. Всходим, вслед за какой-то черной старушкой, по ступеням белого крыльца. Храм полон, от раннего часа и тишины впечатление заговора. Через несколько секунд явственно ушами слышу:
...Итак, братья, ежели эти страшные вести подтвердятся, как я только о том проведаю, ударит звонарь в колокол, и побегут по всем домам гонцы-посланцы, оповещая всех вас о неслыханном злодеянии. Будьте готовы, братья! Враг бодрствует, бодрствуйте и вы! По первому удару колокола, в любой час дня и ночивсе, все в храм! Встанем, братья, грудью, защитим святыню! Берите с собой малолетних младенцев ваших, пусть мужчины не берут оружия: возденем голые руки горй, с знаком молитвы, посмотримдерзнут ли они с мечом на толпу безоружных!
А ежели и это свершитсячто ж, ляжем все, ляжем с чувством исполненного долга на ступенях нашего храма, до последней капли крови защищая Господа нашего и Владыку Иисуса Христа, покровителей храма сего и нашу несчастную родину.
...Набат будет частый, дробный, с явственными перерывами... Поясняю вам сие, братья, для того, чтобы вы, спросонья, не спутали его с пожарным колоколом. Как услышите в неурочный час непривычный звон, так знайте: зовет, зовет Господь! Итак, дорогие братья...
И мое торопливое в ответ: «Дай Бог! Дай Бог, дай Бог!»
Москва. 19181919
О благодарности (Из дневника 1919 г.)
Когда пятилетний Моцарт, только что отбежав от клавесина, растянулся на скользком дворцовом паркете, и семилетняя Мария-Антуанэтта, единственная из всех, бросилась к нему и подняла его, он сказал: «Celle-je l'epouserai», и, когда Мария-Тереза спросила его, почему, «Par reconnaissance».
Скольких она и потом, Королевой Франции, поднимала с паркетавсегда скользкого для игроковчестолюбцевкутил, крикнул ли ей кто-нибудьpar reconnaissance«Vive la Reine!» когда она в своей тележке проезжала на эшафот.
Reconnaissanceузнавание. Узнаватьвопреки всем личинам и морщинамраз, в какой-то час узренный, настоящий лик.
(Благодарность.)
Я никогда не бываю благодарной людям за поступкитолько за сущности! Хлеб, данный мне, может оказаться случайностью, сон, виденный обо мне, всегда сущность.
Я беру, как я даю: слепо, так же равнодушная к руке дающего, как к своей, получающей.
Человек дает мне хлеб. Что первое? Отдарить. Отдарить, чтобы не благодарить. Благодарность: дар себя за благо, то есть: платная любовь.
Я слишком чту людей, чтобы оскорблять их платной любовью.
Оскорбительно для меня, следовательно и для другого.
Добрая воля, направленная на меня, никогда ничего не предрешала. Личность (направленность на меня) дара, в моем восприятии дара, отсутствует. Я благодарна не за себя и не за соседа, я благодарна.
Меня не купишь. В этом вся суть. Меня можно купить только сущностью. (То естьсущность мою!) Хлебом вы купите: лицемерие, лжеусердие, любезность, всю мою пену... если не накипь.
Купитьоткупиться. От меня не откупишься.
Купить меня можнотолько всем небом в себе! Небом, в котором мне может быть даже не будет места.
Благодарна я вне-лично, то есть лишь там, где я, помимо доброй воли человека и без его ведома, могу взять сама.
Отношение не есть оценка. Это я устала повторять. Оттого, что ты мне дал хлеба, я может быть стала добрее, но ты от этого не стал прекрасней.
Поступок не есть отношение, отношение не есть оценка, оценка (критиком, например. Блока) не есть сущность (Блок).
Сущностьумысел, слышна только слухом.
Кусок хлеба от противного человека. Удачный случай. Не больше.
Ем ваш хлеб и поношу. Да.
Только корыстьблагодарна. Только корысть мерит целое (сущность) по куску, данному ей. Только детская слепость, глядящая в руку, утверждает: «Он дал мне сахару, он хороший». Сахар хороший, да. Но оценивать сущность человека по сахарам и «чаям», от него полученным, простительно только детям и прислугам: инстинкту.
Да и то нет: мы часто наблюдаем собак, предпочитающих господина своего, ничего не дающего, кухарке, кормящей.
Отождествлять источник благ с благами (кухаркус мясом, дядю с сахаром, гостяс чаевыми) признак полной неразвитости души и мысли. Существо, не пошедшее дальше пяти чувств.
Собака, любящая за то, что гладят, выше кошки, любящей за то, что гладят, и кошка, любящая за то, что гладят, выше ребенка, любящего за то, что кормят. Все дело в степенях.
Так, от простейшей любви за сахарк любви за ласкук любви при видек любви не видя (на расстоянии), к любви, невзирая (на нелюбовь), от маленькой любви зак великой любви вне (меня)от любви получающей (волей другого!) к любви берущей (даже помимо воли его, без ведома его, против воли его!)к любви в себе.
Чем старше мы, тем большего мы хотим: в младенчестветолько сахара, в юноститолько любви, в староститолько (!) сущности (тебя вне меня).
Чем меньше мы внешние блага ценим, тем легче мы их даем и берем, тем меньше мы за них благодарны.
(Практически: благодарность за хлеб (даяние) я допускаю только молчаливую. В явнойнечто устыжающее дающего, какой-то укор.)
Радость хлебувот лучшая благодарность! Благодарность, кончающаяся с последним глотком в пищевод.
Неужели эта частность, малость, подразумеваемость (для меня)датьнеминуемо должна вырасти в какую-то гору, из-за приставки: мне.
Я-то ведь знаю, как дают: слепо! И я разве сама стерплю, чтобы меня благодарили за хлеб? (За стихи не стерплю, вот что!)
Хлебразве это я?! Стихи (случайность песенного дара)разве это я?!
Я, это под небом, одна. Отойдите и благодарите.
Я не хочу низко думать о людях. Когда я даю человеку хлеб, я даю голодному, то есть пищеводу, то есть не ему. Его душа здесь ни при чем. Я могу дать любомуи не я даю: любой. Хлеб сам себя дает. И я не хочу верить, чтобы любой, давая моему пищеводу, требовал за это c моей (или моей) души.
Но не пищевод дает: душа! Нет, рука. Эти дары не личны. Странно предпочитать один желудок другому, а если и предпочитатьто более голодный. Более голодный, на сегодня, мой (твой). Я за это не ответственна.
Так, установив дающего (руку) и получающего (пищевод)странно требовать одному куску мяса от другого куска мяса... благодарности.
Души благодарны, но души благодарны исключительно за души. Спасибо за то, что ты есть.
Все остальноеот меня к человеку и от человека ко мнеоскорбление.
Дать, это не действенность наша! Не личность наша! Не страсть! Не выбор! Нечто, принадлежащее всем (хлеб), следовательно (у меня его нет) у меня отобранное, возвращается (через тебя) ко мне (через меняк тебе). Хлеб нищемувосстановление прав.
Если бы мы давали кому мы хотим, мы были бы последние негодяи. Мы даем тому, кто хочет. Его голод (воля!) вызывает наш жест (хлеб). Дано и забыто. Взято и забыто. Никакой связи, никакого родства. Дав, отмежевываюсь. Взяв, отмежевываюсь.
Без последствий.
Так зачем же мне тебе давать?
Чтобы не быть подлецом.
Помню гимназисткойв проходном церковном дворенищий. «Подайте, Христа ради!»Миную. «Подайте, Христа ради!»Продолжаю идти. Он, забегая:«Не ради Богатак хошь ради черта!»
Почему дала? Вознегодовал.
Хлеб. Жест. Дать. Взять. Этого не будет там. Поэтому все, возникающее из дать и взятьложь. Сам хлебложь. Ничто, построенное на хлебе, не уцелеет (замешенное на дрожжахне взойдет). Опара наших хлебных чувств при хладной температуре Бессмертия неминуемо опадет.
Не стоит и замешивать.
Братьстыд, нет, даватьстыд. У берущего, раз берет, явно нет; у дающего, раз дает, явно есть. И вот эта очная ставка есть с нет...
Давать нужно было бы на коленях, как нищие просят.
К счастью, этим стыдом даяния награждены только нищие. (Деликатность их дара!) Богатые ограничиваются минутной заминкой докторского гонорара.
Благодарность: от любования до опрокинутости.
Я могу любоваться только рукой, отдающей последнее, следовательно: я никогда не могу быть благодарной богатым.
...Разве что за робость их, виноватость их, сразу делающую их невинными.
Бедный, когда дает, говорит: «Прости за малость». Смущение бедного от «больше не могу». Богатый, когда дает, ничего не говорит. Смущение богатого от «больше не хочу».
Дать, это настолько легче, чем братьи настолько легче, чем быть.
Богатые откупаются. О, богатые безумно боятсяне Революции, так Страшного Суда. Я знаю мать, покупающую молоко чужому (больному!) ребенку только для того, чтобы не погиб ее собственный (здоровый). Богатая мать, спасая чужого ребенка от смерти (достоверной), только выкупает своего у смерти возможной. («Умолить судьбу!»)
Я смотрю в исток поступка, в умысел его. Это молоко ей, богатой матери, на Страшном Суде потечет смолой.
Благотворительность. Поликратов перстень.
Дар нищего (кровный, последний!) безличен. «Бог дает». Дар богатого (излишек, почти отброс) имеет имя, отчество, фамилию, чин, звание, род, день, час, число. Ипамять. Дала правая, а помнят обе.
Нищий, подав из руки в руку, забыл. Богатый, выславший через прислугу, помнит. И, если вдуматься, понятно: некий оправдательный материал для Страшного Суда.
Гадательный материал.
Москва, июль 1919
Отрывки из книги «Земные приметы»
Таинственная скука великих произведений искусства, одних уже наименований их: Венера Милосская, Сикстинская Мадонна, Колизей, Божественная Комедия (исключение Музыка. «Девятая симфония», это всегда вздымает!).
Точно на них пудами навязла скука всех их читателей, чтителей, попечителей, толкователей...
И таинственное притяжение мировых имен: Елена, Роланд, Цезарь (включая сюда и творцов вышеназванных творений, если имена их пребыли).
Сказанное относится к звуку имен их, к моему слуховому восприятию. Касательно же сущностиследующее:
Творению я несомненно предпочитаю Творца. Возьмем Джоконду и Леонардо. Джокондаабсолют, Леонардо, нам Джоконду давшийвеликий вопросительный знак. Но может быть, Джоконда и есть ответ Леонардо? Да, но не исчерпывающий. За пределами творения (явленного!) еще целая безднаТворец: весь творческий Хаос, все небо, все недра, все завтра, все звезды, все, обрываемое здесь земною смертью.
Так абсолют (творение) превращается для меня в относительность: вехи к Творцу.
Но это уничтожение искусства!
Да. Искусство не самоцель: мост, а не цель.
Произведение искусства отвечает, живая судьба спрашивает (тоска рожденного по воплощению в искусстве!). Произведение искусства, как совершенное, приказует, живая судьба, как несовершенное, просит. Если ты хочешь абсолюта, иди к Венере Милосской, МадоннеСикстинской, УлыбкеЛеонардовской, если ты хочешь дать абсолют (ответить!), иди к Афродитепросто, Мариипросто, Улыбкепросто: минуя толкованиек первоисточнику, т. е. делай то же, что делали творцы этих творений, безымянных или именных.
Этим ты не умаляешь ни Гёте, ни Леонардо, ни Данте. Твоя немота перед нимитвоя дань им. Что можно ответить на исчерпывающий ответ? Молчишь.
Но если ты рожден в мирдавать ответы, не застывай в блаженном небытии, не так творили и не этого, творя, хотели Гёте, Леонардо, Данте. Быть опрокинутымда, но уметь и встать: припавоторваться, пропаввоскреснуть.
Коленопреклонисьи иди мимо: в мир нерожденный, несотворенный и жаждущий.
В этой отбрасывающей силе и есть главная сила великих произведений искусства. Абсолют отбрасываетк созданию абсолютов же! В этом и заключается их действенность и вечная жизнь.
Но между Джокондой (абсолютным толкованием Улыбки) и мною (сознанием этой абсолютности) не только моя немота, еще миллиарды толкователей этого толкования, все книги о Джоконде написанные, весь пятивековой опыт глаз и голов, над ней тщившихся.
Мне здесь нечего делать.
Абсолютна, свершена, совершенна, истолкована, залюблена.
Единственное, что можно перед Джокондойне быть.
«Но Джоконда улыбкойспрашивает!» На это отвечу: «Вопрос ее улыбкии есть ответ ее». Неизбежность вопроса и есть абсолют ответа. Сущность улыбкивопрос. Вопрос дан в непрерывности, следовательно дана сущность улыбки, ответ ее, абсолют ее.
Толковать Улыбку (Джоконду) ученым, художникам, поэтам и царямбессмысленно. Дана Тайна, тайна как сущность и сущность как тайна. Дана Тайна в себе.
Любитьвидеть человека таким, каким его задумал Бог и не осуществили родители.
Не любитьвидеть вместо него: стол, стул.
Дочь, у которой убили отцасирота. Жена, у которой убили мужавдова. А мать, у которой убили сына?
Всегда крещусь, переезжая через реку. Подумать не успев. Любопытно, есть ли в народе такая примета? Если нет, значитбыла.
Родство по крови грубо и прочно, родство по избраниютонко. Где тонко, там и рвется.
«Я вас не оставлю!» Так может сказать только Богиди мужик с молоком в Москве, зимой 1918 г.
Я и Театр:
Я принадлежу к тем зрителям, которые, по окончании мистерии, разрывают на части Иуду.
Вся тайна в том, чтобы сто лет назад видеть, как сегодня, и сегоднякак сто лет назад.
(Уничтожение... я хотела написать: пространства. Нет, времени. Но «время» не мыслишь иначе как: расстояние. А «расстояние»сразу версты, столбы. Стало быть: версты, это пространственные годы, равно как годэто во времениверста.
Так или иначе, но перемещать годы и верстынужно.)
Верста: уводящая! Насколько это лучше «исходящей» (о «входящей» уже не говорю: вошлатак осталась!).
Любовькак заговор:
Zur rechten Zeit,
Am rechten Ort,
Der rechte Mann
Das rechte Wort.
И главноеWort! Zeit, Ort, Mannуступаю.
Когда я уезжаю из города, мне кажется, что он кончается, перестает быть. Так о Фрейбурге, например, где я была девочкой. Кто-то рассказывает: «В 1912 г., когда я, проездом через Фрейбург...» Первая мысль: «Неужели?» (То есть неужели он, Фрейбург, есть, продолжает быть?) Это не самомнение, я знаю, что я в жизни городовничто. Это не: без меня?!, а: сам по себе?! (То есть: он действительно есть, вне моих глаз есть, не я его выдумала?)
Когда я ухожу из человека, мне кажется, что он кончается, перестает быть. Так и о Z, например. Кто-то рассказывает: «В 1917 г., когда я встретился с Z»... Первая мысль: «Неужели?» (То есть: неужели он, Z, есть, продолжает быть?) Это не самомнение, я знаю, что я в жизни людейничто...
«Кончается, перестает быть». Здесь нужно различать два случая.
Первый:
Сильно ожитые (оживленные? выжатые?) мною люди и города пропадают безвозвратно: как проваливаются. Не гулкие Китежи, глухие Геркуланумы.
Города и люди же, лишь беглым игралищем мне служившиезастывают: на том самом месте, на том самом жесте. Стереоскоп.
Когда я слышу о первых, я удивляюсь: неужели стоит?