Орельен. Том 2 - Луи Арагон 8 стр.


 Заткнись, Шаплен, придет твой чередпоорешь Гарсон, подайте жюрансона, черт побери, слышите, жюрансона!

Слова эти сопровождались постукиванием вилки о край фарфоровой тарелки.

 В жизни не слышал об этом шинке,  промолвил высокий черномазый малый, сидевший на углу длинного стола; жесткие волосы его, расчесанные на пробор, никак не хотели лежать гладко. Он повернул к соседу блестящие асимметричные глаза, ярко сверкавшие на раскрасневшемся лице, пересеченном тоненькой линией усиков.

 Простите,  ответил тот тихим голосом, так не вязавшимся с его атлетической фигурой, и вежливо склонил свою курчавую голову, покручивая золотистые пышные усы, украшавшие его верхнюю губу. Затем взглянул на собеседника выпуклыми глазами:Простите, но я не расслышал вашего имени а в полку я не имел чести вас знать

 Дюпюи, Стефан Дюпюи,  отозвался брюнет.  В сущности, я не из вашего полка Я служил в дивизионной артиллерии, и мы с Фуксом знакомы не по военной службе.

Высоко подняв брови, он, жестом, очевидно вошедшим уже в привычку, откинул назад волосы, которые все время лезли в глаза. Блондин бросил на него оценивающий взгляд: крепкий малый, сразу видно артиллериста, буяна, губы толстые, не закрывают белых зубов, и неприятный, почти маниакальный смешок, сопровождаемый подергиванием плеч. Вслух он произнес:

 Я тоже не из их полка И тоже попал сюда случайно я драгун, потом нас влили в шестнадцатый. Разрешите представиться: Марсоло, лейтенант Марсоло второй батальон сначала был в роте Милло. Видите, вон там, на председательском месте, сидит капитан Милло потом был офицером разведки у майора Пьергиза Ну, там другое дело! Потому что Милло, откровенно говоря Жалко, что майор не мог прийти, он сегодня занят

От разговоров в зале стоял адский шум. Слышался громкий смех, кто-то во весь голос окликал приятеля, сидящего на противоположном конце стола. Тоненько звенели рюмки и бокалы, стоявшие у каждого прибора в количестве пяти. Знакомые приветственно махали друг другу рукой, соседи немножко невпопад подымали свои особые тосты.

Какой-то высокий худощавый малый с размашистыми движениями, с пышными, так называемыми галльскими, усами и с заткнутой за воротник салфеткой вдруг появился рядом с Шапленом. Ему хлопали по плечу, приглашали выпить.

 Смотрите-ка,  сказал Марсоло.  Бланшар здесь.  Он первый заметил Бланшара.  Странная все-таки идея

 Кто такой Бланшар?  осведомился Дюпюи.

 Да так, один унтер. Абсолютно ничем не примечательный.  Он разгладил усы и дипломатично переменил тему разговора.

 Удивительное дело,  продолжал Дюпюи,  я даже никогда не слыхал о таком заведении раскопать такой шинок у самого Сакре-Кёр. Этот проныра Фукс всюду поспеет! Такой он и на фронте был.

 Попал в самую точку со своей газетенкой,  фыркнул Марсоло,  дело идет как по маслу. Все-таки приятно, что он из наших.

 Да, это, знаете ли, настоящий делец: никому не известно, почему расходится его «Ла Канья», а вот, подите вы, расходится. Куча подписчиков в колониях особенно среди тамошних чиновников, которые получают сто су в час Чем он их берет, представления не имею, да и не все ли равно. В таком деле самое главноесуметь продать.

 Ты так думаешь?  крикнул ему через стол Кюссе де Баллант, высокий малый, по виду типичный завсегдатай бистро.  Почему же он тогда, ваш обожаемый Фуксишка, не платит художникам? Одному мне он должен уйму денег.

Сидевший на противоположном углу стола Лемутар, бывший сотрудник полиции нравов, уже порядком захмелевший, решил во что бы то ни стало продемонстрировать присутствующим свои вокальные способности, но так как, выпив, он впадал в меланхолию и тоску по минувшим дням, то затянулна мотив «Под парижскими мостами»:

На мосту Минокура

Кругом кричали, чтобы он немедленно заткнулся. Какой-то невзрачный, чернявый человечек с нелепой лысиной и розовой физиономией призвал Лемутара к порядку. Говорил он с чудовищным южным акцентом. Лемутар пробормотал: «Господин капитан»,  и грузно рухнул на стул.

 Кто это?  спросил доктор у Орельена. Супруг Розы Мельроз попал сюда случайно, в качестве сотрудника «Ла Канья». Он поставлял в газету различные медицинско-исторические курьезы, в духе доктора Кабанеса, и Фукс охотно их печатал, так как под ширмой научных сообщений можно было протаскивать на страницы газеты всевозможные непристойности, пользовавшиеся особой любовью среди подписчиков в Габоне и на Мадагаскаре Орельен взглянул на того, кого называли капитаном, и улыбнулся. Как растолковать доктору Декеру, что́ есть Бомпар? Пожалуй, он единственный среди собравшихся здесь был не совсем безразличен Орельену. Лертилуа не желал принимать участия в банкете, но не сумел отговориться, а тут Фукс пристал как с ножом к горлу, да еще наврал! Если бы он не поклялся всеми богами, что Эдмон обещал прийти, Орельен ни за что бы не явился сюда И, конечно, никакого Эдмона не оказалось. Фукс уверял, что Барбентан еще придет к концу обеда. В том состоянии смятения, в каком находился Орельен последние дни, он особенно остро ощущал нелепость этой пирушки с бывшими однополчанами и случайно попавшими сюда друзьями Фукса. Ведь Фукс всю свою жизнь только тем и занимается, что устраивает встречи и банкеты! Да есть ли у этого самого Фукса своя, личная жизнь? Он, должно быть, получает от содержателей ресторанов известный процент. Не говоря уже об объявлениях в «Ла Канья».

Поэтому Орельен вцепился в доктора, тем более, что супруг знаменитой Розы тоже шел ко дну, тонул в открытом море. Это их сближало. О чем бы оба ни говорили, каждый знал, что собеседника обуревают свои мысли, которые он не выдаст ни словом.

 Капитан Бомпар,  повторил Орельен.  Во-первых, для меня он не капитан Бомпар, а по-прежнему лейтенант Бомпар. Ему дали капитанские нашивки в последнюю, так сказать, минуту, в восемнадцатом году, когда я был уже в Восточной армии. Сейчас он находится в резерве. Поэтому его понизили в чине. Вот он и бесится! Помню его пьяного как стелька в погребе одного замка близ Суассона, замка-то не было, а погреб был Замок заняли фрицы, но лейтенанта Бомпара не обнаружили Когда мы на рассвете пошли в контратаку, он вылез из погреба с ручным пулеметом и на прощание выпустил всю ленту. А потом рухнул наземь, как бревно. Я думал, что его ранило, подполз, нагнулся над ним: «Господин лейтенант! Господин лейтенант!» А он храпит с самым блаженным видом

Орельен бросил взгляд на ручные часы. Нет, Эдмон не придет. Ему очень хотелось спросить об этом доктора, да страшно было совершить нескромность, попасть впросак. Что знает о своей жене доктор? А если знает, тогда он вполне загадочная личность.

 Скажите, доктор, Роза сейчас в театре?

 Нет да, кстати, что это она мне сообщила? Что вы, Лертилуа, согласились быть нашим пайщиком?

Решительно все говорили об его участии в «Косметике Мельроз» как о давным-давно решенном деле. Орельен не сказал «нет», потому что вспомнил о Люсьене Мореле, о его пустом болтающемся рукаве. Он перевел разговор на сидевшего напротив капитана Бомпара, чьи сутулые плечи, длинные, как у обезьяны, руки, волосатые пальцы приводили на память былое время:

 Советую вам, дорогой, хорошенько приглядеться к Бомпару, посмотрите на него: заткнул салфетку за пуговицу жилета, глазки прищурил, физиономию наморщил и сидит себе этаким наивным мальчиком ничего, мол, не знаю и не ведаю Словом, полнейшее простодушие, а на самом деле первостатейный хитрец!

 А чем он занимается сейчас?

 О, сейчас! Говорят, он перепробовал десятки профессий. Видите, вон у него выглядывает из-под салфетки кусочек жилета! В черную с желтым полоску Так вот, он всю войну с ним не расставался, носил под кителем И надел его сегодня вечером специально для нас Хотя клянется, что и сейчас щеголяет в нем ежедневно Послушали бы, как он говорил: «Этот жилет я носил, когда был камердинером в Ницце» Был ли он на самом деле камердинером?.. Поди узнай. Но, так или иначе, его заявления шокировали нашу публику, особенно офицеров, в столовке. Его терпели из-за его умопомрачительной храбрости. Он любил хвастать именно тем, чем хвастать не положено. До войны он торговал маслом, и хоть бы хорошим, а то ведь плохим, как он сам признавался. Он из Марселя. Солдаты его любили, хотя он довольно злобная бестия. Своего денщика он для бодрости пинал в зад, а затем они вместе напивались до беспамятства.

Орельен говорил и говорил потому, что фронтовые воспоминания, торжествуя над запахом жаркого, отвлекали его от мыслей, которых он так страшился. Он старался не думать о Беренике, не думать о том, что не дало ему всю ночь сомкнуть глаз, он подавлял рыдания, над которыми был не властен и которые при малейшем попустительстве с его стороны вырвались бы наружу.

 Ваше здоровье, господин лейтенант!  крикнул сидевший напротив него статный парень довольно вульгарного вида, с соломенно-желтой шевелюрой, с блуждающим взглядом, пожалуй даже красивый, если бы не слишком тяжелый подбородок, портивший общее впечатление. Орельен поднял бокал, наполненный белым жюрансоном.

 Ваше здоровье, сержант!  ответил он.

 Кто это?  вполголоса осведомился доктор.

 Некто Бекмейль один из немногих присутствующих на банкете унтеров, не считая Лемутара, Бланшара и самого Фукса Чистокровный парижанин на редкость изворотливый малый. Просто гений по этой части К тому же, чудесный голос его поэтому и приглашают в компанию. Пари держу, что сейчас он затянет «Веселый король».

Сосед Орельена слева вмешался в разговор:

 Или «Серенаду Манон», Лертилуа. Короля или серенаду, он этим песенкам своей карьерой обязан, должен им свечку поставить: из-за голоса его и держали по канцеляриям, друг у друга из рук рвали. Во взвод так его и не удавалось перевести

Слегка нагнувшись, чтобы не мешать Орельену, доктор посмотрел на говорившего: глаза кошачьи, челюсть ослиная, волосы прилизанные, сам еще совсем молодой, но от сидячей жизни, которая явно шла ему во вред, налился нездоровым жирком. Доктор по профессиональной привычке еще раньше обратил внимание на походку этого молодого человека: ясно, деревянная нога. Орельен представил своих соседей друг другу:

 Доктор Декер Гюссон-Шарра.

Оказалось, что доктор знаком с его двоюродными братьями, владельцами банка Гюссон. Между ними начался разговор, в котором Орельен не принял участия.

Подали жаркое. Среди восторженных криков собравшихся принесли красное вино. Да, надо признать, этот чертов Фукс не подвел. Устроил пирушку на славу, ничего не скажешь!

 Господа

 Ш-ш,  пронеслось по залу Слово «господа» произнес председательствующий за столом капитан Милло, сопроводив свое восклицание выразительным взмахом руки.  Тише вы, капитан хочет говорить

 Господа

Капитан откашлялся солидно, но благодушно. Был он, что называется, мужчина видный, и наверно в Тулузе, где до войны держал фотографию, слыл красавцем. Прекрасная фигура, правда, уже слегка расплывшаяся и, видимо, лысеет, хотя старается скрыть плешь черной, зачесанной назад прядью. Эх, куда только девалось былое изящество, без труда достигаемое военной формой и капитанским жалованием! Тогда небось мог не считая тратить денежки на габардины и диагонали! Привычным жестом капитан провел пальцем под носом, разгладил щетинистые рыжие усики, украшавшие верхнюю губу. Порядком все-таки обрюзг наш донжуан призыва 1915 годаи здорово поблек к тому же.

 Господа,  повторил он.  Не буду провозглашать заздравного тоста за наш полк, я провозглашаю тост за десятый батальон, которым я имел честь командовать, пусть хотя бы временно, но так или иначе командовал! Все мы, собравшиеся здесь, за редким исключением, служили в этом батальоне, который назывался просто «наш батальон», батальон храбрецов, каким он и был на самом деле! Все мы, конечно, сожалеем, что майор Пьергиз не мог принять участие в сегодняшней встрече Но, по правде говоря, сам я не особенно об этом жалею, поскольку именно благодаря его отсутствию могу обратиться к вам с речью и сказать

Довольно-таки претенциозная речь. Капитан сопровождал ее игрою вялого, обрюзгшего лица, которое, вероятно, когда-то нравилось женщинам. Тут были и комплименты во все адреса, и воспоминания об убитых, об отсутствующих, было воздано должное Фуксу как образцовому устроителю банкетов, не обошлось без упоминания о Франции как таковой, проскользнула ловко построенная фраза насчет посулов бывшим участникам войны, посулов, увы, ныне забытых. Слушатели пожимали плечами и вполголоса перебрасывались словами вроде: «Верно он совершенно прав» Жорж Гюссон-Шарра, которого стесняла деревяшка, осторожно пошевелил левой ногой под столом, боясь зацепить протезом соседа. Бекмейль вздохнул: «Заговорит он нас!» А Марсоло, расставив для вящей элегантности пухлые руки и растопырив пальцы-сосиски, нагнулся к Стефану Дюпюи и насмешливо присвистнул, оскалив ослепительно белые зубы:

 Несчастный капитан! Вы только на него посмотрите Полнейший ноль Для таких людей, как он, войнаединственная удача, единственный шанс продлить молодость Видали бы вы его с девицами Умора! Ведь он воображает, что неотразим. У меня с ним было по этому поводу немало неприятностей. Майор Пьергиз его буквально не выносил.

Движением пухлых рук лейтенант Марсоло подчеркивал наиболее яркие моменты рассказа и не без удовольствия вызвал из забвения историю о той бабенке, которую он отбил у капитана в Эльзасе,  как же бишь ее звали?

 А он по-прежнему держит фотографию в Тулузе?  спросил Стефан Дюпюи, у которого от бесконечно длинного тоста началась позевота. С видом школьника, который шепчется с соседом по парте под самым носом учителя, Марсоло ответил:

 Да что вы Мосье полюбилась красивая жизнь Неужели он, по-вашему, может довольствоваться сейчас какой-то Тулузой? Нет, ему подавай столицу Тем более что супруга его бросила! Вы подумайте, как повезло! Он обосновался в Париже, вернее, в Вожираре И тут ему улыбнулась фортуна: нашлось подходящее заведение на ходу. Теперь он специализировался на снимках первопричастниц, новобрачных, лавочников с их чадами и домочадцами. Потом у него какие-то нелады с сердцем. Пять лет столовок, это вам не шутка! Приходится принимать различные лекарства, лечиться электричеством и прочее, прочее. Приглядитесь к нему: весь распух, глаза того гляди наружу вылезут А в Вожираре находятся еще простачки, завсегдатаи кафе, которые и сейчас величают его «капитаном». Вы посмотрели бы, когда он командовал батальоном в Сааре. Как говорится, черт ему был не брат

Раздались одобрительные крики. Это присутствующие приветствовали своего красноречивого капитана. Сильно захмелевший Лемутар тоже решил произнести спич. Но Бомпар пригвоздил его к месту, посоветовав: «Заткнись, крошка,  что вызвало всеобщее веселье. Подрядчик так тот просто заплакал от смеха.

Бомпар шепнул Гюро:

 А почему не пришел майор? Тот бы сумел закатить речугу!  Лейтенант Гюро покачал своей желто-рыжей шевелюрой и вытаращил глаза за стеклами очков.

 Мы, видишь ли, недостаточно хороши для него,  шепнул он,  недостойны обедать с господином Пьергизом Де Пьергизом

 Какая духотища!  вздохнул Гюссон-Шарра над ухом Орельена.  Не похоже, что на носу Новый год. Ты на машине? Нет? А я-то надеялся, что ты меня подвезешь из уважения к моей деревяшке. Ничего не поделаешь! Придется сгонять Фукса за такси А что это еще за бонза восседает рядом с Марсоло? Ты его знаешь?

Орельен взглянул на противоположный конец стола. Это же Стефан Дюпюи. Служил где-то в артиллерийских частях. Сейчас сотрудничает в «Ла Канья». Типичный скептик, но со страстью к социальным проблемам,  на словах громит разврат, а сам не желает узаконить свои отношения с любовницей; она швейка, шьет блузки, и из-за каждого су, что он ей дает, у них происходят целые баталии. Отец егопредседатель суда, и Стефан живет при родителях, у него в нижнем этаже своя особая, холостяцкая, квартирка. На одно ухо он глух: дескать, жертва артиллерийского огня

 Он мне тут, пока мы не сели за стол, целую истерику закатил насчет социализма, России, бог его знает чего там еще,  сказал Гюссон-Шарра.  Он считает, что универсальные магазины уже отжили свой век, а от световых реклам у него, видите ли, глаза болят! По-моему, он немножко не в себе, как ты считаешь?

Доктор, со своей стороны, тоже рвался поговорить с Орельеном. Внешне он был целиком поглощен всей этой историей с «Косметикой Мельроз» и подчеркнуто обращался с Лертилуа как с акционером. Поделился с ним Барбентан их проектом выпуска дешевых духов на розлив? При участии мадам де Персеваль фирма будет называться «Мари-Роз», поскольку участницы зовутся Мэри и Роза У Розы будет свой театр. До сих пор Роза еще не заняла того положения, какое имеет право занять в силу своего таланта, гения наконец. Когда у нее будет свой театр, как у Режан, у великой Сары

Назад Дальше