Мистер Моррис,сказал как-то Хэнсом,я могу достать двустволку, и тогда мы живо с ними разделаемся.
Попробуй только, подстрели мне хоть одного дятла,сказал папа.Это все равно, что убить нашего окружного шерифа. Упеку тебя в кандальную команду на всю жизнь,
Нет, нет, мистер Моррис! Пожалуйста, не надо,сказал Хэнсом.Что другое, только не это.
Тук-тук-тук, раздававшееся на смоковнице, становилось просто нестерпимым. Дни прибавлялисьзначит, с каждым утром дятлы начинали стучать все раньше и раньше. Мой старик уверял, что теперь они просыпаются и начинают долбить смоковницу с половины четвертого утра.
Будь это мои дятлы, сказал Хэнсом, Я бы их распугал, а дерево срубил. Тогда не стали бы стучать.
Думай, что говоришь, Хэнсом Браун!сказал ему папа.Если хоть с одним, даже самым маленьким, птенцом или с моей смоковницей что-нибудь случится, проклянешь ты тот час, когда впервые увидел длиннохвостого дятла.
Днем на дятлов никто особенно не жаловался, потому что они улетали за кормом или отдыхали, и если один какой-нибудь начинал стучать, остальные не составляли ему компании, как это бывало по утрам, часа по два подряд. Мой старик любил послушать такого одиночку и говорил, что с ним вроде как веселей. Мама много на этот счет не толковала, а только грозила срубить смоковницу, если папа не позаботится прекратить это тук-тук-тук, которое будило нас еще до рассвета.
И вот в одно прекрасное утро мы услышали такую стукотню за час до восхода солнца, что просто ушам своим не поверили. Точно в стены нашего дома лупили молотками человек сорокпятьдесят. Мама чиркнула спичкой и посмотрела на часы, стоявшие на камине. Было ровно три. Мой старик встал, надел брюки и башмаки и засветил фонарь на заднем крыльце. Потом он вышел во двор и крикнул Хэнсома. Хэнсом спал на сеновале над дровяным сараем. Папа велел ему одеться и выйти во двор.
Глаз не дают сомкнуть эти дятлы,сказал папа Хэнсому.Пойдем-ка со мной к смоковнице, надо их утихомирить.
Я встал с кровати и выглянул в окно. Смоковница стояла от него шагах в десяти, и при свете фонаря мне все было видно. Хэнсом, волоча ноги и зевая, плелся по двору.
Хэнсом,сказал папа,надо что-то придумать, как-то их утихомирить.
Что же вы решили придумать, мистер Моррис?спросил Хэнсом, прислонившись к смоковнице и зевнув еще раз.
Полезай туда, может они перестанут стучать, сказал папа.
То есть как, мистер Моррис? Куда лезтьна эту смоковницу?
Конечно, на эту, а куда же еще! сказал папа.
Ну, лезь сию минуту. Я хочу еще поспать до рассвета.
Хэнсом шагнул назад и стал всматриваться в темноту, которая скрывала верхушку смоковницы. Фонарь освещал ее только до половины, и разглядеть дятлов снизу было невозможно. Мы слышали, как они долбят сухой ствол, и время от времени на землю сыпались щепки и большие пласты коры.
Мне туда не залезть,заартачился Хэнсом.Я не умею лазить на деревья, когда на них нет сучков, Чуточку поднимешьсяи мигом сползешь вниз. Держаться-то не за что.
Ерунда!сказал папа. Лишь бы до дятловин долезть, а там просунул в них ноги, и все пойдет как по маслу,
Мой старик подтолкнул Хэнсома к смоковнице. Хэнсом обхватил ее руками, меряя толщину ствола. Он постоял так с ней в обнимку и застонал.
Мне никогда не приходилось такое делать, мистер Моррис,сказал Хэнсом, отступая назад,Я боюсь.
Он посмотрел вверх, в темноту. Нам было слышно, как дятлы что есть мочи долбят носами по смоковнице. Они долбили с такой силой, что не только само дерево дрожало сверху донизу, но даже стекла у нас в доме и те начали дребезжать.
Мой старик опять толкнул Хэнсома и заставил его немного подняться вверх по стволу. Хэнсому стоило только начать, а дальше он полез, как белка. Больше я ничего не мог разглядеть, потому что, как только Хэнсом скрылся из виду, папа погасил фонарь. Он сказал, что без фонаря в темноте виднее.
Прошла минута, и наверху все сразу стихло. Дятлы там будто все передохли.
Хэнсом, ну как дела?крикнул папа.
Ответа не было. Мы с папой прислушалисьи слышим: кто-то сопит, как запыхавшаяся собака.
Хэнсом, ну что ты там?крикнул папа.
Сверху, прямо ему на голову, с шумом посыпалась сухая кора.
Мистер Моррис,сказал Хэнсом,сделайте что-нибудь, спасите меня скорее!
Что случилось?
Эти дятлы долбят меня, будто я дерево,сказал Хэнсом. Я не могу их отогнать, ведь руки-то заняты, я ими за ствол держусь.
А ты делай свое дело, не обращай на них внимания,сказал папа. Глядишь, они и затихнут.
Они меня в затылок долбят. Мне больно, мистер Моррис! Как бы голову не продолбили!
Что ты чепуху мелешь!сказал папа.Сколько лет живу на свете и никогда не слышал, чтобы птицы долбили людей.
Папа отошел от дерева и зашагал к заднему крыльцу.Ты молодец, Хэнсом, все-таки утихомирил их,сказал он. Посиди там еще, смотри, чтобы они опять не вздумали стучать.
Мистер Моррис!заорал Хэнсом.Куда вы пошли, мистер Моррис? Не уходите, не бросайте меня! Ведь я здесь один с этими дятлами!
Папа вошел в дом, и я слышал, как он снял башмаки и бросил их на пол возле кровати. С верхушки смоковницы доносились стоны Хэнсома. Он постонал - постонал, а потом все стихло. Папа лег и с головой укрылся одеялом.
Как только рассвело, я встал с кровати и подошел к окну. Хэнсом все еще торчал на смоковнице, но в такой позе, что казалось, он вот-вот сорвется и рухнет вниз. Тут я услышал, что папа тоже встал и одевается. Я поскорее натянул рубашку и комбинезон и побежал за ним во двор.
Мы подошли к смоковнице и увидели, что Хэнсом висит на ней, обхватив ствол обеими руками и ногами. Он торчал там, как огородное пугало, цепляясь большим пальцем правой ноги за дятловину.
Но смешнее всего было то, что дятлы облепили Хэнсома с головы до ног. Несколько штук расселись на его макушке и плечах, остальные примостились на руках и ногах. На Хэнсоме сидело не меньше тридцати дятлов.
Вдруг один дятел проснулся и закричал пронзительным голосом. Этот крик разбудил других, и они принялись долбить Хэнсома. Дятлы, должно быть, выбились из сил, заснули, потом проснулись и сразу же вспомнили про Хэнсома. Он вздрогнул и тоже проснулся.
Мистер Моррис! Мистер Моррис!заорал Хэнсом.Где вы, мистер Моррис?
Мы с папой обошли смоковницу кругом и посмотрели на ее верхушку. Дятлы кружили над Хэнсомом, отыскивая на нем местечко повкуснее. Он взмахнул одной рукой, пытаясь отогнать их. Они отлетели на минутку и тут же накинулись на него с прежним рвением.
Слезай, Хэнсом, сказал папа.Я выспался.
Хэнсом посмотрел на нас сверху. Потом отогнал птиц одной рукой и, отцепившись от дятловины, передвинул большой палец пониже. Он медленно пополз вниз по стволу, не переставая отмахиваться от дятлов.
Как только его ноги коснулись земли, он обмяк всем телом, как мешок, до половины насыпанный картошкой.
Папа подхватил его и помог ему подняться.
Что это, какой тебя замученный вид, Хэнсом?спросил папа.
Хэнсом взглянул на меня и на папу и ничего не ответил. Он не мог говорить от усталости.
В это время мама вышла из-за угла дома. Дятлы кружили над нами, точно не желая расставаться с Хэнсомом. И вдруг один старый дятел, крупный самец с длинным белым хвостом, совсем обнаглел, спустился еще ниже, сел Хэнсому на голову и тут же принялся долбить его в макушку. Хэнсом так взвыл, что его, наверно, на другом конце города услышали.
Боже правый!крикнула мама.Взгляните на Хэнсома! Несчастный! Что у него с головой?
Засмотревшись на то, как Хэнсом спускается со смоковницы, мы с папой совсем не обратили внимания на его вид. Все на нем висело клочьямиот комбинезона и джемпера остались одни лохмотья, А всего чуднее была его голова.
На ней красовалось пять-шесть больших круглых плешин, точь-в-точь, как дятловины на смоковнице, и на них не было ни единого волоска,
Папа описал круг около Хэнсома, оглядывая его с головы до ног, потом подошел к нему и пощупал плешиныодну, другую, третью.
Надо было отгонять дятлов, Хэнсом, а не дрыхнуть,сказал папа. Вот теперь сам виноват. Занимался бы делом, ничего бы такого не было. Тебя не спать туда посылали.
Вы мне не говорили, что спать нельзя,ответил Хэнсом.Вы, мистер Моррис, велели мне залезть туда, и чтобы дятлы больше не случали.
Мой старик оглянулся и посмотрел на маму. Они ничего не сказали друг другу. Мама постояла-постояла и пошла к кухне. Мы отправились следом за ней, но мама продолжала молчать. Не говоря ни слова, она поставила перед нами тарелки и положила мне две сосиски с овсяной кашей.
07 Мой старик и цыганская королева
Гроза, собиравшаяся с самого утра, разразилась, когда мы сидели за обедом, но дождь покапал-покапал, тем дело и кончилось. Как только моросить перестало, мой старик надел шляпу и пошел в лавку. Солнце снова показалось из-за туч, и вскоре стало опять так жарко, словно дождя вовсе и не было.
Я сел па ступеньки дожидаться своего старика и вдруг услышал где-то совсем неподалеку стук лошадиных копыт, поскрипыванье кожаной упряжи и грохот колес. Эти звуки приближались с каждой минутой, и, судя по ним, лошадей было очень много. Я встал и вышел на середину улицыпосмотреть, кто это едет, и увидел недалеко от перекрестка своего старика. Он тоже шел посередине улицы, размахивая руками, а за ним двигались не то пять, не то шесть крытых пароконных фургонов. Мой старик размахивал руками, то и дело семенил рысцой и через каждые несколько шагов оглядывался назад.
Когда фургоны подъехали к нашему дому, папа опять замахал руками мужчинам, которые правили лошадьми, и они свернули к забору и там остановились. Пока мужчины привязывали лошадей к столбам, папа все время размахивал руками, торопя их. Потом он обогнул угол дома и побежал на задний двор, зовя этих мужчин за собой. В крытых фургонах было много женщин и детей, и они посыпались оттуда, как горох. Теперь к нашему дому бежала целая толпа человек в двадцать-тридцать: женщины в длинных, до самой земли, пестрых юбках и в красных, желтых и ярко-зеленых шалях, мужчины, одетые обыкновеннотолько без пиджаков и в расстегнутых жилетках, ребятишки, щеголявшие, можно сказать, в чем мать родила. И взрослые, и дети были темнолицые, как индейцы, и все с длинными черными волосами.
Мужчины побежали за папой на задний двор, а женщины рассыпались в разные стороныкто полез на крыльцо, кто пустился тоже на задний двор. Ребятишки же, те сразу нырнули под дом. Как и у всех в Сикаморе, дом у нас стоял высоко над землей, чтобы воздух циркулировал под полом и охлаждал комнаты в летнюю жару.
Две женщины поднялись на переднее крыльцо и вошли в комнаты, как к себе домой. Я нагнулся и заглянул под домчто там понадобилось ребятишкам, и увидел, что трое-четверо из них прыгают у нас под полом на четвереньках, точно кролики. В эту минуту затянутая сеткой дверь на переднем крыльце хлопнула, одна из женщин сбежала по ступенькам с какой-то вещью в руках. Она кинулась к ближайшему фургону, сунула туда что-то и бегом вернулась обратно.
Я помчался на задний двор. Мужчины шныряли там повсюду заглядывали в наш дровяной сарай, в конюшню. Некоторые раскидывали доски и дрова, будто что-то искали под ними. Я стоял и смотрел на них, и вдруг вижу: Хэнсом одним прыжком выскочил из кухни, а за ним по пятам женщина в длинной юбке. Хэнсом подбежал прямо к дровяному сараю и засел там.
Давайте обсудим все спокойно, не торопясь,сказал папа одному мужчине в расстегнутой жилетке.Меняться, так меняться, но если впопыхах все делать, я ничего не соображу. Давайте обсудим все как следует, спешить нам некуда.
На слова моего старика никто не обратил внимания, так как все носились по двору и смотрели, что у нас есть. Один мужчина подошел к сараю и юркнул в дверь. Хэнсом пулей выскочил оттуда,
Как раз в эту минуту мама закричала в доме не своим голосом. Она прилегла отдохнуть после обеда, и эти женщины, наверно, разбудили ее и до смерти напугали. Мама опрометью выбежала во двор.
Что же это делается, Моррис?крикнула она.Откуда эти люди взялись? Я сплю крепким сном и вдруг просыпаюсь, а в комнате две женщины, которых я в жизни своей не видывала. Они из-под меня простыни вытаскивали.
Успокойся, Марта, сказал папа.Сейчас я все улажу. Сейчас все будет в полном порядке.
Да кто они такие, эти люди? спросила мама,
Да цыгане! Повстречались мне в городе, предложили поменяться кое-какими вещами. Я позвал их сюда, чтобы обсудить все на свободе. У нас столько хлама зря валяется, давно пора пустить его на обмен. Избавимся от ненужных вещей, нам же лучше будет.
Две женщины вышли из домуи прямо к маме. Она попятилась от них, но они притиснули ее в угол между крыльцом и домом и затараторили, да так быстро, что понять ничего было нельзя. Одна начала плясать и помахивать руками. Тут к крыльцу подошел цыган и сказал маме, что женщины хотят выменять у нее платье. Мама сказала, что она вовсе не собирается менять свое платье, но они ее будто не слышали.
Ребятишки, которые копошились у нас под домом, вылезли оттуда с моей бейсбольной перчаткой и битой и, обогнув дом, кинулись к фургонам. Я пустился было догонять их, но потом передумал, крикнул Хэнсома и сказал ему, что они утащили. Он сказал, что с ними лучше не связываться. И правда, среди них были большиебольше меня и Хэнсома.
Минуточку, друзья, минуточку,говорил папа, хватая то одного, то другого цыгана сзади за жилетку.Давайте не спеша все обсудим. Надо же мне, наконец, узнать, что я получу в обмен на свои вещи.
Моррис!крикнула мама.Гони их отсюда! Тебе говорят, Моррис!
Папа так старался утихомирить этих людей, что ему было не до нас. Он побежал в сарай и принес оттуда старый топор с половинкой топорища. Один цыган взял его и повертел в руках, потом передал другому цыгану. Тот кинулся с ним к фургонам.
Стой, стой!крикнул папа.Разве так меняются? Все вам да вам, а мне что? Нет, это никуда не годится. Это нечестно, уважаемые!
Пока папа говорил, третий цыган подобрал где-то старое цинковое ведро с продырявленным дном, сунул его другому, а тот пошел с ним к фургонам. Папа вцепился одному цыгану сзади в жилетку и заспорил с ним из-за ведра и топора. Тем временем другой цыган забрался в сарай и вынес оттуда наши козлы для пилки дров. Папа увидел, что паши козлы тоже уплывают к фургонам, кинулся за ними, но их и след простыл.
Мена есть мена,сказал мой старик,и меняться должны обе стороны. Вы свое, друзья, уже получили, а я от вас пока что ничего не вижу.
Один цыган подошел к нему, сунул руку в карман и вытащил складной полк. Папа хотел открыть его и посмотреть, какой он, но открывать было нечего, потому что оба лезвия оказались сломанными.
Э-э, нет! сказал папа.Мне такой дряни не нужно.
Несколько цыган взобрались на сеновал над сараем, где у нас спал Хэнсом, и папа тоже полез туда, все еще упрашивая их выслушать его.
Цыганки до того довели маму своими приставаниями, что у нее просто ум за разум зашел, Они успели забраться в дом и вынести оттуда мамину корзинку для шитья, головную щетку и кувшин, из которого мы умывались. Мама хотела отнять у них эти вещи, но не тут-то было. Одна цыганка сунула ей нитку бус, а остальные убежали с кувшином, щеткой и корзинкой для шитья.
Один цыган спустился с сеновала, держа под мышкой банджо Хэнсома. Хэнсом взвыл и выхватил свое банджо у цыгана, прежде чем тот успел смыться с ним.
Моррис!крикнула мама.Гони их отсюда! Тебе говорят, Моррис! Они у нас все растащат!
Одна цыганка схватила маму за руку и перевернула ее вверх ладонью. Она начала рассказывать маме про ее будущее, и мама так этим заинтересовалась, что на время перестала кричать, Пока цыганка ворожила маме по руке, другие опять забрались в дом.
К этому времени папа совсем растерялся и даже не заметил, как один цыган вывел Иду из конюшни. На ней был недоуздок, и она шла за цыганом, будто так и надо.
Па! Иду увели!крикнул я.Не меняй Иду, па!
Мама услышала это и что есть мочи закричала:
Да ты что, совсем рехнулся, Моррис? Кто позволил уводить ослицу со двора!
Папа повернул голову, смотрит Иде вслед, как безумный, а что делать, не знает. Хэнсом ухватился за недоуздок и вырвал его у цыгана.
Нет, сэр!сказал он.Эту ослицу вам никто не отдаст!
Нехорошо у нас, друзья, получается,сказал папа.Я меняться не прочь, но только так, чтобы ятебе, а ты мне. А выходит все вам да вам. Надо же, наконец, и меня выслушать, что на что я меняю!