Они знали, что их провожают десятки глаз, и шли, глядя прямо перед собой.
С того дня, когда к домику старой Марьям подкатил полицейский автомобиль, деревня жила интересами этой семьи.
Что им делать в городе, старой Марьям и этим двоим? Или с Кемалем что случилось? Кто-нибудь видел, как Кемаль ехал сегодня на фабрику? Нет. А когда он возвращается, об этом знает только мать и эта бесстыжая дочка старого Дакура! Вот они идут вместе, и она за ними увязалась.
Да парень-то и не глядит на нее!
Вот и говорю: бесстыжая она.
Это верно Правильно говорят люди: когда зовутне ломайся, где не ждутне появляйся.
Если парень прибился к городскому дому, ему уж не до Дакуровой дочки. Придется старой Марьям смириться
Человек должен есть много, а говорить мало. Все ее сыновья ушли в город за городскими девушками. А она-то хвасталамир перевернет, а не разрешит Кемалю жениться на городской. Вот и перевернула: ступай теперьищи своего сына
Когда жаркое солнце поднялось над самой головой и замерло в зените, с дороги к огородам свернул полицейский.
Он шел тяжело, под ногами чавкала липкая глина, полицейский обливался потом и отчаянно ругался: он уже сдал дежурство и собирался домой, когда комиссар всучил ему бумагу и послал в эту дыру
Э-э-й, вы отсюда, что ли? окликнул он толстяка Дияпа, поравнявшись с его огородом, и показал на деревню. Из этой деревни?
Полицейский! У них нет никаких дел с полицией. Никто не скрывается от воинской повинности и никто не замешан в воровстве Никто из них не мог загулять в городе и натворить там каких-нибудь дел. С утра до вечера они мотыжат землю, с заходом солнца отправляются домой и мирно спят. Может быть, кто-то не уплатил налогов? Но тогда где же сборщик налогов с черной сумкой?
Чего испугались? крикнул толстяк Дияп женщинам. С какой стати бояться государственных чиновников?
Молодец Дияп. Поди, поговори с ним, но не приводи его сюда!
Не приводи его сюда, Дияп, пойди сам и поговори с ним.
Дурачье, испугались полицейского.
Дияп поправил широкополую шляпу и пошел.
За ним потянулось еще несколько парней и девушек.
Оставшиеся с любопытством и волнением ждали, чем все это кончится.
Дияп недолго говорил с полицейским. Должно быть, все сразу стало ясным, потому что девушки что есть духу кинулись обратно к огородам.
Они закричали еще издали:
Брат этой городской убил Кемаля из револьвера!
Пока толстяк Дияп спешил назад, женщины уже все обсудили. Они давно знали, что этим и кончится. Разве они не предупреждали? Разве они не говорили, что парень добром не кончит? Не зря им такие сны снились! Значит, бедняжка мать уже знала. Потому-то и ушла втихомолку чуть свет. Видно, не хотела поделиться с соседями. Значит, не расчет ей делиться А что они, враги ей? Выходит, что враги, иначе пришла, рассказала бы. Ну, так и жалеть ее нечего, так ей и надо! Аллах справедливон по горе снега дает!
Не судите вы раньше времени! Ничего толком не знаем, прикрикнул на них подоспевший Дияп.
Женщины окружили его.
Ты не суди о людях по себе.
Ты не знаешь, как она радуется чужому горю!
И свое нечего от соседей скрывать!
На глазах у всех будет кровью харкать, а спроси, скажет, кизилу наелась!
Аллах с нами, смотри, полицейского послал
Пусть аллах наградит ее чесоткой и ногтей не даст этой грязнухе Марьям.
Дакур, Марьям и Фаттум добрались до города и долго бродили по лабиринту улиц.
Дакур сказал:
Вернемся-ка домой. Тут хоть неделю ищине найдешь его. Ноги гудят от ходьбы.
Марьям предложила обратиться к полицейскому.
Так они и сделали. Дакур снял запыленный картуз со сломанным козырьком и приветствовал полицейского.
Полицейский хмуро ждал, что скажет старик.
Дакур судорожно проглотил слюну и собрался рассказывать, но Марьям опередила его.
Мы ищем моего сына, сказала она на ломаном турецком языке.
Полицейский не понял. Он нехотя оторвал взгляд от высокой груди Фаттум и переспросил.
Кого ищете?
Кемаля.
Какого Кемаля?
Моего сына.
Ну?
Вечером домой не пришел мой сын, Кемаль. Никогда этого прежде не было. А как только он вбил себе в голову эту городскую девку
Полицейский почти ничего не разобрал в этом потоке исковерканных турецких слов и стал глядеть поверх Марьям. В его обязанности не входило разбираться в пространных заявлениях. Если у них жалоба, им следует обратиться в соответствующие инстанции.
Он нетерпеливо поморщился:
Слушай, деревня Если твой сын не пришел домойтак я понял? справься там, где он работает. Ясно? Ну, пошла, пошла!
Дакур догадался поблагодарить полицейского.
А где работает Кемаль? Как называется фабрика? Марьям от усталости не могла ничего сказать.
Дакур предложил податься назад, домой.
Может, Кемаль уже дома! сказал он.
Может, он уже дома, тетушка, поддакнула Фаттум. Пришел усталый, промокший, а дверь на замке, стыд-то какой! Соседи скажут: «Рехнулась старуха! Гуляет где-то с самого утра, а сын сидит у запертой двери».
Марьям всполошилась.
Они повернули назад. Дорогу от города прошли молча. Теперь все трое были уверены, что Кемаль дома.
Когда взору открылась деревня и можно было разглядеть домишко Марьям, они стали искать глазами велосипед у дверей.
На огородах под полуденным солнцем работали соседи, вернее, делали вид, что работают. Они заметили Дакура, Фаттум и Марьям еще издали и теперь ждали, что Марьям первая окликнет их и все расскажет, попросит сочувствия, бросится на землю
Старуха торопливо ковыляла к огородам.
Вот она свернула с дороги, прошла мимо первого ближнего к дороге участка, но даже головы не повернула!
Дядюшка Дияп, заторопились женщины, отнеси ей бумагу! Пусть знает, что нам все известно.
Толстяк Дияп нерешительно мял в руках шляпу. Ему показалось, что старуха ничего не знает, что в город она ходила совсем по другим делам.
Ну чего же ты? торопили соседки.
Он достал бумагу из кармана и пошел навстречу Марьям. За ним в некотором отдалении тянулись женщины.
Они встретились на границе поля. Старая Марьям утерла мокрые от слез глаза и хотела было спросить, не видели ли они Кемаля. Вид толстяка Дияпа насторожил ее. Он стоял, сняв шляпу, опустив глаза. В руках он держал какую-то бумагу.
Почувствовав неладное, старая Марьям остановилась и выжидающе смотрела на Дияпа.
Да пошлет тебе аллах долгую жизнь, Марьям, начал Дияп убитым голосом. Да не принеси тебе, аллах, больше никакого горя.
Он протянул ей бумагу.
Приходил полицейский, он принес вот это. Он велел тебе прийти в участок.
Старая Марьям растерянно огляделась, потом недоуменно посмотрела на Дияпа.
Да не принесет мне аллах больше никакого горя, так ты сказал?
Что делать, судьба, значит, очень жаль его.
О ком ты говоришь? О моем Кемале? С ним что-нибудь случилось?
Она вцепилась в Дияпа.
Отвечай же Дияп, мой сын умер? Мой сын?
Страшный крик разнесся над огородами. Марьям оттолкнула стоявших перед ней людей и бросилась бежать. Люди увидели, как она принялась рвать на себе волосы.
Фаттум, Дакур и остальные кинулись за ней.
Марьям выкарабкалась на дорогу и побежала по направлению к городу.
Ее уже нагоняли, когда она вдруг остановилась и упала. Она хотела подняться, но ноги подкосились.
Первой подоспела Фаттум.
Глаза Марьям вылезли из орбит, лицо было страшным, она дышала как загнанный зверь.
Оставьте меня, оставьте! Деточка моя, Кемаль, единственный мой!
Марьям дернулась и ткнулась лицом в грязь. Она потеряла сознание.
Соседки подняли ее и понесли безжизненное, легкое тело к дому.
От огородов к мим бежали на помощь.
Марьям внесли в дом.
Женщины переодели ее в сухое платье. Марьям даже не шевельнуласьона была в глубоком обмороке.
Соседки сновали вокруг нее, растерянные, но с искренним желанием помочь. Сознание несчастья объединило их.
Фаттум вспомнила про флакон одеколона на столе и бросилась за ним в комнату. Со стены на нее смотрел Кемаль. Она так и замерла с рукой, протянутой к его одеколону, рядом с его бритвенным прибором.
Она еще нашла силы сделать два шага до тахты и упала, содрогаясь от рыданий.
XVII
Все надежды Гюллю рухнули.
Несколько дней она металась на своем тюфяке в углу, бредила и все время звала Кемаля. Ужасы той ночи преследовали ее.
Жены отца, какие-то незнакомые женщины ни на минуту не отходили от нее, она видела их лица над собой, лица шевелили губами, они что-то говорили, но она не слышала.
И на допросе она ничего не сказала: больше всех на допросе говорил цирюльник Решид:
Я, сказал он, даю показания аллаху! Вообще-то я здесь чужой и положа руку на сердце И он положил руку на сердце и долго рассказывал: Гюллю была просватана за племянника Музафер-бея. А смазчик Кемаль позарился на девушку, преследовал ее. Говорил: быть крови, если ее не отдадут за него, посылал к ней с записками, угрожал И в тот день смазчик Кемаль пьяный взломал дверь в доме Джемшира и, будто этого мало, набросился с кулаками на отца и брата девушки и даже не него, Решида, случайно зашедшего в гости. После чего брат девушки, по молодости лет горячий, не выдержал и схватил револьвер, который дала ему починить госпожа, супруга директора фабрики, и который случайно оказался при нем. И брат девушки совсем невольно совершил это преступление
Изучив улики, суд слушал дело. Приняв во внимание возраст преступника и учитывая другие облегчающие вину обстоятельства, суд приговорил Хамзу, сына Джемшира, к четырем годам тюремного заключения.
Вечером после суда Решид взял под руку весь день молчавшего Джемшира.
О чем задумался? Завтра он будет в хорошей тюрьме, а года через два, глядишь, и опять с тобой. Скажи спасибо, что в такие дни сын оказался рядомне на том же свете ему заступаться за отца!
Прошла отчужденность первых дней, и Хамза начал осваиваться в тюрьме, уяснять, что к чему Его приняли в компанию, сколоченную для чаепитий, курения табака и опиума. Согласно тюремному обычаю, он приобрел щегольские четки. Ему разрешили прогулки.
Первое время он отговаривался:
Несчастный случай, шайтан попутал
Потом заговорил по-другому.
На самом-то деле, признаться, не так все это было. Эй, ты! сказал я ему. Лучше утихомирься, а не то я тебя прибью. Ну, онумолять: Ах, Хамза-ага, я нехорошо сделал, провалиться мне на этом месте, не увидишь меня больше с ней, и все такое Ну я поверил, а он, оказывается, за нос меня водил Но только мы не из тех, с кем можно шутить! Ну выстрелил я и набил ему брюхо свинцом!
Хамза любовался своей историей, украшая ее все новыми подробностями.
Ну, и узнал я, что он таскается следом за моей сестрой! рассказывал он однажды. Я подумал и сказал себе: послушай, Хамза, и ты проглотишь это? Двухкопеечный малый таскается за твоей сестрой, а ты промолчишь? Разве можно так, Хамза? Не вытерпел я тогда А надо вам сказать, что у меня есть подружка, жена директора фабрики. Как она любит меня, и передать невозможно! Велю умриумрет, ни минуты раздумывать не станет. Такая бабенка
Ибрагим, приговоренный за убийство к двадцати пяти годам тюрьмы, высунул голову из-под одеяла и под оглушительный хохот камеры прокомментировал все, слышанное от Хамзы за эти дни, по-своему.
Бледное лицо Хамзы залилось краской. Он встал.
Что ты хочешь сказать?
Ибрагим уже несколько дней приглядывался к Хамзе, но сдерживался. Дерзкий тон, каким этот мальчишка спросил его, что он хочет сказать, был достаточным основанием, чтобы проучить хвастуна.
Ибрагим откинул одеяло, соскочил с нар и, ни слова не говоря, сбил Хамзу с ног.
Хамза поднялся, но второй удар отбросил его почти на середину камеры.
Хамза катался по полу под пинками Ибрагима, так и не поняв, за что на него набросился этот каторжник.
Скотина! сказал наконец Ибрагим. Вчера одно, сегодня другое. Храбрость свою показываешь? А теперь вставай!
Сконфуженный Хамза поднялся, вытер глаза.
И чтобы я больше не слышал, как ты тут выламываешься! Понял?
Но уже на следующий день он разрешил Хамзе стелить постель рядом с собой.
С того дня Хамза ходил по пятам за Ибрагимом.
Они вместе ели, вместе пили кофе, вместе выходили в комнату для свиданий, когда Хамзу навещали родственники.
Жена директора пришла с кучей подарков и с фиолетовыми кругами вокруг заплаканных глаз.
Хамза, дорогой мой! изливалась она. Ах, Хамза, что я буду делать без тебя четыре года?
Ибрагим усмехнулся в усы:
Не расстраивайся, сестричка. Что не случится, пока новый день родится. Глядишь, завтра переведут твоего дорогого в хорошую тюрьму, а то и вовсе: придут к власти демократыи амнистию объявят Подожди
Так было каждое свидание.
Смотрите за моим Хамзой, умоляла она. Очень прошу, присматривайте за ним.
Женщина доставала кошелек и одаривала всех, и в первую очередь Ибрагима.
Хамзу окружили заботой. Ибрагим не разлучался с ним ни днем, ни ночью. Двое из их камеры готовили им пищуИбрагиму и Хамзе, стелили постели, подавали чай и кофе, прислуживали за едой и мыли за ними посуду.
Хамза принимал это как должное: еще бы, он друг самого Ибрагима!
Хамза надевал на голову фиолетовый тюрбан, конец с кисточкой лихо забрасывал за ухо и красовался в таком виде рядом с Ибрагимом, изображая Айваза при Кёроглу.
Время от времени приходили отец с Решидом. Они ничего не приносили. Они знали, что директорская жена поит парня птичьим молоком. Да и Хамза всякий раз напоминал, что у него всего вдоволь.
Вы о себе побеспокойтесь, уговаривал он. Господам на воле так не живется, как мне здесь. Для нас с Ибрагимом здесь ни указов, ни законов не существует, и пусть только кто осмелится косо взглянуть в мою сторону! Верно, Ибрагим-ага?
Ибрагим по своему обыкновению ухмылялся в усы:
Кто же это осмелится?
Цирюльник Решид довольно кивал.
Молодец! Таким и должен быть молодой человек!.. Ты не за какой-нибудь пустяк сидишь, Хамза, за убийство! Эх, только бы сестренку твою пристроить
Ну а что, двигается дело? интересовался Хамза.
На свете есть аллах, за ним я неопределенно отвечал Решид.
Что говорит-то?
Кто?
Да Гюллю.
Ничего не говорит, молчит. Замкнулась, будто на замок. Кто предупреждал, пока не уберем черномазого, делу не бывать? Или я не предупреждал?
Так, так Значит, уже не говорит свое «не хочу»?
Ничего не говорит, молчит Сидит, думает. Пусть думает, мы потерпим. Дорогу одолевают ногами, лестопором. А мы Гюллютерпением Да и зять твой будущий, Рамазан-эфенди, правду сказать
Хамза спесиво спросил:
Надеюсь, ты рассказал ему, как я прихлопнул этого черномазого смазчика?
А как же.
Разошелся, мол, Хамза, выхватил револьвер Так?
А ты меня не знаешь? Уж я расписал.
Намекнул бы, чтобы пришел навестить.
Конечно, придет.
Залоглу принес несколько пачек дорогих сигарет, взятых из запасов дяди, икру, чай, кофе, сахар, килограмм мяса.
Браво, приветствовал он Хамзу. Дай тебе аллах всего, чего хочется.
Хамза напыжился.
Пока я жив, я не позволю всяким подонкам марать нашу честь, с деланным безразличием заявил Хамза. Я позабочусь о твоих интересах.
Благодарю. Как здоровье?
Здоровье? Ха, какой может быть разговор о здоровье? Нам здесь дышится не хуже, чем везде.
Залоглу уперся в Хамзу восхищенными глазами.
А тому, кто посмеет поглядеть на нас косо, мы напомним, кто мы такие! Не так ли, Ибрагим-ага?
Верно!
Чего недостает, так этого! Хамза щелкнул себя около кадыка. Будь здесь чем горло промочитьсколько хочешь просидеть можно
А женщины? С женщинами здесь как? прошептал Залоглу.
Хамза вздохнул.
Ах, зятюшка И не говори, с непривычкихоть подыхай Молодость дает себя знать. Ну ничего, дай только выбраться отсюда, мы себя покажем, а?
Однажды Решид, радостно блестя булавочными глазками, принес новость: Гюллю согласна!
Хамза впервые за много дней позабыл о тщательно разыгрываемой им гримасе, долженствовавшей изображать лицо бывалого каторжника, и чуть не запрыгал от радости. Сестра переезжает в имение Музафер-бея! Теперь и умирать не надо. Он уже видел перед глазами огромное имениеусадьбы, амбары, хлопковые поля. Через каких-нибудь два года он наверняка выйдет из тюрьмы и начнет отгрызать куски от этого пирога. Ведь оно будет считаться в какой-то степени имением его сестры? А когда Музафер-бей умрет, имение перейдет ей целиком.