Но когда стемнело, Хуан Луис решил, что сам пойдет вместо Хосе; ему скорее удастся уговорить старика помочь сыну в беде, а Хосе своим появлением, пожалуй, только рассердит отца. Отправившись в путь, Хуан Луис вскоре, однако, вернулся и попросил у Хосе навахуна тот случай, если ему придется отбиваться от собаки корчмаря; кроме ножа, он взял у Хосе платок, чтобы повязать голову. Хосе охотно дал приятелю и наваху и платок.
Спустя час Хуан Луис вернулся. Будь козопас посмышленее, он обратил бы внимание, каким изменившимся голосом принялся Хуан Луис рассказывать, что отец был неумолим и только с трудом согласился послать сыну его старую пастушескую одежду. Пусть же Хосе быстро переоденется и скроется в глубине гор: за ними наряжена погоня; и для большей безопасности им следует разойтись, он, Хуан Луис, отправится в Португалию, где думает найти приют.
Над горами Ронды занялся розовый, напоенный ароматами день; так распускается свежий бутон на розовом кусте. Все вокруг пробуждалось, щебетали птицы, мычали коровы; в чистом воздухе разносился звон бубенцов, вливаясь в общую симфонию природы, это запрягал лошадей и с благоговением крестился земледелец, готовясь приступить к тяжелому трудусбору урожая в поле. Каждый крестьянин ждет не дождется, когда же наконец наступит великий день жатвы святого дара божия, хлеба насущного, молить о котором научил нас господь.
Дядюшка Бернардо с легким сердцем шел своей обычной твердой поступью к винограднику, где он нанялся сторожем; подойдя к корчме своего приятеля, он подивился, что ворота открыты настежь.
Раненько поднялся старик. Что ж, я радкак видно, у него сегодня ничего не болит.
Бернардо заглянул на кухню, она была пуста.
Старина! громко крикнул Бернардо; но никто не отозвался, только послышался жалобный вой собаки.
Дядюшка Бернардо, как истый испанец, оставался невозмутимым при всех обстоятельствахни страх, ни иные переживания не имели над ним власти, все явления он воспринимал разумом в виде ясных и определенных понятий и не признавал смутных предчувствий, которые так часто предвосхищают и преувеличивают события. Но на этот раз впечатление заброшенности и могильная тишина, нарушаемая леденящим душу воем собаки, подействовали на него угнетающе. Он замер на месте и невольно огляделся.
Иисус и Мария! воскликнул потрясенный Бернардо, увидев на полу окровавленный нож. Бросившись вперед, он рывком открыл дверь и невольно попятился. Около пустой кровати лежал сброшенный на пол матрац, а из-под него виднелась рука в луже крови. Рядом сидела собака; при виде Бернардо она завыла еще протяжнее. Доски на кровати были раскиданы в разные стороны, а на полу поблескивал небольшой лом; рядом, под самой стенкой, зияла дыра; кругом валялся щебень, залитый кровью. Все это Бернардо охватил одним взглядом.
Ограблен! прошептал он. Золото погубило его.
Подойдя к матрацу, он приподнял его за угол. Несчастный корчмарь лежал на спине; разорванная в предсмертной борьбе рубаха открывала огромную ножевую рану в животе. Кровь больше не лилась, и побелевшие края раны разверзлись, обнажая искромсанные внутренности жертвы; широко раскрытые глаза и рот, казалось, молили о помощи. Зловещая картина насильственной смерти, таинственного, загадочного преступления!
Умер! Да простит господь его прегрешения! прошептал Бернардо, опуская матрац на тело убитого. Когда несколько часов спустя молодой секретарь суда прибыл на место убийства и увидел мертвеца, ему стало дурно.
Прежде чем покинуть дом, дядюшка Бернардо накинул веревку на шею собаки и потащил ее с собой; выйдя во двор, он покрепче запер дверь корчмы и отправился в Херес сообщить властям о происшествии.
Из предварительного следствия и опроса свидетелей было установлено:
что корчмарь имел, по-видимому, порядочные сбережения: это подтверждалось пререканиями между отцом и сыном, который просил отца поставить вместо него рекрута; в разговорах с соседями Хосе утверждал, будто у старика хватит денег освободить его от военной службы, но старик это упорно отрицал;
что деньги, очевидно, лежали в тайнике, открытом в ночь убийства; знать о нем мог только сын;
что найденная в первой комнате окровавленная наваха принадлежала Хосе; это подтвердил оружейник, у которого Хосе купил ее перед уходом в армию;
что, по сведениям, поступившим из Севильи, Хосе дезертировал из полка накануне той зловещей ночи, в которую было совершено преступление;
что днем дезертир бродил в окрестностях, его видели пастухи, у которых он пришел попросить воды и хлеба;
что во время поисков преступника неподалеку в кустах был найден платок с пятнами крови; женщина, стиравшая белье в корчме, опознала платок Хосе;
и что, кроме денег, из дома корчмаря исчезли куртка и кожаные штаны, которые носил Хосе, когда пас коз в горах.
В результате суд пришел к убеждению, что Хосе совершил отцеубийство, и все селение, предав проклятию гнусного преступника, с ужасом взирало на уединенную корчму, место злодеяния; на дверях ее был прибит черный крест, и умолкший, заброшенный дом темнел вдали, словно мрачный, отслуживший свое эшафот. Крыша провалилась, олива засохла, загон разрушился; казалось, опустошающий ураган пронесся над проклятым местом.
По ночам в непогоду дико и глухо завывает ветер на опустевшем дворе, то зашелестит соломой, то хлопнет воротами; и невольно вздрагивает от страха проходящий поблизости сторож или запоздалый пастух.
Преступника так и не удалось разыскать.
Спустя некоторое время после убийства, совершенного в уединенной корчме, на хутор, что лежит у восточного склона Ронды, близ Коина, забрел больной, изнеможенный человек, одетый в козью шкуру. Сжалившись над беднягой, батраки приютили его; на вопрос, кто он и как здесь очутился, незнакомец ответил, что был козопасом, а когда ему пришлось идти в солдаты, он дезертировал, ибо не представлял себе иной жизни, чем в горах на вольном воздухе. Хозяин хутора как раз искал пастуха, и когда незнакомец немного оправился, поручил ему пасти козье стадо; так парень снова ушел в горы, где продолжал бродить никому не ведомый и скрытый от посторонних глаз, ведя бездумное существование, подобно окружавшим его деревьям.
Несколькими днями позже из Гибралтара вышло судно, направлявшееся в Лиму. По его палубе прогуливался молодой человек в отличном дорожном костюме и в широкополой шляпе, повязанной вокруг тульи черной лентой с длинными концами, спадавшими на спину. Молодого человека, самонадеянного и дерзкого на вид, звали дон Виктор Герра. Кругом шептались, будто он отправляется в Лиму за наследством покойного родственника; сам богатый наследник ничего о себе не рассказывал, но капитан и все пассажиры проявляли к нему особое внимание, он занимал лучшее место за столом; и почитателям его не приходило в голову, что человек, державшийся так надменно, был цирюльником, дезертиром, грабителем и низким убийцей.
Высокомерный путешественник был не кто иной, как Хуан Луис: зарезав несчастного корчмаря, он купил подложные документы у темного гибралтарского дельца и вырядился на украденные деньги. Влекомый неуемным честолюбием и безмерной наглостью, Хуан Луис плыл в Америку попытать удачи.
Прибыв в Лиму, он испробовал разные способы, чтобы достигнуть богатства, но ни на одном поприще не имел успеха: не хватало ни знаний, ни трудолюбия. Только в игре ему улыбалось счастье, как это порой случается в жизни плутов. Однако для его обширных замыслов и той расточительной жизни, которую он вел, требовались большие средства; деньги таяли, надеяться было не на что. Тогда с присущей ему дерзостью он задумал посвятить себя военной карьере.
Обуреваемый честолюбием, решив любой ценой завоевать себе блестящее положение в жизни, он был готов преодолеть все трудности, лишь бы достичь желанной цели. В те времена в Перу полыхала война, конец которой положила битва при Аякучо.
В переводе с индейского языка Аякучо означает поле мертвых; там во времена Карла III индеец Тупак Амару поднял знамя восстания против метрополии; восстание было подавлено решительными мерами преданного Испании генерала дона Хосе Лаваля, первого графа королевской милостью; и в том же самом Аякучо, могиле индейцев, суждено было в 1824 году неожиданно и плачевно угаснуть испанскому владычеству в этой части Америки.
Мнимый дон Виктор со свойственной ему смелостью явился к генералу, который не раздумывая зачислил в ряды своих войск молодцеватого юношу; вскоре он получил первый офицерский чин, ибо отличался умом, ловкостью и отвагой. Молодой офицер сумел расположить к себе всех своих новых товарищей, а также завоевал доверие командира полка, человека достойного и образованного, который женился в Лиме на девушке из богатого дома и обзавелся семьейдочерью и двумя сыновьями. Воспитание мальчиков доверили полковому капеллану, снискавшему уважение и дружбу полковника, ибо, кроме достоинств пастыря и необыкновенно мягкого характера, он обладал отличными человеческими качествами и незаурядными знаниями.
С некоторого времени дон Гаспар Камас, которого все звали отцом капелланом, находился в подавленном состоянии духа; причина была известна, но о ней старались не говоритьв смутной надежде, что общее молчание поможет капеллану забыть горе.
В течение короткого времени капеллан получил одно за другим три роковых известия: о дезертирстве брата из королевской армии, об убийстве отца и о смерти настоятеля доминиканского монастыря, настоятель приходился ему дядей и крестным, с детства воспитывал и заботливо опекал его. Тяжело переживая неожиданные испытания, капеллан задумал вернуться в Европу, чтобы там в уединении окончить свои дни, но его удержали а Лиме полковник с женой и глубокая привязанность к своим маленьким воспитанникам.
Как часто судьба дерзко торжествует над человеческим правосудием, ибо место истинного правосудия не на земле. Новой удачей в жизни дон Виктор Герра был обязан не только своей врожденной отвагев полку, кроме него, было немало смелых людей, но ему всегда и во всем сопутствовало счастье, давая ему возможность отличиться там, где терпели неудачу его товарищи; счастливая звезда руководила своим баловнем в карточной игре, она отводила от него пулю врага, вдохновляла его во всех делах, поддерживала в нем мужество и, наконец, помогла совершить головокружительную карьеру.
Всем известна старая истина, что успех придает людям мужество и уверенность в себе. И нередко мы наблюдаем в жизни, что человек достойный слывет ничтожеством, а недостойный пользуется незаслуженным уважением: так торжествует слепое счастье над человеческим правосудием. Недаром Перогрульо пожелал однажды своему другу не знаний, а удачи. В глазах людей успехглавное в жизни. Того, кто удачлив, славословят и превозносят до небес, толпа безрассудно восхищается им; и наоборот: человек неудачливый вызывает презрение; а счастьеудачазнай себе посмеивается над глупым человеческим родом, и земное правосудие оплакивает свое бессилие над суетной толпой.
Прошло немного лет, и самозванный дон Виктор стал майором. Новоиспеченный майор всем умел пустить пыль в глаза своим хвастовством, самоуверенным тоном и жизнью на широкую ногу. Полагал ли убийца, что, заслужив уважение общества, он тем самым искупил свое преступление? Тешил ли он себя надеждой, что высокое положение поможет ему закрыть темный кровавый тайник, из которого он украл золото, ставшее основой его неожиданного благополучия? Не думал ли Хуан Луис, что, присвоив чужое имя, он возродится, подобно фениксу, а тягчайшая вина его умрет вместе с прежним именем, от которого он отрекся? Была ли у него совесть? Мучило ли его порой раскаяние? Не терзался ли он страхом, что наступит день и откроется содеянное? Мы ничего не можем указать: сокровенные тайны злодейства доступны и понятны одним лишь злодеям.
Но мы полагаем, что на свете существуют люди, чья совесть спокойно спит до той поры, пока страх не разбудит ее, не вырвет из оцепенения. Если же человек не знает страха, если он уверен, что правда не раскроется и ему не грозит суровый человеческий приговор, если в душе его нет благочестия и веры в божественное правосудиесовесть молчит, погруженная в глубокий мертвый сон. Но наступает час, когда милосердный бог внезапно пробуждает ее ото сна. Один из таких случаевблизость смерти. Этот час пришел и для дона Виктора Герра: вражеская пуля пронзила ему грудь на поле битвы в равнине Юнина; его подобрали и принесли домой.
После первой перевязки хирург велел послать за капелланом, чтобы тот поспешил оказать духовную помощь умирающему.
Капеллан не замедлил явиться; друзья и товарищи по полку, пришедшие навестить раненого, удалились в соседнюю комнату, оставив священника наедине с умирающим.
Спустя полчаса капеллан вышел. Лицо его, искаженное гримасой страдания, было мертвенно-бледно; невероятным усилием воли он пытался подавить охватившую его дрожь, но зубы предательски стучали о край стакана, когда ему подали воды.
Пустяки, небольшое головокружение, отвечал он на вопросы окружающих. В комнате очень душно, а я еще с утра чувствовал себя неважно. Право, сеньоры, не беспокоитесь, все пройдет на свежем воздухе. Поспешите к больному; мне кажется, ему стало лучше.
Действительно, больной погрузился в спокойный, освежающий сон.
Что же привело всегда невозмутимого священника в такое состояние духа? Читатель, знакомый с прошлым Герра, конечно догадался. Служитель церкви именем божьим отпустил грехи раскаявшемуся убийце корчмаря!
Выйдя из дома, капеллан неверной поступью направился к церкви, там он распростерся ниц и пробыл в таком положении несколько часов; когда же он вышел из храма, лицо его приняло прежнюю ясность, а голос звучал спокойно и доброжелательно.
В общении с богом долг священнослужителя одержал верх над земными страстями; дух восторжествовал над плотью. В душе его снова воцарился мир, но бренное тело не вынесло испытания: вернувшись домой, он потерял сознание, у него открылась горячка. Героическое усилие духа сломило плоть. Люди, охваченные религиозным пылом и увлеченные возвышенной идеей нравственного совершенства, утверждают, что земные невзгоды и бедствия ниспосылаются нам по великой милости божией. Эта истина ежедневно подтверждается на наших глазах; но современные мыслители и философы относят ее к небылицам минувших времен.
Тяжелое ранение, которое привело дона Виктора Герра на край могилы, было толчком, разбудившим его уснувшую совесть. Если бы преступник умер в тот миг, когда его душа, омытая слезами раскаяния и отпущением грехов, очистилась от скверны, он был бы спасен. Если бы он остался в живых и на него обрушились бы новые несчастья, быть может он до конца дней не свернул бы со стези добродетели и покаяния. Но все вышло по-иному! Едва наш герой стал поправляться, как кругом загремел хор льстивых похвал его новому подвигу на поле брани; тщеславные надежды стали раздувать его ненасытное честолюбие; перед взором майора сверкнули три вожделенных полковничьих галунаи все его помыслы сосредоточились на земной славе. Смолкли, растаяли, как дым, угрызения совести и благие намерения. Закрыв лик, добрые ангелы покинули его изголовье.
Спустя некоторое время командир полка был произведен в генералы. Собираясь с семьей вернуться в Испанию, он убедил Виктора Герра, ставшего к тому времени уже полковником, вместе с ним покинуть Америку. Упоенный тем, что все его заветные желания сбывались, новоиспеченный полковник лелеял мечту достичь вершины счастьяжениться на генеральской дочери. Кроме прекрасной внешности и отличного воспитания, невеста обладала еще двумя весьма ценными качествами: знатным происхождением по отцу и перспективой стать богатой наследницей после смерти матери. В своем безудержном тщеславии дон Виктор Герра успокаивал себя размышлениями, что прошлое навсегда погребено и не может воскреснуть. «Со дня отъезда из Испании, говорил он себе, прошло десять лет; кто в блестящем полковнике узнает Хуана Луиса по прозвищу Головорез, цирюльника, прозябавшего в одном из кварталов Хереса? Что же касается убийства бедняги корчмаря, одинокого, незаметного человека, то едва ли о нем еще вспоминают в городе».
Генерал звал с собой в Европу также и капеллана, но тот, узнав, что генерала сопровождает полковник, нашел подходящую отговорку и отказался от поездки, решив на некоторое время остаться в Америке.
Путешественники благополучно пересекли океан и прибыли в Бордо, затем в Марсель и наконец в Малагу, родной город генерала.