Штюрк удивленно молчал.
Да, Густав, я, право, не знаю, как это выразить, но что-то тут не так, здесь есть какое-то упущение. Мне это сегодня вдруг стало ясно, сам даже не знаю почему. Ты меня понимаешь? Как бы тебе объяснить?
Штюрк только удивленно посмотрел на друга.
Тебе ведь это должно быть интересно. Я попытаюсь Только не знаю
Да говори же. Конечно, это меня интересует.
Хардекопф поерзал на стуле, по своему обыкновению провел тыльной стороной руки под бородой. Серьезно и вместе с тем весело взглянул на примолкшего столяра, глубоко перевел дух и начал:
Знаешь, Густав, в «Мировых загадках» мне запомнилась фраза, которую Геккель, по-видимому, высказал мимоходом, как мало относящуюся к делу. А по-моему, она очень даже относится к делу, это важнейшая мысль, и Геккель против нее грубейшим образом грешит Как бы это яснее выразить?
Да валяй, я пойму, Иоганн.
Вот, Густав, что я имею в виду. Геккель говорит: «По сравнению с нашими изумительными успехами в естественных науках, государство и общество еще пребывают в состоянии варварства». Так он говорит в самом начале «Мировых загадок», помнишь? Верно ли это? Безусловно, верно. Но почему из этой мысли не делаются выводы? Написал и забыл. Геккеля, по-видимому, интересует только чистое естествознание. Так чего же он удивляется, если государство и общество остаются на ступени варварства, наперекор всем научным открытиям? Мне кажется, что ему следовало бы связать свои исследования со всеми другими человеческими как бы это выразиться? Ну, стремлениями, и прежде всего социальными, и с их прогрессивными представителями другими словами, с социализмом Короче говоря, Густав, нельзя влезть с головой в одну специальную науку, забывая о великих социальных проблемах.
Штюрк тихо сказал:
Я тебя понял. И, взглянув другу прямо в глаза, прибавил: Значит, я по-твоему, с головой влез в одну специальную науку?
Я хочу сказать мы. Густав, мы. В наших спорах
Да, понимаю.
В самом деле понимаешь?
Да, да, ты хочешь внести политику в науку.
Если ты ставишь вопрос так, Густав, я отвечу да. Скажи сам: можно ли оставить ее за порогом?
Штюрк молчал, и Хардекопф продолжал:
Я, конечно, во всем этом не очень разбираюсь, но одно для меня ясно: все надо рассматривать во взаимной связи. Нельзя искусственно отрывать одно от другого. Иначе получается, что чистая наука, ведь и ты иногда это говоришь, делает гигантские успехи, а люди остаются в состоянии варварства.
Штюрк по-прежнему молчал.
Мне не нравится весь этот монизм, снова начал Хардекопф. Говори что хочешь, но у меня такое чувство, что, несмотря на противоположные утверждения и заявления, «милосердный боженька» проглядываем через все щели этой системы. И чего стоит уж одна эта «монистическая религия» «за истинное, доброе, прекрасное»! Что это значит? Да, Густав, рассуждения о начале жизни важны, но только если они связаны со стремлением вывести нашу современную жизнь из состояния варварства. Если естествознание к этому не стремится, если не считает это своей прямой задачей, так ну его, на что оно мне?
Штюрк усмехнулся необычной горячности Хардекопфа; он одобрительно похлопал его по колену.
Да, Иоганн, что верно, то верно!
Видишь ли, Густав, мы в прошлый раз говорили о душе и выяснили, что такое жизнь и смерть с точки зрения физиологии. Твои слова: «Жить значит умирать» конечно, верны; между прочим, я у Геккеля их не нашел; но мы слишком много рассуждаем о душе; верно, что она попросту является функцией жизни, я все это понимаю, тут ничего не скажешь, однако я нахожу, что мы обязаны больше заниматься этой «умирающей» жизнью, чем философствовать о смерти, черт возьми! У нас есть все основания задуматься о жизни, на мой взгляд, она весьма и весьма нуждается в улучшении. «Варварское состояние» это очень правильно сказано.
Что верно, то верно!
Но на самом деле Штюрк не вполне был согласен со стариком. Не раз он в этот вечер повторял:
Во всем, что ты говоришь, Иоганн, есть доброе зерно истины. Это я признаю. Но уж эти мне политики! Один Луи Пастер сделал для человечества больше, чем все Луи Бонапарты вместе взятые.
3
В следующее воскресенье, в солнечный июльский день три члена правления «Майского цветка» отправились отыскивать подходящий ресторан с залом и садом для осеннего гулянья. Карл Брентен добился чего хотел: решили искать в лесистой местности. Пауль Папке, который долго не соглашался, он все ратовал за реку или озеро, сдался, когда Брентен сказал ему, что возможны несчастные случаи. Было решено обследовать рестораны в Заксенвальде.
Ранним утром тройка устроителей встретилась у Берлинертор. В пригородном поезде, разумеется, в мягком вагоне, ведь поездка оплачивалась из кассы ферейна, Пауль Папке сообщил, какой намечен маршрут: подходящий ресторан имеется в Рейнбеке, он принадлежит некоему Августу Майеру и называется «Лесной замок». На расстоянии часа ходьбы, близ Фридрихсруэ, есть еще два ресторана: «Древние саксы» и «Старый канцлер».
«Старый канцлер»? Исключается! воскликнул Карл Брентен. Одно название чего стоит. И с насмешкой прибавил: Может, прикажешь после гулянья сходить поклониться праху Бисмарка, а?
Кто предлагал Заксенвальд ты или я? вспылил Пауль Папке.
Да, да, что верно, то верно, заметил Густав Штюрк.
Что именно было верно, никто не знал, но раздражение Папке улеглось.
Во всяком случае, мы ведь можем осмотреть помещение, не правда ли? продолжал Папке уже более миролюбивым тоном.
Само собой, согласился Карл Брентен. Можем даже немножко «пощипать» хозяина.
Так не говорят, наставительно сказал Папке. Я написал всем рестораторам, продолжал он, они извещены о нашем приезде и, значит, приготовились нас принять. Я, кстати сказать, заказал и разослал визитные карточки. Это производит впечатление, я знаю по опыту. Пауль Папке достал пачку маленьких белых карточек. Вот, Карл, твои!
Мои?
Да, твои.
Карл Брентен повертел в руках одну из визитных карточек, которые заказал для него Пауль Папке. Он прочел на ней свое имя; внизу было напечатано мелким шрифтом: «Maître de plaisir».
Что это означает?
Ну, это по-французски. Означает распорядитель по части развлечений. Нельзя же на визитной карточке напечатать просто «распорядитель». Как-то плохо звучит!
Густав Штюрк прочел на своих карточках «Столяр-краснодеревщик и Главный казначей». Он с удивлением повертел карточку в руках.
Я думал, что такие штуки бывают только у графов и баронов
Вздор! воскликнул Пауль Папке. Каждый порядочный человек заводит себе визитные карточки!
Карл Брентен захотел взглянуть на карточки Папке. Они были с золотым обрезом, посредине красовалась надпись: «Инспектор Гамбургского городского театра», а внизу слева: «Первый председатель ферейна «Майский цветок».
Да, Пауль, здорово накручено!
А «мэтр де плезир» разве хуже? обиженно отозвался Папке.
Все сунули в карман свои визитные карточки, на каждого приходилось по три дюжины.
Разумеется, пользоваться ими только по делам ферейна, подчеркнул Папке, я поставил их в счет.
Мы ведь не остановимся на первом же ресторане, верно? спросил Штюрк.
Никто и не помышляет, сказал Папке. Ты же слышал, что мы собираемся побывать в трех местах.
В купе, кроме них, никого не было. Благодушно настроенный Карл Брентен расположился на серо-зеленом бархатном сидении и удобно вытянул ноги. Посасывая сигару, он глядел в окно на заливные луга. Ловкая же собака этот Пауль: визитные карточки, будь они прокляты! Придет же такое в голову! Поглядишь на него, так, пожалуй, поверишь, что он и в самом деле инспектор, а послушаешь, так выше его и начальства нет. Он покосился на Пауля Папке, сидевшего напротив, у окна. На Папке был элегантнейший костюм в светлую полоску. У портного да чтобы не было вкуса! В багажной сетке лежала его панама. И булавка в галстуке тоже, видно, не из дешевых. А может быть, и дерьмо, поди разбери. Инспектор «Да, размышлял Карл Брентен, этот далеко пойдет». И вдруг всякое дружеское расположение к Папке улетучилось, Брентен почувствовал к нему зависть. «Некоторым людям все само дается в руки, а другие всю жизнь бьются, и без толку. Визитные карточки, мэтр де плезир до этого я бы никогда не додумался», грустно размышлял Брентен.
Что я хотел спросить у тебя, Карл: ты еще не отказался от своего намерения открыть табачную лавку? обратился к нему Густав Штюрк.
Карл Брентен, озадаченный, повернулся к зятю.
Я?.. Ах, лавку Да, разумеется, это было бы неплохо Но, знаешь, деньги товар довольно редкий. Кое-что у меня есть, соврал он, но недостаточно. Придется повременить.
Сколько, по-твоему, нужно, чтобы в хорошем районе снять небольшое помещение и обставить его?
У Карла Брентена уже вертелся на кончике языка резкий ответ. К чему эта болтовня, смеются над ним, что ли? Где ему взять деньги на наем лавки? Чистейший абсурд. Но все-таки он ответил рассудительно:
Сколько нужно? Наем помещения в более или менее приличном районе встанет в две-три тысячи. Да затем еще по крайней мере тысяча марок, чтобы все оборудовать и иметь хоть какие-нибудь оборотные средства. Сигареты можно получать в кредит, ну а сигары Это уж я сам бы По Адаму-Ризе, выходит примерно три с половиной четыре тысячи. Но как мне такую сумму сколотить, Густав? С моими сбережениями далеко не уедешь.
Я не зря спрашиваю, сказал Густав Штюрк. Я мог бы помочь, ссудить тебе немного денег Если, конечно, ты захочешь.
Брентен едва перевел дух от изумления. Пауль Папке тоже удивленно взглянул на столяра. Мысль Брентена лихорадочно работала: табачная лавка Конец работе на фабрике Сам себе хозяин Сигары ручной свертки нашли бы себе покупателя Он во все глаза глядел на зятя.
Ты что, Густав, сто тысяч выиграл?
Нет!.. А впрочем, может и выиграл. Брат оставил мне небольшое наследство.
Нет, в самом деле, он, кажется, не шутит. У Брентена вся кровь прилила к лицу. Небольшое наследство, уж, верно, целая куча денег, если он говорит о покупке магазина, как о самой простой вещи.
Вот это я понимаю! воскликнул Папке и подумал, с завистью глядя на приятеля: «Ну и везет же подлецу! Откуда ни возьмись является зять и говорит: не хочешь ли магазин? Деньги я тебе дам. Мне бы такого зятя!»
Не зевай, скажи скорехонько: да, и аминь! крикнул Папке и поощрительно толкнул Брентена, словно от души радуясь за него.
Такие дела наспех не решаются, надо все как следует обдумать, серьезно и веско возразил Брентен. Он сумел овладеть собой, хотя ему, разумеется, до смерти хотелось тут же принять предложение зятя. Большое спасибо, Густав, я подумаю. Мы еще вернемся к этому разговору.
Что тут раздумывать, сердито взревел Папке. Выберешься наконец из болота. Станешь самостоятельным человеком, будешь работать на себя, перестанешь бегать каждый день на фабрику. Ведь это твоя давнишняя мечта!
Да ты-то чего волнуешься? Брентен насмешливо посмотрел на Папке. Выбраться из болота! Думаешь, я так вот и начну швырять зря деньги своего зятя? Я сначала все хорошенько обмозгую, подсчитаю и тогда только решусь. В делах ты, как видно, ни черта не смыслишь. Уж ты меня извини.
Я тебя понимаю, Карл, сказал Густав Штюрк. Торопиться некуда.
Пауль Папке замолчал, но все покачивал головой, бросая на приятеля укоризненные взгляды.
Помолчав, Папке опять начал:
Вот, Карл, будь у тебя магазин, ты бы снабжал табачными изделиями рестораны, где мы будем устраивать наши праздники. Мы можем даже ставить такое условие. Уже одно это даст тебе приличный доход.
Карл Брентен с негодованием обрушился на Папке:
Ты с ума сошел, Пауль! Я просто не понимаю тебя! Неужели ты думаешь, что свою общественную должность в ферейне я когда-нибудь использую для устройства личных дел? Никогда не позволю себе извлекать выгоды из моей деятельности в «Майском цветке». Никогда!
Вот этого уж я никак не пойму, не менее запальчиво возразил Папке. По-твоему, нечестно делать дела, если человек занимается коммерцией?
Извлекать деловую выгоду из моей деятельности в «Майском цветке»? Никогда! резко повторил Брентен. Разве не так, Густав?
Что верно, то верно, подтвердил зять.
Проехали Бергедорф. Поезд шел мимо лесов и нив, мимо богатых помещичьих усадеб.
На следующей станции нам выходить, напомнил Пауль Папке.
Они молча выглянули из окна купе.
И не забывайте, в присутствии хозяев мы друг с другом на «вы».
4
Лишь за завтраком в «Лесном замке», у Рейнбекского озера, хозяин ресторана, господин Майер, накрыл для них стол в одной из боковых комнат, между ними снова завязалась непринужденная беседа. Пауль Папке бросил испытующий взгляд на стол, где стояло масло, несколько сортов мармелада, нарезанное ломтями мясо, колбаса, яйца. Он даже понюхал дымящийся кофейник и сказал достаточно громко, чтобы хозяин мог услышать:
Знаете ли, господин Штюрк, уже по завтраку я могу судить о том, чего можно ждать от ресторана.
Все это довольно заманчиво выглядит, смущенно ответил Штюрк, которого коробила такая развязность.
Да, да, ничего не скажешь, подхватил Папке. Но важно знать, какое здесь пиво: ведь наши ферейновцы, как вам известно, любители пива, и притом крепкого.
Хозяин за стойкой навострил уши. А чего он недослышит, о том шепнет ему потом кельнерша, обслуживающая этот стол. Восемьсот, а то и тысяча гостей блестящее дельце! Роскошного завтрака не пожалел, неужели пожалеет нескольких литров пива! Он оглядел всех трех посетителей и решил, что тон задает первый председатель, от которого он получил письмо; ему-то и надо угодить.
Чудесная местность, громко заметил Пауль Папке.
Только вот вода близко, вставил Брентен. Озеро, верно, глубокое, как бы чего не случилось.
Но оно-то и придает ресторану особую прелесть, с негодованием вскричал Папке, искоса поглядев на хозяина. И учтите, два кегельбана. Большой сад для детей. Кухня, надо думать, превосходная. И пиво, по-видимому, неплохое. Ну, мы еще посмотрим. Затем близко от вокзала. Последний поезд уходит поздно ночью. Большой танцевальный зал с зеркальным паркетом, не то, что в каком-нибудь деревенском шинке. Чего вам надо еще?
Озеро, настаивал Брентен. Еще раз напоминаю, что недавно в одном ферейне три молодые девушки
Да что вы заладили девушки да девушки, перебил его Папке, в таком случае нельзя и в лес повести нашу публику. Чего доброго, рухнет дерево и уложит сразу троих.
Вам хорошо говорить, ответил Брентен. Вы не несете ответственности. Ведь распорядитель-то я.
А вы как думаете, господин Штюрк? спросил Папке.
Что верно, то верно, сказал Густав Штюрк и отрезал ломоть копченого сала.
Ливерная колбаса чудо! воскликнул Папке. Попробуйте непременно, господин Брентен. Пальчики оближешь.
И кофе отличный! Брентен с наслаждением отхлебнул из своей чашки.
А Густав Штюрк подтвердил:
Что верно, то верно!
После завтрака добросовестно осмотрели весь ресторан. Хозяин угодливо семенил впереди.
Да, господин ресторатор, тысяча человек, заметьте! Пожалуй, наберется даже и тысяча сто. Но не меньше тысячи. И люди в таких случаях особенно расположены Они разрешают себе и одно и другое. Не считают каждый пфенниг. А залы достаточно большие?
Прошли через просторный прилегающий к озеру сад, где сидело за завтраком множество народа. Пауль Папке восхищался и посыпанными гравием дорожками, и увитыми виноградом беседками со столами и стульями на самом берегу озера. Карл Брентен опытным взглядом осмотрел кегельбаны и похвалил их. Очень хорошо, лучше быть не может (невзирая даже на близость воды). Танцевальный зал тоже заслужил одобрение всех троих.
На обратном пути, проходя через сад, Пауль Папке спросил об уборных.
Это весьма важно, серьезно сказал он и прибавил, обращаясь к Брентену и Штюрку: От состояния ватерклозетов многое зависит.
Брентен и Штюрк вернулись к своему столику. Тотчас же подбежала кельнерша и поставила перед ними две кружки пива.
Недурное обслуживание, одобрительно сказал Густав Штюрк.
Да уж чего лучше, подтвердил Карл Брентен. И тихо прибавил: Куда девался Пауль?
Хозяин, как и ожидал Папке, последовал за ним.
Господин Папке, разрешите спросить: довольны ли вы? сказал он заискивающе.
Местоположение ресторана неплохое.