Номер не высветился. Рука тянулась к телефону, призывно светившийся экран рисовал в мозгу соблазнительные картинки. Я сдерживался из последних сил. С первой минуты приезда душу рвали сомнения: что делать, когда Мадина позвонит? Именно «когда», никаких «если», я уже понял ее непробиваемую натуру. Летящий самолет не остановить, его можно только сбить. Или сесть на борт. Вопрос: люблю ли я кататься на автобусе без тормозов? Такой подбросит до нужной точки со всеми удобствами, но это, во-первых, даже не такси, а общественный транспорт, с чем, к сожалению, не поспоришь, а во-вторых, напоминаю, без тормозов, без серьезных травм соскочить не получиться. Но главное не это. Не забота о себе, любимом, электромясорубкой прокручивала мне мозги в фарш.
Жизнь на Кавказе наложила отпечаток. Я жил двумя культурами и понимал обе. Каждая чем-то манила и чем-то отпугивала. Мне нравилась надежная патриархальность южных нравов, но одновременно нравилась легкость бытия у молодежи озападнившегося севера. С уважением относясь к одним традициям, я следовал более приятным другим.
Мадина сделала тот же выбор. Следует ли осуждать человека, который думает как я?
Все же, во мне что-то воспротивилось, и кнопка разговора осталась не нажатой. Но и сбросить звонок это «что-то» не позволило, чтобы для звонившего сохранялась интрига. Дескать, я не ответил не потому, что не хотел (ведь хотел!), а просто не услышал. Не перезвонил, потому что номер скрыт. В следующий раз, мол, обязательно отвечу.
Если это Мадина, следующий раз ждать себя не заставит. Хватит ли у меня воли?
Брошенная на телефон подушка не помогла, уши еще долго слышали крик далекой души даже после того, как он умолк. Чтобы не терзаться, я отключил телефон.
Еще один день прошел бессмысленно и бездарно. Вечером сестренка потащила меня гулять. Ей всего четырнадцать, а разговоры только о мальчиках. И мальчик, как выяснилось, уже имелся, во дворе нас поджидало нескладное чучело гороховоев бейсболке и кедах, на джинсах дыр больше, чем ткани, поперек куртки надпись по-английски с примитивно тупым слащавым текстом. Парнишка сидел в круглой беседке, скрытой гаражами и деревьями. Идеальное местечко для молодежи, которая ищет уединения.
При моем появлении вид у пацана стал испуганным, что немного успокоило: опасности в нем не чувствовалось. Ненавижу дерзких и борзых, когда дело касается близких мне людей.
Саня, это Захар, он почти на год старше, живет в соседнем доме и занимается каратэ.
Чтобы не отвечать на лишние вопросы, сестренка называла меня просто Саней. Родительское Ксаня напоминало ей Ксению, и я не возражал.
Парень недовольно протянул:
Про каратэ не совсем правда, я только начал.
Честностьэто хорошо. На правах брата, ответственного за порхающее рядом юное создание, я оглядел кавалера с нарочитой придирчивостью. Из-под кепки торчали темно русые патлы, уши оттопырены, лицо никакое. Именно так, никакое, и точка. Ни глупое, ни умное, ни наглое, ни забитое. Щеки, у сестренки во время разговора жившие собственной жизнью, пластичные и растягиваемые, как меха гармошки, у начинающего каратиста оставались неподвижными, словно гипсовые. Тонкие губы крепко сжатыбудто боялись, что вылетит что-то непрезентабельное.
С апломбом королевы двора Маша объявила непререкаемым тоном:
Мы погуляем немного. Если что, скажешь родителям, что я весь вечер с тобой была?
Вот так. Растет сестренка. А я о чужих беспокоюсь.
Машка, не в службу, а в дружбу, сгоняй домой за моим телефоном, я его под подушкой забыл.
Хочешь с Захаром с глазу на глаз поговорить? Только не пугай сильно, у меня не так много ухажеров, как у Ирки Северцевой.
Вообще-то, позыв был другой, но о нем я никогда не сказал бы вслух.
Беги, разберусь.
Захар с тоской проводил глазами умчавшуюся Машку.
Нотации читать будешь? скривился он, едва я приблизился.
Зачем? Никаких проблем, вы оба взрослые люди, и сами все понимаете.
Металлическая беседка скрипела проржавевшей крышей, мы с Захаром сидели друг против друга на затертой круговой скамье и смотрели в разные стороны. Пахло краской (неподалеку древний дед красил балкон на втором этаже) и сигаретным дымом, безоблачное небо радовало теплом и штилем. Лето. Привычное. Родное. Чудесное. Я словно вернулся в детство.
Машка обернулась пулей, из открытой двери подъезда уже слышался приближавшийся топоток. Сестренка явно не хотела оставлять меня с поклонником надолго. По лицу Захара расползлась довольная улыбка, и я завершил речь:
Только помни, что сестра у меня одна, и ты у себя один. Спасибо.
Последнее предназначалось бурно дышавшей Машке, протягивавшей мне телефон.
Двор пустовал, лишь у дальнего подъезда о чем-то срочном и невероятно важном судачили три старушки, около гаражей полная женщина выгуливала болонку, и вдоль пятиэтажки напротив нашей еще одна женщина, беременная, в джинсовом комбинезоне, медленно катила перед собой коляску. Асфальт дороги без бордюров сразу переходил в «клумбы», если так можно назвать участки под окнами, где росли березы и корявые кусты. Из соседней «хрущевки» истошный женский вопль позвал какого-то Федю, женщине ответил мальчишка из окна в другом подъезде: «Сейчас приду!»
Обычная жизнь. Ничего не изменилось. Впрочем, во времена моего детства звали Васю. Я не сомневался, что до темноты зов раздастся еще не раз, и каждый раз ему так же звонко ответят «Сейчас приду!» Меняются имена и фасоны одежды, но не провинциальные дворы. Любопытно увидеть это как бы со стороны. Представляю, как на мою жизнь студента в областном центре (бурлящем котле событий нашего региона) поглядел бы столичный житель. Наверное, он тоже не впечатлился бы. На ярко-белом серое кажется черным. Но радовало, что этот природный закон работал и в обратную сторону.
Ну, мы пошли. Не забудешь, что обещал?
А я что-то обещал?
Машка свела брови в одну ровную короткую полоску:
Сказать родителям!
В смыслесоврать, что ты была со мной?
Ага. Не забудь.
Молодежь отправилась по своим молодежным делам куда-то за гаражи, откуда дорога через арку выводила в соседний микрорайон, а я включил телефон. Руки почему-то дрожали. Пульс бил в голову. История вызовов сообщила, что скрытый абонент перезванивал еще трижды, затем пришло текстовое сообщение с номера, который не шифровался: «Как насчет еще раз в картишки перекинуться? Мухлевать не буду, обещаю. Завтра после шести у меня».
Этот день оказался одним из самых длинных в моей жизни. Она, то есть жизнь, налаживалась.
Настя. Солнце нашего курса. Чувственному чуду стоило лишь поманить пальцем, чтобы у ног грохнулись штабеля желающих, а ей захотелось повторения со мной. В прошлый раз поддатой сокурснице изыски не требовались, всем остальным мой неутоленный энтузиазм обеспечил ее полностью. Выходит, я произвел впечатление, и лишние кило никакого значения не сыграли. У нее самой лишнего хватает, которое в определенные моменты совсем не лишнее. Пересмотренные фото заставили сглотнуть и опасливо рыскнуть глазами по сторонам.
Это оказалось своевременным: сестренка с мальчиком повстречали друзей, теперь объединившаяся компашка возвращалась. Кроме Машки и Захара там былрасхлябанный детина с дурной отвагой в глазах, явно младше меня, примерно призывного возраста. Он вел двух девчонок, держа за талии. Захар, обладатель только Машкиной талии, люто ему завидовал, негодник.
Вышагивавший между девушек кусок самомнения важно объявил спутникам:
Там какой-то жирдяй наше место занял.
Сам ты жирдяй. Еще Дашку жирдяйкой обзови, увидишь, что она скажет. Машенька кивнула плотной высокой девушке, ведомой слева.
Та не встала на ее сторону, вместо этого напряглась и смутилась. Видимо, вес, казавшийся лишним, ее, как и меня, очень нервировал. Больную мозоль трогать не стоило. Не дождавшись поддержки, Машка помахала мне рукой.
Это мой брат.
Светлая, курносая, смешливая, сестренка имела благостное личико совершеннейшего ребенка, случайно оказавшегося в теле женщины. Сейчас она мне напоминала Хадютакое же наивное мягко-хрупкое создание с женственными обводами и прочими необходимыми выпуклостями. В обеих чувствовалась подростковость, только Хадя благополучно вплыла во взрослость, а Машенька застряла на границе. Наша мама не из худеньких, а дочери почти всегда похожи на матерей, и подумалось, что прежде чем достичь маминых результатов, Машенька станет этакой Настейзлатокудрой бойкой пышкой, по которой будут сходить с ума сокурсники. Пока по ней сходил с ума только Захар, да и тот периодически косился на приведенных приятелем более созревших особ.
Мое поколение, с которым я здесь играл, дружил и дрался, разъехалосьпо учебе, по работе, в армию. Кто-то загремел в места не столь отдаленные. Кто-то женился и переехал. Во дворе обосновалась новая компания. Они еще не подошли, а в глазах уже читалась свойственные юности неловкость, вспыльчивость, колючая отчужденность и вымученное нахальство. Верховодивший долговязый парниша с раздраженно прищуренными глазами отличался худощавостью, но выглядел спортивно. Одет он был стандартно-неприметно, объяснялось это просто: в нашем городишке любое выделение из толпы рано или поздно каралось.
Девицы были примерно его ровесницами. Рыжая худышка с чутким носиком, похожая на выискивающего добычу хорька, первой вырвалась из объятий, ее хлипкий задик оседлал перила беседки. Когда девушка села на парапет, даже проминаться было нечему, ничего не облегло и не свесилось. Вид снизу мне открывался хороший.
Втораяантипод предыдущей. Большая и плотная, пухлощекая, крашенная в цвет свежевымытого катафалка. Чернотой она походила на Мадину, волосы тоже просто спускались на плечи, но краска и естественностьразные вещи. Одна была, другая казалась. Лопающийся от содержимого бюстик брюнеточки звал на подвиги, крупная фигура дышала чувственностью, однако во взгляде пряталась некая конфузливость за свой внешний вид и все, что здесь происходит. Девушка словно стеснялась этого, хотя, допускаю, всего лишь внутренне посмеивалась. Серые глаза как бы говорили: «Видите, уважаемый, чем дети тешатся? И мне приходится, я же с ними».
Обе девушки смерили меня озорно-заинтересованными взглядами, демонстративно ушедшими в плотоядность:
Какой у тебя брат. Познакомь.
Такое внимание к моей персоне сестренку обрадовало, подростки обожают, когда случается повод чем-то возгордиться.
Саня, это Данила, а это Ната и Даша.
Данила нехотя снизошел до рукопожатия, девушки кивнули. Рыжий хорек оказался Натой, а Дашей звали крупную брюнетку. Данила распростер длинные руки, как Христос над Рио-де-Жанейро:
Звезды нашего двора: Маша, Даша и Наташа. Не имена, поэма!
Беседка превращается в трехзвездочную, пошутил я.
Только рослая Даша чуть растянула губки, остальные не поняли или проигнорировали. Компания унылой змейкой втянулась в беседку. Я занимал место справа у входа, Маша плюхнулась рядом чуть дальше, между мной и спешно подсевшим Захаром. Даша томно расположилась напротив меня, по левую сторону входного проема, около Наташи, висевшей на перилах как птичка на жердочке. Розовое пятно трусиков выглядывало из-под юбочки, задранные коленки этому сильно способствовали. Нахалку такие мелочи не волновали, хищный взгляд оглядывал меня придирчиво, с ног до головы, с профессионализмом оценщика, определяющего стоимость принесенной безделушки. Дескать, вдруг под неказистой поверхностью сверкнет драгоценность? Тогда важно не упустить. А пока не сверкнула, нужно быть готовой к любому развитию событий. Для этогона все намекнуть и ничего не обещать.
Данила стоял вне беседки, снова обняв обеих девушек, теперь за плечи.
Закурить будет? спросил он меня.
Брат не курит, влезла Маша.
Мое общество сестренку немного напрягало, а Данилу злило: обе его подружки проявили интерес к более взрослому сопернику, противопоставить которому нечего. А Машеньке хотелось побыть в своем кругу. Мне так казалось. Поэтому я поднялся.
Пойду, наверное.
Пробежавшийся по лицам взгляд поймал гамму чувств. Долговязый лидер удовлетворенно кивнул. Сестренка странно сжалась, но не возражала. Ее бой-френд-малолетка не знал, как воспринять высказанную идею, сам он моим соседством тяготился, но хотел слиться мнением с остальными. Зато обе девушки, большая и миниатюрная, однозначно огорчились. Крупная Даша перевела взор на Машеньку:
Почему не предложишь брату посидеть с нами?
А действительно, почему? Сестренка обернулась. Посидишь с нами?
Зачем?
Разве ты чем-то занят? удивилась Машенька.
Одновременно Данила съязвил:
Сразу видно старпера, ровесник такой глупый вопрос не задаст.
После «старпера» во мне взыграло или взбурлило короче, что-то растормошилось. Зря парниша меня задел. Настя ждет меня только завтра, до завтра будет тянуться невыносимая бесконечность, и бессмысленное время ожидания надо как-то убить. Почему заодно не подгадить малолетнему засранцу? Его понять легко: кому понравится, что в компании появился кто-то старше и, скорее всего, сильнее и умнее? Был бы вежливее, остался бы царем горы, а теперьпоборемся. Жизненный опыт против наглости и самомнения.
Как говорил незабвенный Пятачок, до пятницы я абсолютно свободен.
Я вновь вольготно откинулся спиной на решетчатую стеночку. Пригласили? Мучайтесь.
Повисла тишина. Девушки ждали чего-то от парней, Захар, типичный «гамма» (если не «омега»), волею случая выбившийся в «беты», молчал в присутствии самцов более высокого ранга, а я, оказавшийся с Данилой в «альфах», инициативы не проявлял. Вопрос «Зачем?» облили сарказмом, теперь мое дело сторона.
Машенька хоть и оказалась в компании самой мелкой, не выдержала первой.
Сыграем во что-нибудь?
Например? чирикнула Наташа со своего насеста.
Мерзавка. Хоть бы коленки свела.
В бутылочку!
С братом? Данила поморщился.
Маша хлопнула ресницами:
А что, брат у меня славный, я его с удовольствием поцелую.
Я тоже. Наташа хитро подмигнула.
У вас здесь тоже есть брат? пошутил я.
Разве меня много? возмутился рыжий хорек на жердочке. Прошу не выкать, если ты не мент, а я не на пенсии.
Зато меня много. Даша сделала упор на слово «меня». Ее светлые глаза наполнились горькой самоиронией, губы на миг поджались, словно она хотела заплакать. Секундный позыв миновал, передо мной вновь оказалась уверенная в себе молодая ну, юная женщина, у которой все соблазнительное гордо выпирало и предлагалось как хлеб-соль дорогому гостю. Разрешаю выкать, мыкать, тыкать и даже ейкать.
Ты за словами следи, хохотнула Машенька, и мне в бок прилетел острый локоток, а то Саня действительно тыкнет.
Так тыкнет, что только мыкнешь, презрительно добавил Данила.
А то и мнекнешь, поддержала Наташа, у которой подруга отобрала мое внимание.
Ее тонкие губы раздвинулись в циничной ухмылке, глаза сузились.
Я понимал, что за колючей ядовитостью пряталась обычная неустроенность, так свойственная подросткам. Мир еще изучается, ответные реакции не всегда понятны и непрогнозируемы, поэтому защитой выступала улыбочка, на которую легко списать все ляпы. Поняв, что вернуть к себе интерес можно только чем-то действенным, Наташа еще больше расширила мне вид на розовое пятно и вкрадчиво сообщила:
Наша Даша такая: почему бы не менякнуть, чтобы потом хорошо оттебякали?
Это выходило за грань светской беседы. Сестренка напряглась, на меня вскинулся ее беспокойный взгляд.
Не принимай всерьез, мы так шутим.
Наташа пожала плечами, на которых по-хозяйски лежала рука Данилы:
Кто шутит, а кто нет. Когда меня тыкают, во мне все еёкает, я мыкаю, затем онкаю, сразу хочется васкать, ихкать и оникать.
Успокойся, все поняли, что ты прекрасно разбираешься в местах в местоимениях. А я Даша картинно вздохнула. Вот вечно я так. Брякну, не подумав, а потом расхлебывать. И ничего не поделать, слово сказано.
Даниле категорически не нравилось происходящее. Начавшееся как легкий флирт постепенно перетекало за грань приличий, и пусть большинство не возражало, но местный заводила терял главенство. Он кивнул Захару, тот достал из-под скамьи пыльную пивную бутылку, будто специально дожидавшуюся там звездного часа. Переданная Машеньке, она вернулась на землю, в центре беседки закрутился волчок.
Захар! Объявив результат, сестренка снова с силой провернула бутылку.
На этот раз носик остановился между Дашей и Наташей, где позади стоял Данила. Его в расчет не взяли, началось выяснение, к кому из девушек ближе оказалось указующее горлышко. Большинством голосов кроме одного сошлись, что счастье выпало крупной Даше.
Единственный плюс быть толстым, фыркнула Наташа, чью кандидатуру не поддержали. Трудно промазать.