Да, у меня. Не выкидывать же человека на улицу?
Конечно, особенно если это молодая и, как ты сказал, безумно красивая женщина. Ей документы нужны, прежде чем ты ее сюда приведешь.
И где я их возьму? У меня есть паспорт, с которым она поступила, но он не ее.
Чей?
Ничей, я ходил по адресу, думал, родственников найду, а говорят, что фото уже переклеено.
Так давай переклеим снова.
Это уголовно наказуемо.
Толя, вот то, что она находится с амнезией у тебяточно наказуемо. А фальшивый паспорт у девушки с амнезией Чувствуешь? Кто что докажет? Ну не помнит она, где паспорт взяла, и как он у нее оказалсятоже не помнит. И ты ни при чем, и документ будет, и делай ты ей кранипластику, и живи, как хочешь. Да хоть женись.
А если вспомнит?
Тогда объяснишь все свои благие намерения. Пойметтвое счастье. Поэтому постарайся сделать так, чтобы поняла. Так что начнем мы с паспорта.
Вера, как? Ты умеешь переклеивать фото на документах?
Ну да, это тема моей докторской, усмехнулась Вера. Переработал ты, дорогой, совсем крыша едет. Просто есть у меня нужные люди, те, что сделают и вопросов не зададут лишних. Ты думаешь, все это, она обвела пространство руками, за мой счет? Нет, спонсоры имеются. А у них возможности почти безграничные. Жду вас в субботу, сделаем фото твоей ненаглядной в парике, я позабочусь. Заодно и поговорю с ней, определюсь, как ее лечить лучше.
Я могу подумать?
Нет, не о чем. Послушай умную женщину хоть раз в жизни. В субботу к трем подъезжайте. Паспорт с собой. Все, поехали по домам. Тебя подвезти?
Нет, я доберусь, тем более что тебе в другую сторону. До субботы?
До субботы, и не опаздывайте.
ЧАСТЬ 14 Прошлое и настоящее
Посидели за обедом по-семейному, Александр себя словно бы и не в своем доме чувствовал. Чистота, достаток, много еды. Вот дожил! Да не дожил, а сам до такого довел, что ребенка кормить стало нечем.
После того, как заглох его малый бизнес и истаяли сбережения, Минину везти перестало, а может быть, пока они с Игорем вместе раскручивались, все получалось, а один он не потянул.
За какие работы не бралсякак печать неудачника на нем поставили. То одно, то другое. В охране былсклад сгорел, или конкуренты подожгли, а случилось на дежурстве Минина. Присудили возмещение, чтобы расплатитьсязаложил квартиру. Думал выкрутится, снова устроился неплохопоскольку знал два языка, то в турагентстве даже ценным кадром стал. Но закрыли турфирму, хозяева денег нагребли и свалили за границу. Начались суды-разбирательства с обманутыми клиентами. Минину пришлось нанимать юриста и платить, платить, платить. Иначе получил бы он «желтый билет» на всю оставшуюся жизнь, оказался бы в проклятой базе данных о судимостях. Этого удалось избежать, но семья снова увязла в больших долгах.
А Ольга привыкла жить красиво, не задумываться о тратах. Она хотела блистать, но в театральных тусовках оказалось мало проку. Успешные, высокооплачиваемые подписывали контракты, работали в хороших коллективах, ездили на гастроли. Им в компаниях время проводить было некогда.
Однородный монолит социалистической реальности начал давать трещины, расслаиваться. И часть его пошла на дно. Вместе с такими, как семья Минина, не успевшего вцепиться в кормушку или встать при легких деньгах. Хорошо хоть мама не зналатогда он совсем ей писать перестал. А приезжать она не хотела, даже когда Женя родилась. Не могла простить Ольге, что та разрушила жизнь Александра, пустила под откос все планы. Все, о чем Татьяна Петровна мечтала.
Сейчас она с любовью смотрела на сына. Суетилась, подкладывала ему и Игорю лучшие куски. Пирог испекла свой фирменный с мясом. Борща наварила, котлет нажарилаМинин сто лет так не ел. После обеда в сон потянуло. Или это он в больнице привык все спать и спать?
При Женечке ничего про Ольгу не говорили. Минину и не хотелось. После аварии его жизнь с этой женщиной с каждым днем отступала, отдалялась, и отпускало то неправильное, что все эти годы было между ними.
Вначале он любил ее, страстно. Это, как болезнь, сжигало его изнутри. После третьего приезда в Петербург он уже ни о чем другом думать не могтолько о ней. Но тогда мысли эти побуждали к достижению цели, он хотел отлично окончить академию и сделал это. Ради Ольги. Чтобы она гордилась. Как выяснилось, ей это было безразлично, она стремилась к яркой жизни актрисы, жизнь в гарнизоне никак ее не привлекала. А распределили Минина далеко, на северные рубежи, и, можно сказать, повезлотам можно было выслужить год за два, наверняка бы и квартиру дали. Потом. Через пятнадцать лет, а Ольга хотела сразу.
Она уговаривала Александра, упрашивала, плакала, жаловалась, что не сможет жить на севере.
Кому я там стану на скрипке играть? Моржам и белым медведям?
Конечно, про медведей это она зря, военный городок был не так плохо благоустроен. Но само местодыра.
Если бы ни события в стране, Минин еще посомневался бы, но полный развал, казалось бы, незыблемых устоев подталкивал к действию. Тут и Игорь был с Мининым заодно. Их распределили в одну и ту же часть, и тогда у друзей созрел план.
Комиссоваться по здоровьюдолго, да могло и не получиться, а вот после суда чести из армии выгоняли на раз. Но надо было как следует проштрафиться, сесть на гауптвахту, а тогда уж и суд.
Купили они водки, нажрались, не явились на развод, а вместо этого, шатаясь по военному городку, разбили стеклянную витрину единственного магазина промтоваров. Вроде как драку устроили. После этого их в комендатуру и сопроводили. Ну а дальше все по Уставу.
Отсидели на губе, на суде чести вели себя непотребно, командир части только головой крутил, да руками разводил, а старпомтот понял и потом, когда уже все закончилось, Александру сказал:
Что ж, осуждать не могу, сейчас многие так поступают. Вот и просрали Россию.
А через неделю Саша уже звонил в дверь Ольгиной квартиры в Петербурге.
Возможно, если бы он слушал Игоря, если бы поехал вместе с ним на Кубань разрабатывать ферму и табачную плантацию, то все бы иначе повернулось. Но Минин никого не слушал кроме Ольги, а у той было семь пятниц на неделе. Единственное, чего она хотела всегда и постоянно, так это трахаться. Возбудима была, как кошка: троньи уже извивается, не знает, каким боком притереться.
Пошли у подъезда на лавочке покурим, предложил Игорь, а то вон Женя глазки трет.
Она разве стала днем спать? спросил Минин у матери.
Да, хорошо спит, я ей сказочки читаю.
Удивительно, а я никогда уложить не мог. Вечно со слезами. Мы пойдем на воздух, поговорим.
Идите-идите. Вернетесья чайку вскипячу.
И Татьяна Петровна особой печали по поводу гибели Ольги не выказывала. Причем очевидно было, что мать Минина нисколько это не тревожит. И то, как Игорь отнесется к подобной черствости, ее не волнует.
Лавочка у подъезда оказалась пуста. Соседки Минина утреннюю вахту отстояли и рассосались по квартирамобедать. Следующее включение сарафанного радио происходило часов в пять вечера. Это если погода была хорошая. А то, случалось, одна бабулька, та, что с первого этажа, как раз под Миниными жила, внизу сидит, а две с балконов с ней переговариваются. Тогда последние известия весь подъезд в открытые окна слышал.
Игорь присел, закурил, Александр стоял, рассеяно разглядывая клумбу.
Все та же старушка с первого этажа, Эльвира Ивановна, пыталась устроить под окнами «собственный садик» на манер царскосельского, но вышло у нее больше похоже на собачье кладбище. Продолговатые клумбы частично были обложены поставленными на угол кирпичами, частично огранены врытыми горлышками в землю пластиковыми бутылками. На самих клумбах цвели желтые и фиолетовые анютины глазки.
Ты теперь в Питере останешься? спросил Минин.
Нет, что ты, какой там! Мне в станицу возвращаться надо скорее. Там у меня дел невпроворот. Во-первых, ферма, я сюда приехал контакты наладить, сейчас только на еде да куреве заработать можно, ну или уж на водке, только с акцизой возни, поэтому я остался при мясе. За эти годы хозяйство разрослось, с гордостью сказал Игорь. Затянулся, выпустил дым. Это, конечно, все не те доходы, с нашими уменьями, особенно с твоей специализацией, можно было бы такие дела завернуть, уже не здесь бы сейчас жили. И Женя твоя в частный детский садик ходила бы где-нибудь в Германии. И Ольгу бы пристроили Извини, сдуру брякнул.
Ничего, Александр сел рядом. Ты знаешь, странно мне это. Вот нет ее, а во мне как будто облегчение. Хреново на самом деле это. Разве можно так?
А кто его знает, Саша. Ей-то можно было тебе жизнь ломать, я же помню, как Татьяна Петровна убивалась. Плакала, меня просила, чтобы отговорил тебя от девушки этой. Ты же как помешанный был. Один раз в Петербург съездили все, как околдовали тебя.
Но Женя-то есть!
Женечка славная, вот ради нее ты и должен все заново начать. Слышишь, Минин? Возьмемся и сделаем! Думаешь, я не проседал? Когда в первый раз с табаком завелся, все вроде сделал правильно, рассадили, а он морозов боитсяи вдруг похолодало. Надо было костры жечь, дымом посадки укрывать, а тут рыба пошла. Побросали казаки костры и все на реку. Погиб табак, убытки еле покрыл. В другой раз с местными вязаться не стал, гастарбайтеров привез, в сельсовете сговорился, поселил их в бараки. Поил, кормил, досматривал. Тоже народ непростой, но чему-то нас в академии научили, вот я командные навыки и применял, усмехнулся он. Гастеры у меня и на табаке, и на ферме работали. Потом женщины из станицы в доярки потянулись. Казачкиработницы ответственные. Сейчас и сыроварня есть. Можно бы хорошо подняться, если бы не конкуренты. Пуля мне не случайная прилетела. Повезло, что не в голову.
И что теперь?
Наводку мне дали, на кого здесь выходить. Я еще не успел. В городе три больших группировки по молочным и мясным делам, все как в аптеке распределено. На самом деле в навозе ковыряться мне надоело, я другое задумал, и ты мне просто подарок судьбы, не зря же мы в лазарете столкнулись.
Да, наверно, не зря.
Вот, если выгорит у меня бизнес мой мясо-молочный махнуть не глядя на дружеские связи с китайцами, то сразу другие доходы пойдут.
Слушай, Игорь, ты же потратился на ремонт, квартира убитая была совершенно, без перехода начал о своем Минин.
Да брось ты мне про это сейчас! возмутился Игорь. Я важное говорю, а онквартира. Ремонт закончили, теперь продать надо, в дело вложиться.
А жить где же? опешил Александр.
Жить есть где, я сам сейчас там обретаюсь, а места в этих хоромах на пять семей, как ваша, хватит. Воздух свежий, красотища, Финский залив рядом. Это я тебе все потом расскажу. Сейчас о главном, ты мне вот как нужен в управляющие, и Игорь провел ребром ладони по шее, показывая степень необходимости. Не давал он Минину опомниться, втягивал в свои невероятные проекты.
В управляющие фермой, что ли? не понял Александр. Так я в сельском хозяйстве смыслю, как осел в системах противоракетной обороны.
Не фермой, а фирмой, отмахнулся Игорь, личным составом. У меня тут в Питере образовалась контора, вроде бюро по трудоустройству военнослужащих. Уволенных и пенсионеров. Без своей команды, Саша, не пробиться, один в поле не воинсам знаешь, кулак нужен, люди. Так вот, все у меня есть, и агенты, которые по работодателям ходят, и картотека приличная собралась, бухгалтер опытный, а руководителя нет. Кого я поставлю? Надежный человек должен быть, чтобы я ему как себе доверял. Не могу же с Кубани сюда туда мотаться. У меня там конвейер молочный и табак, опять же. Вот продам все, тогда Ты же понимаешь, фирмаэто так, для прикрытия, главноеребят годных собрать, наших из ВС, а там посмотрим, кто кого раком поставит. Я эту пулю им припомню! погрозил он кулаком невидимым конкурентам
Игорь говорил быстро, с одного на другое перескакивал, но Александр его понимал. Так и раньше было, мало что переменилось между ними.
Хорошо, конечно. Скажи что надоя все сделаю, без размышлений согласился он.
Из подъезда выплыла Эльвира Ивановнамаленькая, кругленькая, в плюшевом халате и чунях, обшитых мехом. На голове у нее был накручен цветастый платок, но не по-бабьи, а каким-то необыкновенным способом, наподобие чалмы. А на плечах красовался оренбургский пуховыйтемносерый, весь в дырках.
Добрый вечер, Эльвира Ивановна, вежливо поздоровался Игорь.
Добрый, добрый. Ну что, закончили с ремонтом? она тут же вцепилась в него взглядом, насела с расспросами. Александр был ей не так интересен, ему она давно все косточки перетерла в своих балконно-лавочных посиделках.
Закончили, больше шуметь не будем.
Вот и хорошо, закивала она, спать могу спокойно.
Игорь загасил сигарету об отвернутую крышку консервной банки, которая заменяла курильщикам пепельницу.
Ну что, пойдем, Саша, предложил он, чаю еще выпьем. Дома я тебе доскажу.
ЧАСТЬ 15 Киса
Прошло еще две недели. Суббота, выходной день. Анатолий шинковал морковку, а на плите в это время в казане шкварчало мясо курицы, порубленное на мелкие кусочки. В кастрюльке рядом варился бульон из остова все той же птицы, под струей холодной воды в миске промывался рис.
Рита сидела за столом, подперев руками голову, и наблюдала за процессом приготовления пищи.
Толь, теперь у меня есть настоящий паспорт. Я больше не человек без имени, япросто человек. Ты рад?
Рад, но это не твой паспорт.
Почему ты просто не умеешь радоваться? Толя, тебе меня совсем не жалко? Это потому, что ты не любишь
Люблю!
Скажи громче, скажи так, чтобы я услышала и почувствовала. Мне очень важно знать, насколько ты меня любишь.
Киса, я тебя люблю! И я рад, что у тебя есть паспорт, но еще больше был бы рад, если бы мы узнали, кто ты на самом деле. Лук почисти.
Толь, у меня от него слезятся глаза, я плачу и становлюсь некрасивой. А некрасивую ты меня разлюбишь. И что было бы, если бы мы узнали? Ты сам утверждаешь, что я рожала, значит, где-то там, неизвестно где, есть мужчина, с которым я жила когда-то, но люблю я тебя, зачем мне эти воспоминания? Или ты хочешь от меня избавиться вот такнайти мое прошлое и закрыть передо мною свою дверь?
Киса, мы сделали тебе паспорт. Теперь ты можешь спокойно лечь в стационар и снова стать красивой.
Сам чисти свой лук! Можно было бы приготовить что-то попроще плова. Или пойти погулять. И не тратить время попусту. Я так ждала этого выходного, надеялась провести его с тобой, пообниматься. Я так люблю с тобой обниматься и все, что потом, и хочу, чтобы это не кончалось.
Так не бывает, это противоречит физиологии.
Она подошла к нему и обхватила со спины, заскользила руками по груди, животу, поглаживая, лаская, пытаясь пробраться под ремень джинсов. Анатолий же заводился и раздражался одновременно. Делать два дела сразу никак не получалось, и желание обладать еюпересиливало.
Ну и что ты творишь? Киса, я готовлю обед.
А я соскучилась. Я так ждала этот день, я хочу тебя чувствовать всего-всего. Выключи газ и пойдем.
Киса-а-а! Погоди, дай запустить рис, и тогда я почти свободен, ты сама потом есть захочешь.
Нам не хватит времени, ты будешь думать про свой рис, а я не хочу ограничений. Забудь про этот дурацкий обед! Разве я тебе не нравлюсь? Довольствуйся мной одной, не дели меня с пловом, ялучшее из удовольствий.
Толик поддался на уговоры, она утянула его в постель, где все получилось у них просто замечательно, хоть он и не настроен был сначала. Но на то и сладкая женщина, чтобы забыть обо всем. Анатолию секс с ней казался наваждением. Они двигались в едином ритме, они были единым целым. Никогда ни с кем до нее он не испытывал такого дикого удовольствия. Эту женщину хотелось снова и снова. Даже после того, как они ссорились, а не ссориться с Ритой не получалось, обладание ею сносило крышу.
Потом она что-то говорила ласковое и томное, лежа у него на груди, а он уснул под звуки ее голоса.
Проснулся оттого, что что-то упало и разбилось на кухне. Застал Риту, вылавливающую ложкой кусочки курицы из казана, а на полу валялись осколки его любимой чашки, которую мама дарила, когда приезжала в последний раз.
Я проголодалась, она пыталась оправдаться, продолжая жевать и повернувшись к нему. Вот, пришла перекусить и крышкой чашку задела Прости, я бываю совсем неуклюжая, но это ведь после операции, да? И из-за травмы? Оно же пройдет, когда ты вторую мне сделаешь? И вообще, я не виновата, чашка сама соскользнула со стола и разбилась, я теперь шевельнуться боюсь, выскочила босиком, могу порезаться. Толя, ты ведь не хочешь, чтобы я поранила ножки? Что ты с таким сожалением смотришь на осколки? Это всего лишь чашка, подумаешь, купим новую, я могу выбрать. Будешь пить и думать обо мне.
Он подошел к ней, она отложила ложку, которой ела, и обвила его шею руками.
Сейчас возьму тебя на руки и отнесу в постель, только давай договоримся глядя с улыбкой ей в глаза, произнес он.
Не буду я с тобой ни о чем договариваться! Лучше полежим еще немножко, а потом поедем к твоей противной Вере. Если бы ты знал, как я ее ненавижу!
Киса, тебе не за что ее ненавидеть, она пытается нам помочь. И именно она пришла на выручку с паспортом. Ты можешь лежать, а я уберу осколки и доделаю ужин.
Я наелась, мне больше не хочется. Ты ведь поедешь со мной?
Я хотел почитать.
Вот так всегда. Ты просто не хочешь ей показывать наши чувства, ты стесняешься меня, ее глаза заблестели от подступивших слез.
Киса, я не стесняюсь, и она знает, что я люблю тебя.
Но не одобряет твой выбор, ты же предпочел меня ей.
У нас с ней давно нет никаких отношений, мы не сошлись характерами. Прекрати ревновать. Мы с Верой с детства были друзьями. Ну, как друзьями Она с родителями жила в Ленинграде, а я в Москве. Отцы наши дружили, когда ездили на конференции, детей, то есть нас, брали с собойпогулять, посмотреть город. Вот мы и встречались иногда, а после института я переехал сюда и мы поженились. Даже не встречались, просто решили, что наш союз выгоден нам обоим. Перспективная пара молодых ученых. Родители купили квартиру вскладчину. Вот так и жили. Говорят, мы смотрелись очень даже.
А что потом? Толь, ты ее совсем не любил, что ли? Она же красивая.
Любил, наверно. Я работу любил. Много оперировал, часто дежурил. Я был плохим мужем.
Так ты со мной к ней поедешь? Рита резко сменила тему, боясь услышать нечто лишнее для себя.
Поеду. Сейчас соберусь.
Она вдруг разрыдалась.
Зачем ты мне про нее рассказываешь? Я не хочу знать про твоих бывших!
Рита, Анисимов не ожидал такого взрыва эмоций, не было у меня бывших, только Вера.
Так я тебе и поверила, насмотрелась на сестричек в больнице, они к тебе чуть в не штаны лезут. И подкармливали, и ублажали
Что будешь с ней делать? Анатолий не зналсмеяться или сердиться. И по-любому она возбуждала его, вот и слезами своими тоже. Как это получалось, что даже плакала Рита привлекательно? Хотелось утешать, трогать и трахать.
А почему нет? Успеется к Вере
Киса, ну что ты? Перестань, иди ко мне
Он привычно обнял, она с готовностью прижалась.
Я тебе сейчас рубашку испорчу слезами
Ничего, постираем
Он гладил ее смешные короткие волосы. Отрастут. А руки Риты уже тянулись к его ремню, добирались до члена. Достаточно было одного прикосновения, нет, даже мысли, что она дотронется, и всепелена вожделения туманила разум.
Киса, хочу тебя! Они уже добрались до кровати, сбросили одежду, легли. Все это с нетерпением, как в первый раз, обрывая пуговицы
Дай мне его скорей, прикрыв глаза и разводя бедра, прерывисто вздыхала она.
Поднимаясь над ней, еще до того, как войти, он знал, что будет. Помнил об этом, о ее упругой глубине, трепете, сильных оргазмах, от которых сносило крышу. С каждым разом он все сильнее впадал в зависимость от этого и как наркоман хотел все большей дозы. А Рита давала, ее и просить не надо было, достаточно раздеть и пощекотать соски, сжать рукой влагалище. Как врач он прекрасно понимал, что с ней происходит, это заводило еще сильнее. Анатолию нравилось возбуждать ее до такой степени, что она не стонала, а подвывала по-звериному, кусалась, царапалась, изгибалась, как при столбняке. Тогда он поднимал ноги Риты себе на плечи и входил резко и глубоко, с первого удара ловил кайф от частых содроганий ее лона, от крика, рыданий, невнятных слов, от метания рук. И всего этого было мало, мало Он вбивался в нее снова и снова, отпускал себя, срывался, кончал, изливался весь. Любви не было, нежности не было. Страсть дикая, безумная, неутолимая.
Из соития выныривал, как с большой глубины, задыхаясь, с замутненным сознанием, полностью вытряхнутый эмоционально, опустошенный, в звенящей легкости частого биения пульса.
* * *
Анисимов не поднялся в кабинет Веры, остался на улице, обосновавшись в одном из соседних дворов. Время у него было, не менее часа длился каждый сеанс. Длился, но не приносил ничего, кроме все учащающихся приступов ревности Риты. Она просто ненавидела Веру. Вера же с невозмутимым спокойствием проводила один сеанс за другим. И деньги у бывшего мужа спокойно брала.
Ему же приходилось брать дополнительные дежурства, соглашаться на левые консультации по протекции все той же Веры. Необходимо заработать, чтобы тут же эти деньги отдать.
Иногда он чувствовал себя загнанной лошадью. Корил, что перестал помогать матери. Той приходится жить на одну пенсию. Раньше посылал немного с каждой зарплаты. Отложить не получалось, все как в прорву. Даже то, что лежало на черный день, улетело среди белого. Но деньгиэто всего лишь деньги. Так говорила Рита. Они созданы для того, чтобы их тратить. Что жалеть? Они обесцениваются, но если приносят удовольствие, то и потрачены не напрасно. Говорила, что после второй операции, когда восстановится здоровьепойдет работать, чтобы помочь ему.
Он верил. Бежал домой с работы, заскакивая по дороге в магазины, закупая продукты, чтобы приготовить, накормить и увидеть блеск похоти в ее глазах. Правда, про похоть он не думал, ему казалось, что вот это и есть настоящее чувство, когда все скандалы заканчиваются жарким сексом, когда не обращаешь внимания на ее колкости, на обиды. Все это кажется проявлением любви. Потому что любить, как она, не может никто.
Никто никогда не реагировал на него, никто не заводился от малейшего прикосновения или незначительной ласки. Ему думалось, что он важен ей. Что она вся для него, что принимает его уставшего и разбитого, что выслушивает все про работу, про операции, про больных. Что скандалит и ругается только потому, что сама из тех же его пациентов, что сочувствует и понимает, что скучает и ждет.
Рита стала его идеалом, той самой женщиной, о которой он мечтал всю жизнь. Настоящей женщиной, его женщиной.
Нет, он не хотел чтобы она вспоминала. Потому что если к ней вернется память, то она уйдет
Он слишком привязался к ней. Он больше не жил без нее. И допустить ее ухода из своей жизни никак не мог.
ЧАСТЬ 16 Новая жизнь за кирпичным забором
Минин осторожно высадил Женю из машины, не отпуская руки дочки, вытащил из авто корзинку с куклой и захлопнул заднюю дверь. Замок он заблокировал раньше, вдавив вниз собачку на стекле. А ключи-то остались на переднем сиденье! Вот тебе и погуляли
Джип стоял на парковке. Теоретически, открыть его было нельзя, но Минин хорошо знал, какие бывают умельцы, и рисковать новой машиной не хотел. Ключи на виду, стекла не тонированы, а место проходное.
А жара такая, что в темной машине, даже с кондиционером невозможно дышать, Женя измучилась, начала капризничать. Не самая лучшая была идея тащить девочку с собой, мама предупреждала. Минин вздохнул, дочка уже и глаза терлапривыкла спать днем.
И что же теперь нам делать, спросил он вслух.
Па-а-а-ап, пойдем уже, потянула его Женя к воротам с чугунными лошадиными головами, на территории конного клуба ничего интересного для себя она не находила.
Лошади казались ей страшными, огромными. Минин тоже не приветствовал иппотерапию и прочих новомодных теорий, животное оно и есть животное, в любой момент может взбрыкнуть. Потому на родителей, которые подсовывали чад «пообщаться с лошадками», смотрел скептически.
Тем более жара такая, начало июня, а градусов под тридцать, дождей нет, влажность высокаявсе как шальные. Но деваться некуда, по работе ему надо было решить важные вопросы именно сегодня. До открытия кафе на территории конного клуба оставалось три дня, а реконструкцией, ремонтом и подбором персонала заведовал онМинин Александр Владимирович.
За четыре месяца жизнь его круто изменилась, Игорь, как и обещал, выставил квартиру на продажу, и она ушла так быстро, что Татьяна Петровна даже не успела пожалеть о только что сделанном ремонте. Потому что, по сравнению с тесноватой хрущевкой, место, в котором они теперь жили, можно было назвать дворцом.
Двухэтажный особняк на побережье. Обустроенный по первому разряду, наполненный всем необходимым для комфортной жизни. Татьяна Петровна про такое только в кино видала, в сериалах про «новых русских», и вот сама оказалась за трехметровым красно-кирпичным забором и каменными стенами. Хозяин недвижимости отсиживался за границей и по каким-то причинам нуждался в том, чтобы в доме была видимость жизни. И желательно, чтобы семья с ребенком.
Игорь сто раз повторил Минину, как тот должен себя вести на новом местене охранником, не арендатором, а хозяином. С тем же обратился и к Татьяне Петровне, просил поддерживать эту игру, а с соседями особо не общаться. Сказал, что это нужно для хорошего друга и компаньона, который в Россию пока возвращаться не собирается, но даже если на время и вернется, то остановится в гостинице. Светиться в доме ему нельзя, опасно.
Александр не был посвящен во все дела Игоря, но для себя решил, что полностью доверяет этому человеку. Помимо студенческой дружбы, их связывали и деловые отношения, и бесшабашная общность взглядов на риск. Игорь строил свой бизнес не на воровстве, не на лохотроне, он вкалывал по восемнадцать часов в сутки. Часто ходил по краю, но закон не нарушал, ну или самую малость.
Минин встал рядом, друзьязначит, друзья. Ничего против совести Игорь делать не предлагал, а для Александра это было главным.
Вырученные от квартиры деньги пустили в ремонт кафе, прописку Александру и Жене сделали через друзей Игоря, а квартиру Татьяны Петровны поменяли на строящийся в новом районе кооператив. Жилье светило лет через пять, не раньше, но Игорь смог уговорить и мать Минина, она совершенно была очарована энергией и добротой Сашиного сослуживца. И тоже безраздельно доверилась ему. Женя считала его дядей и членом семьи. Игорь привязался к девочке, баловал ее. Своих детей у него не было, да и не предвиделось, он говорил, что семья не для комбинаторов, вот остепенитсятогда.
Ну, па-а-а-ап, пойдем уже!
Сейчас, Женя, сейчас, я, видишь, ключи в машине захлопнул.
А прямо за оградой пышно цвели кусты, конный клуб был встроен в территорию заброшенного санатория, и остатки сада манили тенистыми аллеями и цветниками, где все еще радовали взгляд многолетники. Уже распускались люпинусы, а шиповник благоухал малиновыми, розовыми и белыми цветами.
В открытом манеже вываживали по кругу лошадей, на другой половине поля семь всадников занимались в «смене», конный клуб был не столько спортивным, сколько прокатным, для этого тут держали дешевых покатушных лошадок с потертыми спинами и разбитыми бабками. Дорогих хозяйских лошадей содержали в хороших стойлах в отдельных корпусах, там за приличные деньги хозяева лошадей арендовали место, а с ним и конюха, и жокея. Для прокатных лошадей покупали дешевый фураж, для хозяйских заказывали элитный.
Все это Александр узнал от разговорчивого шорника Матвея Федоровича, он помогал в обустройстве интерьера в кафе, дизайнер предложила сделать нечто вроде салуна, как на диком западе, Минин идею поддержал. Собирали не из подручных средств, а по-настоящему. И седла были на подставках, и распашные деревянные двери, и панели на стенах, уздечки, стремена, кожаные шляпы, барная стойка, стулья, столывсе стильное, как павильон ковбойского фильма в киностудии. Александр к делу подошел серьезно, не поскупился на расходы, и результат превзошел все ожидания. Оставалось только привлечь клиентов, для этого нужна была хорошая рекламная кампания. Этим Минин и занимался. И вот же незадача с ключами. Надо же так попасть по-дурацки!
Выручил все тот же Матвей Федорович, на конюшне его звали «дядя Мотя».
Ксан Владимирыч! издалека завидев Минина с дочкой, приветствовал Матвей. Ты что тут на солнцепеке загораешь? А мы ждем. Дело есть!
Матвей Федорович! Добрый день! обрадовался Минин.
Пошли я покажу кой-чего, я там планчик набросал, звал шорник.
Не могу, форсмажор у меня.
Форс чего?
Непредвиденные непреодолимые обстоятельства.
Матвей подошел, улыбнулся Жене.
А это кто к нам пожаловал? Лошадок ходила смотреть?
Женя смутилась, спряталась за отца, вцепилась в него, отрицательно замотала головой.