Стало ли мне легче из-за его изменившегося статуса? Странно, но да. Только это не отменяло главного, я по-прежнему была готова до последнего бороться за свою независимость. Ведь только так я смогу сберечь остатки своей души. Я знаю, если я сдамся и снова доверюсь ему, а он опять предаст, выбросит наигравшись, я просто не выживу. И это не слова, брошенные на ветер от скуки. От осознания такой истины становилось по-настоящему страшно.
Глава 22. Криста и Адриан
Криста
Сегодня Флетчер был явно не в духе. Досталось и мне, к сожалению, но вполне заслуженно. Погрязшая в собственных проблемах, я стала плохо справляться со своей работой. Советы были поверхностными, ведь двадцать четыре часа в сутки мои мысли были очень далеки от рабочих реалий. После капитальной выволочки я решила попробовать собраться и всё же сдать наконец качественный материал. Для этого я взяла работу на дом и уединилась в своей комнате.
Только вот сосредоточиться всё равно получалось плохо. Мысли так и рвались к голубоглазому дьяволу. Нет, я пока ещё не сдалась, продолжала бороться, но было невообразимо тяжело. А последнее время я вообще перестала понимать, что происходит. Всё чаще Джонсон пребывал в мрачном расположении духа, из чего я сделала выводы, что у него либо с бизнесом не ладится, либо мне удалось подойти к той грани, за которой кончается его терпение.
Мне бы радоваться, да не получалось. Адриан часто приходил домой поздно, источая ароматы алкоголя и женских духов. Каждый такой вечер он старался не контактировать, стремясь закрыться от меня в своей комнате. Мои вопросы его раздражали и периодически он срывался, повышая на меня голос.
Криста, всё отлично, отмахнулся мужчина, когда я в очередной раз стала донимать его вопросами из серии «что и почему». Он выглядел таким измождённым, что мне стало его жаль.
Я вижу, скептически произнесла я.
И тут произошло то, что меня поразило и одновременно напугало. Резко повернувшись ко мне, Джонсон взял меня за плечи и несколько раз встряхнул. Глаза его были какими-то стеклянными, взгляд безумным.
Почему ты мучаешь меня? закричал он. Я стараюсь дать тебе всё, что только возможно, но ты продолжаешь меня изводить. Почему, Криста? Зачем ты так поступаешь? Ведь нам было хорошо вместе, помнишь?
Я оцепенела с такого неожиданного поворота событий. Во всём облике мужчины было столько отчаяния и мольбы, что сердце больно сжималось. В тот момент я, как никогда, была близка к тому, чтобы послать к чертям всю свою гордость и открыть ему собственные эмоции. Но я не могла сказать ни единого слова. Просто стояла и смотрела на него.
Почему ты молчишь? ещё раз встряхнув меня, спросил Адриан. Отвечай! закричал он, так и не дождавшись ответа.
Адриан, мы уже говорили замямлила я, испытывая приступ отчаянного страха.
Отчаявшийся и болезненный вид сменился агрессией. Злость исходила из каждой клеточки его тела, и впервые за всё время, проведённое в его обществе, я испытала неприкрытый страх физической расправы. На какой-то миг я увидела перед собой того зверя, который столько раз рвал меня на части в моих кошмарах.
Вон! раздался гневный рёв. Уйди!
Решив не испытывать судьбу, я поспешила ретироваться, чувствуя, как по спине стекает холодный пот. В тот же вечер, спустя, наверное, час, Адриан пришёл ко мне. Мужчина извинялся за свой срыв. Говорил что-то о проблемах на работе. Только я понимала, что он лжёт. И ещё мне совсем не нравились его глаза, какие-то они были неживые.
В последующие дни, если он приходил домой в подобном состоянии, то упорно старался избегать меня, да я и не настаивала на общении. Было страшно. А ещё болело в груди. С ним явно происходило что-то плохое, и я чувствовала себя виноватой. Не этого я хотела. Я просто хотела быть свободной, но не испытывала жажды мести, не хотела причинять ему боль. Может я ошиблась, и его чувства глубже, чем банальное желание обладать?
Даже секс стал редким явлением. Мужчина не часто приходил ко мне. Все чаще в постели страсть подменяла обыкновенная грубость. Как-то раз я намекнула ему на это, после чего Джонсон просто встал, подобрал свои вещи и молча ушёл.
По утрам Адриан был неизменно учтив и ласков. О тяжёлых вечерах мы не говорили, будто их не и не было вовсе. Только вот это не меняло положения вещей. Ему было плохо, я это отчётливо видела, и его муки причиняли боль мне. Уже три недели продолжается всё это. Мы оба устали, и я решила ослабить свои барьеры, дать шанс ему и себе. Просто поняла, так больше продолжаться не может. Не отпустит он меня, и мы будем изо дня в день балансировать на грани пропасти. Хватит.
За завтраками я улыбалась ему, охотно разговаривала. Но не чувствовала прежней отдачи. Мужчина был внимателен и нежен, но насторожён. Я старалась давать ему поводы приходить домой пораньше: готовила ужины, придумывала культурную программу на вечер и даже намекала на жаркие ночи. Работало это редко. Адриан всё равно продолжал задерживаться и возвращался, неся на себя запах алкоголя и шлюх. Всё было бесполезно. Порой мне хотелось начать требовать, чтобы он прекратил это или отпустил меня, но я молчала, сама не зная, почему.
Может, это самоубеждение, но почему-то я была уверена, что концом этой медленной поджарки в котле у Дьявола может стать моя полная капитуляция, что он возьмёт себя в руки, только если я наконец признаю то, что принадлежу ему. Почему бы и не сделать это? Вроде всё так просто. Да я не могла. Внутри по-прежнему стоял барьер из старой боли и обид.
Криста, раздался голос Джонсона.
Погрузившись в невесёлые мысли, я и не заметила, как он вошёл. Подняв голову, я окинула его взглядом и ком встал в горле. Он был мертвецки пьян и впервые за очень долгое время не отводил глаз. Но лучше бы этого не было. Его взгляд вызывал в душе панику. Это был взгляд дикого зверя, совершенно безумный. И тут меня словно током прошибло. Он явно что-то принял, не могут у человека просто так быть такие огромные зрачки! Боже! И как долго это продолжается? И сама себе дала ответ: три недели, может, чуть больше. Что же ты делаешь, Адриан?
Под чем ты? спросила я, взяв себя в руки.
Со мной всё в порядке, изогнув губы в кривой усмешке, ответил мужчина. Я пришёл поговорить с тобой.
Ты пьян и под кайфом, возразила я сдержанно. Лучше отложить разговор до утра.
Закрыв глаза, Адриан запустил обе руки в волосы и несколько раз глубоко вздохнул.
Я в порядке, тихо произнёс он, открыв глаза. И в самом деле, пусть глаза по-прежнему выдавали приём чего-то запрещённого, но из них исчез лихорадочный, агрессивный блеск. Просто взгляд усталого человека.
Криста, я долго думал В общем, я отпускаю тебя, немного нервно выплюнул мужчина.
В смысле? что вообще происходит?
В прямом, произнёс Джонсон, было видно, что ему нелегко даётся контролировать себя. Уходи, Криста. В свою очередь, я обещаю больше не вмешиваться в твою жизнь. Я наконец понял, ты была праванельзя войти в одну реку дважды. Я был так одержим идеей вернуть былое, что превратил наши жизни в Ад. Но на этом хватит. В Эдем обратно не пускают. Мы только мучаем друг друга. Я отпускаю тебя.
Адриан, послушай начала я сама, не зная, что хочу сказать.
Нет! яростно оборвал Джонсон, неожиданно вспылив. Просто уйди! Нам не о чем разговаривать. Мы друг другу давно уже всё сказали.
С этими словами он вышел прочь. Сильнейший хлопок двери выдавал его ярость и боль. Я же была просто оглушена. Свободна. Я добилась своего, он отпустил меня. Только где ощущение радости? Где?!
Адриан
Панорама Нью-Йорка, открывающаяся из окна, была яркой и величественной, невольно притягивая к себе взгляд. Вот и всё. Она ушла. Я сам её отпустил, и это правильно.
Наша совместная жизнь превратилась в кошмар для нас обоих. Сначала я наивно полагал, что сопротивление Кристы быстро исчезнет под натиском ответных чувств, которых, как показала практика, не было. Долгое время я упорно отказывался верить, что когда-то она сказала правду. «Я не люблю тебя больше, понимаешь?», как на повторе раздавались в голове её слова, сказанные мне когда-то. Тогда я отказывался в них верить, думал, это просто слова и всё можно исправить. Идиот!
Именно поэтому я пошёл на низость и шантаж, а в итоге бросил нас обоих в адское пекло. Ещё ниже опустился в глазах той, которую люблю. Наверное, это и есть высшая справедливость. В своё время я сломал столько жизней, за мной влачится нескончаемый шлейф зла, причинённого невинным, и вот наступил час расплаты.
Видит Бог, я старался, боролся за неё как мог. У меня невелик опыт в ухаживаниях за женщинами, обычно меня окружают девицы, с которыми это не требуется. Но я старался, делал всё, что знал и мог, чтобы сломить эту стену холода и обид между нами, только всё бесполезно. Складывалось впечатление, что чем сильнее я напираю, тем больше ширится пропасть между нами.
Лишь ночами я мог чувствовать подобие счастья. В те моменты, когда, сжимая друг друга в объятиях, мы горели от страсти, умирая и возрождаясь вновь. А после оставался горьковатый привкус самообмана. Всё это не настоящее. Криста не по собственному желанию приходит в мою постель, а по принуждению. И становилось невыносимо гадко и тоскливо. Хотелось выть и бросаться на стены, но я продолжал бессмысленную борьбу.
Вопреки здравому смыслу, я продолжал писать автобиографию, наняв для этой цели человека со стороны. Каждый будний день он приходил ко мне на работу, где мы час занимались данным вопросом. Зачем это делал, я сам не понимал. Когда всё было закончено, я забрал единственный экземпляр и спрятал его в сейф. Ведь я не был безумцем и прекрасно осознавал, если миру станет известно, чем я занимался не так давно, о всех тех преступлениях, меня в лучшем случае посадят до конца моих дней. Может, настанет день, когда я захочу посмотреть на свою жизнь со стороны.
Оливия долгое время не могла смириться с мыслью о разводе. Вначале она рассчитывала действовать с помощью денег, пытаясь купить судью и всех, кто необходим ей для победы. На мое счастье, судья Хиллис, древний старик, отличался поразительной неподкупностью. Тогда эта стерва сменила тактику. Она приехала в Нью-Йорк и редкий день проходил без представлений, которые она устраивала у меня на работе. Оливия то угрожала, то устраивала театрализованные представления, признаваясь мне в любви, то начинала лить слёзы и умолять не бросать её. Мне было всё равно. Меня не трогали ни угрозы, ни признания, ни слёзы. Слишком хорошо я помнил свою семейную жизнь, слишком хорошо знал эту женщину. Да и просто не было ей места в моей жизни и планах. Один раз она даже явилась ко мне домой и устроила сцену там. Не сомневаюсь, её целью было привлечь внимание Кристы. На моё счастье, девушка не застала этот неприглядный эпизод. В итоге, мне всё же удалось освободиться от удушающих оков этого брака. До глупого я был убеждён, что это станет шагом вперёд в отношениях с Кристой, а вышло наоборот: я совершил два шага назад. Девушка словно ещё больше отдалилась.
Тогда-то наконец я и начал постепенно осознавать реальное положение дел. Всё зря. Я только мучал нас обоих, но не знал, где взять сил разорвать этот замкнутый круг. Все мои старания разбивались о стену, что воздвигла между нами девушка. И понимание ситуации всё усиливалось, причиняя жгучую боль. Это была агония. Каждый день с ней был сплошной войной, выворачивающей душу и опустошающей душевные резервы, но и без неё жизнь виделась совершенно пустой. Точнее, я вообще не видел жизни без неё.
После очередных неформальных переговоров, которые закончились банкетом, мой хороший знакомый предложил способ ненадолго расслабиться. На несколько часов отключить проблемы. И я, находясь на грани нервного срыва, вымотанный бесполезной борьбой, согласился. Когда я вдохнул дорожку белого порошка, названия которого даже не спрашивал, жизнь заиграла яркими красками. Казалось, наконец-то проблемы отошли на второй план, мне просто стало всё равно на творящееся в моей жизни. На все проблемы как на работе, так и дома. Я подумаю об этом потом. Тогда же я хотел только развлечься и расслабиться. Крепкий виски, безымянная брюнетка и грязный секс в туалете клуба помогли на время почувствовать себя прежним уверенным в себе и счастливым хозяином своего мира.
С тех пор периодически я позволял себе такой отдых. Возвращение в реальность было гадким, в это время раздражение и злость стремились взять меня под контроль. А ещё меня мучил стыд. Я не мог себя заставить смотреть в глаза Кристе, возвращаясь от очередной шлюхи. Не мог сознаться, что мне это нужно, чтобы окончательно не сойти сума от охватывающего отчаяния и бессилия. Поэтому я старательно избегал девушку такими вечерами. Только вот она видела всё и задавала вопросы. Я же не знал, что сказать, у меня не было ответов. Как мог я отмахивался от неё, пряча взгляд. Дураком я не был, и понимал, что только усугубляю ситуацию. Пока однажды не сорвался. Девушка опять начала донимать меня вопросами, и я сделал ошибкупосмотрел прямо ей в глаза.
Во взгляде Кристы я отчётливо увидел жалость. Она, мать вашу, жалела меня! И тогда тормоза почти полностью отказали. Ярость багровой волной затопила сознание. Я был готов бороться и мириться со злостью, ненавистью и даже презрением в любимых глазах, но жалость Слишком унизительно! Да как она смеет жалеть меня? Она Меня?!
Заметив мою ярость, девушка испугалась. Я видел этот страх во взгляде и был этому рад. Всё лучше, чем жалость. Мне было плевать на всё, хотелось отплатить болью за боль. Ну, или страхом. Я наслаждался ужасом в серых глазах. И лишь спустя час, когда эмоции улеглись, а в голове прояснилось, я испытал как на меня многотонной плитой навалилось чувство вины. Мне было до дрожи стыдно за этот срыв, за то, что я позволил себе такое поведение в её отношении. Я извинился, но легче не стало. Стало только хуже.
Теперь в её взгляде я постоянно улавливал убийственную жалость, которая ранила сильнее самого острого ножа. Даже секс утратил свои краски, превратившись из шквала огня и страсти во что-то непонятное. Это чувствовал не только я, Криста как-то сказала, что я стал слишком груб в постели. Ещё один удар. Даже тут я всё испортил.
Руки опустились окончательно, и я просто начал плыть по течению. Криста пыталась меня как-то растормошить. Ей не нравилась ситуация и моё поведение, она жалела меня. Но мне это было нахрен не нужно. Потому я игнорировал все её попытки заставить меня жить, как раньше. Зачем? Меня вполне устраивало почти всё. Утром я мог насладиться её обществом, которое приносило наслаждение и боль. Мне было чудовищно стыдно за вечера, но я не хотел ничего менять. Так бы, наверное, и продолжалось ещё долго, пока я не встретил Тима, того самого приятеля, который предложил мне расслабиться.
Приятель, произнёс мужчина, разглядывая меня, после очередной «дозы счастья». Ты бы не увлекался этим дерьмом. Как способ иногда отдохнуть, это самое оно, но проблемы ты этим не решишь. Чтобы не происходило в твоей жизни, ты этим сделаешь только хуже. Так что завязывай, пока окончательно не подсел. Ты уже выглядишь, как торчок.
Его слова имели оглушающий эффект. Заставили меня впервые задуматься над тем, что я делаю. Как человек, который львиную долю времени толкал дурь на улицах, а потом стал источником её распространения, я как никто другой знал, что может сделать с человеком подобное зелье, потому всегда избегал подобной дороги. Не зря говорят, что среди наркоторговцев очень мало зависимых от собственного товарапримеры-то прямо под носом. А что сейчас? Куда я качусь?
Тогда я и принял решение, что пора всё прекращать. Даже думать было больно, что скоро в моей жизни не будет Кристы. Но так будет правильно. Лучше для нас обоих. И я это сделал. Наверное, какая-то часть меня до последнего надеялась, что она откажется уходить, но она ушла. Ушла, забрав с собой весь свет из моей жизни. И вот я, жалкий неудачник, топлю своё горе в виски, мучаясь от жесточайшего наркотического отходняка. И такое будет продолжаться не один день, слишком я увлёкся этим дерьмом. Я был полон решимости выбраться из капкана, который почти окончательно захлопнулся, потому был готов терпеть любые муки. Я оступился, но ещё не упал.
На утро, помимо ломки из-за дури, меня мучило жуткое похмелье. Позвонив на работу, я предупредил секретаршу, что меня какое-то время не будет. Пусть перенесёт важные встречи или отменит их. Пусть наконец поработает мой заместитель. В конце концов, зря я что ли плачу ему деньги?
Дни слились в бесконечный кошмар. Тело болело, меня буквально разрывало на части. Уверенность в собственных силах таяла на глазах. Хотелось послать всё к чёрту и получить облегчение, которого я так жаждал. Уже трое суток длился этот Ад, конца и края ему не было видно. Я выберусь, обязательно всё выдержу. Не превращусь в животное зависимое от порции белого порошка. У меня в памяти было слишком много примеров того, куда приводит эта гадость, чтобы сдаться на волю слабости. Но как же тяжело, просто невыносимо. Всё во мне стремилось положить конец пытке и порой появлялся страх, что я переоцениваю собственные силы. Был правда и крохотный плюс во всём этом: физическая боль почти заглушала душевную агонию, вызванную расставанием с Ней.
Неожиданный звонок в дверь вырвал меня из лёгкой дрёмы. Проклиная всё на свете, я поковылял открывать дверь и прирос к полу, увидев на пороге Кристу. Что она здесь делает?
Глава 23. Криста
Внешний вид Адриана меня ужасал. Он выглядел жутко, совершенно болезненно и измождённо. Под глазами тёмные круги, глаза воспалённые, красные, волосы всклокочены, а лицо покрывала нездоровая бледность. Мужчина взирал на меня удивлённо, я бы даже сказала, ошарашено, но это длилось считанные мгновения. Удивление быстро сменилось хмуростью.
Что ты здесь делаешь? спросил Джонсон. Забыла что-то из вещей?
Вроде бы простые вопросы, которые подразумевают простые ответы, однако я не знала, что сказать и как вообще себя вести. Эти трое суток стали для меня пыткой. Я буквально разрывалась между доводами здравого смысла и собственными чувствами с совестью. За это время мне пришлось с горечью признать, что мои чувства к Адриану гораздо глубже, чем мне хотелось бы. Я и до сожительства понимала, что зависима от него, а теперь зависимость превратилась в болезненную одержимость. По доводам логики и разума я должна бы радоваться тому, что он наконец отпустил меня. Победа. Я добилась своего. Но никакой радости я не испытывала, только щемящая тоска и даже некая паника жили в моей душе. И как я теперь без него?
А ещё мне было страшно. Страшно за него до дрожи, до слёз. Среди моих друзей или знакомых никогда не было наркоманов, но я вдоволь насмотрелась на данное явление, живя с Адрианом и невольно краем глаза наблюдая за его бизнесом и всеми оттуда вытекающими. Наркотикидорога, которая имеет лишь один, отнюдь не радостный, конец, если ей следовать. Один раз ступив на эту тропу очень сложно свернуть с неё и вернуться к нормальной жизни. И одна только мысль, что Адриан может так бесславно закончить свои дни, вызывала истерическую панику. Нет-нет! Кто угодно, но только не он! Он же сильный, умный, он же Только факты говорили сами за себя: он связался с этим дерьмом, и я понятия не имею как глубоко увяз.
Всё это лишь добавляла смятения в душе. Я металась по квартире, не находя себе места. Работа? Так она и вовсе почти встала. Мне было не до проблем чужих людей. Как я могла посоветовать кому-то что-то дельное, если все мои мысли крутились вокруг одного человека? Столько душевных сил я приложила для того, чтобы вырваться из плена Джонсона! И что, зря? Получается, что так. Ведь с каждым днём, часом и минутой, я всё больше сознавала: не хочу быть без него. И победа моя не победа вовсе. Мы оба проиграли, разрушив друг друга. Адриан с самого начала упорно ничего и слышать не хотел о моём нежелании жить или иметь с ним что-либо общее, я же пряталась от собственных чувств, которые крепли день ото дня, за стеной страха и глупой, иллюзорной гордости. Стремясь одержать верх в этом противостоянии, мы мучили друг друга, и, как закономерный итог, теперь страдаем оба.
Только вот я чувствовала себя куда более виноватой, нежели винила его. С маниакальным упорством я старалась убедить себя, что Джонсон сам виноват. Он сам влез в мою жизнь, куда его никто не звал, он шантажировал и принуждал меня. Он причинил мне больше боли, чем многие люди видят за всю жизнь. Только было одно, но очень существенное «но»: было ли мне плохо с ним, пока мы жили вместе? Разве не старался он мне дать всё, чего только можно пожелать? Не сама ли я себя убедила, что он поганит мою жизнь? И все ответы, которые я давала самой себе, вгоняли меня в ещё большее уныние. Вот и получилось, что победа моя имеет горький привкус слёз. И если я страдала только душой и сердцем, то Адриан и вовсе оказался на краю пропасти, из которой не выбраться после падения.
Проснувшись сегодня утром, я просто понялак чёрту всё! К дьяволу гордость, хватит культивировать искусственную ненависть. И если мне суждено вновь познать горечь потери и предательства, то так тому и быть. Я не верю, что смогу оправиться, если это случиться, но хотя бы позволю себе предварительно глоточек счастья. Как говорится: «Лучше сделать и пожалеть, чем всю жизнь сожалеть об упущенной возможности».
И вот я здесь, с ужасом смотрю на мужчину, который стал моим самым сильным наваждением. На рокового мужчину своей жизни. И мне страшно. Я боюсь, что он меня прогонит, и я вовсе не нужна ему. Что я сама себе придумала вину, и его состояние никак не связано с происходящим между нами последние дни. Боюсь, что просто уже слишком поздно и ему не нужна ни я, ни моя помощь. Что он и вовсе доволен положением дел. Страшно, что, даже в случае, если он мне по-прежнему рад, зависимость стала слишком сильной, чтобы вытащить его. Что его тело и разум настолько зависимы от полосок белого порошка, что выбраться уже не суждено. Замерев, я стояла и силилась ответить хоть что-то, но слова упорно не шли.
Можно я войду? спросила я тихо.
Кивнув, Адриан посторонился, пропуская меня в квартиру. За эти трое суток тут ничего не изменилось, в отличии от моей жизни и сознания, в которых произошёл просто масштабнейший переворот.
Как ты? ляпнула я первое, что пришло в голову, прекрасно осознавая, что задала банальный и глупый вопрос.
Отлично, выгнул Джонсон бровь, он вёл себя весьма прохладно, разрушая и без того шаткую уверенность в собственных силах. Что-то еще?
Зачем же ты так? прошептала я, не узнавая его.
Как?
Зачем связался с наркотиками?
А тебе не всё равно?
В его голосе звучала издёвка, но я успела заметить проскользнувшую во взгляде боль. Адриан хотел уязвить меня, задеть, причинить боль и, самое противное, мне кажется, я это заслужила.
Нет, покачала я головой, заламывая пальцы на руках.
Да ну? ироничный тон, ледяная змеиная улыбка.
Адриан, хватит! взмолилась я, не в силах больше видеть открытую враждебность. Ты же не чужой мне. Я волнуюсь за тебя, мне страшно. Прекрати себя так вести, не отталкивай меня.
На мою пламенную речь мужчина лишь криво усмехнулся. Глаза смотрели отрешённо, без капли теплоты. Но к моему облегчению, взгляд был ясный и осознанный.
Ты так хотела свободы, так воевала за неё Ты её получила. Не ты ли, Криста, говорила, что ни знать, ни видеть меня не хочешь? Я дал тебе эту свободу, но ты опять недовольна. Я не понимаю тебя, крошка. Ты из тех людей, которые в любом случае ждали иного исхода и будут недовольны произошедшим? Это порой мешает жить, знаешь ли. всё это ровным, монотонным голосом, звучащим как-то механически.
Я и сама себя не понимаю.
Каждое слово давалось мне с большим трудом. Адриан намеренно и хладнокровно подталкивал меня к признанию, к которому я не была готова. Однако я понимала, что иначе мне придётся уйти ни с чем. Прожить жизнь, полную горьких сожалений. А возможно и вовсе свихнуться от осознания собственного малодушия и трусости и от того, что из-за них я не смогла ему помочь и повторно позорно бежала, бросила его.
За эти дни, которые я провела дома, вдали от тебя, я много думала и поняла, что тут, с тобой, мне не так уж и плохо. То есть мне было тут хорошо. Не хочу я быть без тебя, с отвращением я слушала свой жалкий лепет. Сбивчивые и корявые объяснения. Но словно что-то не давало мне говорить свободно, душило, заставляя с усилием выплёвывать слова.
И что же тебе понравилось в твоём, как ты выражалась, плене? голос Адриана буквально сочился ядом. Хорошая жилплощадь и деньги? Ведь, опять же, по твоим словам, общество предателя, ублюдка и насильника тебя не особо прельщало. Так что тебя привело сюда, Криста?
Каждое словохлёсткое и язвительное обвинение. Они больно били и первым порывом было начать оправдываться, но я молчала, пристально вглядываясь в красивое, но болезненное лицо. В глаза цвета неба. И именно в них я увидела то, что положило конец всем моим сомнениям. За притворным безразличием, цинизмом и холодом проскакивали истинные чувства: боль, тоска и страх. Внезапно, как по щелчку, в моей голове всё встало на свои места. Его поведение стало совершенно понятным. Адриан Джонсон, гордый властитель собственной жизни, привыкший быть сильным и независимым, с малых лет бросающий вызов людям и обстоятельствам, не хотел показывать свою слабость. Не хотел, чтобы я видела его уязвимость, боялся моей жалости. Он просто не понимал, пусть у меня и болит за него душа, но я пришла сюда потому, что просто не знаю, как жить дальше без него. Всё-таки он добился своего: вновь стал владельцем не только моего тела, но и сердце с душой принадлежат ему.
А может тебе понравилось трахаться со мной, а? Признавайся, Криста, тебе ведь нравилось то, что ты называла гадостью и принуждением? продолжал язвить Адриан.
Да, мне понравилось трахаться с тобой, с вызовом ответила я, гордо вскинув подбородок. Мне вообще нравится всё, что с тобой связано.
Правда? что-то недоброе мелькнуло в его взгляде.
Я не успела ничего проанализировать или ответить, как Джонсон сделал шаг ко мне. Схватив меня за руки, мужчина ловко повернул меня к себе спиной и смахнув с декоративного столика вазу с цветами, нагнул и прижал меня к нему. В голове вспыхнули образы прошлого, страшного и болезненного насилия, сущего Ада, после которого мне даже сейчас иногда снятся кошмара.
Нет! Не смей! завопила я, испытав волну лишающего рассудка ужаса.
Тише, детка, насмешливо прошипел он. Тебе понравится.
Ловко расстегнув пуговицу на моих джинсах, он спустил их с меня вместе с бельем. Раненой птицей я забилась в сильных руках, удерживающих меня в унизительном положении. Попытка закричать кончилась тем, что Джонсон зажал мне рот рукой. Я попыталась её укусить. Бесполезно. Несмотря на его болезненный вид, силы наши были не равны. Перед глазами вспыхнули искры, и я взвыла от боли, когда одним сильным и беспощадным толчком он погрузился в меня. Я была не готова, совершенно сухой. Поэтому его проникновение, приносившее обычного чувственный восторг, показалось мне худшим наказанием.
Игнорирую моё сопротивление, любые попытки вырваться, мужчина продолжал вдалбливаться в меня со всей силы. Я испытала неподдельное изумление, когда сквозь поток разрывающей на части боли, стало пробиваться сокрушительное наслаждение. Член уже на встречал сопротивления моего тела, легко скользя во мне, с каждым толком увеличивая извращённый кайф, который я не должна бы испытывать. Но, тем не менее, испытывала. Боль и экстаз смещались в гремучую, взрывоопасную смесь. Не сразу я осознала, что сама двигаюсь Адриану на встречу, буквально насаживаюсь на его член. Что он больше не зажимает мне рот, а с моих губ срываются стоны прочного удовольствия.
Пока он грубо имел меня, на задворках сознания разум исступленно шептал, что это неправильно, унизительно. Противоестественно испытывать в такой ситуации наслаждение. Это, наверное, какая-то патология и мне следует обратиться к специалисту. Но я не хочу. Мне слишком хорошо здесь и сейчас. В данный момент любые доводы разума не имеют значения. Я искренне наслаждаюсь каждым толчком Адриана. То, что изначально задумывалось как грубое насилие, переросло в откровенное совокупление.
От очередного беспощадного проникновения моё сознание взорвалось фейерверком экстаза. Следом, прошипев какое-то грязное ругательство, с утробным стоном кончил Адриан. Его наслаждение, пульсация мужской плоти во мне лишь продлевали мою собственную эйфорию, заставляя до крови кусать губы.
Ну что, тебе понравилось, крошка? голос, полный яда и издёвки, вернул меня с небес на землю.
Я совершенно забыла обо всём на свете, упиваясь ослепительным наслаждением с оттенком боли. Реальность вернулась слишком резко, оглушая и припечатывая меня к несчастному столу своей беспощадностью. Пока я билась в экстазе, забывая собственное я, Адриан преследовал лишь одну цель: причинить боль, наказать и унизить. И ему это удалось. Стало больно и обидно. Зачем он так, за что?
Молчишь? едко поинтересовался Джонсон. Почему? Тебе же нравилось трахаться со мной, нравилось то, чем я окружал тебя. Но знаешь, Криста, мне надоело. Не хочу больше строить из себя кого-то, кем на самом деле не являюсь. Ты была правая ублюдок, насильник и урод. Теперь ещё можешь добавить и наркомана. Да, я такой. Оставайся, если произошедшее сейчас тебя устраивает, потому что отныне будет только так. Какое-то время мне нравилось играть роль хорошего парня, но наскучило.