В эти напряженные дни Военный совет 5-й ударной армии провел совещание командиров корпусов и дивизий. Все были очень озабочены ходом боевых действий. Выступили на совещании все командиры соединений. Было предоставлено слово и мне. Мы откровенно говорили о том, что сильные опорные пункты, оборудованные в населенных пунктах с кирпичными зданиями на переднем крае обороны противника, сковывают действия войск, что нами совершенно не просматривается глубина обороны противника. Артиллеристы говорили о необходимости двойного огневого вала и пополнения боеприпасами. На стене недалеко от стола командарма висела рельефная карта рубежа обороны противника. К этому времени данные всех видов разведки уже были нанесены на ней. Отчетливо было видно, что система оборонительных сооружений на нашем участке простиралась в глубину до 40, а в южной части рубежадо 10 километров. Несколько полос обороны рассекали о севера на юг мелитопольско-каховский плацдарм. Наиболее сильно были укреплены первые две полосы. Траншеи, ходы сообщения, окопы на всем протяжении перед передним краем, а на отдельных участках и в глубине были прикрыты искусственными препятствиямипротивотанковыми рвами, минными полями и проволочными заграждениями. На первой позиции главной полосы обороны были оборудованы мощные опорные узлы в населенных пунктах Эристовка, Гейдельберг, Ново-Мунталь, Ворошиловка.
В ходе совещания командующий армией генерал В. Д. Цветаев несколько раз вставал из-за стола, ходил взад-вперед и приговаривал: «Вот тебе и удар смежными флангами» (имелось в виду взаимодействие с 44-й армией), В конце совещания он, повернувшись к члену Военного совета генералу Н. Б. Булатову, сказал:
Военный совет согласен с оценкой обстановки и выводами командиров соединений. Все имеющиеся данные о противнике говорят о том, что система инженерных сооружений и плотность огневых средств на милитопольском рубеже обороны значительно большая, чем на миусском в Донбассе. Я понимаю вашу тревогу и от вашего имени буду просить командующего фронтом или изменить направление главного удара армии, или дать артиллерии и боеприпасов на двойной огневой вал.
Впервые за все время войны мне довелось услышать такой глубокий разбор конкретной оперативной обстановки.
Все командиры, естественно, просили на совещании усилить их соединения танками.
Усилить все стрелковые дивизии танками я пока не могу, сказал В. Д. Цветаев. Вы сделайте хотя бы небольшой прорыв, и я введу в бой подвижную группу армии на вашем участке. Военный совет решил 301-ю стрелковую дивизию усилить 140-й танковой бригадой. Мы все знаем, что в боях за освобождение Донбасса они хорошо взаимодействовали. И сейчас мы ждем от них решительных действий.
На следующий день мне позвонил генерал И. П. Рослый и предупредил о возможности приезда на наш командный пункт генерала Ф. И. Толбухина и о необходимости все точно подготовить к докладу. Командующий фронтом побывал на командном пункте 5-й ударной армии, но к нам не приехал. Однако, как нам стало известно, он внимательно изучил материалы Военного совета армии и утвердил решение командарма об изменении направления главного удара.
Оперативное построение 5-й ударной армии оставалось прежнимв один эшелон. Она прорывала оборону противника на участке Эристовка, Гейдельберг. Главный удар планировался в направлении Владимировки, Украинки, Днепровки. Войска армии поддерживались основными силами 8-й воздушной армии генерала Т. Т. Хрюкина. Свой боевой порядок 9-й стрелковый корпус строил в два эшелона: в первом301-я и 320-я, во втором230-я стрелковые дивизии.
Участок прорыва 9-го стрелкового корпуса и всей 5-й ударной армии теперь находился значительно севернее Гейдельберга. Местность в направлении наступления нашей дивизииВладимировка, Украинка, Днепровкабыла открытой. На ровной, слегка поднятой возвышенности хорошо просматривалась вся оборона противника. 301-я заняла новый участок. Началась подготовка. Артиллеристы приступили к «привязке» на местности и подготовке всех огней. Расчеты орудий прямой наводки изучали свои цели и готовили огонь для их уничтожения. Готовилось все старательно и напряженно. Офицеры штаба и политического отдела снова отправились в полки, чтобы оказать помощь командирам стрелковых рот в организации взаимодействия с танкистами и артиллеристами. Нас беспокоило также преодоление проволочных заграждений, противотанковых рвов и широких траншей. В то время небольшой соломенный мат был для пехотинца важным подспорьем: набрасывая его на колючую проволоку, бойцы быстро преодолевали проволочный забор, не раня тела железными колючками. Обыкновенные доски и веревочные лямки для орудийных расчетов тоже являлись боевым снаряжением: набрасывая доски в противотанковые рвы и траншеи, расчеты быстро тащили свои орудия вперед. Проверка наличия этого самодельного снаряжения входила в обязанность офицеров штаба.
Настроение у всех было приподнятое от того, что избавились от «злосчастного» Гейдельберга. Солдаты говорили: «Здесь-то мы этого злодея прикончим». На командном пункте дивизии появился наш «донбасский друг»представитель штаба воздушной армии майор Н. В. Сергеев: двумя полковылетами штурмовиков готовились поддержать нас авиаторы. Прибыли командиры артиллерийских частей усиления. Рядом с блиндажами нашего командного пункта появились укрытия командира 140-й танковой бригады полковника Н. Т. Петренко. Бригадный инженер майор Е. П. Постников умело организовал работу танкистов и приданных саперов на исходном рубеже для атаки.
Шла напряженная работа по изучению противника. Перед нами оборонялись части 3-й горнострелковой дивизии. Все траншеи мы пронумеровали и обозначили каждый дот и дзот. Следует отметить, что прорыв долговременной обороны противника при наличии в соединении таких мощных средств усиления мы организовывали впервые. Здесь нам существенную помощь оказали штабы корпуса и армии. К нам приехал командующий артиллерией фронта генерал С. А. Краснопевцев. До войны он был одним из ведущих преподавателей академии имени М. В. Фрунзе. Я очень волновался перед встречей с ним. Видеть преподавателя на кафедре во время лекции или сдавать ему зачетэто одно дело, а когда он принимает экзамен в боюсовсем другое.
Генерал сразу же понял мое состояние и спросил:
Учились у меня?
Так точно, товарищ генерал.
Как окончили учебу?
С отличием.
Докладывайте, как это делали на занятиях.
После такого вступления атмосфера скованности исчезла. Я спокойно рассказал о своем плане использования артиллерии: дивизионная артиллерийская группа создана из двух артиллерийских полков, составлена схема огней, на каждый дот выделены орудия полковых батарей и пушечных дивизионов артполка. Краснопевцев долго изучал на карте схему огней и ставил карандашом точки в каждом квадратике, потом сказал:
Огонь корпусной артиллерийской группы обозначайте вместо пунктира сплошными линиями. Армия в полосе вашей дивизии дает залп гвардейских минометных частей; наносите его на схему. Сверх того, армейская артиллерийская группа будет вести сосредоточенный огонь по Владимировке. Генерал встал, посмотрел на меня и добавилНу вот, комдив, а вы волновались. Академия-то нам с вами пригодилась
Серьезное внимание было уделено вопросу организации взаимодействия в атаке пехоты и танков.
С командиром 140-й танковой бригады у нас давно было взаимопонимание. Мы определили с ним исходный рубеж и рубеж атаки, рассчитывали время и распределили танковые батальоны на усиление стрелковых полков.
Постепенно у меня созрело решение на бой. Боевой порядок дивизии строился в два эшелона: в первом1052-й и 1054-й, во втором1050-й стрелковые полки. 140-я танковая бригада побатальонно придается на их усиление. Дивизионную артиллерийскую группу составляли два артиллерийских полка. Артиллерийский противотанковый резервдве батареи 507-го армейского истребительного противотанкового полка. Участок прорываоколо 4 километров. В интересах дивизии будет дано два полковых вылета штурмовой авиации, залп гвардейских минометов и массированный удар армейской артиллерии по Владимировке.
Подготовка шла полным ходом. Уже вырыты траншеи и ходы сообщения, блиндажи и окопы для наблюдения. В блиндажах продолжается работа. Траншеи и блиндажи накрыты маскировочной сетью и сеном. Бесперебойно работает штаббьющееся сердце огромного организма войскового соединения.
У меня было свое отношение к штабу, сложившееся из лично пережитых и взаимных отношений с командирами при прохождении службы в должности начальника штаба отдельного мотострелкового полка. Командир его имел довольно странное понятие о работе штаба. Утром прихожу туда, а никого из офицеров на месте нет. Дежурный сообщил, что поздно вечером звонил командир и приказал всем им быть после подъема в батальонах. Сначала я подумал, что у него были для этого какие-то особые причины, но оказалось, что это его система руководства. Сработанности с командиром в то время у меня не получилось. Я это остро переживал.
Теперь в бою к штабу дивизии я относился внимательно и бережно. И меня радовало, что его офицеры, и особенно начальник, меня понимают. Подполковник М. И. Сафонов имел большой боевой опыт, трудился беззаветно. Он обладал исключительной способностью быстро воспринимать решение командира и организовывать работу штаба по претворению его в жизнь с большой творческой инициативой. А эта способность штабного офицера трудиться над выполнением решения командирасамый настоящий, большой талант. Все у Михаила Ивановича получалось как-то ладно. Я ценил, уважал его и ни одному штабному офицеру не ставил задачу, минуя начальника штаба. Это, как я убедился, делало действия Сафонова более уверенными, он чувствовал себя моим оперативным и надежным помощником.
Так и сейчас. Еще вчера вечером здесь, на этой высоте и в балке, было пустое место, а сейчас работает боевой организм. Я пошел проверить работу командного пункта. В блиндаже оперативного отделения на самодельных столах лежат карты. Над ними склонились офицеры во главе с начальником оперативного отделения майором Н. В. Васильевым. Он поднял голову и смотрел на меня покрасневшими от бессонницы глазами. На вид флегматичный, но очень организованный офицер, Васильев доложил, что все распоряжения устно и письменно переданы в штабы полков. Рядом стоял помощник начальника оперативного отделения, или, как эту должность называли, ПНО-1, майор Ф. Л. Яровой. Оп только что положил трубку телефонного аппарата.
Федор Лаврентьевичбывший командир стрелкового батальонаоказался очень хорошим штабным офицером. Майор был крепышом и, видимо, поэтому выглядел сейчас бодрее всех. Я вспомнил, как он смело вел свой батальон при штурме Сталино, и спросил, нравится ли ему теперешнее дело. Вместо прямого ответа майор сказал, опустив голову, что начальник штаба дивизии не отпускает его на строевую работу.
И не отпущу, проговорил Сафонов.
Ну, тогда, майор, поздравляю. Начальник штаба дал вам отличную аттестацию.
Война есть война, Михаил Иванович, заметил я Сафонову, когда мы вышли из блиндажа. Люди везде нужны, но все-таки в оперативном отделении для такой огромной работы три офицера очень мало.
Конечно, мало, согласился он. Чтобы не было перебоев, привлекаем офицеров связи от полков для выполнения отдельных поручений.
К нам подошел дивизионный инженер майор Г. Л. Салом атин и доложил о ходе оборудования командного пункта. Я похвалил саперов за глубокие траншеи и ходы сообщения, просторные блиндажи.
Вот бревен на блиндажи так и не достали, сокрушался майор. Одни доски и камыш. Жители сел предлагали разобрать сараи и хаты и привезти, но я отказался.
Хорошо сделали, что отказались. И этого вполне достаточно для укрытия. Не это главное. Пока мы знакомимся с работой офицеров командного пункта, прошу подготовить подробный доклад со схемой о проделывании проходов в минных полях и проволочных заграждениях.
Я знал, что начальник штаба дивизии в давней дружбе с дивизионным инженером, и спросил его об этом.
Давно дружим. Григорий Лукьянович со времен боев на Северном Кавказе со мной в стрелковой бригаде был, а теперь вот в дивизии. Дружба у нас боевая Он знающий и старательный офицер. Со своими саперами-разведчиками уже весь передний край облазил
Командный пункт дивизиибольшое хозяйство. В нем на видном месте разведчики. Начальник разведывательного отделения майор А. П. Четвертной в землянке трудился один. Он сидел за столом и работал над картой. При нашем появлении он встал и доложил последние данные о противнике. На карте было обозначено расположение частей 3-й немецкой горнострелковой дивизии.
Старая знакомая еще с Донбасса, заметил я.
Да, но она получила большое пополнение резервных пехотных рот и укомплектована заново. Такие показания дали пленные.
Что ж, скрестим мечи еще раз
Мы с Михаилом Ивановичем пошли дальше, и он по пути доложил, что помощник начальника разведки дивизии капитан В. К. Гришко находился на моем наблюдательном пункте. Прошлой ночью была организована вылазка, взяли «языка». Он дал ценные сведения об обороне 3-й горнострелковой.
Командный пункт без надежной связи в бою утрачивает свое оперативное предназначение. Я всегда держал под контролем работу связистов. У блиндажа узла связи нас встретил рослый бравый офицер, начальник связи дивизии майор Н. Д. Григорьев. Мы с ним воевали в одной бригаде на Северном Кавказе. Не припомню случая, чтобы у него были перебои в связи даже в тех случаях, когда я выдвигал свой передовой командный пункт в боевые порядки полков. В прошлом преподаватель из Таганрога, Николай Дмитриевич в совершенстве освоил войсковую специальность. Под стать ему был и его помощник по радиосвязи майор Н. А. Богомолов, тоже бывший преподаватель одного из московских институтов. Сработались они отлично и понимали друг друга с полуслова. И сейчас у Григорьева все вопросы связи в предстоящем бою оказались четко обработанными.
Командующего артиллерией дивизии майора С. Г. Веробьяна на своем месте мы не нашлион был где-то на огневых позициях 823-го артиллерийского полка. Я приказал вызвать его. Прибежал запыхавшийся майор.
Ну что, проверили? спросил я. Все окопались?
Да, все окопались, ответил Сергей Георгиевич.
До вашего прихода?
Так точно, до моего прихода.
Значит, обошлись без нас. Когда же, товарищ майор, мы научимся сначала решать главные вопросы. На огневые позиции можно было для проверки послать офицера штаба, а вы еще не доложили мне свои соображения об артиллерийском наступлении. Времени у нас на подготовку только сутки.
Товарищ полковник, доложу через час.
Вот ведь грамотный, с академической подготовкой и исполнительный офицер, а организованности в работе нет, определить главные задачи для себя и своего штаба не может, рассуждал я вслух после ухода Веробьяна.
Будем ему помогать, отозвался Сафонов.
И мы разошлись по своим блиндажам.
На самодельном столике передо мной карта с решением на бой. После встречи с офицерами штаба, а в бою не так уж часто приходится с ними встречаться, во мне укрепилась убежденность в правильности решения, возникло чувство гордости за коллектив офицеров командного пункта, который трудился и днем, и бессонными ночами.
Решение Военного совета армии претворялось в жизнь. Первая его часть была уже по существу выполнена. После перегруппировки дивизий и занятия исходного рубежа для наступления были проведены все необходимые мероприятия, которые называются подготовкой к бою.
У нас с командирами стрелковых, артиллерийских полков, танковых батальонов и поддерживающей штурмовой авиации было проведено полевое занятие. Уточнили оборону противника, полосы наступления стрелковых полков. Мной были разработаны «тактические летучки» по возможному ходу боевых действий. В решении тактической задачи по сложившейся обстановке детально отрабатывались все вопросы организации взаимодействия с танкистами, артиллеристами и штурмовой авиацией. Занятия проходили у меня на хорошо замаскированном командном пункте. А тактическая обстановка создавалась на реальной местности.
Здесь мне невольно вспомнилась зачетная военная игра в академии по теме «Стрелковый полк при прорыве позиционной обороны противника», которую с намислушателями 2-го курсапроводил комбриг В. Н. Символоков. «Управляйте боем стрелковых батальонов, давайте большую плотность артиллерийского огня», говорил он при разборе. А сейчас перед нами реальный противник, засевший в обороне с множеством пулеметов, орудий и танков. И я говорю командирам: «Одновременно ведите в атаку стрелковые и танковые батальоны, быстрее и точнее давайте заявки на удары штурмовой авиацией».