Может, кокнем его и дело с концом? предложила Дина.
Да ты что? В уме? Держи ремень, сейчас скрутим ему руки, пока совсем не очухался, и домой.
А как же охота? Задачу-то мы не выполнили?
Не до пулеметчика теперь. Заламывай ему быстрее руки назад, поторапливала Наташа, а я буду связывать. Да не бойся, не сломаешь. Они мне так крутанули, до сих пор в глазах разноцветные круги плавают. Минут через пятнадцатьдвадцать фашисты хватятся, что двоих нет, и начнут всюду шастатьони своих в разведке тоже не бросают. Первым делом кинутся, конечно, сюда: слышали, наверное, твой выстрел. Так что давай быстрее сматывать удочки. И этого карася с собой прихватим. Второй-то, наверное, сразу богу душу отдал. Автомат надо забрать.
Но автомат висел у фашиста через плечо. Снять его не было никакой возможности. Тогда Наташа отсоединила «рожок» с патронами, сунула в карман. И тут увидела на поясе у разведчика кинжал. Выдернула его из чехла.
Вот эту штучку я обязательно возьму. Смотри, что на ней написано: «Аллес фюр Дойчланд». Подарю его Рите. Может, именно этот вояка ее малыша заколол Все! Документов у них, разумеется, никаких нет. Давай сюда свою винтовку ивперед.
Гитлеровец уже пришел в себя, задвигал руками, замотал головой.
Гляди-ка, какой нежный, усмехнулась Наташа. Ему, видите ли, не нравится. Не тот вкус и запах у тряпки. Сам подбирал, сам и держи во рту. Диночка, начинает сереть, пригибайся пониже и бегом отсюда. Ты первая, он за тобой, а я буду прикрывать.
Немцу показали: давай, мол, пригибайся и быстрей вперед. А он сделал вид, что не понимает. Тогда Наташа зашла сзади и, проговорив сквозь стиснутые зубы: «Форвертс!», слегка ткнула его острием кинжала пониже спины. Пленный дернулся, как от удара током, и, согнувшись, засеменил вслед за Диной.
Сразу понял, что к чему, усмехнулась Самсонова.
Через каждые тридцатьсорок метров все трое ложились, чтобы отдышаться. Поднимались и опять бегом вперед.
Вот и проволочное заграждение. Наташа запомнила место, где они выползали, кол с небольшой подпоркой. Увидела его.
Бери левее, сказала Дине. Около того кола с подпоркой лежит рогулька, присыпана землей. Приподнимай проволоку. Не бойся, тут погремушек нет. Рогульку я сама потом возьму.
Первый ряд заграждений преодолели. Между ним и вторымминное поле. Чуть правее виднеется такой же кол с подпоркой. Вот на него и надо ползти. Прямо-прямо, ни на метр в сторону. Пленному Наташа сказала:
Эй, оккупант. Айн метр линкс, айн метр рехтскапут.
Я, я, закивал тот.
Смотри, какой стал сообразительный.
Все заграждения миновали удачно. Хотели уже подняться во весь рост, как вдруг резкое, повелительное:
Стой! Пароль?
Вздохнули облегченно: наше боевое охранение. Пароль и отзыв названы. А вот и первая траншея. Дежурившие в ней пулеметчики пришли в недоумениедевушки-снайперы притащили «языка». Такого еще не было.
Наташа и Дина спустились в траншею и в изнеможении привалились к ее стене. Ноги совсем не держат. Гитлеровец, озираясь, смотрел по сторонам.
Вытащите у него кляп изо рта, попросила Самсонова пулеметчиков. А руки оставьте как есть. Это ведь он со своими дружками-разведчиками лез сюда, к нашим позициям, чтобы взять «языка». Вы их отсюда шурнули. Вот они двое и наскочили на нас. Одного она, кивнула на Дину, прикончила, а второго, вот этого, оглушила, а потом мы его скрутили.
Ай да девка! Ай да молодец! восхищенно проговорил один из пулеметчиков. Такого верзилу свалила!
Дина в смущении отвернулась, развязала тесемки маскхалата, скинула капюшон.
Все, передохнули малость, надо двигаться дальше. Сдадим этого гуся в штаби отдыхать.
Но вести пленного далеко не пришлось. Из роты позвонили в полк и доложили, что снайпера притащили «языка». Из штаба тут же отправились на передний край майор Стороженко, представитель особого отдела и переводчик. Встретились с девушками у блиндажа командира первого батальона. Начальник штаба обнял каждую.
Спасибо, милые. Большое спасибо. Обе будете награждены. Командир полка уже доложил о вашем подвиге в дивизию. Это же надо: разведчика взять в плен! В общеммолодцы! Сейчас идите к себе, отдыхайте, а мы потолкуем с «гостем».
Пленного повели в блиндаж. Наташа и Дина, еле передвигая ноги, побрели в тыл. Уже совсем рассвело, когда они дошли наконец до своей землянки. Дверь открыла Лида Ясюкевич.
Что случилось? встревожилась она. Почему не на охоте?
Повскакивали и другие девушки. В недоумении смотрят на подруг. А те молча поставили винтовки в пирамиды, скинули маскхалаты, сняли сапоги.
Да ответьте же в конце концов! возмутилась Удальцова.
Девочки, тихо проговорила Дина, мы захватили в плен фашистского разведчика, привели его и сдали. Подробности потом. Усталибольше некуда. Ноги не держат и спать хочется.
И, не раздеваясь, повалились на нары. Постель была свежей, пушистой. Накануне разведчики притащили большой ворох сена. Вот его-то и постелили девушкисвежее, ароматное. Но Дина и Наташа не чувствовали никаких запахов, уснули как убитые.
Только сон на войне не бывает долгим. Часа через два первой проснулась Дина. Окинула взглядом землянку. Около печурки сидела Лида. Открыв дверцу, она задумчиво смотрела на огонь и что-то тихонько напевала. Света и Марина фланелевыми тряпочками протирали винтовки. Надя и Таня переговаривались, сидя у столика. Сквозь небольшое окошечко пробивался неяркий свет.
«Интересно, думала Дина, перестал дождь или нет? Наверное, пересталникакого шума не слышно». Вставать не хотелось. Надо бы снять одежду, просушить. Но пригрелась под заботливо накинутой кем-то шинелью, и не было ни малейшего желания вылезать из-под нее. Думать тоже ни о чем не хотелось. Тихо, спокойно. Где-то вроде зашуршало. Прислушалась. Опять зашуршало. Приподняла голову. Вроде около ног, под плащ-палаткой. Замерло сердце, перехватило дыхание. Неужели? И тут на краешек нар из сена вылез маленький мышонок. Встряхнулся, крутит глазками-бусинками: «Куда я попал и что мне дальше делать?»
Увидела его Дина и застыла в ужасе, глаза округлились, рот искривился. Мышонок шевельнулся.
Ма-а-ма-а! Дина в мгновение перелетела через спящую Наташу. Девчонки повскакивали и к ней.
Что с тобой, Диночка?
Наташа тоже вскочила, ничего не понимает. А Дина сжалась в углу, дрожит вся от страха, слова вымолвить не может. Потом показывает на нары.
Там Там он
Кто «он»?
М-мышонок.
Фу ты! первой вздохнула Света. Перепугала-то. Думала, черт знает что произошло. А тутмышонок! Я еще вчера его видела. Крошечный такой, забавный Съест он тебя, что ли?
Действительно, Динка, ты с ума сошла, окончательно проснулась Наташа. Из-за пустяка всех переполошила. Эх ты, трусиха!
Абрамова же продолжала сидеть в углу. Ее била мелкая дрожь.
Если его не выкинете отсюда, прошептала она, я не останусь здесь ни минуты.
Хорошо, Диночка, успокоила ее Удальцова, иди умойся, сходи на завтрак. А мы тут облаву устроим. Можешь не волноваться, страшный зверь этот будет выдворен. И когда Дина вышла, добавила:Это же надо, такая здоровая дивчина, разведчика фашистского запросто с ног сбила, а перед малюсеньким мышонком лапки вверх подняла. Другое делолягушки. Я их до смерти боюсь, потому что они противные
Вернулся разведчик из отпуска
О «языке», взятом девушками, Вадим еще не знал, когда рано утром зашел к начальнику штаба. Тот хитровато посмотрел на Лаврова, с деланной строгостью спросил:
Что же вы делаете, товарищ младший сержант? Воспользовались отсутствием Николаева и начали разведчиков подсиживать. Нехорошо это, нехорошо! Я не знаю, что теперь и делать. Может, весь взвод к вам на выучку отдать? Или другие предложения будут?
Лавров смотрел на майора, ничего не понимая. По голосу и виду офицера чувствовал, что за всем этим кроется розыгрыш. Но какой?
Ты еще не был у девушек? уточнил Стороженко. Это и видно. Натворят бог знает что, а потом разбирайся.
Разрешите, товарищ майор, выйти. Выясню все и о принятых мерах доложу.
Меры уже приняты. Начальник штаба подошел к столу, взял два исписанных листа бумаги и потряс ими в воздухе. Вот два представления на награды. ОбеимАбрамовой и Самсоновой. И, довольный, рассмеялся. Понял? Ничего не понял. Разведчика они фашистского в плен захватили! Одного убили, а второго привели. Полковник Никаноров, Николай Сергеевич, приказал обеих представить к награде.
До Вадима никак не доходило, как это Дина и Наташа могли взять в плен разведчика. О подобном он даже не слышал. Ну, обычного солдата, какого-нибудь «туалетчика»куда ни шло. Но разведчика!..
Майор Стороженко сиял. И снайперами доволен, и розыгрыш удался. Подошел, обнял Лаврова.
Знаю, говорит, и о вашей удаче. Антонина Петровна еще ночью звонила. У Михайловой ничего страшного нет, отойдет. Ее даже в медсанбат не будут отправлять. Вот такие пироги! Сейчас иди в отделение. Пусть все приведут себя в порядок, чтобы вид был бравый. Сегодня замполит придет награды вручать.
После завтрака отделение построилось около землянки. Майор Воронков, выслушав доклад младшего сержанта Лаврова, поздоровался со всеми, отошел чуть в сторону, достал носовой платок, протер ими очки, надел их и широко улыбнулся.
Какие вы все красивые! Готов влюбиться в каждую. Жаль, возраст не тот, да и жена не разрешит. Помолчал. Улыбка постепенно сходила с его лица. Оно становилось серьезным, но по-отцовски добрым. Вполголоса, будто делился раздумьями вслух, продолжал:Знаю, что тяжело вам. Да еще как тяжело! Несете потери. И это в период относительного затишья. А каково будет, когда перейдем в наступление Но победа без крови не дается. Фашисты готовы зубами держаться за каждую высотку, за каждый населенный пункт в Прибалтике. Тщетно! Дни их сочтены. Спасибо вам за мужество, за воинское мастерство. Родина высоко ценит ратные подвиги своих дочерей и сыновей. Позвольте сейчас некоторым из вас вручить заслуженные награды.
Пока майор Воронков говорил, старший лейтенант Мамонов, который пришел вместе с политработником, установил небольшой столик, покрыл его красной материей и разложил награды. Тимофей Егорович взял лист и, заглянув в него, торжественно произнес:
За мужество и отвагу, проявленные в боях с немецко-фашистскими захватчиками, наградить орденом Славы III степени красноармейца Чуринову Надежду Денисовну.
Надя сразу изменилась в лице, побледнела, но четко сделала три шага, остановилась. Старший лейтенант подал Воронкову коробочку с орденом и временное удостоверение.
Поздравляю вас, товарищ Чуринова, сказал майор, пристегивая орден к гимнастерке девушки, желаю новых успехов в истреблении гитлеровцев.
Служу Советскому Союзу! громко произнесла Надя.
Орден Славы III степени был вручен и Ане Шилиной. Медаль «За боевые заслуги» получили Света Удальцова и Таня Климанова. Затем Тимофей Егорович объявил приказ командира полка о награждении всех воинов отделения знаком «Снайпер». Девушки от души хлопали в ладоши, узнав, что их командир стал сержантом.
Прошлой ночью, сказал майор, совершили подвиг снайпера Абрамова и Самсонова. Обе они представлены к наградам. Не сомневаюсь, что в ближайшие дни получат их.
Затем всем отделением отправились к медпункту. Но в землянку Антонина Петровна разрешила зайти только замполиту и Лаврову. Люда сидела на краю раскладушки. Увидев вошедших, встала, заулыбалась и тут же опустила глаза. Тимофей Егорович обнял ее за плечи, достал из кармана медаль, пристегнул к гимнастерке. Положил в ладонь знак «Снайпер» и поцеловал девушку в щеку. Вадим показал ей на окошко, в которое заглядывали подружки. Люда прижалась носом к стеклу.
Ничего опасного у нее нет, докладывала Языкова майору. Я консультировалась со специалистами. Отправлять в госпиталь нецелесообразно. Пусть у меня побудет. Она такая милая, славная.
А после полудня приехал старший сержант Николаев. Вадим как раз пообедал и шел к умывальнику, чтобы помыть котелок. Друга увидел издали. Он стоял около входа в свою землянку и разговаривал с Никитиным. Оба радостно улыбались. Вадим крикнул:
Коля! и бегом к нему. Обнялись, хлопают друг друга по плечам, смеются.
Ты жив, браток! Как я рад! тискал Николай Вадима. Потом чуть отстранился и с уважением произнес:О-о! Сержантом стал и знак «Снайпер» заслужил. Молодец, братишка! А девчонки-то все живы-здоровы?
Можно сказать, все. Только Люду Михайлову контузило. Но она тут, в полковом медпункте лежит. Врач говорит: через неделю поправится.
А рыжая как? вроде бы мимоходом спросил Николай.
И вовсе не рыжая она, Вадим поднял на друга прищуренные в улыбке глаза. Я тебя поправлял уже не один раз. Золотоволосая! Надя Чуринова сегодня получила орден Славы III степени Ну да ладно, о девчатах потом. Ты расскажи, как съездил, как дома встретили, как живут в тылу?
Лицо Николая сразу посерьезнело. Он с минуту молчал. Потом взял за лямки вещмешок, повернулся к Никитину, стоявшему неподалеку.
Слушай, Никитин, отнеси «сидор» ребятам в землянку, в нем кое-что есть вкусное. А я тут с братишкой потолкую. Пойдем, Вадим, присядем где-нибудь. На твои вопросы одним словом не ответишь.
Они прошли метров пятьдесят от землянки, сели на поваленное дерево.
О чем тебе рассказать? Николай обнял за плечи Вадима. До дому добрался на четвертые сутки. На всем ехал: на попутных машинах, пассажирских поездах, товарняках. Отношение к фронтовикам, прямо скажу, почтительноенигде даже билета не спросили. А последние двадцать километровот железной дороги до нашего селапёхом. Мать увидела меняслезы ручьем, слова сказать не может. У меня самого горло перехватило. Смотрю на нее, а она маленькая вроде стала, худенькая, лицо потемнело, в морщинах. Прижался к ней, слышу, сердечко стучит гулко, часто. И запах от кофточки такой родной, такой домашний. Тут бабушка вышла на крыльцо. Ойкнула, скрестила руки на грудии к нам. Обняла, причитает. Тут же расспросы, как да почему? Не верили, что в отпуск, думали, по ранению отпустили. Соседи стали сходиться. У тех один вопрос: «Нашего там не видел?» Мать у печки суетится. Вижу, не из чего ей праздничный ужин-то собирать. Достал из вещмешка консервы, сало, хлеб. Сосед-инвалид бутыль самогону притащил. «Берёг, говорит, для такого случая». Картошки наварили. Огурчики появились, капуста там разная. Сели за стол, а к окнам ребячьи носы приклеились. Смотрят на меня, некоторые даже подмигивают, а я никого не узнаю. Три года ведь дома не был. Выпили по стаканчику, по другому. За победу, за возвращение всех мужиков домой. Меня все расспрашивают, много ли бывает убитых, что значит «пропал без вести», как фашистлютует или уже готов капут кричать. О себе только ничего не говорят, о своем житье-бытье. Да мне и без слов все ясно. Тяжело им. Работают от темна до темна, а живут впроголодь. Женщины, дети да старики. Машин нет, лошадей с десяток осталось. Все вручную. Но не унывают. Бабоньки, когда выпили, песни запели, с частушками в пляс пошли. «Мы, говорят, все выдюжим. Лишь бы мужики наши домой пришли.»
Умолк Николай. Думает о чем-то. Лицо и мечтательное и тревожное немножко. Снял пилотку, расправил ее на коленях, звездочку покрепче прижал. Вадим толкнул плечом: дескать, давай дальше.
А дальше, продолжал Николай, как и положено, было утро. Я собрался и пошел в райвоенкомат становиться на учет. В селе нашем все районные власти располагаются в одном двухэтажном здании. Вышел из райвоенкомата, иду по коридору, и тут мне навстречу дивчина. Увидел я ее и остолбенел. В легком цветастом платье, тонкая, стройная. Волосы пушистые, пепельного цвета. Ресницы, как вееры, взметнулись. И на меня нацелила свои серые с голубым отливом глазищи. Огромные, глубокие. Сразу почувствовал, что тону в них. Улыбнулась она тепло так, ласково и говорит: «О, фронтовик у нас в гостях. Кто, откуда? Заходите к нам в райком комсомола. Я сейчас замещаю первого секретаря. Зовут меня Алла Евсеева. Вы не очень торопитесь? Пожалуйста, заходите сюда». И открыла дверь, рядом с которой мы стояли. Захожу я вслед за ней, улыбаюсь, как дурак, а сказать ничего не могу. Пригласила она меня сесть, спрашивает, как дела на фронте, как молодежь воюет. Постепенно и я разговорился. Рассказываю, а сам глаз с нее не свожу. Солнечный лучик в волосы к ней забрался, ласкает их. Она слушает меня, на листке бумаги звездочки, самолетики рисует. И говорит мне: «Знаете что, выступите сегодня в школе перед учениками девятых-десятых классов. Расскажите о себе, своих товарищах. Очень прошу. Я за школьный сектор в райкоме отвечаю. Соглашайтесь. Вместе пойдем». В тот момент позвала бы она меня к черту на имениныне задумываясь пошел бы. А тутв родную школу, где десять лет учился Пошел, конечно. Ребята слушали меня с открытыми ртами. И все спрашивали, за что этот орден получил, за что тот А вечером мы бродили с Аллой вдоль реки. Говорили о разном и о твоих «стеклышках» тоже. Когда рассказывал ей о вылазках в тыл фашистов, пугливо жалась и все допытывалась: разве это не страшно? Короче говоря, за всю неделю я ни одного вечера дома не провел, был около нее. Мать, соседи даже обиделись: поговорить как следует не удается. Лишь бабушка с понятием отнеслась: пусть, говорит, дело-то молодое. Я ходил как помешанный. Очень мне хотелось узнать, какие же у Аллы глаза. То небо в них, то туча дождевая. Вот уж никогда не думал, что цвет глаз может меняться от настроения. Выражениеэто понятно, но чтобы цвет И еще. Очень искал в них тепло. Все виделживинку, интерес, лукавинку, настороженность, а тепла не было. Однажды вроде мелькнул огонек, но тут же исчез. Возьму ее порой за плечихуденькая, дрожит. Боится, что ли?