Трепещет на свежем ветру развернутое гвардейское Знамя. Опустившись на одно колено, припадаю к алому полотнищу губами. Тугой комок останавливается в горле, когда мне, как исполняющему обязанности командира полка, предлагают сказать несколько слов. Наверное, нескладно, путано говорил я в. тот памятный день. Помню только одну фразу: «Били фашистских гадов, и впредь, клянусь, будем бить всей мощью огня!» Ее я, кажется, повторил подряд несколько раз.
С этой мысльюбить врага всей мощью огняи выступили мы в указанный нам район, чтобы занять там оборону. Соединения 21-й армии развернулись на рубеже Дмитриевка, Триречное, Березов, Шопино и отразили все атаки немецко-фашистских войск. Гитлеровцы, хотя и сумели ранее овладеть Белгородом, не смогли продолжить наступление. Ни сил, ни средств для этого, как видно, у них уже не было. И мы не располагали ими в достаточном количестве для того, чтобы восстановить положение на этом участке фронта. Вскоре здесь установилось относительное затишье. Началась тщательная подготовка к грядущим боям.
Командный пункт дивизии разместился в селе Луханино, в нескольких десятках километров южнее ст. Обоянь. Справа от нас находилась 71-я, а слева 52-я гвардейская стрелковые дивизии.
Наш полк занял огневые позиции в районах населенных пунктов Черкасское, Яковлево, Бутово и южнее Верхопенье, параллельно шоссе БелгородКурск. Место для командно-наблюдательного пункта выбрали у деревни Черкасское. В случае наступления врага мы должны были воспретить ему продвижение по очень важной магистрали.
На новом месте сразу же, как и полагается, личный состав подразделений приступил к инженерному оборудованию позиций.
В конце апреля, а если говорить точнее22 числа, стало известно, что и вся наша армия стала гвардейской. Теперь она была преобразована в 6-ю гвардейскую армию.
Как я упоминал, сразу же после прибытия на передовую мы приступили к инженерному оборудованию позиций. Но, прямо скажу, дела тут продвигались куда хуже, чем хотелось бы. И причин здесь, с моей точки зрения, было несколько.
Во-первых, сильно мешала весенняя распутица. Землю развезло до такой степени, что движение стало возможным только по улучшенным грунтовым дорогам. В жирном черноземе безнадежно вязли автомашины и даже трактора. Вода заливала окопы, ходы сообщения, землянки. Все это отнюдь не поднимало настроения людей.
Во-вторых, помимо объективных трудностей существовали трудности чисто психологического плана. Они заключались в том, что у некоторых красноармейцев, сержантов и даже у ряда офицеров сложилось мнение, что после разгрома немецко-фашистской группировки под Сталинградом, после успешного прорыва блокады Ленинграда возможен лишь такой вариант продолжения войны: наше решительное наступление на всех без исключения участках советско-германского фронта. Об оборонительных боях они уже и не помышляли. А если так, то стоит ли огород городить, укреплять и укреплять занимаемые сегодня позиции?
Едва лишь стали проявляться такие настроения, им была объявлена беспощадная борьба. Да, конечно же, мы непременно будем наступать. Однако и обороной нельзя пренебрегать. У противника еще немало сил. Эта линия неизменно проводилась на всех служебных совещаниях, во время политических занятий и информации, проходивших в дивизионах, батареях, орудийных расчетах.
Действительно, гитлеровская Германия потерпела сокрушительное поражение на берегах Волги. Тем не менее фашизм обладал еще немалой военной мощью. Для того чтобы улучшить внутриполитическое положение Германии и укрепить фашистский блок, гитлеровцы и решили провести крупное летнее наступление в районе Курского выступа, вновь овладеть стратегической инициативой и решить исход войны в свою пользу. Именно на Курском выступе создавались, по мнению фашистского командования, наиболее благоприятные условия для окружения и разгрома войск Центрального и Воронежского фронтов, для нанесения затем мощного удара в тыл Юго-Западного фронта.
Для наступления, подчеркиваю, для наступления, а не для обороны противник к лету 1943 года сконцентрировал в районе Курского выступа огромные силы: свыше 900 тысяч солдат и офицеров, около 10 тысяч орудий и минометов, до 2700 танков и около 2000 самолетов. При этом большие надежды возлагались на новую боевую техникутяжелые танки «тигр» и «пантера», обладавшие мощной броней, и самоходные орудия «фердинанд».
Советское командование сумело разгадать намерения врага и, исходя из реальной обстановки, наметило наиболее целесообразный план действий на лето 1943 года. Этот план учитывал опыт тяжелого лета 1942 года. На сей раз было решено упорной обороной на Курском выступе сорвать наступление противника, обескровить его ударные группировки и создать тем самым наиболее благоприятные условия для последующего наступления.
Итак, третье военное лето снова предусматривало оборону? Да, но на сей раз, в отличие от битв под Москвой и на Волге, переход к обороне в районе Курска не был вынужденным, а имел преднамеренный характер. Красная Армия не уступала врагу инициативу, захваченную в зимней кампании. Напротив, советское командование выбрало тот путь, который в сложившихся условиях должен был стать кратчайшим для достижения победы, скорейшего разгрома гитлеровцев, гитлеризма вообще.
Обо всем этом нам стало известно значительно позже. А в те апрельские дни 1943 года от нас требовали максимального внимания к инженерному оборудованию позиций, созданию и совершенствованию сети командных и наблюдательных пунктов, организации учебы в подразделениях, постепенного накопления боеприпасов, приведения в полнейший порядок вооружения и средств связи.
Кстати, средствами связи к весне 1943 года мы были укомплектованы прекрасно. Помимо отечественных, штатных радиостанций в полку появилось и немало трофейных. Радисты довольно быстро освоили их. Однако новый помощник начальника связи по радио старший лейтенант М. А. Ландман ставил перед собой куда более широкую задачу: пусть если не все, то большинство красноармейцев, сержантов и, конечно же, офицеров научатся поддерживать связь. Речь, разумеется, шла не о глубоком изучении станций, а о приобретении минимальных практических навыков. И Михаил Абрамович не жалел сил и времени для того, чтобы воплотить свои замыслы в жизнь.
Несколько забегая вперед, должен сказать, что его настойчивость, умение смотреть вперед не пропали даром. С началом Курской битвы мы на практике увидели, что радиосвязь куда надежней телефонной. Кабельные линии, как ни укрывали, как ни маскировали их связисты, часто выходили из строя. И в этом нет ничего удивительного. Плотность артиллерийского и минометного огня была столь высока, что буквально каждый клочок земли перепахивался разрывами. Где уж тут уцелеть проводу, который тянется на километры!
Во второй половине апреля по-летнему жаркое солнце быстро подсушило землю. Работы по инженерному оборудованию оборонительных позиций стали вестись еще более интенсивно. Я не случайно вновь возвращаюсь к этому вопросу, ибо глубоко убежден, что именно этим в значительной мере определился наш успех в последующих боях.
В те дни мне часто доводилось бывать непосредственно на переднем крае: изучали местность, намечали ориентиры, контролировали ход занятий и тренировок, согласовывали и уточняли порядок взаимодействия со стрелковыми частями в той или иной обстановке. И всякий раз бросалось в глаза, что совершенствование инженерных сооружений, которые, казалось бы, уже и так отвечают самым высоким требованиям, не прекращалось, шло полным ходом.
На первой позиции, например, пехотинцы отрыли четыре линии траншей полного профиля. Все они соединялись ходами сообщения. На второй позиции было подготовлено две линии траншей, на третьейодна. Повсюду оборудовались землянки, блиндажи, причем такие основательные, добротные, что иным и прямое попадание снаряда среднего калибра не могло принести вреда.
Этим дело не ограничивалось. Вовсю шло оборудование наблюдательных пунктов, отсечных позиций. Немалая часть личного состава готовила противотанковые рвы. Помимо этого саперы закладывали перед передним краем, а кое-где и в глубине обороны минные поля, устанавливали проволочные заграждения и так называемые малозаметные препятствия (МЗП).
Заметны были и некоторые новшества. Раньше, скажем, наши танки, как правило, укрывались где-то в рощах, балках, что в значительной мере снижало их возможности при отражении вражеских атак и контратак. На последнем этапе боев под Сталинградом мы неоднократно видели фашистские танки, закопанные в землю так, что только башня оставалась наверху. Вначале считалось, что это вызвано острой нехваткой горючего. Так оно, вероятно, и было. Но вскоре стало ясно и другое: танковая башняпрекрасная огневая точка. Осколки ей не страшны. Что касается прямого попадания снаряда, то ведь еще надо попасть, да под определенным углом, чтобы избежать рикошета. А это даже для самого опытного, бывалого наводчика при самых благоприятных условиях задача далеко не простая.
Но если так поступал, и небезуспешно, противник, то почему бы и нам не взять на вооружение подобный прием? Однако применять его мы стали с некоторыми весьма существенными усовершенствованиями. Для танков отрывались глубокие, такие, чтобы только башня торчала над землей, окопы с относительно отлогими аппарелями. В ходе отражения вражеского натиска в распоряжении обороняющегося появлялась дополнительная огневая точка. А перед самым началом нашей атаки танк по команде выходил из окопа и действовал, как обычно. Не надо было его предварительно откапывать.
Не буду утверждать, что этот приемименно наше новшество. Не исключено, что на других участках фронта такой весьма эффективный способ использования танков применялся и ранее. Но лично я увидел все это впервые под Курском, в танковом полку, который был придан нашей стрелковой дивизии.
Наши работники служб тыла, практически ежедневно выезжавшие на тыловые базы и склады, рассказывали, что интенсивные инженерные работы ведутся повсюду в полосе глубиной до 250300 километров. Таким образом, судя по всему, речь шла о создании прочной, глубоко эшелонированной обороны.
Само собой разумеется, что и мы, артиллеристы, старались не отставать от пехотинцев и танкистов во всем, что касалось инженерных работ. Начали, как и полагается, с оборудования основных огневых позиций, командных и наблюдательных пунктов. Едва только они были готовы, принялись за сооружение запасных и ложных. Бои на Дону, под Сталинградом и в этом отношении многому научили нас. Теперь даже необстрелянные новички вслед за ветеранами полка часто повторяли: «Чем больше пота, тем меньше крови!»
Вот написал сейчас «необстрелянные новички» и задумался: правомерно ли говорить так? Ведь у читателя помимо воли может сложиться впечатление, что всю весну и начало лета 1943 года мы занимались исключительно оборудованием позиции, повседневной боевой учебой и прочими, относительно «мирными» делами. А в сущности, все обстояло далеко не так. Конечно же, на фронте есть периоды горячих боев, есть периоды сравнительного затишья. И тем не менее нельзя забывать, что все это время наш полк находился на передовой и пушки наши отнюдь не молчали.
Чуть ли не каждый день от стрелковых подразделений поступали заявки на подавление вновь выявленных вражеских огневых точек или на открытие огня по скоплению техники противника. И вот уже заговорили пушки.
Гитлеровцы, естественно, тоже не остаются в долгу. Они стремятся нанести огневой удар по нашим батареям, мыпо их. И, как говорится, пошло-поехало. Такие артиллерийские дуэли продолжались порой по нескольку часов подряд. Так что новички у нас в полку были, а вот необстрелянными их называть, пожалуй, будет несправедливо.
Но все этоуничтожение вновь выявленных огневых точек, контрбатарейная борьбабыло нашей повседневной фронтовой работой. Поэтому, думается, и нет смысла останавливаться на ней более подробно. А вот кое о чем, на мой взгляд, следует рассказать. В частности, о том, как мы сооружали ложные огневые позиции.
Их созданию уделялось первостепенное внимание. Между батареями, дивизионами шло даже своеобразное соревнование: каждый стремился придумать, изобрести что-нибудь такое, чем можно наверняка обмануть гитлеровцев, сбить их с толку, ввести в заблуждение. В ход шли бревна и доски, пустые банки от пушечной смазки, колеса от разбитых повозок. Умелыми руками бойцов порой создавались такие макеты, что на расстоянии 300400 метров их трудно было отличить от настоящих пушек. Плюс ко всемутщательная, самая настоящая маскировка.
Помню, ехал я однажды в первый дивизион. Вижу, на опушке рощи справа от дороги вроде бы артиллерийская батарея развернута. По тем данным, которые были в штабе полка, не должно ее здесь быть. Ведь о соседях мы тоже наиподробнейшие сведения имели. Что бы это значило? Командую водителю Камочкину:
Ну-ка, давай завернем.
Добрых полкилометра прыгал наш «виллис» по кочкам. И только тут начал я догадываться, что батарея-то эта ложная. Подъехали еще ближетак и есть. Навстречу нам гвардии старший сержант В. М. Ходяков появляется. Оказывается, под его руководством сооружали артиллеристы ложную позицию.
Таких позиций в каждом дивизионе создавали несколько. Засекут ее фашистынепременно жди огневого налета. Случалось, по две-три сотни снарядов выпускали гитлеровцы по пустому месту. Один за другим встают разрывы, а наши бойцы радуются:
Давай, давай, фашист! Давай еще десяточек! Может, среди них и тот снаряд будет, что на мою долю отлит!
Для того чтобы постоянно держать гитлеровцев в напряжении, использовали мы и другой методкочующие батареи. Развернется подразделение в намеченном месте, подготовит данные для стрельбы, даст несколько залпов по заранее разведанным целям, и снова пушки на крюк. А спустя некоторое время батарея появляется в другом районе и снова ведет огонь. Отстрелялисьснова в путь. Там же, где несколько минут назад стояли орудия, уже поднимаются к небу оранжево-черные султаны. И опять впустую.
Придерживаясь такой тактики, мы не только тревожили гитлеровцев. Все это позволяло учить молодых бойцов непосредственно в боевой обстановке. А это, по моему глубокому убеждению, самый лучший способ обучения. Постоянно помнили мы и о том, что с началом активных боевых действий нам наверняка придется вновь столкнуться с вражескими танками.
Для того чтобы научить расчеты бороться с ними, километрах в 1520 от передовой, на большом лугу, изрезанном оврагами, был оборудован своеобразный артиллерийский полигон, на который поочередно, в точном соответствии с утвержденным в штабе дивизии графиком, выезжали для стрельбы и наши подразделения.
В середине мая по указанию командира полка поехал туда и я, чтобы поприсутствовать на стрельбах нашего третьего дивизиона, которым командовал теперь гвардии капитан И. М. Лебеденко. Эту зачетную стрельбу штаб дивизии спланировал начать в шесть часов утра.
Выехали, едва рассвело, но, как на грех, по дороге спустилось колесо у «виллиса». Пока ставили запаску, прошло 1520 минут. Так можно было и опоздать. Однако я успокаивал себя мыслью, что Лебеденко, заранее предупрежденный о нашем приезде, чуть подождет. Тем не менее вскоре мы услышали частые выстрелы.
Наконец «виллис» подкатил к огневым позициям и, окутавшись облаком пыли, резко затормозил.
Извините, что так получилось, что не дождались вашего приезда, товарищ гвардии майор. Начальник полигона торопил. Сразу же после нас еще и другие подразделения стрелять будут, доложил Лебеденко.
Ладно, сначала результаты оценим, а потом уже оправдываться будешь, пожимая Ивану Максимовичу руку, ответил я. Пошли на огневую.
У орудия, прильнув к панораме, быстро вращал маховики горизонтальной и вертикальной наводки гвардии старший сержант, на гимнастерке которого поблескивал орден Красного Знамени.
Старый знакомый, Тогузов, негромко сказал мне Лебеденко.
А я и сам уже узнал командира орудия. Узнал по какой-то особой хватке, по манере работать у прицельного устройства.
Сейчас посмотрим, не разучился ли он по танкам стрелять? улыбнулся я, поднимая к глазам бинокль.
Впереди, увлекаемые тросом, из оврага выползали макеты танков. Грянул выстрел, и от первого из них полетели щепы. Следом прозвучал еще выстрел, еще Семь снарядовсемь попаданий! Тут можно было, не задумываясь, ставить отличную оценку.
Еще два расчета отстрелялись на «отлично», затем одинна «хорошо». И опять получена отличная оценка. Причем при выполнении упражнения как я, так и гвардии капитан Лебеденко не раз давали вводные: убит командир орудия, ранен наводчик. Но это практически не отражалось на результатах. В расчетах, чувствовалось, серьезно заботились о взаимозаменяемости номеров.