Батареи нашего полка вели огонь по заранее разведанным целям, главным образом по огневым позициям фашистов. Вначале они пытались отвечать, но вскоре замолчали. Это и понятно. Трудно, скорее, невозможно что-либо предпринять, когда содрогается земля, когда ежесекундно сотни и тысячи разрывов поднимаются к небу.
Конечно же, не одни только позиции артиллерии и минометов врага являлись объектами, по которым наносился удар. Время от времени, как это было предусмотрено планом, батареи переносили огонь на участки, где, по нашим расчетам, гитлеровцы могли сосредоточить перед наступлением живую силу и технику. Эти сосредоточенные огни (сокращенно СО) были рассчитаны и пристреляны нами заблаговременно. Не оставались без воздействия, разумеется, траншеи и окопы на переднем крае.
Несколько забегая вперед, скажу, что пленные, взятые в первые часы немецко-фашистского наступления, рассказывали о полной неожиданности нашей контрартподготовки, о значительных потерях, которые понесли подразделения. Командир батальона 332-й пехотной дивизии фашистов, в частности, показал на допросе, что еще до начала наступления ему было приказано из второго эшелона спешно выдвинуться в первый, чтобы сменить батальон, находившийся там, так как потери личного состава в нем составили около 50 процентов.
Контрартподготовка продолжалась 30 минут. Немало снарядов выпустили мы по врагу. Но из дивизионов докладывали, что подошли автомашины с боеприпасами. Так что сетовать на их нехватку было бы грешно. Не вызывало сомнений, что если фашисты все же начнут наступление, то у нас найдется, чем их встретить.
А гитлеровцы не начинали. В напряженном ожидании прошел час, второй. Лишь отдельные выстрелы звучали в предутренней тишине. Все чаще мы поглядывали на часы. Неужели произошла ошибка? Неужели сведения о времени вражеского наступления оказались ложными? Если так, то нас могут ждать большие неприятности. Ведь нанося упреждающий удар, мы волей-неволей раскрыли свою систему артиллерийского и минометного огня, хотя артиллерия, находившаяся в противотанковых районах, в контрподготовке и не участвовала. Безусловно, фашисты понесли определенные потери, но они могут быть относительно невелики, если войска еще не были сосредоточены для наступления, если они не заняли исходного положения. Вот потому-то, хотя это может показаться парадоксальным, мы ждали, когда наконец противник начнет активные действия. Или, быть может, совсем не начнет?
Тревога нарастала. Шел уже шестой час утра, а первоначально, как уже упоминалось, гитлеровцы намеревались пойти в наступление в три. Наконец в 6 часов фашисты начали артиллерийскую подготовку. Однако мы сразу почувствовали, что проходит она как-то вяло. По этому можно было судить, что контрартподготовка достигла своей цели. Почти одновременно с артиллерийским обстрелом началась бомбежка.
Людей в укрытия, оставить только наблюдателей, последовало приказание с КП дивизии. Подготовиться к отражению атак пехоты и танков.
От близких разрывов тяжело вздрагивала под ногами земля. Едва заметные ручейки песка струились между толстыми бревнами перекрытия нашего наблюдательного пункта. Связь с дивизионами, а кое-где и напрямую с батареями поддерживалась в основном по радио. Вот когда мы в полной мере еще раз оценили настойчивость и трудолюбие заместителя начальника связи полка по радио гвардии старшего лейтенанта Михаила Абрамовича Ландмана, который заставлял офицеров, сержантов и красноармейцев овладевать отечественными и трофейными радиостанциями.
Около семи утра в атаку двинулись гитлеровские танки и пехота. Мне и раньше приходилось видеть и отражать их. Но тут происходило что-то особенное. Не пять, не десять танков мчалось на нас. Волна за волной появлялись они из дыма и пыли. Это был смерч огня и металла. Это была неукротимая лавина, которая, казалось, все сметет на своем пути. Сосчитать их было невозможно. Но могу смело утверждать, что речь следует вести о многих десятках бронированных машин. Впереди шли «тигры» и «пантеры», за ними средние танки и штурмовые орудия.
Артиллеристы встретили танки плотным заградительным прицельным огнем. Все больше и больше чадящих костров появлялось на поле боя. И снаряды достигали цели, и мины, умело заложенные саперами, сыграли свою роль. Боевые машины врага начали поворачивать назад. Так гитлеровцы, ошибочно приняв позиции усиленного боевого охранения за передний край нашей главной полосы обороны, напоролись на мощный огонь с действительного переднего края. Прорыв с ходу не удался, время было потеряно, начались изнурительные бои в отдельных очагах сопротивления.
Наиболее сложная обстановка сложилась для 71-й гвардейской стрелковой дивизии и правого фланга нашей 67-й гвардейской стрелковой дивизии, которые, как потом стало известно, оказались на направлении главного удара.
После короткого артналета части этих соединений атаковали до 70 танков противника, поддержанных 6070 самолетами.
Там, где держал оборону 196-й гвардейский стрелковый полк, гитлеровским танкам удалось ворваться в Бутово. Однако гвардейцы и не помышляли об отступлении. Едва через окопы прошла первая волна бронированных машин, как им вслед полетели гранаты, бутылки с зажигательной смесью. Точно так же встретили бойцы и вторую, третью волну.
Неожиданно на нашем наблюдательном пункте раздался голос наблюдателя:
Танки слева! Обходят!
Тотчас навстречу врагу устремились все, кто находился в районе НП. Укрываясь в окопах, траншеях, бойцы готовили связки ручных гранат, бутылки с горючей смесью. Но тем, кто оставался на наблюдательном пункте, было абсолютно ясно, что этими силами танки не остановить. Оставалось одно: вызвать на этот квадрат огонь дивизионов. Я передал в подразделения соответствующие команды.
Не прошло и минуты, как вокруг наблюдательного пункта стали рваться снаряды. Когда огонь прекратился, и мы выглянули из укрытий, совсем рядом горело несколько вражеских танков. Бойцы подобрались к ним и добивали их бутылками с зажигательной смесью. Частью сил противнику удалось прорваться дальше. Однако никто не сомневался, что там гитлеровцев встретят как подобает.
Первую атаку в полосе нашей дивизии удалось отбить. Тем не менее около полудня, несколько перегруппировав силы и подтянув резервы, фашисты усилили натиск. До сотни танков и около двух полков пехоты ударили в стык 71-й и 67-й гвардейским дивизиям в направлении села Черкасское. Трещали пулеметы и автоматы, гулко били орудия, выдвинутые на прямую наводку. С наблюдательного пункта полка было хорошо видно, что временами бой переходит в ожесточенную рукопашную схватку. Стойко держались бойцы и командиры.
Впрочем, времени для того, чтобы наблюдать за всем этим, у меня не было. То и дело поступали доклады из дивизионов, команды из штаба дивизии. На карте, лежавшей передо мной появлялись новые и новые отметки. В считанные минуты нужно было разобраться в них, оценить обстановку, принять какое-то решение, передать его в подразделение, добиться, чтобы оно было выполнено.
Порой мне казалось, что еще мгновение, и все перепутается в голове, что я потеряю общую ориентировку. Но какой-то внутренний голос подсказывал мне, что нет у меня права хотя бы на кратковременную растерянность, какую-то неуверенность. Должен сказать, что очень помогали мне те, кто находился рядом со мной. Четкие доклады, конкретные предложения по быстрой перестройке системы огнявсе делалось для того, чтобы помочь мне.
Трудно приходилось нам. Но, пожалуй, еще трудней было соседу, 71-й гвардейской стрелковой дивизии, которая, как я уже упоминал, оборонялась справа от нас. Здесь фашисты сумели выйти ко второй полосе обороны.
Как потом стало известно, командование армии сделало правильный вывод, что в этот день главным является черкасское направление. Командарм перебросил сюда из своего резерва 27-ю истребительную противотанковую артиллерийскую бригаду. Кроме того, 196-й стрелковый полк нашей дивизии, оборонявший Черкасское, был усилен тремя артиллерийскими истребительно-противотанковыми полками из резерва командарма. Ответственность за обеспечение стыка между 67-й и 71-й гвардейскими дивизиями была возложена на командующего артиллерией 71-й.
Хочу обратить внимание читателей на одну весьма существенную деталь. Если в период Сталинградской битвы для усиления стрелкового полка чаще всего выделялся артиллерийский дивизион, самое большее два, то теперь картина была иная. Были в резерве командующего и бригады, и полки, особенно противотанковой артиллерии. Не говорит ли это о том, что нам заранее было известно, с чем столкнемся мы на Курской дуге?
* * *
Накал боя нарастал. Из дыма и пыли выползали новые вражеские танки. Будто из-под земли появлялись они.
Вот гады, и откуда только берутся, произнес кто-то рядом со мной. Ну, ничего, сейчас их поменьше станет.
И точно, из дивизионов то и дело докладывали:
Подбили три
Сожгли шестой Подбросьте бронебойных
Конечно же, все эти данные требовали последующей проверки и уточнения, но, честное слово, приятно было вписывать эти цифры в заранее подготовленные таблицы, бланки донесений, готовившиеся для отправка в штаб дивизии.
Вскоре, встретив наше упорное сопротивление, а быть может, и в соответствии с заранее разработанным планом гитлеровцы вдруг повернули на восток. Впереди двигались до 200 танков, за ними около двух полков пехоты на бронетранспортерах. Но и на этот раз гвардейцыартиллеристы и пехотинцы отбили атаку врага. В 14 часов гитлеровские танки двинулись на наши позиции между селами Коровино и Черкасское. Не считаясь с потерями, враг беспрерывно атаковал позиции в районе села Черкасское, и ему удалось окружить 196-й гвардейский стрелковый полк. Создавалась реальная угроза тылам дивизии.
Дальнейшая борьба за удержание первой полосы обороны ставила нас в исключительно невыгодное положение. Поэтому командир дивизии гвардии полковник А. И. Баксов, спокойно и всесторонне оценив обстановку, дал приказ отойти на отсечные позиции, заранее подготовленные на рубеже Завидовка, Триречное. Таким образом, мы как бы разворачивались фронтом на северо-запад.
Итак, мы снова отходили. Но все это происходило совсем не так, как, скажем, в начале лета 1942 года. Теперь у нас не было чувства, что мы отступаем. Просто осуществлялся отход на заранее подготовленные, прекрасно оборудованные в инженерном отношении позиции. И проходил он организованно, без нарушения общей системы обороны, а, напротив, в интересах дальнейшего укрепления ее, в целях создания наименее благоприятных условий для противника. Что касается паники, даже нервозности, то их и в помине не было.
Чем больше проходило времени, тем яснее вырисовывалась общая картина. Гитлеровцы, оставаясь верными себе, наносили главный удар в стык между нашей и 71-й гвардейской стрелковой дивизиями. Именно тут они рассчитывали прорвать оборону, с тем чтобы выйти в тыл. Мы со своей стороны понимали, что этого допускать нельзя. И снова, разгадав замысел противника, Алексей Иванович Баксов принимает решение: на отсечные позиции выдвигается приданный дивизии танковый полк и 73-й гвардейский отдельный истребительный противотанковый дивизион нашего соединения.
В этой обстановке 2-й дивизион коммуниста капитана П. А. Ивакина вместе с подразделениями 196-го гвардейского стрелкового полка вынужден был отойти на запасные огневые в районе отсечных позиций. Все батареи дивизионов встали на прямую наводку.
И вот уже приземистые «тигры» и широкие угловатые «фердинанды» в тучах черно-багровой пыли, извергая огонь, несутся на только что занятые артиллеристами огневые позиции.
Скорость вражеских танков резко снизили противотанковые поля перед отсечной позицией. Этим воспользовались наши артиллеристы. Завязался смертельный поединок. Командиры батарей коммунисты старший лейтенант Муратов и капитан Максимов точно по единой команде открыли беглый огонь. И в одно мгновение перед батареями 2-го и противотанкового дивизионов задымились и загорелись стальные чудовища. Черный дым, смешанный с пылью, клубясь, поднимался высоко к солнцу от каждой подбитой машины. Более двух десятков таких дымных столбов стояло над полем уже в первые минуты поединка. Наибольшее количество подбитых танков насчитывалось перед орудиями сержантов Думчева, Луцевича и Тогузова.
Уже поздно ночью в землянку, где размещался штаб, пошатываясь от усталости, вошел старший врач полка гвардии капитан медицинской службы Юрий Аркадьевич Боярский. Вошел и тяжело опустился на табурет, стоявший неподалеку от входа.
Можно, я посижу немного? каким-то виноватым голосом спросил он. Ей-богу, в глазах темно. Можно сказать, почти двое суток уже на ногах.
Мы все не отдыхали примерно столько же времени, но никто ничего не сказал нашему доктору. Все мы относились к нему с большим уважением. Конечно же, каждому тяжело в бою, но Юрию Аркадьевичу никто из нас не завидовал. Все время он находился в гуще человеческих страданий, всегда от него требовалось огромное напряжение сил. И раздумывать особенно некогда, и ошибаться нельзя. Как и саперу. Разница заключается лишь в одном: сапер расплачивается за допущенную ошибку собственной жизнью, а врач зачастую жизнью других людей. Эту фразу мы нередко слышали от Юрия Аркадьевича. И она, мы знали это прекрасно, определяла его отношение к делу, к своей работе, к самой профессии и назначению врача.
На командном пункте чуть ли не непрерывно звонили телефоны. Радисты, разместившиеся неподалеку, то и дело входили и выходили с радиограммами. Гулко стучала о косяк плохо подогнанная дверь. Но доктор наш, как видно, настолько устал, что, прислонившись спиной к стене, дремал. Однако буквально через три-четыре минуты он вздрогнул и открыл глаза:
Пойду, нельзя расслабляться. Если по-настоящему засну, то до утра никакие силы меня не поднимут.
Как там у тебя, Юрий Аркадьевич? Все в порядке? Помощь никакая не нужна? спросил я его, когда он уже открывал дверь.
Нужна-то нужна, да только, боюсь, от вас тут проку мало будет. Не хотят раненые в тыл отправляться, бунтуют. Чуть ли не каждого уговаривать, убеждать приходится. Ладно, пошел я, Георгий Никитович
Прилечь и в эту вторую ночь так и не удалось. Все понимали, что наутро снова начнется бой. А это означало, что уже сейчас надо обобщить донесения, поступающие из дивизионов, подготовить сводный доклад в штаб артиллерии дивизии о потерях, наличии боеприпасов, горючего, уточнить обстановку в стрелковых подразделениях, пополнить боекомплект, вывезти раненых, прикинуть, как могут развиваться события завтра.
Уже на рассвете позвонил гвардии полковник Баксов:
Разведчики сообщают, Ковтунов, что нынче танков против нас может еще больше быть. Так что пусть люди готовятся. И такую задачу перед ними ставь: всей мощью огня выбивать танки, как можно больше танков. Ты, кстати, знаешь, что против тебя вчера «тигры» и «Фердинанды» действовали? Знаешь? Ну, и каково впечатление?
У меня перед глазами тут же встали бронированные чудовища, мчавшиеся накануне прямо на нас. Не знаю почему, но многие машины были окрашены желтой, под цвет пустыни, краской. Либо из Африки были переброшены эти дивизии, либо предназначались для отправки туда, но факт оставался фактом. На лобовой броне у некоторых танков были намалеваны головы тигров с оскаленной пастью.
Поначалу вроде бы страшновато было, признался я. Но потом убедились, что и они горят.
Вот-вот, это и надо внушить людям. Не так страшен черт, как его малюют. Значит, еще раз повторяю: выбивать как можно больше танков. Понял, Ковтунов? Думаю, что скоро будет немного легче
Не знаю точно, что подразумевал Алексей Иванович под этим «скоро», но только второй день боев на огненной дуге был для нас, пожалуй, еще трудней первого.
Едва рассвело, ударила гитлеровская артиллерия. И вновь по полям смерчем понеслись вражеские танки. Действовали они группами по 520 боевых машиннащупывали слабые места в обороне. Следом за нимибронетранспортеры с пехотой. Как и накануне, на их пути встала стена разрывов. Врагу не удалось преодолеть ее.
Однако в 11 часов 30 минут после полуторачасовой артиллерийской подготовки и массированных ударов авиации на сравнительно узком участке фронта в районе Черкасское наше соединение было атаковано частями моторизованной дивизии «Великая Германия». Из дыма и пыли выскакивали все новые и новые бронированные машины, изрыгавшие огонь. Все ближе и ближе подходили они
В нашем полку в особенно трудном положении оказалась вторая батарея, которой командовал гвардии капитан Г. М. Васильев. Ей и в предыдущий день крепко досталось в районе Бутово, но гвардейцы держались. Перед огневой позицией горело до десяти вражеских танков. Видя, что атака в лоб не дает желаемых результатов, фашисты решили частью сил ударить с фланга. Находясь на наблюдательном пункте полка, я не отходил от стереотрубы. Однако вскоре пыль и дым почти полностью закрыли батарею. Оставалось лишь гадать, что происходит там.