Всей мощью огня - Георгий Никитович Ковтунов 15 стр.


 Запросите Васильева по радио,  приказал я радисту, находившемуся рядом со мной.

Однако именно в этот момент к капитану Иевлеву-Старку подбежал красноармеец и протянул радиограмму, которая только что была получена с батареи. Навсегда врезался в память ее текст: «На позицию ворвались немецкие танки. Давят орудия и людей. Бьем гранатами, бутылками. Подбили еще семь. Погибнем, но не сдадимся»

 Кто передавал? Чья-то подпись есть?  спросил я, прекрасно понимая, что означает все это, и тем не менее надеясь, что радист назовет фамилию Васильева.

 Передача прервалась на полуслове,  доложил связист, который принес радиограмму.  Не успели, видать, подпись поставить. Либо рацию разбило, либо

Это была последняя радиограмма с батареи гвардии капитана Васильева. Предпринятые нами попытки восстановить связь, получить какие-то дополнительные сведения не увенчались успехом. Спустя некоторое время стало известно, что вражеские танки находятся уже северо-восточней того места, где со своими гвардейцами держал оборону комбат. Теперь уже не оставалось сомнений в том, что нет больше у нас второй батареи, которой, так уж повелось, всегда поручалось выполнение самых сложных, самых ответственных задач.

Неужели погибли все? Неужели нет больше всегда подтянутого, аккуратного комбата, одно присутствие которого неизменно дисциплинировало, поднимало настроение людей? Нет, как-то не укладывалось все это в голове. Не хотелось верить, что никогда больше не возьмет он в руки свой любимый баян, не запоет песню, которая растревожит душу. Что скрывать, не было в полку человека, который не любил бы Васильева за его веселый нрав, сочетавшийся с необыкновенной отвагой в бою, с умением зажечь людей собственным примером, повести их за собой.

Невольно вспомнилось, что Васильеву не раз предлагали повышение по службе, которого он несомненно заслуживал. Хотели назначить его начальником штаба дивизиона. А комбат неизменно отказывался. Дескать, штабная работа не для меня, не хочу и не умею возиться с документами. И хотя в этом он, конечно же, был не прав, так и не сумели переубедить его. Никак не хотел он расставаться с командной должностью.

Правда, дня за три-четыре до начала вражеского наступления на Курской дуге мы все же послали представление, в котором просили назначить Васильева командиром дивизиона. Причем, по предварительным данным, командир дивизии согласился с нашим предложением. И вот теперь

Бой тем временем продолжался.

В эти часы я снова невольно восхищался спокойствием, самообладанием гвардии полковника А. И. Баксова. Он всегда отличался выдержкой. Те, кто впервые знакомился с ним, могли посчитать его человеком сухим, черствым. И действительно, редко кто мог увидеть на лице Алексея Ивановича улыбку. Но суровость эта была чисто внешней. В душе наш командир дивизии был очень отзывчивым, мягким. Однако в минуты испытаний он становился словно каменным. Реально оценив обстановку, он связался с командованием и попросил разрешения отвести соединение на вторую оборонительную полосу.

Первый удар гитлеровцев в сторону Покровки был отбит. Затем снова артподготовка и бомбежка с воздуха, снова танковые атаки. Теперь наши части отражали натиск врага вместе с танкистами генерала М. Е. Катукова, развернувшимися на рубеже Шепелевка, Луханино. Пехотинцы, артиллеристы, танкисты дрались геройски и отбили восемь вражеских атак. Тогда противник ударил на северо-восток в направлении Ольховки. Здесь фашисты были встречены залпами гвардейских минометов и не добились успеха. Одновременно гитлеровское командование бросило свои танки и пехоту в стык 67-й и 52-й гвардейским дивизиям.

Получив разрешение, мы вновь отошли. Но отходили, упорно цепляясь за каждый клочок земли, нанося противнику огромные потери. Но пусть это не покажется странным, даже этот некоторый отход не воспринимался нами так болезненно, как раньше. Разумеется, было бы куда лучше, если бы мы смогли удержать занимаемые с самого начала позиции. Однако натиск противника части дивизии сдерживали. Причем сдерживали собственными силами. Резервы, которые, как мы догадывались, имеются у командования, пока что в бой не вводились.

С наступлением темноты 67-я гвардейская стрелковая дивизия, заметно уплотнив свои боевые порядки, заняла оборону на второй полосе. Тут мы еще раз имели возможность воочию убедиться в дальновидности командования, которое в свое время позаботилось о создании достаточной глубины нашей обороны, об инженерном оборудовании позиций. Подразделения организованно занимали заранее подготовленные окопы полного профиля, артиллерия развертывалась на предварительно оборудованных огневых позициях. Многие батареи, занимая новое место, находили в ровиках уже завезенные боеприпасы.

Разумеется, кое-что пришлось доделывать, как говорится, доводить до кондиции, но это уже расценивалось совершенно иначе, воспринималось, как неизбежная перестановка мебели в новой квартире. Думается, что только боец, который двое суток не выходил из трудных боев, способен в полной мере оценить все это. Ведь ему не надо немедленно браться за лопату, кирку, пилу и все начинать с самого начала, с нулевой отметки.

Штаб нашего 138-го гвардейского артиллерийского полка тоже разместился в заранее построенных землянках и блиндажах, расположенных в балке южнее Верхопенья. Один из блиндажей имел площадь около 20 квадратных метров. Стены плотно уложены кругляком. Над головойтри наката бревен и солидная земляная засыпка. Есть дощатые нары, на которых одновременно могут отдыхать два-три человека, столы для телефонов и работы с картами. Словом, все, что требовалось для текущих дел, было готово. Второй блиндаж, отведенный под штаб, выглядел примерно так же, разве что площадь его была чуть меньше.

И сразу же во все стороны побежали связисты с тяжелыми катушками телефонного провода. Тут же загорелись мерцающим светом контрольные глазки развернутых радиостанций. Это и понятно: связьпрежде всего. Одно за другим поступали из дивизионов донесения о наличии личного состава, техники, сведения о расходе боеприпасов, заявки на горючее и продовольствие. Часть этих данных тут же передавалась тыловикам, частьнемедленно обрабатывалась офицерами штаба, включалась в документы, которые будут переданы в дивизию.

Но самая главная наша заботауточнение обстановки, обновление данных о противнике. Они поступают от артиллерийских разведчиков из дивизионов, из стрелковых подразделений, с которыми мы взаимодействуем. Кое-что сообщают сверху. Так или иначе, а на наших картах появляется все больше и больше отметок, красноречиво говорящих о том, что может нас ожидать завтра. И чем больше их появляется, тем чаще вспоминаешь добрым словом наших разведчиков, возглавляемых гвардии старшим лейтенантом К. М. Воробьевым. Они, судя по всему, времени зря не теряют.

Словом, работы хватало всем. А у меня из головы никак не выходила вторая батарея, о которой мы так и не имели никаких сведений. Неужели действительно погибли все до одного?

 Что будем делать?  спросил у меня гвардии подполковник М. И. Кирдянов.  Можно попытаться послать в тот район, где дралась батарея Васильева, специальную группу. Пусть выяснят обстановку. Но, боюсь, затея эта опасна и бессмысленна. Там сейчас, в этом можно почти не сомневаться, находятся гитлеровцы.

Где-то около полуночи в штабную землянку привели двух красноармейцев. Окровавленные повязки, черные от копоти лица, изорванные в клочья гимнастерки и брюки, какой-то предмет, отдаленно напоминающий чемодан, в руках.

 Кто такие?  строго обратился к ним гвардии подполковник Кирдянов.  Откуда взялись такие красивые?

 Мы из второй,  глухо ответил один из бойцов и, пошатнувшись, ухватился рукой за косяк двери.

Все, кто в этот момент находились в землянке, разом повернулись к ним. Наступила мертвая тишина. Слышно было только, как в наушниках, брошенных кем-то на стол, продолжает тонко попискивать морзянка. В следующее мгновение один пододвинул солдатам скамейку, второй протянул флягу с водой

 Медиков сюда! Пулей!  распорядился Матвей Иванович Кирдянов.  И быстренько сообразить чего-нибудь горячего

А я никак не мог оторвать взгляда от того чемодана, который остался стоять у двери. Я сразу узнал: не чемодан это, а футляр от баяна Васильева, с которым тот никогда не расставался И горькое предчувствие охватило душу, вытесняя еще теплившуюся надежду.

Лишь минут через двадцать один из солдат начал рассказывать. Второй же молча сидел на скамейке, и по лицу его блуждала какая-то беспомощная, жалкая улыбка.

 Здорово контужен он, почти ничего не слышит,  пояснил его товарищ.  Значит, товарищ гвардии подполковник, так у нас все произошло

Еще до рассвета гвардии капитан Васильев обошел все орудийные окопы, чтобы побеседовать с артиллеристами. «Здесь стоим и стоять будем, гвардейцы!»повторял он.

Потом пошли танки, много танков. Командир батареи приказал огня не открывать. Он говорил: когда поднимутся вражеские бронированные машины на гребень высотки, лежащей впереди, тогда и будем бить наверняка.

Стоим, ждем, а до танков остается 600 метров 500 Судя по всему, гитлеровцы не замечали хорошо замаскированной нашей батареи. А мы уже хорошо слышали рев двигателей, лязг гусениц.

 Батарея!  скомандовал капитан Васильев.  Прицел Наводить под основание башни Огонь!

Разом ударили наши пушки. И почти сразу же три головных танка резко развернулись и застыли на месте. Идущие следом за ними открыли ответный огонь. На позиции начали густо рваться снаряды. Однако мы не снижали темп стрельбы. Все больше и больше дымных костров появлялось перед нашими огневыми позициями. Но и батарея несла потери. Прямым попаданием было разбито одно орудие. Весь его расчет погиб.

Положение тяжелое, а наш комбат оставался спокойным. Я видел, как он перебегал от пушки к пушке, подбадривал людей, требовал: здесь, только здесь надо стоять!

Тихо скрипнула дверь землянки. В нее вошли командир дивизии гвардии полковник А. И. Баксов, начальник политотдела дивизии гвардии полковник М. М. Бронников и командующий артиллерией дивизии гвардии полковник А. В. Николин. Кирдянов было шагнул навстречу, чтобы, как полагается, доложить, но Алексей Иванович жестом остановил его, сразу же поняв, видимо, о чем идет разговор.

 Потом ранило гвардии капитана,  продолжал солдат свой рассказ,  но он продолжал командовать. Потом меня ранило. Когда очнулся, вижу, гвардии капитан сам к панораме пригнулся, орудие наводит. А танки уже совсем рядом. С фланга зашли. Видим, что пушки, те, что целы остались, не успеем развернуть. Взялись за гранаты

Чуть слышно звучал голос солдата, но мне казалось, что своими глазами вижу, что происходит на батарее. Вот бронированная машина смяла одну пушку. Вот разворачивается, для того чтобы расправиться с другой, но не успевает: змеей сползает на землю перебитая взрывом гранаты гусеница. Падают и вновь поднимаются бойцы, и снова падают, чтобы теперь уже никогда не подняться

 А потом что былоне помню. Когда пришел в себя, немцев на батарее не было. И батареи тоже. Тишина такая, что жуть берет. Нашел вот его, перевязал. Вольте живых не обнаружилось. Потом ползли до наших окопов балками и оврагами. Да вот баян гвардии капитана с собой прихватили. Сколько раз наказывал нам, чтобы берегли инструмент.

 Может, все-таки еще кто живой остался?  спросил кто-то.  Может, людей туда сейчас послать?

 Никого там нет. Разве останешься, когда всю позицию гусеницами перепахали,  хмуро ответил солдат и заплакал.

Его все сильней и сильней била не прекращающаяся нервная дрожь. А второй все так же молча сидел рядом и непонимающе улыбался.

Гвардии полковник Баксов подошел к ним, крепко обнял и расцеловал каждого.

 Спасибо вам, сынки! За все спасибо! Никогда не забудет народ вашей великой стойкости. А теперьоба в медсанбат. Вам же,  повернулся он к Кирдянову,  представить к наградам весь личный состав второй батареи. Всех,  добавил он тихо,  и живых, и мертвых. А баян командира батареи непременно сохранить. После войны в музей его отдадим.

 Записка здесь какая-то,  поднял голову гвардии капитан Иевлев-Старк, раскрывший было футляр.  Смотрите, это же Васильева почерк. Точно, и подпись его.

 Читайте вслух,  распорядился Баксов.

Кирилл Леонидович прочитал несколько строк, написанных, как видно, буквально в последние минуты последнего боя:

 «Я хорошо знаю, что на жизнь почти не остается шансов. Жаль, конечно, но страха нет. Клянусь, что буду биться с врагом до последней капли крови и не сделаю ни шагу назад. Васильев».

Потрясенные до глубины души этими идущими от самого сердца словами, мы некоторое время молчали. Первым нарушил тишину начальник политотдела Михаил Максимович Бронников.

 И записку эту надо в музей. Впрочем, нет, на граните следует высечь эти фразы. Пусть знают люди, как умеют коммунисты драться и умирать. Сделайте так, чтобы все в полку завтра же знали о подвиге гвардии капитана Васильева и его батареи. Кстати, я тут наши армейские газеты привез. Самые свежие. В них тоже материал для политработы найдется. Отправьте,  сказал он, обращаясь к замполиту полка,  в подразделения.

Каждая минута была у меня на счету. И тем не менее я все же успел наскоро познакомиться с основными материалами газеты «Боевой натиск». Упоминались в некоторых заметках и бойцы нашей 67-й гвардейской стрелковой дивизии. Рассказывалось, например, о комсомольце гвардии сержанте В. С. Рублевском. Его старший брат пал смертью храбрых при защите Брестской крепости еще в сорок первом. Владимир занял его место в боевом строю. Он участвовал в боях под Сталинградом. На Курской дуге уже возглавлял пулеметное отделение. У села Черкасское в течение одного только дня он принял участие в отражении десяти вражеских атак.

У этого же села отличился пулеметчик гвардии сержант Б. В. Махотин, которому приказали прикрыть отход подразделений на более выгодный рубеж. Замаскировавшись на высотке, гвардии сержант внимательно наблюдал за местностью. И вот показались фашисты. Они, видимо, полагали, что на высоте никого нет, и шли в полный рост. Сколько их? Пожалуй, не меньше роты. Но это не смутило гвардейца-пулеметчика. Подпустив гитлеровцев метров на 200, он ударил по ним свинцом. Переходя с одной позиции на другую, Махотин снайперски бил врага. Почти вся вражеская рота полегла на подступах к высотке. Противник пустил в ход минометы, затем артиллерию. Но к тому времени пулеметчик, с честью выполнив боевую задачу, успел благополучно отойти к своим.

Была в газете коротенькая заметка и о нашем снайперском орудийном расчете, которым командовал гвардии старший сержант Каурбек Тембулатович Тогузов. Он оставался верен себе. В течение двух первых дней боев с гитлеровцами на Курской дуге орудие подбило два «тигра» и пять «фердинандов» и «пантер». Несколько забегая вперед, скажу, что за мужество и героизм, проявленные в боях с немецко-фашистскими захватчиками, в сентябре 1943 года К. Т. Тогузов первым в нашем полку был удостоен высокого звания Героя Советского Союза.

* * *

Третий день оборонительных боев ознаменовался широким применением с нашей стороны штурмовиков. С ревом проносились они над самой землей. И вскоре там, где шли фашистские танки, разливалось море огня. Думается, что совсем не случайно оккупанты называли советские «илы» черной смертью.

Зрелище это было настолько необычным, что несколько офицеров полка, находившихся на наблюдательном пункте, вышли из укрытий, для того чтобы непосредственно посмотреть, как «работают» наши штурмовики. Выглянули и мы с командиром и командующим артиллерией дивизии.

 Вот здорово! Вот сила!  восхищался гвардии полковник Николин.  Кажется, разворачиваются Да, развернулись, возвращаются. Молодцы ребята!

Он так громко, так темпераментно кричал, что можно было подумать, будто Аркадий Васильевич и впрямь рассчитывает, что его услышат летчики.

Как раз в этот момент чуть в стороне, на значительно большей высоте, появилась группа фашистских истребителей. Заметят или не заметят они наши самолеты, возвращающиеся на аэродром после штурмовки? Увы, заметили и тут же устремились в атаку. «Илы», тесно сомкнув строй, тоже открыли огонь. Все это происходило прямо у нас над головой. Мы настолько увлеклись картиной близкого воздушного боя, что даже удивились, когда вокруг вдруг заплясали частые фонтанчики земли, взбиваемые пулями.

 В укрытие!  приказал Кирдянов.

Те, кто был поближе к землянке, мгновенно нырнули туда. Остальные кинулись к окопам и щелям, вырытым в склоне холма, на котором располагался наш наблюдательный пункт, бросились на землю.

Назад Дальше