В пользу дальнейшего удержания выступа говорили и другие доводы оперативно-тактического плана. Действительно, если наши войска оставались под угрозой окружения, то и фашисты не могли быть спокойны за свои фланги. Стоит подбросить в «бутылку» подкрепления, создать там достаточно крепкий ударный кулак и
Но, с другой стороны, существовала ли реальная возможность для переброски резервов по сравнительно узкому горлу? Ведь, как я уже упоминал, переброска боеприпасов, продовольствия была сопряжена с огромными трудностями. Случалось, даже раненые по нескольку дней ожидали эвакуации. А тут речь идет о переброске в «бутылку» новых частей. Словом, надо было решать уравнение со многими неизвестными. Впрочем, чему удивляться? Так обычно и бывает на войне.
Как, вероятно, догадывается читатель, вопрос о дальнейшей судьбе «бутылки» решался не в штабе нашего полка, не в штабе дивизии и даже, наверное, не в штабе армии. И окончательное решение было таково: удерживать ранее захваченный район, продолжать попытки расширить коридор, потеснить, насколько возможно, гитлеровцев. Нашей дивизии предстояло принять активное участие в этих боях.
Снова трудный марш. Особенно тяжело пришлось как раз в том коридоре, за расширение которого нам предстояло драться. Нам выпала доля действовать внутри «бутылки». Были все основания опасаться, что гитлеровцы сделают все от них зависящее, для того чтобы накрыть нас огнем в горловине. Тем не менее вопреки ожиданиям все обошлось более или менее благополучно. В то время когда наш полк проходил самый опасный отрезок пути, другие артиллерийские части ударили по огневым позициям гитлеровцев. Благодаря такому прикрытию мы понесли минимальные потери: была слегка повреждена одна пушка. Немного досталось двум автомашинам. Несколько человек получили ранения.
Наступать нашей дивизии предстояло в направлении деревни Ловец. Главный удар должен был нанести 196-й гвардейский стрелковый полк. Для его поддержки создавалась полковая артиллерийская группа в составе нашего полка без второго дивизиона. Кроме того, в ПАГ входил дивизион 105-миллиметровых трофейных гаубиц. В первом же эшелоне дивизии находился и 199-й гвардейский стрелковый полк со своей полковой артиллерийской группой. В нее вошел наш второй дивизион, которым командовал гвардии капитан П. А. Ивакин, отдельный минометный дивизион и истребительный противотанковый артиллерийский полк (ИПТАП).
Не стану повторяться и рассказывать о рекогносцировках, подготовительной работе, проводившейся в штабе. Скажу только, что не раз попадали под минометный и пулеметный обстрел. Однажды чуть было не угодили в такое болото, из которого вряд ли сумели бы выбраться. Но все это, как говорится, частности, будни войны.
Перед началом боя наскоро оборудовали наблюдательный пункт. Собственно, решили использовать для него ранее построенный немцами блиндаж. Сделали еще один накат из бревен, укрепили стены жердями, подвели связь. Почему поступили именно таким образом? Уж больно понравилась нам эта плоская высотка. И обзор прекрасный, и сырости поменьше. Правда, теперь вода уже не так досаждала: Мороз Красный нос хорошо знал свое дело.
Буквально за полчаса до начала артиллерийской подготовки к нам заглянул заместитель командира 67-й гвардейской дивизии гвардии полковник А. А. Гнедин. Заглянул и остался.
Уж больно хорошее место выбрал ты для наблюдательного пункта, Ковтунов, пробасил он, оглядевшись. Все как на ладони. Нет, я отсюда не уйду, пока Ловец не возьмем.
Далее все события развивались по знакомой схеме. Ударили орудия, в назначенное время поднялась пехота. Благодаря согласованным действиям довольно быстро выбили гитлеровцев с занимаемых ими здесь позиций. 196-й гвардейский стрелковый полк уже в глубине вражеской обороны успешно отразил контратаку и вместе с соседом слева овладел деревней Ловец.
Гвардии полковник Гнедин довольно потирал руки:
Хорошо! Отлично!! Сейчас, как и предусматривалось, будем второй эшелон вводить в бой. Имей в виду, Ковтунов, танковый батальон пойдет через твою высотку. Иного пути у танкистов нет. Предупреди всех, кто тут есть, чтобы не очень высовывались и бегали. Можно и под гусеницы попасть.
И не ведал он, что беда подкрадывается к нам совсем с другой стороны.
Вскоре действительно показались наши танки. Как только они появились на склоне высотки, где разместился наш полковой наблюдательный пункт, гитлеровская тяжелая артиллерия открыла по ним огонь. Почти одновременно в воздухе загудели «юнкерсы». В том, что они сейчас начнут бомбежку, сомневаться не приходилось.
В блиндаже, о котором я уже упоминал, нас было человек десять, если не больше. И, честно говоря, чувствовали мы себя не очень-то уютно. От вражеских снарядов и бомб тяжело вздыхала земля. Ходуном ходили бревна над головой. А огромные черные фонтаны все поднимались и поднимались вокруг.
Давненько в такую переделку не попадал. Не думал я, Ковтунов, что ты такой сюрприз мне приготовил, мрачно шутил гвардии полковник Гнедин.
Так это же не я, это фрицы стараются, ответил было я, понимая, что допустил ошибку, разместив НП в немецком блиндаже, расположенном на пристрелянной врагом высотке. Хотел добавить еще что-то, но не успел. Все поплыло, завертелось
Не знаю, сколько времени я находился без сознания. Очнулся уже в медсанбате от дикой боли в голове. А быть может, от голоса, который, как мне показалось, доносится откуда-то издалека, словно через толстый слой ваты. С трудом, но все же разобрал:
Прямое попадание в блиндаж. Не то тяжелый снаряд, не то бомба. Восьмерых наповал, а четверых вот привезли сюда
До сих пор не знаю, как уцелел в этом проклятом блиндаже. А еще больше удивляюсь тому, что все-таки удалось уговорить медиков оставить меня в медсанбате, не отправлять для лечения в тыл. Этого, признаюсь, боялся больше всего. Ведь тогда почти не оставалось шансов на возвращение после выписки в свой полк. В тыловых госпиталях все разговоры кончались одинаково: в резерв. А оттуда куда угодно направить могут. Не то что в свою часть, на свой фронт можешь не попасть.
В общем, остался я в медсанбате. И радость по этому поводу, думается, была для меня главным лекарством. Раны на голове, шее, руке быстро заживали. Вскоре прошли слабость и головокружение. Мне разрешили читать. Центральные и фронтовую газеты прочитывал от первой до последней строки, пытался угадать, что скрывается за «Н-ским направлением», «населенным пунктом М.» я так далее. А во фронтовой газете иной раз и знакомые фамилии находил, что радовало вдвойне.
Но, разумеется, самые свежие новости получал из другого источника. Не было дня, чтобы кто-нибудь из полка не заглянул ко мне. То Кирилл Леонидович Иевлев-Старк на полчаса вырвется, то кто-то из тыловиков заскочит по пути на склад или при возвращении оттуда. А чаще всего навещал меня Николай Иванович Михалев. Помню, именно в этот период мы перешли с ним на дружеское «ты».
Ну, рассказывай, замполит, как там у нас в полку дела идут
Не волнуйся, Георгий Никитович, все в полном порядке. Понемногу продвигаемся вперед. Медленнее, чем хотелось бы, но идем. А быстрее болота и леса проклятые не пускают. Был сегодня с утра в пятой батарее. Привет и самые наилучшие пожелания тебе передают.
И что характернопрежде всего Николай Иванович рассказывал мне о людях, об их, так сказать, частных делах. А уж из этого сама по себе складывалась общая картина. Снова и снова убеждался я в том, что не существует для гвардии майора Михалева событий в отрыве от людей, как и не существует людей в отрыве от событий, их повседневной деятельности.
А события разворачивались таким образом.
С 13 по 31 декабря войска правого крыла 1-го Прибалтийского фронта провели наступательную операцию в целях разгрома городокской группировки гитлеровцев и ликвидации угрозы окружения советских войск западнее и юго-западнее Невеля. 24 декабря 1943 года войска фронта овладели Городком, перерезали железную дорогу ВитебскПолоцк. Противник оказался в невыгодном положении и стал постепенно отводить свои войска перед левым флангом нашей армии, продолжая упорно обороняться на остальных участках.
Для войск 6-й гвардейской армии создавалась благоприятная возможность для наступления в районах северней и северо-западней Невеля.
По замыслу командования в ходе армейской наступательной операции соединениям предстояло во взаимодействии с войсками 3-й ударной и 22-й армий северо-восточнее Невеля разгромить его группировку, оборонявшуюся в дуге Новосокольники, Невель, с тем чтобы в дальнейшем развивать наступление северо-западнее Идрица, Опочка. Осуществление этого замысла поручалось, в частности, и нашему 97-му гвардейскому стрелковому корпусу, которым в то время командовал гвардии генерал-майор М. М. Бусаров.
Оборона противника в полосе предстоящего наступления проходила среди холмов и болот, десятков озер. Самые крупные из нихозера Малый Иван, Большой Иван и Каратайпредставляли собой довольно серьезные естественные препятствия шириной 100200 метров, а местами и больше. Было решено ночью перейти озера по льду и внезапной атакой овладеть плацдармами на их северном берегу. Это возлагалось на части 51-й и 52-й гвардейских стрелковых дивизий. Судя по всему, гитлеровцы не ожидали здесь удара. Одновременно части нашей 67-й гвардейской стрелковой и 71-й гвардейской стрелковой дивизий должны были прорвать вражескую оборону к востоку от озера Малый Иван и продвигаться в северном направлении.
Николай Иванович Михалев приезжал теперь ко мне куда реже, чем раньше. Я не обижался на него, понимал, что подготовка к наступлению требует полной отдачи сил. Но в те минуты, которые ему удавалось выкроить для посещения медсанбата, разговор у нас шел только об одном: что делается в дивизионах, в штабе полка. И буквально каждая мелочь интересовала и волновала меня. Очень хотелось быть там, в гуще событий, работать вместе со всеми, но разве переспоришь медиков? А они категорически возражали против досрочной выписки.
Судя по тому, что рассказывал мне Николай Иванович, ставка делалась на выполнение поставленной задачи с минимальными потерями. От каждого полка первого эшелона были выделены специальные группы во главе с офицерами для постоянного наблюдения за передним краем противника. В расположение гитлеровцев направлялись разведчики. Все это позволило заблаговременно выявить большинство огневых точек, наличие и конфигурацию минных полей. Выяснилось, в частности, что крутые берега озер покрыты толстой ледяной коркой. Вражеские солдаты специально поливали их водой, для того чтобы создать еще одно труднопреодолимое препятствие.
Используя данные, полученные от разведчиков и наблюдателей, подразделения тщательно готовились к предстоящим боям. В тылу, на замерзшей реке, проводились тренировки. Для преодоления трещин и пробоин во льду, которые неминуемо появятся от снарядов и мин, плелись специальные маты из прутьев. Сооружались волокуши для пулеметов, минометов и орудий, лестницы для преодоления обледенелого берега.
В канун нового, 1944 года ко мне приехала целая делегация из полка. И конечно же, во главе с Михалевым. Притащили мне множество вкусных вещей, в том числе и бутылочку армянского коньяка.
Новогодние подарки из тыла получили, пояснил Николай Иванович. Это твоя доля. Принимай малыми дозами в лечебных целях.
Конечно же, я не отпустил друзей просто так. Несмотря на их возражения, драгоценный напиток был тут же разлит по кружкам и всяким медицинским посудин нам, которые оказались под руками. А тост был обычный, фронтовой: за победу в новом году, окончательную победу над гитлеровцами!
Уже прощаясь, Михалев тихо сказал мне:
Ты, Георгий Никитович, не обижайся, если в ближайшие дни не сумеем навестить. И, перехватив мой вопросительный взгляд, добавил: Да, именно то, о чем ты думаешь.
А в ночь на 1 января в наступление перешли соединения 96-го и 98-го стрелковых корпусов. Наш корпус пошел вперед 2 января в 17 часов после тридцатиминутной артподготовки.
О том, что началось наступление, можно было догадаться и по другим признакам. После относительного затишья вновь резко возросло число раненых, поступающих в медсанбат. От них в основном мы и узнавали, как развивается наступление.
Ночью шли, рассказывал молоденький красноармеец Голиков из 51-й гвардейской стрелковой дивизии, у которого была перевязана рука. Ох и трудно же было на льду! Как подумаешь, что под тобой вода, сердце заходится. Хорошо еще, что полыньи заметны. Пар из них валит. А тут еще фашист осветительные ракеты бросает. На мгновение он замолчал, морщась от боли, чуть поправил повязку, потом заговорил снова: До середины озера благополучно, тайком, дошли. Там и обнаружили нас. Ударили пулеметами, минометами. А мыдальше. Какой резон возвращаться? Все одно под огнем. Ну, тут и наша артиллерия вступилась. И пошло, пошло
А я в штурмовом отряде был, вступил в разговор сержант Петрушин из той же дивизии. Никогда эту ледяную стенку не забуду. Кирками, топорами врубались в нее. Поднимешься шагов на десять, а потом потеряешь свою зацепку, и вдвое больше обратно на пузе едешь. Зато, когда все-таки выбрались на гребень, дело пошло. Рукопашной фрицы ох как не уважают! Уж тут мы дали им прикурить!
Судя по всему, наступление развивалось успешно. И это, разумеется, радовало. И в то же время было очень обидно, что в эти напряженные дни нахожусь не в полку, не со своими артиллеристами. Поэтому каждая беседа с врачами, лечившими меня, протекала по одному и тому же плану:
Как чувствуете себя?
Отлично! Когда отпустите?
И вот наконец 15 января я возвратился в полк. Дивизия продолжала наступление. Теперь она находилась примерно километров 2025 западнее Невеля. Уже совсем недалеко от нас лежала белорусская земля. Однако каждый шаг давался с большим трудом. То чуть продвинемся вперед, то в течение нескольких дней топчемся на месте.
Помню, поставили нашему соединению такую задачу: овладеть районом хутора Блины. Это необычное название порождало немало шуток. «На Блины идем!»слышалось то здесь, то там. Но, откровенно говоря, вскоре всем стало не до острот. Дивизия плотно «застряла» перед пустяковой, казалось бы, грядой высот. Лишь через два дня, да и то с помощью танковой бригады, удалось овладеть ими. А дальше и танки не смогли пройти. От Блинов нас отделяла болотистая, местами так и не замерзшая речушка.
Драться приходилось буквально за каждую сотню метров. Наконец стрелковые подразделения сумели охватить эти проклятые Блины полукольцом. Только после этого, опасаясь полного окружения, гитлеровцы отошли. Весь «поход на Блины» занял более десяти дней. По одному этому примеру, думается, можно судить о темпах нашего продвижения, о тех трудностях, которые приходилось преодолевать.
В начале февраля 6-ю гвардейскую армию передали 1-му Прибалтийскому фронту. Первое время мы не почувствовали никаких существенных перемен. Но потом начали понимать, что назревают какие-то крупные события. Несмотря на вновь раскисшие по весне дороги, нам привозили и привозили боеприпасы. Бои теперь велись не столько за освобождение оккупированной врагом территории, сколько за овладение тактически выгодными рубежами, господствующими высотами. А по этим признакам фронтовики о многом могли судить.
Мы тоже освобождали деревни и села. Но правильней было бы сказать, думаю, что освобождали мы те места, где когда-то стояли они. Горькие пепелища встречали нас. Особенно запомнилась мне и моим однополчанам деревня Эрастовка. Гитлеровские изверги не только сожгли ее, но и расстреляли всех жителей от мала до велика: и грудных детей, и стариков, не говоря уже о женщинах. Основание? Подозрение, что в деревню наведывались партизаныза продуктами, одеждой. И одних только подозрений оказалось достаточно, чтобы учинить зверскую расправу.
Гвардии майор Н. И. Михалев провел в Эрастовке короткий митинг. Всего по нескольку фраз произносил каждый из выступавших. Да и не нужно было длинных, жарких речей. Бойцы своими глазами видели, что произошло здесь. Поэтому смысл всех выступлений сводился к одному: надо еще сильней бить врага, быстрей освобождать советскую землю, беспощадно мстить гитлеровцам за их злодеяния, за муки народные. И каждый, кто поднимался на снарядные ящики, из которых была сооружена трибуна, говорил только об этом.
В марте мы вели бои уже в Белоруссии. Артиллеристы полка поддерживали огнем действия стрелковых подразделений, которые временами оборонялись, временами несколько продвигались вперед. Каких-то существенных изменений в общую обстановку это вроде бы и не вносило, но каждая такая схватка с гитлеровцами, смею вас заверить, требовала полной отдачи сил.