В те памятные дни я неоднократно выезжал в подразделения полка для решения текущих вопросов. И до сих пор помню, какое огромное воздействие оказал приказ Наркома на красноармейцев, сержантов, командиров. Что-то новое появилось в их взглядахтвердость, какая-то уверенность. О будущем говорили мало, но и без слов было понятно, что они занимают тот священный рубеж, на котором останутся живыми или мертвыми, с которого есть только один путьвперед.
Готовность стоять до конца проявилась уже в ходе августовских боев за плацдармы на правом берегу Дона. Гитлеровцы предпринимали отчаянные попытки ликвидировать их. Город Серафимович, отдельные его кварталы и улицы стали ареной ожесточенных схваток. Но врагу так и не удавалось добиться решающего успеха. Вроде бы зацепились фашисты за тот или иной дом, немного потеснили наших. Однако тут же или в ближайшую ночь следует контратака, и положение восстанавливается.
Вообще говоря, гитлеровцы действовали довольно шаблонно. Вначале над позициями наших войск появлялись вражеские бомбардировщики. После удара с воздуха следовала артиллерийская подготовка. Дыбом вставала земля. Казалось, ничто не может уцелеть в этом вихре пламени и металла. Однако, когда начинали наступать танковые, пехотные и кавалерийские части итальянского корпуса, который действовал на этом участке, воины 304-й дивизии встречали оккупантов как подобает.
Так продолжалось изо дня в день. Тем временем командир дивизии полковник С. П. Меркулов собирал в единый кулак все силы, которые можно было использовать для более решительных действий с нашей стороны. Перед артиллеристами им была поставлена такая задача: подготовить огневой налет и артиллерийскую поддержку стрелковых подразделений во время контратаки. Сделать это было непросто, так как ежедневно обстановка в чем-то менялась. Противник перемещал с места на место огневые точки, менял минометные позиции.
Вот тут-то в полную меру пришлось поработать и штабу полка, особенно капитану П. И. Шандыбе. К нему стекались донесения из дивизионов, сведения из стрелковых подразделений. Анализируя их, он переносил обстановку на карту. Затем вновь и вновь перепроверял те данные, которые вызывали хоть какие-то сомнения.
Хочу уловить какую-то закономерность в действиях гитлеровцев, говорил он мне. Не может же у них быть бесчисленное количество запасных позиций!
И, кажется, ему удалось сделать это. Быть может, не в полной мере, но, во всяком случае, с определенной степенью точности мы могли судить, когда и куда перебрасывает противник огневые средства. Это помогло заблаговременно подготовить данные для стрельбы, причем несколько вариантов.
Едва прозвучал условный сигнал, все батареи полка одновременно открыли шквальный огонь по назначенным целям. А вскоре в контратаку поднялась и пехота. С наблюдательного пункта, где я находился, в стереотрубу было хорошо видно, как от одного рубежа к другому продвигаются стрелковые подразделения.
В такой обстановке особое значение приобретала четкая, бесперебойно действующая связь. Опоздает всего лишь на минуту соответствующая команда, и бойцов могут накрыть разрывы наших же снарядов. Это хорошо понимал капитан Кирилл Леонидович Иевлев-Старк. Его связисты то и дело уходили на линию, для того чтобы устранить очередной обрыв. И, к сожалению, не все возвращались обратно. Именно в этом бою, помню, погиб рядовой Василий Балабин. Как выяснилось, он, будучи уже раненным, дополз все-таки до места повреждения провода, сумел соединить его концы. Когда товарищи нашли героя-связиста, он был мертв.
Упорно контратаковали врага наши стрелковые подразделения. Наконец гитлеровцы дрогнули и отошли. Теперь важно было не дать им закрепиться на каком-то промежуточном рубеже. И эта цель была достигнута. 304-я стрелковая дивизия сумела продвинуться на 1012 километров. Таких же успехов добились и соседи. Были захвачены пленные, исправное артиллерийское и стрелковое вооружение, автомашины, лошади. Радости нашей не было предела. Значит, не только обороняться, но и наступать умеем!
Таким образом, плацдарм на правом берегу Дона заметно расширился. Встревоженное успехом советских войск, фашистское командование срочно подтянуло в район Серафимовича и с ходу бросило в бой еще одну свежую дивизию. Усилила удары по нашим войскам авиация. Обе стороны несли серьезные потери. В один из тех дней и погиб мой помощник начальник разведки капитан Артем Прокофьевич Рудаков. Его заменил начальник штаба третьего дивизиона капитан Евгений Михайлович Ряхин. Он хорошо знал свое дело, пользовался большим авторитетом в полку. И лучшего ПНШ-2 в то время, пожалуй, и подобрать было нельзя.
К 10 августа обстановка значительно осложнилась. Гитлеровцы подбрасывали новые и новые силы. Любой ценой враг стремился восстановить положение. Теперь дивизионы нашего артиллерийского полка главным образом оказывали стрелковым подразделениям помощь в отражении яростных атак противника. К счастью, подоспела полнокровная 96-я стрелковая дивизия. Переправившись ночью на плацдарм, ее части двинулись вперед. Город Серафимович окончательно перешел в наши руки.
Так приказ Народного комиссара обороны 227, который в ту пору все мы называли «Ни шагу назад!», начинал воплощаться в жизнь.
Бои местного значения
Итак, плацдарм у города Серафимовича остался в наших руках. А вскоре после того, как положение тут более или менее стабилизировалось, мы получили приказ передать свою полосу обороны 96-й стрелковой дивизии, о подходе которой я уже упоминал. Наше же соединение форсированным маршем двинулось вверх по течению Дона. Выяснилось, что дивизию перебрасывают на правый фланг 21-й армии, на участок между устьями рек Хопер и Медведица.
Части 304-й стрелковой дивизии заняли позиции на восточном берегу. Но и тут судьба подбросила нам своеобразный подарочекеще один плацдарм. Он был совсем крохотный: километра полтора-два по фронту и столько же, если не меньше, в глубину. На этом клочке земли расположился стрелковый батальон и пушечная батарея полка.
Не очень-то обрадовались мы этому новому плацдарму. Наличие его усложняло организацию обороны. Но, быть может, не только об обороне думало сегодня вышестоящее командование?
Как бы то ни было, но мы успешно выполняли поставленную задачу. Наш задонский, как называли его в дивизии, плацдарм не давал фашистам покоя. Не раз пытались они смять батальон, разгромить его, сбросить в реку, но все атаки врага были отбиты.
Мне, как начальнику штаба артиллерийского полка, неоднократно приходилось бывать на задонском плацдармето в составе рекогносцировочной группы, то с целью контроля за состоянием обороны и оказания помощи по тем или иным вопросам конкретно на месте.
Переправлялись на противоположный берег обычно с наступлением темноты. И вернуться обратно стремились до рассвета. В эти же часы на плацдарм доставляли пополнение, боеприпасы, продовольствие, а оттуда эвакуировали раненых. За ночь лодки, плоскодонки, челны, плотики успевали сделать по нескольку рейсов. А потом, словно по волшебству, исчезали в камышах. С восходом солнца вражеские самолеты начинали охотиться не только за каждой лодкой, но даже за отдельными бойцами, появлявшимися у реки. Поэтому все замирало, все уходили в укрытия.
Немало хлопот доставляла нам и артиллерия противника. Вражеские наблюдатели хорошо просматривали Дон с холмов. Как только на глади воды появлялся какой-либо предмет, орудия и минометы тут же открывали огонь. Мы, естественно, отвечали со своего берега. Завязывалась дуэль, которая порой продолжалась по нескольку часов. Словом, и нам несладко приходилось, но и мы не давали гитлеровцам головы поднять.
Иногда обстоятельства требовали более длительного пребывания командиров из штаба на плацдарме. Это и понятно. Далеко не все вопросы можно решить в течение одной ночи. Поэтому мы зачастую оставались на батарее, чтобы вернуться «домой» через сутки, случалось, что задерживались и на два-три дня.
В один из дней я оказался на задонском плацдарме вот по какому поводу. Накануне мы разработали в штабе новую схему перемещения орудий находящейся на плацдарме батареи. Дело было в том, что противник постепенно засекал и все более точно пристреливался к нашим основным и запасным позициям. Приходилось фактически после каждого боя перемещать пушки с места на место. Но все это надо было делать таким образом, чтобы не нарушалась общая система огня, чтобы непрерывно обеспечивалась поддержка обороняющегося на плацдарме стрелкового батальона.
Вечером я доложил подполковнику В. А. Холину о завершении расчетов и готовности схемы огневых позиций.
Прошу разрешения ночью отправиться за Дон. Надо уточнить привязку к местности, проинструктировать командира батареи. Да и с командирами орудий полезно будет поговорить.
Не возражаю. Введите в курс дела и командира стрелкового батальона.
Обязательно, Вениамин Александрович.
Не первый раз переправлялся я через Дон. И в районе Серафимовича неоднократно бывал на плацдарме, и здесь тоже. Но всегда перед переправой почему-то волновался. Что ни говори, а на земле чувствуешь себя спокойней. В случае обстрела даже в открытом поле, ровном, казалось бы, как стол, непременно найдется какая-нибудь кочка, неприметный бугорок, выемка, которые помогут укрыться. Пусть и не всегда спасают они от пуль и осколков, но все равно в душе теплится надежда: пронесет, обойдется! А тут
Однако красноармейцы, которым было приказано переправить меня на плацдарм, чувствовали себя уверенно. Один из них сел на весла, второйу руля. И легкая лодка беззвучно отвалила от берега, который в следующее мгновение растворился в кромешной тьме. До сих пор не могу понять, каким образом бойцам удавалось выдерживать курс, на что они ориентировались, только факт остается фактом: через некоторое время лодка ткнулась носом в берег буквально в нескольких шагах от того места, где ожидали раненые, которых надо было перевезти на левый берег Дона.
Вы, наверное, в темноте видите? пошутил я, обращаясь к одному из красноармейцев, переправлявших меня. Тогда заберу вас к себе. Артиллерийским разведчиком будете.
Прикажутпойду, глухо ответил он. Только ночью, как и все, ничего не вижу. Родился я в этих местах, тут вырос. Так что каждую заводь, каждую излучину на память знаю
Ранним утром, едва лишь заалел восток, вместе с командиром батальона и командиром нашей батареи я уже рассматривал передний край обороны противника. Впрочем, точнее сказать, пытался рассмотреть его. Над поймой Дона клубился густой, такой, что из пушки не пробьешь, туман. Создавалось впечатление, что кто-то нарочно залил стекла стереотрубы молоком.
Придется маленько повременить, пробасил командир батальона. Солнышко взойдет, вмиг разгонит.
Иного ничего не оставалось. Устроившись поудобней на дне окопа, мы закурили. Вокруг стояла такая тишина, что трудно было поверить в реальность войны. Где-то в небе, встречая рассвет, уже распевали жаворонки: «Тиу-чий Тиу-чий»
Вдруг со стороны противника послышался какой-то непонятный гул. Он ширился, рос. Создавалось впечатление, что мощная прибойная волна накатывается на берег.
Танки?! неуверенно воскликнул старший сержант В. Агапов, командир одного из орудийных расчетов.
Нет, на танки это было непохоже. К их характерному металлическому лязгу мы уже привыкли настолько, что зачастую могли даже точно сказать, какие именно танки идут, определить по производимому шуму примерное расстояние до них. Может, туман искажает звук, мешает слушать? Вполне вероятно. И все равно это не танки. Нет, не они Но что же тогда?
А гул нарастал, становился все гуще, плотней. Какое-то внутреннее чувство подсказывало, что медлить больше нельзя ни секунды. Командир стрелкового батальона бросился на свой КП.
Всем к бою! скомандовал я артиллеристам, пользуясь правом старшего на батарее, и снова прильнул к окулярам стереотрубы.
А там по-прежнемусплошное молоко. Лишь кое-где стали намечаться отдельные просветы, однако это ничего не давало. Ориентироваться в основном приходилось не на то, что видишь, а на то, что слышишь. А слышалось что-то очень знакомое. Будто стадо перепуганных лошадей мчалось по степи
И тут же молнией ударила мысль: «Конница!» Откуда она тут взялась? В разведывательных данных, с которыми я, как начальник штаба полка, знакомился буквально накануне, ни о чем подобном вообще не упоминалось. Однако сейчас удивляться и раздумывать было некогда.
Орудия на прямую наводку! Шрапнелью, трубка на картечь! Залпом
В этот миг солнце все же разорвало туман, словно сжалившись над нами. В его лучах заискрились серебром вскинутые шашки. Вражеская конница, охватывая наши позиции широкой дугой, была совсем недалеко. Каких-то 200300 метров оставались до первых рядов атакующих.
Огонь!
Пушки ударили одновременно. Тут же по всей линии нашей обороны дробно застучали пулеметы и автоматы. За первым орудийным залпом последовал второй, третий. Расчеты действовали спокойно, четко, будто на обычной тренировке.
В накатывающейся на плацдарм темно-серой волне все смешалось, закрутилось. Лошади падали, многие всадники поворачивали коней назад. Несколько лошадей, обезумев от грохота, продолжали скакать вперед и вместе с наездниками оказались в нашем расположении. Бойцы буквально стаскивали с седел перепуганных до смерти кавалеристов, абсолютно неспособных вести бой. Вскоре все было кончено.
От пленных мы узнали, что фашистское командование бросило в атаку итальянскую кавалерийскую бригаду «Барбо», которая только накануне прибыла на фронт. Судя по всему, ставка делалась на внезапность. Но из этого ровным счетом ничего не получилось.
Раздосадованные гитлеровцы обрушили на плацдарм огонь артиллерии. Наши немедленно ответили с левого берега. Начался очередной огневой бой местного значения, который, то чуть затихая, то разгораясь с новой силой, продолжался до наступления темноты.
Лишь поздно ночью, грязный, усталый, возвратился я в штаб полка. Что поделаешь, фактически целый день ушел на то, чтобы привязать к местности схему перемещений, внести в нее некоторые, подсказанные обстановкой, коррективы. К тому же всю эту работу пришлось выполнять под непрекращающимся обстрелом.
Наскоро привел себя в порядок, доложил обо всем командиру полка.
Да, с вражеской кавалерией мы еще не сталкивались, задумчиво произнес Вениамин Александрович. Надо будет сделать так, чтобы все командиры дивизионов знали подробности и особенности этого боя. И в штаб дивизии подробное донесение составьте. А теперьотдыхать.
Однако об отдыхе и речи быть не могло. За сутки, которые я провел на плацдарме, накопилась уйма неотложных дел. А тут еще поступило приказание из штаба дивизии подготовить к утру массированный артиллерийский удар по противнику из-за Дона. Чувствовалось, что там, на главном направлении, обстановка по-прежнему остается сложной. А быть может, она даже и ухудшилась.
Да, вскоре мы получили информацию о том, что 19 августа немецко-фашистские войска начали новое наступление на Сталинград. Гитлеровцы ввели в бой крупные силы своих 6-й и 4-й танковых армий. При мощной поддержке 4-го воздушного флота они устремились к Волге.
Через четыре дня вражеским соединениям удалось выйти к реке северо-западнее города в районе Ерзовка. Одновременно противник нанес по Сталинграду массированный удар. Несколько сот самолетовпочти вся наличная авиациясовершили в течение дня около 2 тысяч самолето-вылетов. Город горел, целые кварталы его были превращены в развалины. В ночь на 25 августа в Сталинграде было введено осадное положение. Повсюду строились баррикады. На предприятиях формировались новые вооруженные отряды рабочих.
Именно в эти напряженные дни войска Сталинградского фронта, действовавшие на Среднем Дону, начали контрудары по флангу сталинградской группировки противника. Эти отвлекающие удары по врагу не только не дозволили ему бросить в район Сталинграда дополнительные силы, но и отвлекли некоторые соединения с главного направления, а также позволили расширить ранее захваченные плацдармы на правом берегу Дона.
20 августа войска 63-й и нашей 21-й армий частью сил перешли в наступление в общем направлении на Большой.
Пожалуй, именно в эти дни мы в полной мере оценили значение задонского плацдарма, поняли, какую роль призван сыграть он. Скрытно сосредоточившись на нем, части 304-й стрелковой дивизии после короткой, но достаточно мощной артиллерийской подготовки, в которой приняли участие и минометы, перешли в наступление. Взламывая оборону упорно сопротивлявшегося противника, батальоны шаг за шагом продвигались вперед.
Вслед за стрелками и непосредственно в боевых порядках батальонов шли и наши орудия. Они в соответствии с разработанным планом перемещались от рубежа к рубежу перекатами. Это выглядело так: пока часть батарей или дивизионов ведет огонь, остальные выходят в заранее намеченные районы и разворачиваются там. Затем эти подразделения вступают в бой, обеспечивая и прикрывая передвижение тех, кто до той поры оставался сзади. И такволна за волной. Благодаря этому и обеспечивалась непрерывная огневая поддержка наступающих стрелковых подразделений.