И, думается, совсем не случайно ко мне, как к начальнику штаба полка, частенько приходили командиры батарей и дивизионов с просьбой назначить именно в их подразделение того или иного красноармейца из числа вновь прибывших.
Чем он вам приглянулся? Такой же, как и остальные, молодой, необученный, интересовался, бывало, я.
А потом, только раз взглянув на новичка, понимал: широкоплеч, крепок он. Оттого и просит за него командир подразделения.
Да, в период подготовки к предстоящему форсированию Дона забот всем хватало. Если кому-то и удавалось вздремнуть где-то в уголке два-три часа, то можно было смело говорить, что человеку здорово повезло.
Как раз в это время выяснилось, что в районе северней Клетской стоит наша прежняя 76-я стрелковая дивизия. Нет ничего удивительного в том, что каждому из нас очень хотелось побывать там, повидаться с давними знакомыми, поговорить с ними.
Однажды, когда все мы собрались за обеденным столом в блиндаже, не выдержал и сказал полковому комиссару Тарасову:
Вы бы, Кирилл Ильич, съездили, узнали, что у них и как. И нам бы потом обо всем рассказали. Это было бы очень здорово.
А сами почему не поедете? лукаво прищурился Тарасов.
Так ведь в штабе, как вы знаете, работы невпроворот, ответил я.
Смотрите, товарищи, обращаясь к сидевшим за столом, произнес задумчиво Кирилл Ильич. Оказывается, у нас в полку только штаб к форсированию Дона готовится. Как-то мне и в голову не приходило, что Ковтунов до предела занят, а остальные баклуши бьют
Честно признаюсь, в тот момент я был готов сквозь землю провалиться, чтобы не видеть его насмешливого взгляда. И дернул же меня черт обратиться с такой просьбой, с таким предложением к полковому комиссару. Уж кто-кто, а я отлично знал, что Тарасов не знает отдыха, что все свое время он отдает подчиненным.
Да, Кирилл Ильич все время был с людьми. Интересовался их настроениями, строго следил, чтобы были обеспечены всем необходимым. То соберет коммунистов в батарее, то просто подсядет к бойцам в орудийном окопе, чтобы откровенно потолковать о жизни фронтовой, о письмах из дому. Что-то посоветует, в чем-то поможет. А если даже невозможно принять какие-то конкретные меры, то успокоит, ободрит теплым словом.
Умел Кирилл Ильич подойти к человеку. А потому и люди понимали его, тянулись к нему. Потому и появлялись у полкового комиссара в подразделениях десятки помощников. Бывало, служит в каком-то расчете ничем не приметный боец. Так, во всяком случае, всем нам кажется. А Тарасов уже подметил в его характере особые черточки. Раз побеседует с человеком, потом второй. Глядишь, и зазвучали в душе бойца струны чистого звона, а там, оказывается, он уже в трудную минуту пример товарищам подает.
Помню, служил у нас во втором дивизионе комсомолец Василий Карпов. Прибыл он в полк еще до начала войны из Тульской области. Живой, смышленый был юноша. Вскоре стал командовать отделением связи. Затем выдвинули его на должность помощника командира взвода управления. Казалось бы, так и расти ему по командной линии.
Но вот в начале 1942 года, когда мы были уже на фронте, пришел в полк Тарасов. Пришел и сразу же начал сколачивать актив. Обратил внимание комиссар и на Карпова. Видимо, подметил опытным глазом у него в характере какие-то специфические, особые черточки. Поговорил по этому поводу с командиром дивизиона. После этого разговора стали чаще привлекать Василия Карлова к политработе. И боевые листки поручали выпускать, и громкую читку сообщений Совинформбюро проводить. Потом и беседы на довольно сложные политические темы начал готовить комсомолец.
В том же году Василий Карпов вступил в партию. Несколько забегая вперед, скажу, что уже в 1943-м стал он парторгом дивизиона. В этой должности и закончил войну. Но и в мирные дни остался политработником. Лишь в 1968 году тяжелая болезнь вынудила Карпова уйти в запас с должности начальника политотдела соединения.
Подобных примеров можно привести немало. Многим, очень многим полковой комиссар К. И. Тарасов помог выбрать правильный путь, найти место, на котором данный человек может принести максимальную пользу. Руководствуясь его советами, люди поступали в военные училища и становились впоследствии хорошими командирами, штабными работниками, специалистами тыла. Судя по всему, имел Кирилл Ильич особый дар: умение заглянуть в душу человека, рассмотреть в нем все до мельчайших подробностей. Впрочем, иным и не может быть комиссар.
Вот и в тот день, когда состоялся наш короткий, но весьма памятный для меня разговор за обедом, Тарасов сразу же уехал в подразделения, чтобы еще раз перед наступлением поговорить с политработниками, парторгами дивизионов и батарей, проинструктировать активистов, дать индивидуальные поручения коммунистам и комсомольцам. Нет, Кирилл Ильич не собирался при этом подменять товарищей на местах. Но считал своим первейшим долгом всегда быть в гуще событий, лично знакомиться с состоянием дел. И те же задания, о которых идет речь, он давал в весьма своеобразной форме: «А как вам кажется, товарищи, не лучше ли будет» И вот уже один высказывает свое мнение, другой. В результате получается, что не полковой комиссар предложил что-то, а люди сами. А он в итоге заключает с доброй улыбкой:
Раз считаете, что так лучше, давайте и будем действовать таким образом. Договорились?
Перед отъездом, видя, что я весьма удручен своей нетактичностью, Кирилл Ильич сказал мне:
А вы не расстраивайтесь, Георгий Никитович. И я занят, и вы, прекрасно понимаю это, заняты не меньше моего. Так что никому из нас не придется сейчас побывать в нашей прежней дивизии. Не до того нынче. Тем не менее с земляками еще непременно повидаемся. Не последний день, надо думать, по земле ходим
* * *
В темную сентябрьскую ночь 304-я стрелковая дивизия подошла вплотную к Дону. Передовые группы начали переправу через изрядно обмелевшую за лето реку. Использовалось абсолютно все, что могло держаться на воде: лодки, самодельные плотики, связки камыша и ивняка. Некоторые бойцы и командиры пускались вплавь, полагаясь на собственное умение и силы.
80-й артиллерийский полк пока что оставался на левом берегу, ожидая своей очереди. И ждать нам предстояло недолго. Как только завяжется бой, откроют огонь орудия. Для каждой батареи заранее были определены цели из числа разведанных огневых точек, артиллерийских и минометных позиций противника. Это стало возможным благодаря огромной предварительной работе, проделанной разведчиками и наблюдателями. Но слепо полагаться на имевшиеся в нашем распоряжении разведданные тоже было нельзя. Гитлеровцы могли успеть перегруппировать силы, подбросить невыявленные разведкой резервы. Так что мы были готовы и к неожиданностям.
Томительно тянулись минуты ожидания. Как-то там идет переправа? И что означает эта пулеметная очередь? Случайно ли ворвалась она в ночную тишину или, быть может, противник обнаружил наших бойцов? Нет, судя по всему, это обычная, как у нас говорили, дежурная очередь. Иначе разом вспыхнули бы над Доном десятки осветительных ракет, заискрился бы колючими вспышками весь противоположный берег. А он, к счастью нашему, как будто спит. И хоть бы подольше он не пробуждался
По приказанию командира полка еще раз связываюсь с дивизионами по телефону. Да, сейчас только по телефону, чтобы гитлеровцы, которые следят за эфиром, не обнаружили прежде времени работы наших радиостанций. А стрелки часов подползают уже к той черте, за которой начинается бой. Точнее, должен начаться, как это рассчитано, как предусмотрено планом.
И он начинается грохотом, разрозненными, тусклыми вспышками выстрелов. Это очень хорошо, что тусклыми. Значит, наши передовые отряды сумели, не обнаружив себя, преодолеть Дон и первыми открыли огонь. А вот теперь заговорили пулеметы и автоматы гитлеровцев. Светящиеся трассы тянутся по направлению к реке, к нашему берегу. Где-то за спиной гулко бьет первый залп наших батарей. Сразу же все тревоги, связанные с мучительным ожиданием, уходят прочь. Теперь каждый знает, что ему надо делать.
Уже поступили первые сообщения о том, что нашим бойцам удалось зацепиться за правый берег. В соответствии с планом часть орудий полка тут же снимается с занимаемых позиций и выдвигается вперед, для того чтобы поддержать наступающих огнем и, как только это будет возможно, переправиться на новый плацдарм.
На наблюдательном пункте, где я нахожусь, непрерывно верещат телефоны. Радисты, включившиеся в работу, принимают и передают радиограммы. Их много. И практически каждая требует немедленного решения. Командир дивизии полковник С. П. Меркулов приказывает подавить внезапно ожившие вражеские огневые точки. Командир одного из стрелковых батальонов докладывает, что достиг рубежа 2. Тут же соответствующее предупреждение передается в дивизионы: если замешкаться, могут накрыть огнем свои
Несколько суток не прекращались бои в излучине Дона. Гитлеровцы отчаянно сопротивлялись. Тем не менее наши стрелковые подразделения упорно продвигались вперед. Шли медленно, трудно, но, судя по всему, командование дивизии было вполне удовлетворено и этим. Ведь речь шла не просто об освобождении от гитлеровцев той или иной территории. Главная задача, стоявшая перед вами, заключалась в том, чтобы по возможности оттянуть на себя какие-то силы непосредственно из-под Сталинграда, где продолжались упорнейшие кровопролитные бои. А если даже не оттянуть в буквальном смысле этого слова, то по крайней мере поставить перед гитлеровским командованием такую проблему: как поступить с имевшимися в его распоряжении резервами? Направить их к Волге или, учитывая неослабевающий натиск с нашей стороны, использовать здесь, на Дону?
Большинство наших пушечных батарей в дни этих напряженных боев были приданы стрелковым полкам и батальонам дивизии, в которых своей артиллерии пока еще было мало. Орудия чаще всего следовали в боевых порядках пехоты, поддерживая ее, как тогда было принято говорить, огнем и колесами. Это намного упрощало управление огнем в бою, давало возможность артиллеристам немедленно действовать по «заявкам» непосредственно общевойсковых командиров, по их просьбе подавлять огневые точки врага, препятствующие дальнейшему продвижению, уничтожать фашистские танки, пытавшиеся временами контратаковать наступающих.
Казалось бы, такая временная децентрализация управления артиллерийскими средстваминаилучший вариант при наступлении. Однако, как показал опыт, были в такой раздробленности и свои теневые стороны. Главная из них заключалась в том, что в случае необходимости довольно трудно было сосредоточить огонь по наиболее важным в данный момент целям: по ключевым узлам сопротивления, крупным сосредоточениям живой силы и техники врага. Приходилось тратить немало времени на передачу соответствующих команд, подготовку исходных данных для стрельбы. А ведь порой возникали такие ситуации, что все решали считанные минуты.
В ходе боев за новый плацдарм и его последующее расширение мы убедились, что в этом отношении значительные преимущества дает дивизионная артиллерийская группа (сокращенно ее называли ДАГ), в которую входили все остальные пушечные и гаубичные батареи нашего полка. Это был своеобразный артиллерийский кулак. Умело маневрируя огнем группы, командующий артиллерией дивизии подполковник А. В. Николин в нужный момент обрушивал сильные удары на огневые позиции противника, на опорные пункты в глубине его обороны, подразделения гитлеровцев, которые сосредоточивались для очередных контратак.
Вскоре к нам стали поступать сведения о том, что перед фронтом наступления дивизии появляются новые части противника. Это, с одной стороны, создавало дополнительные трудности, значительно осложняло выполнение поставленных задач. Но с другой стороны, одна мысль о том, что эти самые подразделения могли бы оказаться не здесь, а в Сталинграде, приносила огромное, ни с чем не сравнимое удовлетворение. Значит, мы, ведя с противником бои местного значения, уже не условно, а вполне реально помогали воинам 62-й и 64-й армий, которые упорно обороняли город на Волге.
Со временем нам стало понятно и другое. Бои за плацдармы на правом берегу Дона имели своей целью не только отвлечение определенных сил гитлеровской армии, по и подготовку наиболее благоприятных условий для последующего решающего контрнаступления, обеспечившего полный разгром немецко-фашистской группировки под Сталинградом.
В ходе ожесточенных боев соединениям 21-й армии удалось очистить от фашистов излучину Дона северней линии Сиротинская, Клетская и узкую полоску правобережья к западу, до станицы Распопинской. Противник понес значительные потери в живой силе и вооружении.
Однако и нам этот пока что частный успех достался немалой ценой. Требовалось пополнение, а оно к нам в полк, да и в дивизию, пока не поступало. Нам было известно, что не раз полковник С. П. Меркулов обращался по этому поводу в штаб армии. Как-то случайно и я присутствовал при таком телефонном разговоре. К моему удивлению, Серафим Петрович говорил, как мне показалось, как-то уж очень спокойно. Дескать, дадитехорошо, не дадите людейтоже переживем.
Говорят, чтобы в ближайшее время пополнения и не ждали, сказал он присутствующим, кладя трубку полевого телефона.
Вернувшись в полк, я, конечно же, не выдержал, рассказал об этом товарищам. Все в недоумении пожимали плечами. Мол, почему же комдив не настаивает, почему не добивается? Здравый смысл подсказывал, что достигнутые успехи надо закрепить, развить.
Спустя несколько дней, сейчас уже не помню по какому поводу, мы вновь вернулись к обсуждению этой проблемы. Спор разгорелся на наблюдательном пункте полка. В нем приняли участие капитаны К. Л. Иевлев-Старк и Е. М. Ряхин, кто-то из командиров дивизионов. Спорили настолько горячо, что никто не заметил, как появился полковник Меркулов, которого в полку не ждали.
Он часто появлялся в частях внезапно, для того чтобы на месте выяснить те или иные вопросы, дать какие-то указания. Что привело его в этот раз в артиллерийский полкзатрудняюсь сказать, но вот урок, который он нам преподал, запомнился на всю жизнь.
Некоторое время полковник Меркулов молча слушал споривших. А потом негромко, будто ни к кому не обращаясь, произнес:
Неважное место для наблюдательного пункта вы нашли. На мой взгляд, надо бы его оборудовать вот там, в низинке. Лучше было бы
Сразу же на НП воцарилась мертвая тишина. Уж не ослышались ли мы? Какой же наблюдательный пункт может быть в низине? Напротив, испокон веков артиллеристы старались найти для наблюдателей какую-нибудь, пусть даже чуть заметную, высотку.
Что вы, товарищ полковник? Какой же НП в низине? Оттуда разве разглядишь местность?
Значит, чем выше, тем дальше видно? спросил Серафим Петрович.
Само собой! Это же, как говорится, истина, не требующая доказательств.
Тогда, дорогие товарищи, объясните мне, почему о резервах, пополнении вы пытаетесь рассуждать так, будто каждый из вас, по меньшей мере, возглавляет фронт? Ваша-то горка всего полковая. Мне, как командиру дивизии, чуть дальше видно. Для командарма еще более широкие дали открываются. А для того чтобы все охватить, все понять, и этой высоты, наверное, недостаточно. Если не дают нам людей, то, значит, где-то в другом месте они сейчас нужней. Давайте из этого и будем исходить. А подобные разговоры лишь мозги затуманивают. Чтоб не слышал я их больше.
Разговоры прекратились. Но в душе каждый из нас невольно продолжал думать о том же. Тем более что в полк чуть ли не каждый день поступали, как говорится, по неофициальным каналам весьма любопытные сведения.
Уехал, помню, однажды на тыловые склады наш Евгений Иванович Темирханов. Зная его оперативность, мы рассчитывали, что к утру он непременно возвратится. Однако появился он в штабе значительно позже.
Никак не мог пробиться, рассказывал он. На дорогах столько войск, что ни проехать, ни объехать. Танки, артиллерия, боеприпасы везут. А к рассвету словно все растворились или под землю ушли. Лишь отдельные полуторки вроде моей попадаются
Не будем гадать, товарищи, вмешался в разговор подполковник В. А. Холин. Что ни делается, все к лучшему. Раз не сообщают нам о перегруппировках, значит, есть по этому поводу какие-то особые соображения.
Значительно позже нам стало известно, что уже в эти осенние дни началась скрытная подготовка к мощному контрнаступлению. Какая-то часть резервов отдавалась 62-й и 64-й армиям, продолжавшим оборонять Сталинград. Однако значительные силы сосредоточивались в тылах, укрывались в придонских лесах и рощах. Причем все передвижения совершались только ночью. А днем, как и утверждал наш Евгений Иванович, колонны «растворялись».