Далеко держа в вытянутой правой руке этот лист, Сергей Сергеевич стал читать, неторопливо выговаривая каждое слово:
«На ваш запрос номер Сергей Сергеевич несколько мгновений помолчал, потом прочел: из опроса курсантов 743 взвода, а также офицерского состава дивизиона выяснено, что о письме курсанта Коробова в ваш адрес здесь никому не известно. Причина его откомандирования из училища в распоряжение командующего артиллерией Красной Армии неизвестны»
Сергей Сергеевич положил листок.
Вот, товарищ Коробов, как получается, сказал Евгений Оскарович и вдруг улыбнулся. А ты, граф Толмачев, молодец Не понимаешь?.. Вот смотри. Есть в Тбилисском училище курсант Коробов. Знает немецкий. И в один, как говорится, прекрасный день пишет в Москву И об этом письме никому ни слова Ну?
Я сказал: «Разве мог я о таком письме?.. Я же понимаю, что»
Вот это-то и позволило нам здесь сделать вывод, товарищ Коробов, что надо нам посмотреть на тебя Ну, что ты волнуешься, артиллерист? Куришь?.. Сергеич, угости артиллериста
Да, в тот день все было решено Перейти линию фронта А там меня должны найти наши товарищи, мои товарищи Самое главное остаться живым. Меня непременно должны найти товарищи. Вот только тогда я получу точное задание Вернусь, Евгений Оскарович, вернусь, и вы мне скажете что же вы скажете, Евгений Оскарович?..
А что скажешь ты, Валентин Рыжов?.. Злодей ты, Валентин Тимофеевич, друг мой. Я же уходил из твоего кабинета, едва волоча ноги, в голове гудело Мы занимались по пятнадцать часов иначе было нельзя, время уходило, а я еще не знал многого. Кто руководители Клуба господ? Граф Альвенслебен, фон Папен Когда был референдум о соединении поста президента Германии с постом фюрера? Девятнадцатого августа тысяча девятьсот тридцать четвертого года, товарищ майор «Наверху, на недосягаемой высоте, стоит вождь, а под ним государство, которое является лишь инструментом для выполнения его великих планов». Чьи это слова, дорогой граф Толмачев, а? Министра внутренних дел Фрика Ну, молодец, Володька, пардон, граф Толмачев, поехали дальше Что это за деятели Рем, Гейнес, Деттен, Грольмах? Руководители штурмовиков. Убиты в тридцать четвертом Так, молодец, память у тебя ничего себе Ну-с, а чья физиономия на сей картинке? Так, верно. Сам Генрих Гиммлер. Ручка-то у него дамская, а?.. А кто это? Доктор Лей А что такое «имперский союз верности бывших профессиональных солдат»? А кто возглавляет так называемый счетный двор германской империи?.. Где центры военных округов?.. Кенигсберг, Штеттин, Берлин, Дрезден, Штутгарт, Мюнстер, Мюнхен, Бреслау Достаточно, знаешь, граф, знаешь Ну-с, а напомни-ка мне еще разок чем занимается пятая камера министерства доктора Геббельса? Камера занимается прессой, примерно две с половиной тысячи ежедневных газет и восемнадцать тысяч журналов и других изданий А отдел по информации заграничной прессы, граф? Руководит информацией всех иностранных корреспондентов в Германии и немецкой прессой за границами империи Отличная у тебя память, Володя Поехали дальше. Ты берешь в руки толстый том, на обложке читаешь имя автора Ганс Гюнтер. Будет в твоем лице благоговение или оное будет отсутствовать? Будет благоговение, Валентин Тимофеевич, будет, потому что этот чертов Гюнтер теоретик расовой теории, его книжки зубрят в школах все немецкие мальчишки и девчонки Лихо, граф. А цвет петлиц у танкистов? У саперов?.. Назови следующий за обер-штурмфюрером чин.
Я и не подозревал, какая дьявольская, ювелирная работа ждала меня в маленьком кабинете майора Рыжова
Разве я мог бы додуматься до того, чтобы представить: поздний октябрьский вечер сорок первого года сын подполковника Коробова помогает матери укладывать вещи семья едет в далекий путь, к отцу, в Ереван И в старых вещах, на дне сундука, купленного давно, лет десять назад, сын подполковника находит толстую книгу
Я раскрывал ее и под обложкой видел толстую, пожелтевшую от времени бумагу. Это была копия запродажного дела на поместье Санжейку Одесской губернии, документ, оформленный 14 июня 1913 года в адвокатской конторе Денисенко
Валентин Тимофеевич дал мне подержать книгу в руках всего десять минут. Ведь сыну подполковника Коробова в тот октябрьский вечер, в общем-то, было не до рассматривания старинной книги Разговор с матерью примерно такой: «Мама, смотри-ка Что это за бумага? Ты знаешь?» Мама: «Господи, я и не помню Давно эта книга ездит с нами оставь ее, сыночек» Я: «Мама, значит, значит, Санжейка была вашим поместьем, Толмачевых?» Мама: «Мало ли что у нас было, все это уже Ну ладно, Володенька, давай собираться, и так уж ночь Оставь книгу» Я: «Мам, а сколько у вас было поместий? Вот смешно, если б не революция Меня ведь не было бы Ты папку никогда б не могла встретить» Мама: «Ты, я вижу, не хочешь мне помочь. Положи книгу, господи Мало ли что было Четыре поместья А, все это Давай лучше собираться».
В тот октябрьский вечер я держал книгу минут десять, полистал ее. У меня хорошая память, и я мог кое-что запомнить за эти десять минут Я не могу объяснить, почему так запомнилась эта книга Может быть, тот разговор с матерью о поместьях зародыш моего будущего решения: перебежать на сторону немцев при первом же удобном случае?..
Валентин Тимофеевич взял у меня книгу, засмеялся. «Все, Володя, мамаша рассердилась, что не помогаешь ей, взяла эту штуку и бросила в сундук Ну, что запомнил, граф Толмачев, а?.. Почему нам не предположить, что офицер контрразведки там не пожелает потолковать с тобой за чашечкой кофе кой о чем, а?.. Ты ведь ничего не будешь иметь против такой беседы
Чего тебе бояться господина штурмбанфюрера СС или, скажем, даже чина повыше оберфюрера СС, полковника?.. Кто спокойно пьет кофе? Решительный парень, нагловатый, не дурак. Парень, который не забывал никогда, что он лицо, имеющее законное право на графский титул И на весьма солидное состояние, поместья в так называемой Транснистрии, в бывшей Одесской губернии Российской империи. Но состояние, которое имеет ценность только при одном условии его владелец должен заслужить у третьего рейха этот лакомый кусочек Итак, ты пьешь кофеек с каким-нибудь офицером в черном мундире. «Книга?» спросит он. Ты скажешь: «Да, старинная такая» «Ну-с, так что ты можешь вспомнить через три года о той книге?»
Вот ведь ясно вижу
«Адресная книга России на 1886 год, содержащая в себе: адресы промышленников, фабрикантов, купцов и выдающихся ремесленников, банков, страховых и транспортирования обществ, банкирских, комиссионерских и экспедиторских контор» Там еще три строчки Потом «Издание редакции всемирной адресной книги Мейера и Билиц. Берлин, Вена, Лейпциг, Лондон, Париж, Москва. Собственность издателей. Москва. 1886».
Запомнилось несколько фамилий на объявлениях во всю страницу Кригсман, пробочная фабрика, Рига и Одесса Гаген, Москва Картинка «Настоящий вид ружья «Диана» удостоенного высшей награды» Шмит, придворный фабрикант мебели На розовой, кажется, бумаге это объявление
И, понятно, сын подполковника после разговора о поместьях полистал книгу, нашел раздел «Одесса» Уездный и портовый город в Херсонской губернии на северном берегу Черного моря, насчитывает около 250 тысяч жителей Запомнилась первая фамилия в длинном перечне адвокатов, торговцев, фирм Берг. Запомнилась фамилия Бален де Балин Объявление «Мориц Рауш» («Енни. Пивоваренные заводы в Одессе. Оборот 300 000 ведер».
А потом потом Валентин Тимофеевич достал из портфеля еще книжку тоненькую, какого-то бледного красного цвета. Сказал: «В той книге была и эта, так, видимо, случайно сунул в адресную книгу кто-то из Толмачевых» Это был двадцать пятый выпуск «Серии неизданных в России сочинений» «Гонение на христиан в России». Письмо к редактору английской газеты и послесловие Л. Н. Толстого». «Полистай без особого интереса, сказал Валентин Тимофеевич. Что запомнилось?» «Не в силе бог, а в правде». Это эпиграф на обложке «Милостивый государь!» на первой странице «Делу дан был судебный ход»; «А губернатор проехал в Богдановку»; «Если же правительство будет жестоко» Конец «Лев Толстой, 19 сентября, 1895 г.».
Я спросил Валентина Тимофеевича: «Про эту книгу ты выдумал, а?..» Он засмеялся: «Из-за этой книги мы часа четыре с Сергеичем головы ломали. А выдумал я, ну и что? Зато брошюрку Льва Николаевича подсунул нам сам Евгений Оскарович»
Да, мы успели стать друзьями Валентин Тимофеевич Так он и не сказал мне, за что получил два ордена Ленина. «За рыбалку, посмеивался. Как шеф едет на Клязьму, так и норовлю к нему пристроиться, подбросишь пару карасишек в ведерочко старик и веселеет, что домашние над ним смеяться не будут, горе-рыбаком» Ты провожал меня до аэродрома и так обнял за шею, что стало больно черт бы побрал тебя, Тимофеевич Я смотрел в окошечко самолета, ты стоял на выгоревшей от солнца траве, снял шляпу и как я хочу видеть тебя, Валя!
Господин обер-лейтенант, не желаете кофе? У меня есть в термосе, сказал Эрих.
Кофе?.. Обер-лейтенант шевельнулся. Компанейский ты парень, Эрих. Давай свой кофе
Кто-то откинул дверь палатки, вошел низенький капитан в кирзовых сапогах, с пятнами глины на гимнастерке, положил на дощатый топчан пухлый вещмешок.
Порядок товарищ, сказал он Коробову, улыбнувшись. С тепленького фрица сняли
Коробов бросил папиросу на вытоптанную траву, притушил ее сапогом.
Минут через десять тронемся, товарищ капитан, сказал он.
Все готово, товарищ. Каску там мои ребята сполоснут, грязна больно, фриц-то барахтался, покуда его
Ага, спасибо
Капитан вышел, старательно расправил за собой полотнище двери.
Коробов, покусав нижнюю губу, стал развязывать горловину вещмешка Вытряхнул содержимое на топчан мундир немецкого ефрейтора с продранным на левом локте рукавом, ремень с потрескавшейся коричневой кожей Усмехнувшись, Коробов расстегнул пуговицы гимнастерки (на ней не было погон)
Возле палатки осторожные шаги.
Товарищ, готовы? сказал голос капитана.
Да, да, сейчас.
Коробов надел мундир. Брезгливой дрожью ответило тело Коробов опять усмехнулся. Подумал: «А вот этого Тимофеич не предусмотрел черт, противно как надевать с мертвого. И почему я снял свою гимнастерку? Глупость, надо надеть мундир на нее, конечно, на гимнастерку Ведь по легенде я удрал ночью из землянки, нельзя было даже взять пистолет, который вместе с ремнем лежал под соломенной подушкой рядом спал командир батареи капитан Скрынько, на этой же подушке лежала его голова. Да, да, у нас была одна подушка на двоих, потому что капитан как раз перед сном обнаружил на своей подушке вошь и выбросил подушку Хорошо придумал про вошь Тимофеевич, курицын сын. А я ведь я сейчас растерялся Зачем снял гимнастерку?.. Ну спокойно. Спо-кой-но»
Коробов сбросил мундир, привычно натянул гимнастерку теперь не так противно было надевать мундир ефрейтора Надо было выходить из палатки, но что-то еще хотелось сделать Коробову Свернул ремень убитого немца, положил на вещмешок.
Обвел взглядом палатку, слабо освещенную немецкой свечкой-плошкой Вчера здесь был и Тимофеевич. Он ждал сейчас Коробова там, на «передке», где минут пятьдесят назад разведчики дивизии выкрали из траншеи ефрейтора, мундир которого теперь был на Коробове.
Ну, все, сказал Коробов шепотом и откинул дверь палатки.
Было темно. В вершинах сосен полоскался ветер.
Ничего не вижу, сказал Коробов. Минутку постою, товарищ капитан.
Темнота сегодня, сказал капитан. Вот каску возьмите
Они шли медленно капитан, за ним Коробов, в пяти шагах за Коробовым двое солдат.
Пологий склон высотки. Ручей. Под сапогами вязкий песок. Траншея. Часовой в плащ-палатке негромко окликнул: «Стой кто идет?» Капитан ответил: «Свои, Пономарев, свои» Спрыгнули в траншею. Через двадцать шагов дверь в блиндаж
Стоял перед дверью человек, белое пятно лица скрылось, скрипнула дверь
В блиндаже, куда вошли капитан и Коробов, сидел на нарах Валентин Тимофеевич Рыжов, в новой гимнастерке с погонами подполковника, и старшина черноусый узбек или таджик в плащ-палатке и каске.
Покури, Мурад, сказал подполковник Рыжов, и старшина вышел. Ну что, братцы?.. Покурим по остатней?
Коробов и капитан сели рядом с Рыжовым на нары, застланные трофейными плащ-палатками.
Коптила «катюша» из гильзы немецкого зенитного снаряда на узкой полке под бревенчатым потолком, было душно. Подполковник раскрыл пачку «Казбека».
Тесноват мундирчик-то, а?.. сказал он, усмехнувшись.
Выбор у беглого лейтенанта был невелик, сказал Коробов.
Паскудный фриц попался, сказал капитан. Пришлось пришить финкой, по горлу Мурад резанул
Приятная подробность, усмехнулся подполковник. Ты уж лучше помолчи, Мартынов. Коряво сработали твои парни. Труп додумались оставить под самым носом у немцев. Я приказал перетащить к нашей первой траншее. Ведь по плану было ясно: немец перебежчик, наш дезертир увидел, что немец вот-вот доползет до траншеи, где дезертир уже готов сматывать удочки Дезертир боится, что немец ему помешает Встреча в траншее. Удар ножа. Так?..
Так, сказал капитан, хмуря белесые брови.
А раз так, то больше медали старшина разведчиков не заслужил.
Слушаюсь, товарищ подполковник.
Ладно, нет худа без добра Немцы любят острые ощущения, им понравится, что наш дезертир парень решительный, полоснул их перебежчика по горлу Так. Оставь-ка нас на минутку, начальник
Капитан вышел.
Ну? сказал подполковник, подсев поближе к Коробову.
Струсил я, Валентин Тимофеевич. Гимнастерку снял, надел мундиришко Я думал, что
Кризис готовности типичный случай. Ну, если ты уже перегорел, то теперь будет легче, Володя. Легче, легче Будем считать, что после удара финкой ты почувствовал спокойствие, да, да Якорь поднят, граф Толмачев срезал свои погоны той же финкой, бросил ее в траншее и
А все-таки страшно
Так и должно быть. Без страха наш брат не работает. Так, Павлович. Погоны твои уже лежат в траншее, финка тоже. Сейчас посмотришь на лицо немца Запомнишь Когда при твоей ситуации убивают человека лицо его запоминают навсегда.
Это я понял, Валентин Тимофеевич. Ты не говори Сергею Сергеевичу про гимнастерку
Надо, Володя. Для тебя надо. То, что сам о слабости рассказал заменяет две страницы похвал в служебной аттестации Все хорошо, Павлович. Теперь ты убедился, как жизнь на каждом шагу свои коррективы подсовывает. То немец попался здоровенный, то не сообразили в горячке парни, что приказано было немца решить в траншее, поторопились. Снять гимнастерку ты ведь тоже не собирался?.. Все идет, как, в общем-то, и должно Ну, что мне скажешь хорошего?
Сделаю все, Валентин Тимофеевич
Ну что ж, это ты хорошо мне ответил. Хорошо
Они встали, обнялись.
Спасибо тебе, Валентин Тимофеевич.
Ладно, ладно, граф Увидимся.
Буду стараться, Коробов улыбнулся.
Все. Шагаем.
Они постояли в траншее Выбрались из нее. Капитан и двое солдат стояли возле убитого немца Коробов присел, разглядывал смутно белеющее запрокинутое лицо Широкий подбородок с ямочкой Ровный нос Светлые волосы упали на лоб Красивый немец
Как звать, а? спросил Коробов негромко.
Не надо тебе знать, сказал подполковник Рыжов.
Коробов медленно выпрямился.
Все, пошел.
Иди.
Капитан и двое солдат шагали впереди Коробова.
Теперь поползать придется, шепотом сказал капитан. До фрица триста метров.
Они ползли по шуршащей, пересохшей от зноя траве. Через пыльную полосу проселка. Снова по траве
Все, едва услышал Коробов голос капитана. Ну, браток будь здоров
Горячая ладонь капитана пошарила по плечу Коробова.
Спасибо ребята Еще что-то хотелось сказать Коробову, и он сказал: Не поминайте лихом
Вот уже и не слышно, как уползают разведчики. Коробов уронил мокрое лицо на траву Этот капитан последний русский человек, которого Коробов поднял голову. Едва угадываемая глазами расплывчатая, зыбкая черта, отделявшая темную землю от неба в августовских звездах Коробов шевельнулся
Надо было встать над темной землей