И вот сейчас, стоя у сарая, с крыши которого белыми дымными языками веял снежок, Марков думал: какие-то непонятные отношения, разгадать которые ему не удавалось, связывали Сергея Васильевича со старшиной Иваном Ивановичем, командиром роты Горбатовым, с его ординарцем, низеньким солдатом Борзовым, которого все звали «Николаич»
Тогда, в блиндаже, Марков помалкивал, примостясь на нарах у самой двери. Он был здесь посторонним, чужим для всех, кто сидел или стоял рядом с Сергеем Васильевичем. Он видел, что Сергею Васильевичу сейчас хорошо, очень хорошо, и он, наверное, забыл, что он командарм, он называл старшину Ванькой, Ваней, Ванюшкой, ротного Кузьмичом, а этого ординарца с седой щетинкой на коротко стриженной голове Николаичем В немного суматошном разговоре Маркову ничего не говорили слова о Ладоге, каких-то Кислых Водах, о какой-то огневой точке номер четырнадцать, об Антонове, про которого Горбатов сказал «маршал Антонеску зануда был первого сорта», и непонятно было выражение глаз Сергея Васильевича, когда старшина помянул о какой-то рыжей Альке, о Вечке Березницком
Ротный Горбатов, когда начали говорить об Альке, предложил помянуть ладожцев, которые остались в тех проклятых Кислых Водах, и все замолчали. Николаич с закаменевшим лицом подошел к длинному дощатому ящику, достал фляжку, немецкую фляжку, обшитую серым сукном, и старшина Иван Иванович
Всеволод!
Марков, вздрогнув, оттолкнулся плечом от сарая, выпрямился, бросил папиросу.
К нему подходил командарм, и солдаты расступались.
Ты что это пригорюнился? Никишов улыбнулся.
Я никак нет.
На собрание пойдешь? Или к Егору?.
Разрешите с вами.
Ну что ж, оставайся.
Старшина Иван Иванович вышел из ворот сарая, остановился в пяти шагах от командарма, с ухваткой служаки довоенной выучки поднес ладонь к виску.
Товарищ командующий! Партийная организация второй стрелковой роты просит вас присутствовать на партийно-комсомольском собрании! Парторг роты гвардии старшина Евсеев!
Благодарю, товарищ гвардии старшина.
Евсеев отступил на шаг, улыбнулся.
Товарищи! Прошу в зал заседаний!
Марков вошел в распахнутые ворота следом за Никишовым. В полумраке горели три фонаря «летучая мышь», расставленные на краю походного стола с железными ножками. Солдаты сидели на соломе, курили
Товарищ командующий, прошу вас сюда, пожалуйста, сказал старшина Евсеев, что стоял сбоку стола, и подвинул складной стул.
Все засмеялись, когда Никишов, садясь на солому рядом с Борзовым, сказал:
Не избран еще, парторг.
Евсеев, улыбнувшись, подвинул фонарь.
Товарищи коммунисты и комсомольцы Есть предложение начать работу нашего собрания.
Начать! закричало несколько голосов.
Так. Настроение гвардейское. Есть предложение избрать в состав президиума трех человек. Другие пред
Голосуй!
Из трех!
Правильно!
Евсеев успел сказать только «Прошу называть» и Борзов крикнул, хотя сидел у стола:
Товарища Никишова-а!
И, сконфузясь, надвинул шапку до бровей.
Товарища командующего!
Евсеева! Евсеева!
Шароварина!
Горбатова-а!
Малыгина!
Никишова запиши!
Избрали Никишова, Евсеева и Шароварина.
Товарищи! сказал Евсеев, пошептавшись с командармом. Товарищи! Повестка дня нашего собрания предлагается следующая
Знаем задачи коммунистов в бою, сказал кто-то из сидевших сзади, и солдаты негромко засмеялись, кто-то баском крикнул: «А ну, тихо, комсомол!»
Нет, товарищ Малыгин, сказал Евсеев, прищуриваясь. Не угадал. Повестка дня отношение Красной Армии к немецкому народу и задачи коммунистов. Будут другие предложения?
В сарае стало тихо.
Немецкий народ сволочи они все!.. проговорил кто-то сзади Маркова.
Закройся, темнота рязанская
Тихо, братцы
Евсеев опять подвинул фонарь на столе.
Нет других предложений?.. Слово предоставляется командующему Седьмой ударной армией генерал-полковнику Никишову Сергею Васильевичу
Евсеев внушительно кашлянул, сел. Солдаты пошуршали соломой, устраиваясь поудобнее.
Никишов вышел на шаг перед столом, медленно расстегнул пуговицы бекеши, снял папаху.
Ваш уважаемый парторг мой друг Иван Иванович оказал мне честь, пригласив принять участие в работе вашего собрания Доклада делать не буду, а вот поговорить с вами, товарищи, мне очень нужно Могу сказать, что сегодня весь высший командный состав армии выехал в части, к коммунистам и комсомольцам, на такие же собрания, как наше И вот почему. Мы на немецкой земле. Понятно, что это обстоятельство не только радостное, гордое для каждого из нас, для всего нашего народа. Оно, это обстоятельство, совершенно по-новому ставит перед нами вопрос: как воевать?
И здесь подразумеваю не воинское мастерство в нем мы сильны сегодня, а завтра будем еще сильнее. Жизнь ставит перед нами иную, более глубокую проблему мы и немцы. Не те немцы, что носят шинели, а их отцы и матери, дети и внуки
Думаю, ясно, что первыми ответ на эту проблему исторического значения должны дать коммунисты. Ответим правильно, значит, нам легче будет бить немца в шинели. Ошибемся вдвойне, втройне укрепим силы немца в шинели, вынудим его сражаться до последнего вздоха а немец солдат злой, это вы не хуже меня знаете.
Никишов помолчал.
Мы с вами вершим сегодня историю А ее суть сегодня такова, что мы, советские люда, защищаем будущее немецкого народа, а те, кто дерется против нас, губят это будущее.
Мы пришли из страны, где человек человеку друг. И самый верный, самый надежный друг коммунист А что такое коммунист? Каждый в душе по-своему отвечает на этот вопрос Все мы, конечно, помним формулировку в Уставе партии большевиков, но не об этом сейчас говорю. Вот, извините уж, скажу о себе В сорок третьем году разжаловали полковника Никишова до рядового
Пошуршали солдаты соломой, и все стихло.
Вот Николай Николаевич Борзов сидит. Мы с ним под Ладогой как в раю жили, помнишь, Николаич?..
Так точно, товарищ командующий, тихо сказал Борзов.
Ну что ж. Лежу на нарах в блиндаже Думаю Народ, партия воюют, а я, коммунист Никишов, на обочине? Отсыпаюсь на нарах? Виноват или не виноват ты, коммунист Никишов? Решил нет, не виноват. Буду выполнять свой долг, как умею, как учила партия, как учил отец, большевик, знавший Владимира Ильича. Ну, а полковничьи погоны что ж, полковников в армии и без меня хватит Главное я сберег чистую совесть. Без чистой совести жить не хочу.
Вот и отвечаю на вопрос, о котором говорил: коммунист это человек, который может жить только тогда, когда у него чистая совесть и слова «Родина», «Россия», «партия» он имеет право говорить полным голосом
Нет сейчас звания почетнее, чем коммунист русский, советский коммунист. Мы вот сидим в немецком сарайчике, а ведь от нас зависит вся будущая история человечества, товарищи Сотни поколений будут жить после нас на земле, а наше поколение главным поколением так и останется навечно. Убьем фашизм будет человечество жить, не убьем погибнет.
И может ли сегодня, завтра русский солдат, советский воин, видеть врага в немецкой старухе, в немецком мальчишке?.. Может ли коммунист поднять руку на беззащитного, поверженного наземь человека, хотя в нем и немецкая кровь?.. Кто посмеет совершить это, кто забудет о великой чести России, страны Ленина, тот наш злейший враг, того будем уничтожать беспощадно! Мы помним кровь и муки Отечества, но крови детей и стариков Германии нам
Никишов помолчал Потом повернулся к Евсееву, сказал негромко:
Худо мне извини Ваня сердце, черт
Евсеев вскочил.
Сергей Васильич!..
Непонимающе смотрел Марков на командарма
Кто-то вскрикнул, и спины вскочивших солдат закрыли командарма
Марков протолкался к столу.
Высокая женщина в зеленой шинели (не приметил ее раньше Марков) расстегивала верхние пуговицы кителя командарма сидел он на стуле, чуть сгорбившись, виновато улыбался взмокшим лицом
Сергей Васильевич! Вызывать машину? Сергей Васильевич! торопливо проговорил Марков и глянул на женщину.
Теперь он увидел на ее шинели узкие погоны старшего лейтенанта медицинской службы.
Пустое, Марков. Командарм глянул на старшину Евсеева. Сорвал тебе дело, Иван Давно такого безобразия со мной не было Ладога привет прислала
Полегчало, Сергей Васильевич? сказал Евсеев. Может, в санбат?
Товарищ командующий, надо постельный режим, сказала женщина. Сердце переутомлено.
В Берлине на неделю завалюсь отсыпаться Ничего, доктор, обойдется. Мне уже Все нормально. Спасибо вам. Дайте водицы, ребята, и кончим
Товарищи, у кого фляжка с собой? крикнул Евсеев.
Товарищ командующий, это может кончиться нехорошо, сказала женщина.
Пустое, сказал Никишов, взял из рук какого-то сержанта фляжку с отвернутым колпачком, глотнул и закашлялся.
А закуски у хозяина нет?..
Все засмеялись. Марков вздохнул.
Садитесь, товарищи! крикнул Евсеев. Садитесь, продолжим работу собрания!
Марков пристроился на соломе в первом ряду. Садились солдаты, затихал говор
24
В глубоком, с крашеным желтым полом блиндаже (видимо, занимал его сутки назад немецкий офицер в чинах), куда вошли Никишов и гвардии полковник Волынский, было сумеречно в нескольких шагах от узкого оконца темнели стволы сосен
Здравия желаю, товарищ командующий! вытянул сухое долговязое тело пожилой ординарец Волынского.
Здравствуйте, Еленкин, сказал Никишов, снимая папаху и стряхивая с нее капельки талого снега.
Иди, Григорьич, позову, если понадобишься, сказал гвардии полковник, расстегивая полушубок.
Солдат подхватил с пола медный чайник и вышел из блиндажа.
Гвардии полковник встретил Никишова десять минут назад (позвонил о командарме командир второй роты Горбатов, где шло партийное собрание) и почему-то чувствовал себя неуверенно: никогда еще с ним не бывало, что не мог угадать настроения Никишова, и сейчас ничего нельзя было понять по такому знакомому лицу Сергея Васильевича Пожалуй, оно бледнее, чем обычно Горбатов сказал по телефону, что сердце у командарма приболело, отпустили его с собрания.
Венер мне звонил, что Береги себя, Сергей Васильевич, сказал гвардии полковник.
Берегу, берегу, не волнуйся. Садись, ругать буду. Никишов отодвинул железный стул от стола под суконной синей скатертью.
Слушаюсь, товарищ командующий. Волынский сел, снял папаху, небрежно бросил на стол. Разрешите курить, товарищ командующий?
Никишов побарабанил пальцами по сукну скатерти.
Не рисуйся службистом, не идет тебе Товарищем командующим и без твоего величания останусь А вот ты благодари судьбу, что у Рокоссовского служишь.
И у Никишова, если уж рассуждать по такой логике, усмехнулся Волынский.
И у меня. Не отрицаю. Растолкуй мне замысел операции под Егерсдорфом, сказал Никишов, и у Волынского дрогнула левая щека со шрамом.
Усмехнувшись, Волынский стал расстегивать полушубок под полой свисал на тонком ремешке пухлый планшет коричневой, залоснившейся кожи, еще по Ладоге был знаком планшет Никишову
Карты не надо, местность помню, сказал Никишов. Два часа ходил по полю, где ты славы дивизии не прибавил
О славе думаешь?
За доброй славой малая кровь, за дурной сотни похоронок почтальоны по Руси понесут.
Ну, что же Замысел нехитрый. Боюсь, в учебники тактики как образцовый не гож На правом фланге шел полк Афанасьева. Батальон резерва ему придал. Обошли опорный пункт немцев в роще «Треугольник», здесь помогли поляки, двенадцать танков атаковали вместе с Афанасьевым Затем, когда взяли вторую траншею, я приказал
Прости, Евгений, но врешь ты сейчас, друг мой.
Волынский медленно встал, запахнул полушубок, пальцы его нащупывали крючки
Сядь, полковник. Теперь будь любезен, выслушай меня Никакой ясной мысли в эту операцию ты не вложил. Понадеялся, что немец уже бит твоей дивизией, отходит, хорошо был до этого Егерсдорфа бит немец, не отрицаю Сам видел на поле сотен пять мертвых немцев, когда выезжал глянуть на место твоего конфуза. Но затем нахрап, дурацкий нахрап в стиле бездарных комдивов образца зимы сорок второго года Не тех, что под Сталинградом немцу кровь пустили Бестолковщина. В бою не было стержневой идеи. А немец-то драпать отнюдь не торопился Ты способный, грамотный командир. Экий конфуз на всю армию Вслух-то не говорят твои коллеги, комдивы, но Потери из ряда вон. Треть офицеров выбита из строя в полку Муравьева, Ты не блеснул в этом бою, а уж твой хваленый Муравьев Получил орден Александра Невского и думает, что награда гарантирует ему легкие победы. Ты хоть понял, что Муравьев подвел тебя?.. Ты на него понадеялся, а он и блеснул, сукин сын. У Афанасьева ордена Невского нет, зато голова есть толковая, чувство командирской ответственности, а ты его недооцениваешь, помнишь развеселого парня, ротного командира на Ладоге, а вот подполковника Афанасьева, отличного командира полка, друг мой, не заметил.
Сергей Васильевич, это совершенно не так
Помолчи. Я распорядился вернется твой хваленый Муравьев из госпиталя, кадровики отправят его в резерв, да, да, пусть сидит в резерве, пока не поумнеет! За такие ратные подвиги Это тебе только говорю, Евгений Николаевич Добряком хочешь прослыть? Жалко Муравьева? Почему не представил мне обстоятельного рапорта на этого сукина сына? Почему? Побоялся, что командарм подумает Волынский свой грех на чужие плечи норовит переложить, а?.. Ну спасибо, если так думал А я надеялся кто-кто, а Евгений Волынский меня еще не зачислил в круглые идиоты.
Сергей Васильевич!
Нехорошо, Евгений. Нам с тобой тысячи мужиков жизни свои доверили, а ты копеечными соображеньицами руководствуешься Учти только тебе говорю. В штабе армии, не скрою, так никто пока не думает. Старик Корзенев тот считает, что под Егерсдорфом ничего особого не произошло. А я говорю произошло, потому что знаю полковник Волынский воинским талантом не обделен, голова у него ясная, воля есть, характер есть А то, что с полковником Волынским происходит, результат поганенькой болезни шапкозакидательства. В Восточной Пруссии прошлой осенью кое-какие горячие головы думали, что добегут с песнями до Балтики, а немец и сегодня дерется остервенело за каждый сарай, за каждую мызу, Кенигсберг выкидывать белый флаг не спешит А сорок второй год не забыл? Кое-кто из наших генералов разве не думал, что уже в этом году немца можно разбить, что под Москвой немец уже начал свое отступление до самого Берлина?.. А что было потом? Немец ударил на юге на весь мир транслировал радиопередачи водичкой из Волги булькал перед микрофоном, сволочь Нет, Евгений, на легкие победы рассчитывать не годится. Перед нами Данциг, орешек ничуть не слабее Кенигсберга, ничуть А взять его должны с ходу, одним ударом Рокоссовский знает, что говорит, когда ставит перед фронтом такую задачу. Застрянем под Данцигом, значит, целый фронт не успеет на Одер, а один Жуков там будет возиться не неделю и не две Опыт войны учит только отлично организованные стратегические удары, взаимодействие фронтов верный путь к успеху Ну, хорошо, Евгений. Все эти вещи ты и сам понимаешь, а вот действовала твоя дивизия не блестяще, нет Мне твоих покаянных словес не надо, Евгений. Думаю понял меня, оправдываться не собираешься Так?
Волынский усмехнулся. Рубец на щеке стал багровым.
Оправдываться, Сергей Васильевич, не трудно
Точнее?
Не хочу оправдываться. Нет нужды.
Вот как?
Сергей Васильевич не уважал бы тебя, не сказал бы.
Ну, об уважении и прочем, думаю, не стоит поминать.
Я как раз о «прочем» хочу сказать Армия знает не будь Никишов командармом, не получил бы дивизии и Волынский.
Экая блажь
Сергей Васильевич! Как ты был как бы это сказать идеалистом, так и
Так и помру им. Дальше?
Волынский потер раненую щеку ладонью.
Скажи откровенно, Сергей Васильевич, почему ты сделал карьеру? Извини, но это слово точное
Трофейная зажигалка Никишова никак не загоралась. Потом вспыхнул огонек. Никишов прикурил, поставил зажигалку перед собой, покручивал на сукне.